Содержание
- ТАИНСТВО ИСПОВЕДИ
- Что такое исповедь и как к ней готовиться
- Необходимость покаяния (Италия. Рим, 2017.07.30)
- Необходимость покаяния в духовной жизни
- Иван Стаднюк: исповедь без покаяния
- Без исповеди неполно покаяние
- Введение в Литургическое Предание: Таинства Православной Церкви: Таинство Покаяния. Духовный смысл Таинства Покаяния
ТАИНСТВО ИСПОВЕДИ
В православном катехизисе дается следующее определение этого таинