Содержание
Александр Мень
22 января 1935, Москва, РСФСР, СССР — 9 сентября 1990, Семхоз, Московская область, РСФСР, СССР.
Протоиерей Русской православной церкви, богослов, библеист, проповедник, публицист, автор книг по богословию, истории христианства и других религий, основам христианского вероучения, православному богослужению.
Отец его работал инженером-технологом на ткацкой фабрике. Мать была техником-конструктором по строительству, позже — надомницей (занималась вышивкой). Именно мать оказала решающее влияние на духовное становление сына. Вместе с ней отец Александр в годы своего детства был прихожанином архимандрита Серафима Батюкова, священника катакомбной Православной церкви в Загорске (ныне — Сергиев Посад).
В детстве отец Александр увлекался биологией, историей древнего мира, ещё в школе читал Отцов Церкви и познакомился с философией Владимира Соловьёва. Тогда же у него возник замысел написать ряд книг по истории мировых религий. В 15 лет им был написан первый вариант его главной книги «Сын Человеческий» — о жизни Христа.
В 1953 году, после окончания средней школы, Александр Мень поступил в Московский пушно-меховой институт. В 1955 году институт расформировали и студентов перевели в Иркутский сельскохозяйственный институт.
Любовь к биологии отец Александр сохранил на всю жизнь. «Бог дал нам две книги — Библию и Природу» — говорил он. Учась в институте, отец Александр одновременно готовился стать священником, к чему стремился с детства.
В 1958 году во время государственных экзаменов отца Александра исключили из института за его веру. В том же году он был рукоположен в дьяконы и направлен на приход в Акулово. Тогда же поступил в Ленинградскую духовную семинарию, которую окончил в 1960 году.
После окончания духовной семинарии он был рукоположен в сан священника в Донском монастыре епископом Стефаном (Никитиным). Служил в Алабине, затем в Тарасовке Московской области.
В 1965 году Александр Мень заочно окончил Московскую духовную академию.
В 1969 году защитил в Московской духовной академии диссертацию «Элементы монотеизма в дохристианской религии и философии».
В 1970-1989 годах служил вторым священником в храме Сретения Господня в селе Новая Деревня близ Пушкино Московской области, с 1989 года — настоятель этого храма.
Вместе с женой и детьми жил в посёлке Семхоз Московской области.
С начала 1970-х годов Александр Мень — один из самых известных религиозных деятелей России, чрезвычайно популярный в среде российской интеллигенции. Он неоднократно подвергался преследованиям со стороны КГБ за свою религиозно-просветительскую и писательскую деятельность. Враждебно относились к нему и ультраортодоксальные круги Русской Православной Церкви из-за его терпимости по отношению к других христианским конфессиям.
С наступлением перестройки у отца Александра появилась возможность открытой проповеди перед многочисленной аудиторией. С 1988 года он начал публичные выступления в учреждениях, клубах, учебных заведениях, активно сотрудничал со средствами массовой информации.
Александр Мень — автор многочисленных книг и статей в российских и зарубежных церковно-научных журналах. С 1959 года статьи отца Александра начали появляться в «Журнале Московской Патриархии».
В 1960-е годы написал, в соответствии со своим давним замыслом, книги «Истоки религии», «Магизм и единобожие» (о языческих культах Древнего Востока и библейской религии), «У врат молчания» (об индуизме и буддизме), «Вестники Царства Божия» (о библейских пророках), «Дионис, Логос, Судьба» (о религиях и культуре Древней Греции), «На пороге Нового Завета». Вместе с книгой «Сын человеческий» они составили семитомную «Историю религии» — главный труд жизни отца Александра. Опубликованы они были брюссельским издательством «Жизнь с Богом», где отец Александр печатался под псевдонимом А. Павлов, Андрей Боголюбов, Эммануил Светлов. Кроме этого, отец Александр написал книги «Небо на земле» (впоследствии «Таинство, Слово и Образ») — о богослужении Православной Церкви, книги для детей «Откуда явилось всё это» и «Свет миру», составившие детский сборник «Свет и жизнь», книгу «Первые апостолы» — о Петре и Павле, «Толкование на Апокалипсис» и другие. Фундаментальным трудом отца Александра стал семитомный «Словарь по библиологии».
Главной целью отца Александра было рассказать о Евангелии, христианстве и церкви на понятном и близком человеку XX века языке. Он провёл огромное количество бесед и лекций. Среди них такие циклы, как «Русская философия XIX-XX веков», «Мировые религии и культуры», «Библия и русская литература», «Символ веры» и другие. Впоследствии они были опубликованы. Тогда же отец Александр основал Общедоступный Православный Университет, носящий сегодня его имя.
Первой книгой А.В. Меня, изданной в СССР стала «Таинство, слово и образ» (Ленинград, издательство «Ферро-Логос», 1991 год). Книга была задумана ещё в 1989 году, и должна была выйти в 1990 году, но из-за различных проблем вышла уже после трагической гибели А.В. Меня, в феврале 1991 года.
Ранним осенним утром 1990 года Александр Мень был убит в подмосковном посёлке, когда шёл на Воскресную литургию. Священника подстерегли на лесной тропинке к железнодорожной станции «Семхоз». Предположительно произошло следующее: к нему подбежал какой-то человек и протянул записку. Мень вынул из кармана очки и начал читать. В это время из кустов выскочил убийца и нанёс ему удар топором по голове. Священник дошёл до своего дома, рядом с которым умер от потери крови.
В те дни многие отмечали — похороны отца Александра совпали с днём, когда Православная церковь вспоминает день Усекновения главы Иоанна Предтечи. К тому же, многие мистически настроенные люди указывали на дату убийства — 9.9.90, находя в трёх девятках три перевёрнутые шестёрки — число апокалиптического зверя. Многие уверены — было совершено ритуальное убийство! Обстоятельства, мотив и виновник этого преступления остались невыясненными.
Отец Александр Мень похоронен у алтаря храма Сретения Господня в Новой Деревне.
Кто убил Александра Меня? К 25-летию гибели выдающегося проповедника
2015.09.09
«Произошло соединение русского фашизма с русским клерикализмом»
25 лет назад, ранним утром 9 сентября 1990 года, по дороге на литургию в маленькую деревенскую церковь был убит отец Александр Мень – на тот исторический момент наиболее влиятельный в России христианский проповедник, которого называли духовным лидером нации. Кто-то окликнул его, подал записку, Мень наклонился, чтобы прочесть, достал очки – тут последовал удар топором по затылку. Священник умер не сразу, повернул к дому. Знакомая, попавшаяся навстречу, испугалась: «Кто вас, отец Александр?» – «Да нет, никто, я сам». Истекая кровью, умирающий добрел до своей калитки… Теперь на месте убийства – памятный знак, а убийцу так и не нашли.
Сергиев Посад. Место убийства Александра Меня
Его предупреждали: уезжайте. Но, любящий и мужественный, он не мог оставить паству. Родившийся в еврейской семье, тайно крещенный в младенчестве, в 1935 году, когда одни православные уже тлели в братских могилах, а другим вскоре предстояло лечь в них, изгнанный за веру из института, получивший духовное образование в пору хрущевского «воинствующего атеизма», потом находившийся под постоянной слежкой КГБ, под гнетом доносов доброхотов-стукачей и «чекистов в рясах», подвергавшийся обыскам и допросам, едва избежавший тюрьмы, Александр Мень через всю свою жизнь пронес свет человеколюбия, радость преображения и укрепления личности добром, свободой, творчеством. Восхищался и поддерживал опальных священников Глеба Якунина и Николая Эшлимана, разоблачавших государственные репрессии против верующих (и изгнанных из Церкви патриархом Алексием I); крестил десятки тысяч страждущих; исцелял молитвой, укреплял тяжелобольных детей и их родителей; без устали писал статьи и книги, наконец, во время перестройки, благодаря СМИ, получил выход на миллионную аудиторию; взялся за основание Библейского общества, Православного университета, за неделю до гибели открыл в своем подмосковном приходе воскресную школу для местной детворы…
Так говорил Мень
«Христианство – богочеловеческая религия. Значит, активность человека здесь должна быть полной. Если мы будем думать, что по щучьему велению, каким-то гипнотическим способом происходит всеобщее изменение – как, помните, у Уэллса было в дни кометы: вот прошла комета, какой-то газ подействовал на людей, и все стали добренькими и хорошими. Чего стоит это добро? Нет, от нас ждут постоянных и активных усилий. И если человек не входит в этот мир Христов, если он не черпает силу в благодати, он может тысячу раз числиться христианином, православным, католиком, баптистом – и оставаться им только формально. Таких номинальных христиан у нас полно».
«Евангелие дает нам… модель соучастия человека в творческом процессе. Оно говорит о подлинной ответственности человека, подлинной активности человека. Мы творцы, соучастники, соответчики. Если мы полностью поймем всю важность христианской ответственности, мы увидим, что некоторые из нас искали в Церкви совсем иного».
«Где личность подавляется, где она становится уничижённой, как бы ненужной, и на неё смотрят с презрением, – это, конечно, полюс антихристианский»
«В замечательной книге Жоржа Бернаноса «Записки сельского священника»… один из героев, французский кюре, рассказывает про свою алтарницу, которая страдала манией чистоты. Она надраивала церковь каждый раз до блеска. Приходили мужики, все пачкали; когда они уходили, она опять драила. Она, бедная, умерла, потому что все время мыла пол и заразилась от этой сырости. Она хотела однажды, раз и навсегда, навести чистоту. Ей казалось, что можно это сделать. Кюре привел этот пример в связи с беседой на тему о том, можно ли однажды победить и однажды лечь на лаврах и больше не шевелиться. Нет, постоянная уборка, постоянная работа, постоянное движение. Как биение сердца, как круговращение планет».
«Я очень ценю слова Маркса об опиуме («религия есть опиум для народа» — ред.), они всегда являются напоминанием христианам, которые хотят превратить свою веру в теплую лежанку, в убежище, в тихую пристань. Соблазн понятный, распространенный, но тем не менее это только соблазн. Ничего похожего на лежанку или на тихую пристань Евангелие не содержит… Истинное христианство – это, если хотите, экспедиция. Экспедиция необычайно трудная и опасная. Именно поэтому так часто происходит подмена, и многие люди остаются у подножия горы, на которую надо взойти; сидят в теплых шалашах, читают путеводители и воображают, что они уже на вершине этой горы. Некоторые путеводители очень красочно описывают и восхождение, и саму вершину. Так получается иногда и у нас, когда мы читаем писания мистиков или что-нибудь подобное у греческих подвижников и, повторяя их слова, воображаем, что все в общем-то уже достигнуто. В словах Христа и в Его призывах не было ничего манящего. Он говорил: «Трудно богатому войти в Царство Божие, скорее верблюд войдет в игольное ушко». А богаты были все, каждый из нас волочит на себе какие-то мешки. И пролезть не может в это отверстие. «Тесны врата, и узок путь», – говорит Он, то есть это, оказывается, трудно».
«Для некоторых новообращенных христиан Церковь есть явление дорогого и красивого прошлого. Некоторым даже хочется, чтобы это прошлое – византийское, древнерусское, первохристианское – любое, чтобы оно вернулось. Между тем христианство есть стрела, нацеленная в будущее, а в прошлом были лишь его первые шаги. Однажды я просматривал одну «Всемирную историю». Книга о средних веках – это «эра веры». Дальше шли тома: эра разума, эра революции и т. д. Получается, что христианство – какой-то средневековый феномен, бывший некогда, а сейчас исчезающий и обреченный. Нет и тысячу раз нет. Что общего у христианства с тем, что мы видим в средневековье? Узость, нетерпимость, гонение инакомыслящих, статическое восприятие мира, вполне языческое: то есть мир существует как иерархия – наверху Творец, потом ангелы, ниже папа или король, потом феодалы, потом крестьяне и т. д., затем животный мир, растительный, как в готическом соборе. И все это стоит, а потом Бог явится и – конец. Будет Страшный Суд, чтобы разобрать все это здание. Такая статическая точка зрения противоречит Библии. Библейское откровение изначально предлагает нам нестационарную модель мировой истории. Мировая история – это динамика, движение, и весь космос – движение, и все – движение. Царство Божие, по понятиям Ветхого и Нового Завета, – это грядущее торжество света и замыслов Божиих среди тьмы и несовершенства мира. Вот что такое Царство Божие».
«Узость, нетерпимость, гонение инакомыслящих, статическое восприятие мира. Такая точка зрения противоречит Библии»
«На протяжении последних десятилетий основную массу людей, которые формировали общецерковное сознание, составляли консерваторы, пожилые люди, люди, которые вовсе не стремились . Не стремились к тому, чего очень многие ищут сейчас – нового языка. Отцы Церкви всегда были «модернистами». Апостол Павел был радикальнейшим модернистом-преобразователем. Почти каждый великий святой христианства был духовным революционером, совершившим определенный переворот… Даже марксистские историки говорили о «революционном яде Евангелия». постоянно давал себя знать в виде различных оппозиционных движений».
«Сталинизм вырастил поколение конформистов, панически боящихся иметь собственное мнение. Он играл на полубиологическом инстинкте «подчинения вождю», на психологии холопа, жаждущего Хозяина, твердой руки. Эта психология далеко не изжита и подчас приобретает агрессивные черты. Ей мы обязаны портретами Сталина, которые то тут, то там появляются на ветровом стекле… Процесс «выдавливания в себе раба» происходит медленно. Он длится уже треть столетия. Мы давно уже привыкли к книгам и фильмам, где одиночки, своего рода донкихоты, часто из числа молодежи, ведут тщетную и неравную борьбу со склеротичным и костным аппаратом. Их судьба вдохновляет немногих. Читатели и зрители находят здесь подтверждение тому, что они часто видят в жизни. Создается психология типа «моя хата с краю», «зачем мне это нужно?». Молодежь глубоко разочарована в эффективности честной гражданской позиции, в целесообразности борьбы за справедливость. Отсюда — ее равнодушие к общественным вопросам, довольно распространенная тенденция укрыться от них. Снижение подлинно гражданской активности (я, конечно, имею в виду не цепкий карьеризм) — вторая причина преступности. Социальная энергия юноши или девушки, не имея здорового применения, нередко направляется по каналам, ведущим к правонарушениям.
Создаются замкнутые паразитические «псевдообщества» со своими законами, которые больше влияют на сознание причастных к ним людей, чем общечеловеческие и гражданские принципы. Мелкая мафиозность, зарождающаяся иногда уже в школе, нередко подменяет радикализм, свойственный молодежи. Наши хиппи и им подобные группировки обязаны своим возникновением не пресыщенностью благами цивилизации, а недоверием к общественной жизни. Следовательно, начинать надо не с молодежи, а со старшего поколения. Именно оно должно возродить в себе чувства гражданской ответственности, и только тогда будет вправе спрашивать с молодых».
«Сталинизм вырастил поколение конформистов, панически боящихся иметь собственное мнение»
«Иногда люди церковные, верующие нападают на разум. Это происходит от недоразумения. Разум – это величайший дар Божий. Все грехи и все преступления человеческого рода совершались тогда, когда разум спал, когда разум был подавлен. У Гойи есть офорт «Сон разума порождает чудовищ», и это совершенно справедливо. Возьмите любую ужасную ситуацию из истории мира или из собственной биографии. Когда с нами произошла какая-то гадкая, постыдная вещь, когда в обществе произошло что-то мерзкое, – можно ли сказать, что в это время торжествовал разум? Ни в коем случае! Торжествует безумие, торжествует иррациональное, слепое, злое».
«Я уверен, что рост преступности проистекает не от слабости правоохранительных органов, хотя и к ним предъявляют немало обоснованных претензий. Даже если увеличить вдвое состав работников Министерства внутренних дел, даже если усовершенствовать методы следствия, судопроизводства, ужесточить законы, коренная причина преступности не будет устранена. Не уничтожит ее и повышение жизненного уровня (все знают, что часто правонарушители — дети обеспеченных семей). Для человека недостаточно «чтить уголовный кодекс». Если в нем самом не будет жить и развиваться дух человечности, он рано или поздно станет «потребителем», циником, обывателем, мизантропом, сделает своим символом веры шкурнические интересы. А от этого до преступления — один шаг. Если нравственные основы жизни — иллюзия, условность, то страх перед наказанием едва ли сможет стать надежной плотиной от воли человеческого зла. Вот почему для отца Брауна, героя детективных рассказов Г.К.Честертона, было важно не просто разоблачить преступника, поймать его, сколько — пробудить в нем совесть. Отец Браун хорошо помнил слова Христа о радости на небесах из-за каждого обратившегося грешника».
«Настоящая цель – Божественная цель движения человека вперёд – есть развитие личности и условия, которые позволяют ей развиваться. Всё, что этому содействует, является делом Христовым, ибо Христос освятил человеческую личность, воплотившись именно в человеческой личности, а не в каком-то абстрактном символе. Это сразу ставит перед нами главную жизненную проблему. Что важнее всего? Важнее всего укреплять, развивать и утверждать личностное начало».
«Старшее поколение должно возродить в себе чувства гражданской ответственности и только тогда будет вправе спрашивать с молодых»
«У человека есть несколько состояний бытия. Есть состояние, близкое к такому, когда личностное начало сведено к минимуму. Это то, что на современном языке стали называть «массами». У испанского философа Ортеги-и-Гасета в 20-х годах вышла книга, которая называлась «Восстание масс». В наш век, как он показывает, массы стали играть большую роль. Но Ортега ошибался: этими массами очень легко манипулировать. Они играют роль, потому что им дали возможность выйти на улицу, но их можно было очень ловко направлять, заставлять кричать «Зиг хайль!» или что-нибудь в этом роде – и они это делали с большим энтузиазмом. Когда человек становится «массой», это его состояние является низшим. Есть другое состояние: когда человек является анонимным сотрудником дела Божия – дела Божия в очень широком смысле слова. Скажем, Махатма Ганди не был христианином, но исполнял дело Христово на земле, когда проповедовал ненасилие, когда пытался внедрить в политическую жизнь гуманные принципы, когда, придя к власти в государстве, продолжал вести привычную ему аскетическую жизнь. Есть люди, которые являются невольными пособниками отрицательных начал. Об этом много пишется в литературе и в фильмах: скажем, во времена нацизма были люди, которые не являлись нацистами по убеждениям, но своим безразличием невольно включались в этот круг. И, наконец, есть два полюса, которым могут принадлежать деятельные люди, – полюс добра или полюс зла. Полюс Христов – там, где личность уважается, чтится и где для неё делается многое и важное… Там, где личность подавляется, где она становится уничижённой, как бы ненужной, и на неё смотрят с презрением, – это, конечно, полюс антихристианский. Если мы хотим включиться в замысел Божий, мы должны развивать собственную личность и содействовать, как можем, окружающему миру… Настоящая личность человека – это самоуправляющийся организм, са-мо-управляющийся. К этому надо прилагать , и тогда Господь помогает человеку стать таковым. Это, конечно, трудно, но очень важно для всех. Понимаете, вы вступаете тогда в состояние настоящего. Не какого-то сумрачного, сумеречного существа, которое не отдаёт отчёта в своих поступках, которое иногда живёт полубессознательно».
«Добро – это то, что прекрасно, то, что созидает, то, что движет вперед, то, что наполняет. Это и есть жизнь. Понимаете? А зло – это есть смерть, то, что тормозит развитие, то, что извращает, уводит в сторону, то, что дегуманизирует человека, то, что делает его уже не человеком. Зло – это грех, это есть гротеск».
Голос живого христианства
Активная гражданская позиция, ответственность, борьба за справедливость, подвижничество и бескорыстие, уважение к личности и милосердие как антитеза тоталитаризму в любом его проявлении… И сегодня, в относительно «вегетарианское» время, отца Александра Меня наверняка записали бы в «отщепенцы», «агенты», «двурушники» – недостатка в ярлыках нету. Что говорить о конце 1990-х, когда карательная советская система была еще в «полной боевой готовности».
По версии, изложенной в книге Владимира Илюшенко «Отец Александр Мень. Жизнь, смерть, бессмертие», исполнителями убийства священника были профессиональные киллеры, организаторами – спецслужбы, а вдохновителями, заказчиками – державно-националистическое, консервативное крыло Церкви, включая некоторых иерархов и идеологов «православного антисемитизма», «те, кто принадлежал к высшей церковной иерархии, однако создавал атмосферу нетерпимости ко всему, что отклонялось от средневековой модели православия, те, кто стоял на позициях агрессивного национализма».
«Развитие личности и условия, которые позволяют ей развиваться, всё, что этому содействует, является делом Христовым»
Илюшенко рассказывает, как «на похоронах о. Александра высокий человек в монашеской скуфье, с мутными глазами цвета бутылочного стекла, заявил с паперти церкви, что священника убили «свои». «Свои» – значит, евреи, сионисты. Получалось, что еврей Александр Мень – еще один “умученный от жидов”». Прокуратура, по словам Илюшенко, повернула «сионистскую» версию по-своему: дескать, «скрытый иудей» Мень разрушал РПЦ и саму «Русскую Державу», за то и поплатился. «Эти люди, по сути, враждебны христианству, пронизанному духом истины, любви и свободы. Для них православие – русский этнографический заповедник, охраняемый государством, и, более того, религия ненависти к общему врагу – иноверцу, инородцу, инакомыслящему. Люди бездарные, они полны были лютой ненависти и зависти к о. Александру, одаренному свыше сверх всякой меры», — рассуждает Владимир Илюшенко. Показательно, что по смерти Меня его самовольно объявляли еретиком, запрещали его книги к распространению в церквях и монастырях, даже сжигали – таково, к примеру, было распоряжение одиозного Никона, в 1990-е – епископа Екатеринбургского и Верхотурского.
В конце концов, так и не задержав убийцу, следователи «успокоились» на «бытовухе», этот вывод потом подтвердил, в частности, Сергей Степашин. Хотя в действительности все могло быть гораздо таинственнее, дремучее. По воспоминаниям генерала Александра Лебедя, в те сентябрьские дни 1990 года готовился и едва не был осуществлен государственный (по формулировке Илюшенко, военно-фашистский, черносотенный) переворот: вооруженные дивизии ВДВ уже стояли под Москвой. По каким-то причинам переворот отложили (на август 1991-го), министр обороны Дмитрий Язов заверил общественность, что десантники прибыли, чтобы помочь местному населению в уборке картофеля. Единственный жертвой дрогнувших тогда путчистов стал Александр Мень. «Он был главной духовной преградой на пути этих замыслов, поэтому устранить его надо было в первую очередь», – считает Илюшенко.
Могила Александра Меня, Новая Деревня
«Он, как никто, осознавал глубокое извращение человеческой природы, вытекающее из попрания духовного начала. На социальном уровне это проявилось, в частности, в рабском подчинении Церкви государству. Это извращение, культивировавшееся в России на протяжении нескольких веков, в конце концов привело к тяжелому кризису христианства и явилось, быть может, главной причиной победы тоталитаризма в нашей стране, который, в свою очередь, продолжил и довел до опасной черты процесс дехристианизации России, — пишет Владимир Илюшенко. – Для Русской Православной Церкви в целом характерна закрытая модель христианства, основанная на традиционалистских ценностях, ксенофобии и шовинизме. Агрессивный национализм в православном обличье представляет собой новое язычество, антихристианское по своей сути. Для охранительно-консервативной разновидности православия чрезвычайно характерно то, что можно назвать духовным и культурным нарциссизмом, – самоупоение, самообожение, идеализация себя и своего прошлого. Эти клерикальные круги, как говорил о. Александр, «в восторге от себя». И он же за два дня до смерти в интервью испанской журналистке указал на новую реальность нашего времени: «Произошло соединение русского фашизма с русским клерикализмом и ностальгией церковной». Он говорил, что это очень опасная тенденция, потому что люди приходят в Церковь за проповедью добра, а встречаются с изоляционизмом, антисемитизмом и т. д. Он с горечью констатировал: «…общество ожидало найти в нас какую-то поддержку, а поддержка получается для фашистов». И действительно, многие священники стоят на крайне шовинистических позициях, а иные даже становятся идеологами нацизма. В свою очередь, экстремистские силы надеются получить от Церкви некую сакральную санкцию на проведение погромной, ксенофобской политики. Те и другие стремятся превратить православие в этническую религию, в элемент «национально-религиозной идеологии». Те и другие превращают христианство из религии любви в идеологию ненависти».
Тем ценнее сегодня «голос живого христианства», говорящего с нами деяниями и наследием Александра Меня.
Цитаты – из бесед Александра Меня «Почему нам трудно поверить в Бога?», «О добре и зле», «Молодежь и идеалы», «Человек – это личность», а также по книге Владимира Илюшенко «Отец Александр Мень. Жизнь, смерть, бессмертие», издательство «Эксмо», 2013 г.
Хочешь, чтобы в стране были независимые СМИ? Поддержи Znak.com
Поделись
ed_glezin
29 лет назад — 9 сентября 1990 года — был убит Александр Владимирович Мень — протоиерей Русской православной церкви, богослов, проповедник, автор книг по богословию, истории христианства и других религий, по основам христианского вероучения, православному богослужению.
Начиная с 1991 года 9 сентября множество людей посещает ежегодную панихиду в маленьком подмосковном селе Новая Деревня, после которой все едут за 30 километров в еще одно маленькое село – Семхоз, где недалеко от железнодорожной станции стоит небольшая часовня. Это – место, где 9 сентября 1990 года трагически погиб самый известный религиозный деятель и просветитель советской эпохи – Александр Владимирович Мень. Многие из этих людей не встречались с ним лично, многие ничего не знали о нем и его деятельности при жизни священника, но считают себя его духовными детьми, продолжают чтить память этого выдающегося человека.
С началом освободительной Перестройки Горбачевп Александр Мень стал первым священником, чьи статьи и интервью публиковались в советской прессе, кто начал выступать с лекциями сначала в вузах, потом в клубах, кого приглашали в школы, на радио и телевидение.
В конце 1987 года было объявлено о возвращении двух монастырей, а в 1988 году, в год тысячелетия Крещения Руси, политика по отношению к религии изменилась и верующие смогли выйти из подполья. В этом же году отец Александр выступил с первой официальной публичной лекцией в Доме культуры Московского института стали и сплавов. С этого момента он стал доступен широкой публике, священник за два года прочитал около 200 лекций, провел ряд бесед со школьниками, участвовал в диспутах с атеистами. С начала 1990 года деятельность отца Александра была особенно активной. Он принимал участие вместе с другими христианами в создании Российского Библейского общества; основал Православный университет с вечерней формой обучения; создал образовательное общество «Культурное возрождение». Отец Александр провел на радио серию религиозных передач для детей, принял участие в нескольких телевизионных передачах. Он с большим энтузиазмом воспринял новые возможности, возникшие благодаря изменению отношения к религии: «…теперь, подобно сеятелю из притчи, я получил уникальную возможность разбрасывать семена. Да, большая часть их упадет на каменистую почву, всходов не будет… Но если после моего выступления пробудится хоть несколько человек, пусть даже один, разве это мало?» К сожалению, судьба распорядилась так, что использовать все эти возможности и разбросать все семена отец Александр не успел.
Было воскресенье, 9 сентября 1990 года. Священник встал, как всегда, рано и отправился в деревенскую церковь совершать литургию. До церкви от его дома в Семхозе было около 30 километров, добираться надо было на электричке. Спустя некоторое время Наталья Федоровна, его жена, услышала стоны со стороны улицы. Выскочив за калитку, она увидела мужа, истекающего кровью, и сразу же вызвала «скорую» и милицию. Врачи приехали моментально, но было уже поздно… Удар топором в затылок рассек артерию, питавшую кровью мозг. Удивительно, как священник сумел добраться до дома – смертельное ранение он получил на середине пути до станции.
Похороны отца Александра, состоявшиеся в день Усекновения главы Иоанна Предтечи, собрали 3 тысячи человек.
Обстоятельства, мотив и виновник этого преступления так до сих пор и остались невыясненными.
Tags: ! — История Перестройки, 1990, Мень
Сионисты, алкоголики и фанатики
9 сентября 1990 года примерно в 7 утра был убит протоиерей Александр Мень. Его тело обнаружили неподалеку от дома, где он жил, близ платформы Семхоз Загорского района Подмосковья. Врачи констатировали смерть от потери крови после нанесенного удара по голове. Ему было 55 лет. Убийство популярного священника вызвало такой резонанс в обществе, что расследование преступления взяли под личный контроль Михаил Горбачев и Борис Ельцин. Над делом работали сразу несколько следственных групп. С тех пор прошло 25 лет, но дело так и не раскрыто. К годовщине гибели отца Александра «Лента.ру» вспоминает обстоятельства гибели священника и основные версии убийства.
Мень вышел из дома утром в 6 часов 30 минут и направился к своему приходу — Сретенской церкви в Новой Деревне Пушкинского района. Тропинка, ведущая на платформу Семхоз, была почти пуста. На некотором расстоянии от отца Александра шли к платформе женщины с детьми. Преступник или преступники напали на священника в «слепой зоне» — единственном месте, где дорога изгибается и не просматривается. Александр Мень получил удар топором по голове, злоумышленники отняли у него портфель, после чего скрылись. Священник, обливаясь кровью, стал искать, как ему казалось, оброненный им портфель, а затем побрел к своему дому.
Женщины, которые шли к платформе, не видели нападения, а только заметили, что отец Александр повернул назад. Поравнявшись с ним, дети первыми заметили кровь на его лице. Женщины предложили священнику помощь, но он сказал, что справится сам. Мень дошел до забора своего дома и через некоторое время умер. Жена отца Александра Наталья Григоренко услышала стоны у калитки, вышла на улицу, увидела окровавленного мужчину, не узнала в нем мужа (на улице было туманно, а дом находится в лесополосе) и поспешила обратно в дом, чтобы позвонить в скорую помощь. Медики прибыли через 20 минут, но удар по голове, как потом установило следствие, был нанесен профессионально, и спасти отца Александра было невозможно.
В 1993 году Наталья Григоренко вспоминала: «Я услышала какие-то звуки, предсмертные хрипы, спросонья я не могла понять, что это. В окно я крикнула: «Кто тут? Что случилось?» Потом выскочила, подошла, посмотрела, было темновато, вижу, кто-то лежит на земле с другой стороны от ворот. Я не поняла, кто это, было темно, а я близорукая».
Соседи Меня вспоминают, что видели около его дома двух неизвестных людей поздно вечером, за день до убийства, но их спугнула патрульная милицейская машина — возможно, нападение готовилось на вечер восьмого сентября. Как пишет автор книги «Хроника нераскрытого убийства», журналист «Московского комсомольца» Сергей Бычков, следователи нашли и допросили всех, кто находился во время убийства Меня на платформе. После этого они заключили, что на ней были два молодых человека (около 30-35 лет), которых никто из местных жителей не знал. «Казалось, немедленно следовало бы изготовить фотороботы. Предполагаемых убийц видели люди — составлены их описания!» — пишет Бычков. Однако этого сделано не было. Мать местного жителя Николая Силаева (он позже попадет в число подозреваемых) рассказывала: «Люди ехали на работу в то утро. Многие видели, как эти двое сидели на скамье на платформе и пили вино».
Бытовое убийство
Следствие подгоняли со всех сторон, общество требовало ответа на вопрос «Кто поднял руку на священника?» — под таким заголовком была опубликована заметка в ТАСС. Милиция проверяла всех жителей поселка, и уже 12 сентября был арестован сосед отца Александра — бывший уголовник Геннадий Бобков. Вышестоящему начальству отрапортовали, что преступление раскрыто и убийца арестован. Бобков действительно сознался в убийстве, мотивом которого, по его первоначальным показаниям, послужило якобы то, что отец Александр когда-то жаловался на него в милицию, а портфель и топор Бобков будто бы бросил в семхозский пруд.
Следователь по особо важным делам Генпрокуратуры РФ Владимир Соловьев вспоминает: «Бобков признался в убийстве под гипнозом. Все это происходило с использованием видеокамеры. Лучшие специалисты отслеживали все это». Затем предполагаемый убийца начал менять показания и рассказал совсем другую историю, согласно которой к нему за десять дней до убийства приходил «человек в черном», подговоривший убить священника, а преступление помог совершить собутыльник Бобкова Николай Силаев. «Человек в черном» в показаниях Бобкова постепенно превратился в жителя поселка Семхоз, сотрудника отдела внешних церковных сношений Московской патриархии архимандрита Иосифа (Александра Пустоутова) и его «сообщника» — старосту церкви в поселке Удельная Михаила Рогачева. «Этот черный человек мне сказал: «Ты русский или не русский?» Я сказал: «русский». Затем этот человек говорит: «Как ты думаешь, как надо убить священника, который по национальности еврей?» Ну, и Бобков говорит: «Надо подумать…»» — вспоминал показания Бобкова следователь Соловьев.
В это время водолазы изучали дно пруда, а затем пожарные трое суток осушали водоем. Еще столько же шли поиски топора и портфеля, но ничего не было найдено. На следственном эксперименте Бобков продолжил путаться, версия не склеивалась. Успех МВД и прокуратуры омрачили специалисты из КГБ РСФСР: «Проведенный анализ полученных в процессе расследования материалов, а также добытая оперативным путем информация показали, что причастность Бобкова Г.А., Силаева Н.А., Пустоутова А.П. и Рогачева М.П. к данному преступлению целенаправленно сфальсифицирована. Наиболее вероятной причиной, заставившей Бобкова Г.А. взять на себя вину за убийство А. Меня, является оказание на него психологического и физического воздействия со стороны одного из сотрудников милиции». Выводы чекистов были подтверждены результатами полиграфа («детектора лжи»), кроме того, результаты судебно-психиатрической экспертизы показали, что Бобков нездоров. Видеозаписи признания Бобкова и следственного эксперимента исчезли из дела. «Его после ареста избивали в СИЗО, он рассказывал, его пропускали через строй и били, пришлось признаться. Следователи обошли после убийства все дома, расспрашивали, мол, кто, по вашему мнению, мог убить? Ну и топоры забирали», — рассказывают соседи Бобкова.
В конце октября 1990 года руководитель следственной группы Анатолий Дзюба в интервью газете «Рабочая трибуна» заявил, что убийство отца Александра планировалось заранее, и выразил сомнения в причастности к преступлению Бобкова. В конце февраля 1991 года группа следователей под руководством Дзюбы была распущена, а сам Дзюба уволился из прокуратуры.
Портфель с компроматом
Кроме бытовой версии убийства, разрабатывались еще четыре. Согласно первой, преступление было совершено на великодержавной националистической почве. Вторая предполагала участие в нем просионистских элементов, совершивших его с целью создания общественного мнения о серьезных проявлениях антисемитизма в СССР. Третья заключалась в том, что убийство священника было выгодно идейным противникам Меня в общественно-религиозной деятельности. Наконец, подозревали, что преступление совершили фанатики с экстремистскими наклонностями или психическими заболеваниями.
Версию о причастности к убийству идейных противников Меня в церковной среде обсуждали с подачи газеты «Аргументы и факты». Осенью 1991 года газета писала: «Незадолго до гибели отец Александр Мень получил материалы, компрометирующие высшее церковное, партийно-государственное и чекистское руководство. Эти документы находились в портфеле Меня, бесследно исчезнувшем после имевшего трагические последствия нападения двоих неизвестных». Об этом газете якобы рассказал бывший сотрудник «церковного» отдела КГБ, попросивший не называть его имени. По его данным, «гибель отца Александра, как и последующие убийства двух священников, друзей Меня, — дело рук спецслужб, выполнявших заказ заинтересованных лиц». Следователи проверяли эту версию, но никаких серьезных доказательств не обнаружили. Родственники отца Александра также считают ее маловероятной и не верят в то, что у него был какой-то компромат, поскольку он резко отрицательно относился к таким вещам, а знакомым священникам советовал не использовать подобные материалы, а сжигать.
Заговор
Руководителем новой следственной группы назначили следователя по особо важным государственным преступлениям Московской областной прокуратуры Ивана Лещенкова. Он подошел к делу более творчески, чем предшественник, и начал разрабатывать сионистскую и антисионистскую версии убийства. Причиной для этого стали провокационные письма анонимов, сумасшедших, и, прежде всего, заявления лидера национально-патриотического фронта «Память» Дмитрия Васильева. Он открыто заявлял, что Александр Мень — еретик и что как проповедник он «приносит не только вред, но и очень опасен».
Как рассказывает историк из Сергиева Посада Олег Устинов, представители «Памяти» приезжали выяснять отношения на приход к Александру Меню. В свою очередь священник, депутат Госдумы Глеб Якунин выступил тогда с заявлением, что это убийство — дело рук русских националистов. Последние отказались брать на себя вину и обвинили в убийстве Меня МОССАД (политическая разведка Израиля — прим. «Ленты.ру»). Несмотря на кажущуюся абсурдность ситуации, к этим обвинениям тогда относились серьезно — общество «Память» рассматривалось многими как организация, способная на убийства (стоит отметить, что и МОССАД для национал-патриотического движения был реальным участником российской политики того времени). Раскручивание этой линии в разношерстной прессе дало повод следствию уйти с головой в эту версию.
Судя по перечню вопросов к прихожанам отца Александра, составленному следователями группы Лещенкова, их интересовало все, что угодно, но не убийство священника. Из 49 вопросов ни один не был основан на материалах дела и только три касались преступления. Почти все они были навеяны специфическими газетными публикациями о еврейском заговоре внутри общины отца Александра, который якобы существовал для разрушения РПЦ изнутри. Вырезки из газет на эту тему собирал лично Лещенков.
Парадокс ситуации заключается в том, что многие публикации, очерняющие Меня, были инспирированы «церковным» отделом КГБ, в том числе и слух о якобы создании Менем «еврейской церкви» внутри РПЦ. В итоге следователи, словно религиозные инквизиторы, всерьез выясняли, можно ли «пребывая в православной церкви, соблюдать иудейские синагогальные обряды?» или «является ли богоизбранность евреев по рождению выражением расовой теории?», а также «каким образом относились к о. А. Меню люди, традиционно воспитанные в иудаизме?» Встречались даже такие материалы: «Известно утверждение о том, что в 1985 году было вынесено постановление Ватиканской понтификальной комиссии, согласно параграфу 12 которого «Рим призывает католиков вместе с иудеями подготовлять пришествие Мессии». Знаете ли Вы об этом постановлении и согласны ли Вы с ним?» Не прошли следователи и мимо знаменитых еще по делу Бейлиса ритуальных убийств, якобы практикуемых в талмудическом иудаизме. Конечно, с таким подходом группа Лещенкова быстрее нашла бы тех, кто распял Христа, а не убийц священника из Семхоза.
Ольга Чайковская в «Литературной газете» так описывала стиль работы новой группы следователей: «Пространные рассуждения следователей вопреки закону не содержат ни единой ссылки на листы дела, то есть никаких доказательств». Действительно, никаких подтверждений участия сионистских или антисионистских сил в убийстве священника найдено не было — налицо было затягивание следствия. Очевидный провал работы Лещенков умело камуфлировал рапортами о раскрытии других дел: «Кстати, за время работы по расследованию убийства Меня следственно-оперативной группой параллельно раскрыто 141 преступление: одно убийство, шесть тяжких телесных повреждений, три изнасилования, семьдесят три кражи личного и шестнадцать краж государственного имущества, изъято четыре единицы огнестрельного оружия», — рассказал Лещенков в интервью газете «Гласность». Стоит отметить, что за одну из перечисленных краж посадили все того же Бобкова.
С 1991 по 1994 год Лещенков успокаивал общество, что убийца вот-вот будет найден, что он «близок к раскаянию, готов явиться с повинной, но еще не решился, так как боится». Никто не пришел. Возможно, тактика затягивания следствия и сработала бы, но в Москве в октябре 1994 года убили журналиста «Московского комсомольца» Дмитрия Холодова, который по случайному совпадению был родом из Загорска. Это убийство вызвало бурю возмущения в прессе и обществе, на его волне снова начали говорить о том, что до сих пор не найдены убийцы Александра Меня. В результате президент России Борис Ельцин напрямую потребовал от министра МВД найти убийц по этим двум резонансным делам.
И снова бытовуха
В 1994 году следователь Московской областной прокуратуры Вячеслав Калинин сменил на посту главы следственной группы Ивана Лещенкова, увлекшегося сионистской версией убийства. Калинин отклонил изыскание коллеги, и 8 июля 1994 года расследование было приостановлено. Однако, как уже было сказано выше, спустить дело на тормозах не удалось, и 2 декабря 1994 года появилось заявление о том, что убийца отца Александра Меня арестован и признал свою вину. Новым убийцей священника объявили Игоря Бушнева, ранее судимого и пьющего типа — история повторилась.
По версии следствия, москвич Бушнев со своей невестой Галиной Аникейчик 8 сентября отправились в Хотьково, где проживала теща Бушнева. Они были пьяными, и к ним в электричке привязались какие-то ребята, выкинувшие Бушнева из вагона на станции Заветы Ильича (за восемь станций до Хотьково), а Галину оставили в вагоне. Бушнев дождался следующей электрички, после чего поехал к матери Аникейчик, но там жены не было. Тело Галины Аникейчик нашли на рельсах станции Семхоз в ночь с 8 на 9 сентября, она погибла, попав под электричку. Бушнев об этом не знал, переночевал у ее матери, а утром с похмелья взял топор и поехал искать обидчиков, но так как голова была мутной, сел не в ту сторону. Поняв это, на станции Семхоз он сошел и вдруг увидел человека, похожего на одного из тех, что выкинули его из электрички, после чего убил его топором.
Чтобы увидеть тогда Меня, ему пришлось бы с перрона забраться на горку и еще минут пять быстрым шагом идти по лесополосе до места убийства. Эта нестыковка следствие не волновала, мол, чего человек не сделает в состоянии аффекта.
В своем «чистосердечном признании» дважды судимый Бушнев обнаружил литературный талант: «Я совершил по ошибке непреднамеренное убийство… мой разум помутился, в ушах стоял гул, меня как будто захлестнуло волной, и я, ничего не соображая, кинулся с топором на хорошего человека, думая, что он плохой». Истоки этого высокохудожественного озарения были все те же, что и в случае с Бобковым.
Перед судом над Бушневым следователя Калинина, неожиданно заявившего, что Бушнев невиновен, сменил на посту начальник следственной группы, следователь по особо важным государственным преступлениям Московской областной прокуратуры, Михаил Белотуров. Дело Бушнева все-таки дошло до суда, хотя он не смог на следственном эксперименте указать точное место убийства, а адвокатам удалось доказать алиби Бушнева: рано утром 9 сентября он отправился из Хотьково не в Семхоз, а в Москву в поисках жены и даже занял у ее соседки денег.
5 июня 1996 года случилось то, что в российских судах трудно себе представить. Прокурор Феликс Садыков заявил: «Подсудимый Игорь Алексеевич Бушнев не виновен в совершении убийства священника Александра Меня. Прошу вынести подсудимому оправдательный приговор». Адвокаты поддержали требование прокурора и попросили суд вынести частное определение в адрес Московской областной прокуратуры. 10 июня Бушнев был оправдан.
Комитет Глубокого Бурения
Попытки снова выдать за убийцу Александра Меня случайного человека все больше убеждали друзей отца Александра и общество в причастности к преступлению КГБ. Повлияли и перемены, произошедшие в стране: подавление ГКЧП, развал СССР и негативное отношение к КГБ самого Ельцина. Тогда была образована парламентская комиссия Верховного Совета РСФСР по передаче архивов ЦК КПСС и КГБ СССР, и в нее вошел близкий друг отца Александра, священник Глеб Якунин. Это привело к тому, что ряд секретных документов спецслужб оказались в руках демократов.
Получила документальное подтверждение слежка за отцом Александром, которую начали в начале 60-х годов. Мень проходил в «церковном» отделе КГБ под псевдонимом Миссионер, за ним не только следили, но и организовывали против него травлю в прессе, через своих агентов-«журналистов». В отчетах спецслужбы Меня также называли ДОН («долговременный объект наблюдения»). Вот показательный пример из докладных записок КГБ: «По объекту ДОН Миссионер через агентуры продолжалась работа по изучению оперативной обстановки, складывающейся в связи с выступлением по ЦТ Маркуса. Агент Никитин маршрутизировался в Загорский район к Миссионеру, где провел с ним ряд бесед. По этому вопросу получена информация, заслуживающая внимания органов КГБ. Сычев».
Следили не только за Александром Менем, но и за местами сбора его товарищей, паствы и связями. Прослушивали и приглядывали за домом, приходом, посещали его публичные выступления. Все это длилось много лет, и можно предположить, что чем более популярным становился отец Александр, тем интенсивнее за ним следили.
Возможно, когда страна попала в зону турбулентности, внимание КГБ к Меню могло ослабнуть и слежка не заметила экстремистов, готовящих убийство, однако это суждение опровергается показаниями местных жителей, которые до сих пор рассказывают, как сотрудники КГБ до последнего дня следили за священником. Незадолго до убийства председатель поселкового совета Семхоза Михаил Остренок недалеко от дома Меня встретил сотрудника КГБ, который предъявил ему удостоверение и долго расспрашивал о священнике. «Его интересовало все до мельчайших деталей, до цвета кота во дворе», — рассказывает историк Олег Устинов.
Следователь по особо важным делам Генпрокуратуры РФ Владимир Соловьев в интервью 5 телеканалу упомянул, что ими проверялась версия причастности спецслужб, но проверка ни к чему не привела. Неудивительно, ведь до сих пор многотомное дело на Миссионера не рассекречено, и никаких материалов о наблюдении за домом Меня КГБ не предоставило. При такой плотности и скрупулезности наблюдения все, кто был вокруг отца Александра за недели и месяцы, пока готовилось убийство, могли быть сфотографированы, записаны прослушкой и, конечно, должны были заинтересовать агентов наружного наблюдения. Убийство готовилось не один день, было тщательно спланировано и выполнено высокопрофессионально (полное отсутствие улик) — это вывод следователей МВД и Генпрокуратуры.
В итоге следствие ограничилось допросом сотрудников «церковного» отдела КГБ. К тексту их показаний был допущен только один человек — журналист Сергей Бычков. Процитируем протокол допроса от 18 мая 1992 года полковника КГБ Владимира Сычева, курировавшего Новодеревенский приход: «Мень попал в поле нашего зрения как человек, осуществлявший связь с иностранными гражданами, представителями капиталистических государств. Мень входил в контакты с иностранными гражданами, посещавшими храм, в котором служил Мень, имел с ними личные контакты. Нас интересовало содержание и характер встреч».
Сычев признается, что как минимум два агента были внедрены в окружение священника: Никитин и Фокин. Настоящих имен он не называет, допрошены эти люди не были. Если предположить, что КГБ причастно к убийству, то эти двое должны были быть включены в подготовку убийства вслепую или открыто, фиксируя перемещения священника, составляя график его дня и не привлекая внимания.
«Общественное мнение свой приговор по этому делу давно вынесло: отец Александр убит по наущению КГБ. Бессмысленно упрекать общественное мнение: по отношению к Лубянке презумпция невиновности отсутствует», — пишет на своем сайте священник Яков Кротов. Версию о причастности КГБ поддерживает и брат отца Александра Павел Мень.
О косвенном подтверждении этой версии в интервью изданию «Афиша-город» рассказал директор Института мировой культуры МГУ Вячеслав Иванов: «Я был близок со священником Александром Менем, убитым в 1990 году, по-видимому, сотрудниками КГБ — во всяком случае, мне это подтверждал в личном разговоре Бакатин, когда он стал министром на короткое время» (Иванов имеет в виду последнего председателя КГБ Вадима Бакатина — прим. «Ленты.ру»). Ни в мемуарах, ни в интервью Бакатин об этом ничего не говорил, поэтому пока не будут в полном объеме рассекречены архивы спецслужб, касающиеся церкви и диссидентов, мы не узнаем, в какой степени КГБ был причастен к убийству.
9 сентября 2000 года следствие по делу об убийстве отца Александра Меня было приостановлено. «В связи с полной исчерпанностью всех возможных следственных действий», — так официально объяснил это решение центр информации и общественных связей Генеральной прокуратуры РФ.
 Дело об убийстве Александра Меня
Намеченный на февраль судебный процесс над мелким столичным коммерсантом Игорем Бушневым, обвиняемым в умышленном убийстве священника Александра Меня, войдет в историю российского правосудия. Ведь это первое убийство известного общественного деятеля, расследование которого доведено до суда. Оперативные работники МВД, участвовавшие в поиске убийцы, убеждены, что нашли в лице Бушнева истинного виновника этого преступления, и прекратили дальнейший розыск. Хотя они же утверждают, что суд скорее всего оправдает Игоря Бушнева. Им-то хорошо известно, что прямых доказательств его вины нет, и лишь политические причины заставили прокуратуру отправить в суд это дело. Именно из-за политической подоплеки судебный процесс, по мнению адвоката Бушнева Александра Гофштейна, обещает быть «тяжелым и кровопролитным».
Поселок «Семхоз»: два трупа в один день
9 сентября 1990 года в час ночи на железнодорожных путях вблизи платформы «Семхоз» в Загорском (ныне Сергиевопосадский) районе был найден труп фасовщицы московского магазина «Океан-7» Галины Аникейчик. Как установили оперативники, она направлялась к матери в Хотьково, однако по неизвестным причинам проехала свою остановку и оказалась под колесами электрички в «Семхозе».
Через пять часов после этого загорские милиционеры вновь выехали в сторону «Семхоза». На улице Парковой, у калитки своего дома лежал с пробитой головой бездыханный настоятель Сретенской церкви Александр Мень.
Убийство фасовщицы Аникейчик быстро замяли: в милицейских документах значится, что она просто-напросто была сбита поездом. Расследование убийства Александра Меня взял под контроль тогдашний президент СССР Горбачев и президент России Ельцин. Четыре года спустя оперативники угрозыска пришли к выводу, что эти два убийства косвенно связаны между собой.
Священник по кличке «Миссионер»
Расследование убийства Александра Меня начинала Загорская прокуратура. Ее следователи за первые несколько дней смогли лишь завести «корочку» и составить протокол осмотра места происшествия. Все это время ими владело паническое настроение. На помощь пришла прокуратура Московской области, дело принял к своему производству следователь по особо важным делам Анатолий Дзюба.
Сейчас оперативники говорят: «Дзюба и угробил дело». Его, в частности, упрекают в том, что не изъял тогда топор у нынешнего обвиняемого в убийстве Бушнева. По конфигурации топора можно было определить, им ли совершено убийство. Кроме того, на топоре могли остаться мельчайшие следы преступления.
Дзюба ушел из прокуратуры через несколько месяцев. Он стал преуспевающим адвокатом. О деле Меня вспоминать не любит и на вопросы журналистов по этому поводу не отвечает. У обратившегося к нему корреспондента Ъ Дзюба поинтересовался: «Вы скажите, они топор нашли?» Нет, топор так и не найден. «А, ну тогда ясно…»
Дзюбу упрекали в Генпрокуратуре СССР за то, что он слишком расширяет рамки расследования. Для него равнозначными были версия о бытовом убийстве священника местным алкоголиком и о причастности к его гибели КГБ СССР. Кстати, именно Анатолий Дзюба добивался от Генпрокуратуры содействия в предоставлении следствию материалов, которые многие годы собирались на священника Меня так называемым церковным отделом КГБ СССР (в них Мень проходил под кличкой «Миссионер»). Прокуратура Союза обещала помочь, однако не смогла. А уже после ухода Дзюбы стали распространяться слухи, что при обыске председателя КГБ Владимира Крючкова (в связи с делом ГКЧП) у него были обнаружены любопытные материалы, связанные с делом об убийстве Меня. Крючков этих слухов не опроверг.
На версии политического убийства настаивает ответственный секретарь комиссии по церковно-богословскому наследию протоиерея Александра Меня, гендиректор Всероссийской библиотеки иностранной литературы Екатерина Гениева, семья которой дружила с семьей убитого священника. «Убийство, — сказал она Ъ, — было продумано до мелочей, задолго спланировано, а следы его столь же тщательно сокрыты. Влияние этой фигуры было очень существенным для духовного здоровья нации. Он способен был остановить национальную и межнациональную ненависть. И хотя он не был политическим деятелем, принципиально не хотел быть избранным депутатом, тем не менее среди его учеников были политики. После его убийства огромное количество его учеников уехали — испугались». Екатерина Гениева не исключает, что к убийству причастны некие силы, имеющие отношение к Русской православной церкви, «одержимые ненавистью и мракобесием».
Наряду с политической следствие проверяло и «семейную» версию убийства. Допрошены были все члены семьи, в том числе и сын Александра Меня, подрабатывавший тогда музыкантом в дворцах культуры и ресторанах. Особенно оперативников интересовала личность брата жены Александра Меня. Он постоянно жил в Уфе, а незадолго до убийства приехал к сестре в «Семхоз». Но, по словам Михаила Меня, в конце концов подозрения с его семьи были сняты, а следствие переключилось на местных алкоголиков и бомжей, проверяя всех их на причастность к преступлению.
Любопытно, что один из местных жителей, Геннадий Бобков, еще тогда, в сентябре 1990 года, не только признался в совершении убийства Меня, но и назвал заказчика. Поводом для его задержания стало наличие у него дома топора, которым он регулярно стращал домашних. Будучи задержанным, он вдруг заявил, что это он убил отца Александра по заказу священника Иосифа Пустоутова. Свой топор он после этого якобы выбросил в пруд, а вырванный из рук священника портфель продал. Топора в пруду не нашли — возможно, он увяз в иле. Куда делся портфель, также осталось загадкой по сей день.
Бобков давал подобные показания недолго и замолчал еще до предъявления ему обвинения. Оказалось, что Иосиф Пустоутов не был знаком с Бобковым. А вот с Менем Пустоутов поддерживал дружеские отношения. Однако следователей, похоже, не очень интересовало, по чьему наущению Бобков оговорил Пустоутова. Сам же Бобков сел вскоре на два года за кражу.
Эксперты из числа опытных следователей, с которыми общался корреспондент Ъ, склоняются к тому, что убийство было бытовым и возможно, Мень оказался случайной жертвой. Удар топором, который нанес ему преступник, был очень сильным, но у него были шансы выжить. Священник умер не от травм головы, а от обескровливания внутренних органов — и лишь через 40 минут. Ему могла бы спасти жизнь «Скорая помощь», прибудь она вовремя. Однако Мень за помощью не обратился, он ходил еще некоторое время по тропинке, ведущей от поселка к железнодорожной платформе, и спрашивал прохожих, не видели ли они его шляпу и портфель. А когда направлявшаяся к платформе повар детсада поселка «Семхоз» спросила, кто мог ударить его, он ответил очень странно: «Никто, я сам». После безуспешных поисков портфеля Мень пошел к своему дому и упал, не дойдя немного до калитки.
Оперативники также полагали, что по почерку это было бытовое убийство. По прошествии четырех лет поисков они решили задержать по подозрению в убийстве бывшего слесаря автокомбината, а ныне мелкого коммерсанта, коренного москвича Игоря Бушнева.
Праздник для следствия
40-летний Бушнев впервые был впервые допрошен сразу после убийства Меня. Оперативники выяснили, что именно он является фактическим мужем Галины Аникейчик, загадочно погибшей под колесами электрички на платформе «Семхоз». Кроме того, кассир станции «Хотьково» рассказала, что к ней вечером 8 сентября (накануне убийства Меня) и утром 9 сентября (за час до его убийства) подходил мужчина в светлой куртке, который искал свою жену. Милиционеры предположили, что Бушнев мог быть причастен к гибели Галины Аникейчик и намеренно заговорил с кассиром о жене, чтобы обеспечить себе алиби.
В 1990 году Бушнева допросили и отпустили. Следователи поверили рассказу Бушнева о том, что вечером 8 сентября он с Аникейчик вместе отправились с Ярославского вокзала к ее матери в Хотьково. В электричке не совсем трезвый Бушнев повздорил с двумя попутчиками. По его воспоминаниям, они сначала ударили его кулаком по лицу, а затем, заломив руки, вывели в тамбур и столкнули на платформу «Заветы Ильича». Галина Аникейчик поехала дальше, однако в Хотьково к матери в тот день так и не прибыла. Он ходил ее искать с топором на станцию, ездил в ее московскую квартиру, но безрезультатно. Лишь на следующий день он узнал, что она погибла.
А 14 ноября 1994 года Бушнева задержали вновь — по подозрению в преступлении, предусмотренном ст. 104 УК России («Умышленное убийство, совершенное в состоянии сильного душевного волнения»). При задержании он подтвердил прежние показания о своей непричастности к убийству Меня. И лишь через три дня появилось его заявление, в котором он признавал себя убийцей священника. Из заявления следовало, что утром 9 сентября 1990 года в поисках Галины Аникейчик он «в полубредовом состоянии» оказался на платформе «Семхоз», поднялся по тропинке в направлении поселка и увидел из-за кустов бородатого мужчину. «В нем, — пишет он, — я узнал своего обидчика. В возбужденном состоянии выскочив из-за кустов, я нанес удар топором по голове. Когда он упал, я увидел, что это не тот человек, который мне показался. Тогда в страхе я убежал, сел на электричку и поехал в Хотьково. У переезда я прошел по кустам, ничего не осознавая, в поисках Галины, несколько раз выкрикивал ее имя. После чего я пошел на платформу и поехал в сторону Москвы…»
В тот же день Бушнев рассказал, что после убийства поехал с тем самым топором к своему знакомому Петру Суропу на станцию «Лосиноостровская», а затем в дом матери Аникейчик, где и оставил топор. В этом доме следствием были изъяты два топора, однако их экспертиза оказалась безрезультатной.
Зато сам подозреваемый продолжал радовать следствие: он подтвердил свои показания в присутствии адвоката Генриха Падвы. Кроме того, в присутствии защитника он нарисовал схему, на которой показал место совершения преступления. «Это был большой праздник для следователей», — вспоминает Падва.
К Генриху Падве обратилась с просьбой о защите Бушнева его первая жена (с ней он в разводе, однако безумно любит их 12-летнюю дочь). Падва согласился на его защиту. Каково же было его удивление, когда следователь облпрокуратуры Вячеслав Калинин сообщил ему по телефону, что Бушнев отказался от защиты. Но, по словам адвоката, «Калинин оказался порядочным человеком». Он дал сидящему в тот момент перед ним Бушневу телефонную трубку, и тот на вопрос Падвы, нужна ли ему защита, ответил: «Хорошо было бы…»
После признания в убийстве Бушнева перевели из Лефортовского в Загорский СИЗО. Там его вызвал оперативник, и результатом их беседы стало повторное признательное заявление Бушнева, но уже на имя начальника ГУУР МВД России Колесникова. Одновременно он написал ходатайство начальнику Загорского следственного изолятора, в котором попросил больше не допускать к нему адвокатов Генриха Падву и Александра Гофштейна (ученика Падвы, второго адвоката Бушнева).
Тогда следователь дал Бушневу свидание с матерью, чтобы решить вопрос, кто его теперь будет защищать. Мать пристыдила его: что, мол, дуришь, мы же тебе нашли лучшего адвоката России (то есть Падву). На что он ответил: «Да я не возражаю — пусть защищают они же». Адвокаты сделали из этого инцидента однозначный вывод: кто-то заставил податливого Бушнева написать заявление об отказе от защитников. Позже он сам сказал им, что его вынудил сделать это начальник тюрьмы с помощью оперативников.
Однако в день предъявления обвинения Бушнев шокировал следователей и оперуполномоченных, заявив, что никого он не убивал, а на самооговор его заставили пойти оперативные работники. Это он заявил после того, как увидел, что в постановлении о предъявлении ему обвинения фигурирует 103-я статья УК России (умышленное убийство, от 3 до 10 лет). Между тем оперативники, по его словам, обещали ему 104-ю статью (убийство в состоянии душевного волнения), предусматривающую наказание до 5 лет лишения свободы. «Больше трех лет не получишь», — обещали ему. Он поверил. А его обманули.
Увы, при всем желании следователи не могли вменить Бушневу 104-ю статью УК. Ведь она применима лишь в том случае, если «душевное волнение» преступника было вызвано насилием или тяжким оскорблением со стороны потерпевшего. В данном случае священник Мень не только не оскорбил предполагаемого убийцу, он даже не успел его толком увидеть, так как удар наносился сзади.
Но факт остается фактом — Бушнева еще до дачи им показаний задержали как подозреваемого по 104-ой статье УК. Это, по мнению Падвы, как нельзя лучше говорит о том, что оперативники и следствие заранее вынашивали версию о том, что Бушнев убил Меня в состоянии душевного волнения. А основанием для нее стали показания Бушнева четырехлетней давности о том, что его обидчик, выбросивший его из поезда 8 сентября 1990 года, был с бородой (как и Александр Мень). Правда, тогда Бушнев говорил, что обидчику было на вид 35-40 лет, а Меню было 55, и волосы его были седыми. Но Бушнев мог говорить неправду.
У следствия есть три свидетельских показания, которыми подкрепляется признание Бушнева в убийстве. Его приятель утверждает, что Бушнев в день убийства приезжал к нему с топором. Подруга Галины Аникейчик рассказывает, что Бушнев описывал своего обидчика, вытолкнувшего его из электрички, как мужчину в годах и с бородой. И еще: кассир станции «Хотьково» дает показания, что Бушнев спрашивал у нее, нет ли сведений о пропавшей Галине Аникейчик. Вот и все. Так как убийство было совершено в «Семхозе», а не в Хотьково, показания кассира не очень-то ценные. Как, впрочем, и все остальные, абсолютно не доказывающие вину Бушнева в убийстве.
Правда, справедливости ради надо сказать, что подозреваемый нарисовал достаточно точную схему места совершения убийства. Но Генрих Падва утверждает, что в этом ему помогли оперативник и следователь, рассматривая перед его глазами карту местности. Было это в тот день, когда Падва опоздал на допрос. Бушневу даже дали возможность начертить черновой вариант схемы, который затем, по словам Падвы, был выброшен. При выходе же на место происшествия Бушнев пошел именно в том направлении, где было совершено убийство, однако, пройдя 150 метров, сказал, что снежный покров мешает ему указать точно, где он убивал.
Стационарная психиатрическая экспертиза показала, что Бушнев абсолютно вменяем. И на момент совершения преступления, судя по его показаниям, в состоянии аффекта не находился.
Загадка арестанта Бушнева
Похоже, Игорь Бушнев — человек загадочный для самих адвокатов. Они не собираются доказывать, что Бушнев не виноват — их позиция заключается в том, что вина Бушнева не доказана. Они склоняются к тому, что его признание в убийстве — самооговор, своеобразная сделка с правоохранительными органами. Нельзя исключить, что Бушнев согласился признаться в убийстве Меня с условием, что на него не повесят другое преступление, которое он реально совершил. Ему могли угрожать обвинить его, например, в умышленном убийстве своей фактической жены Аникейчик.
Кроме того, сам Бушнев утверждает, что оперативники угрожали, что в тюремной камере его «опустят» и что он не доживет до конца срока и больше никогда не увидит свою 12-летнюю дочь. Эти угрозы Бушневу показались реальными, ведь он в молодости отсидел два срока за злостное хулиганство и тюремные нравы знает не понаслышке.
Однако оперуполномоченный по особо важным делам ГУУР МВД России Валерий Меньшов, в присутствии которого Бушнев давал признательные показания, заверил корреспондента Ъ, что никакого давления на подозреваемого не оказывалось. Правда, по словам Генриха Падвы, Меньшова допросило следствие и он рассказал, что действительно разговаривал с Бушневым о его дочери. Меньшов заявил, что после приговора суда готов встретиться «хоть в прямом эфире» с Падвой и доказать, что следствие велось абсолютно честными методами.
Вердикт суда: обвиняемый в убийстве не опасен для общества
Игорь Бушнев просидел под следствием четыре месяца, пока его не освободил под подписку о невыезде горсуд Сергиева Посада. В своем решении суд указал, что все следственные действия с ним уже завершены, сам же он на свободе не опасен для общества и вряд ли будет скрываться от следствия или мешать установлению истины. Среди оперативников ходят слухи, что освобождению Бушнева способствовал следователь Вячеслав Калинин, который к тому времени исчерпал все возможности сбора доказательств вины Бушнева.
После его выхода из тюрьмы Калинин прекратил дело за недоказанностью. Было бы наивным полагать, что в Мособлпрокуратуре, известной жесткой внутренней субординацией, рядовой следователь смог бы прекратить такое дело без согласия своего руководства. Безусловно, согласие было дано как минимум заместителем областного прокурора по следствию Эдуардом Денисовым.
Однако тогдашний замгенпрокурора Олег Гайданов потребовал возобновить дело. Облпрокуратура подчинилась, хотя судебной перспективы дело явно не имело. После того как в отставку были отправлены Ильюшенко и Гайданов, руководство прокуратуры надеялось убедить в этом первых лиц Генеральной прокуратуры. Но оттуда последовало указание: направить дело в суд. И вновь следователи взяли под козырек. Так бездоказательное дело оказалось в суде Сергиева Посада. Несмотря на то что Бушнев — коренной москвич и постоянно проживает в Москве, направлять его дело в какой-либо столичный суд почему-то не решились. Принявшая его к производству судья Сергиева Посада призналась корреспонденту Ъ, что вынуждена отвечать на многочисленные звонки по поводу этого дела. О том, кто именно досаждает звонками, судья умолчала.
Оперативные работники прочат адвокатам Падве и Гофштейну легкую победу на суде. Падва, однако, заявил, что не уверен в легкой победе, так как знает, что такое официальные заявления высоких чинов о раскрытии убийства. Дело это, по мнению адвоката, явно заказное, политическое. И тех, кто принял решение направить его в суд, заставляет это делать система. Будут они делать иначе — просто вылетят из системы. Адвокат Гофштейн также считает, что процесс будет «тяжелым и кровопролитным».
Генрих Падва высказал корреспонденту Ъ свое убеждение в том, что значительно лучше и менее опасно для общества оправдать виновного, чем осудить невиновного. При оправдании виновного человек, совершивший преступление, останется безнаказанным и будет представлять собой угрозу для общества. В случае осуждения невиновного подлинный виновник, оставшись на свободе, не только будет представлять собой опасность для общества, но и может совершать новые преступления с особой решимостью, ведь за его преступление наказан другой человек. Кроме того, невиновный человек сядет неизвестно за что. «Это будет двойной страшной ошибкой».
Между тем сын убитого священника Михаил Мень, который как потерпевший ознакомился с материалами дела и также сомневается в доказанности вины Бушнева, намерен поднять вопрос о создании комиссии Госдумы по расследованию обстоятельств убийства отца. У Меня-сына есть такие полномочия, ведь он теперь сам депутат Госдумы. Оперативники вспоминают, что в 1990 году имели дело с Михаилом Менем как со скромным ресторанным музыкантом, а теперь «на волне трагедии он сделал успешную политическую карьеру». Михаил Мень на это отвечает, что в те времена его просто не брали в серьезные коллективы «из-за фамилии» и из-за того, что он отказывался стучать на отца, как просил КГБ. Михаил Мень уверен: убийство отца имело причины, далекие от бытовых.
ЕКАТЕРИНА Ъ-ЗАПОДИНСКАЯ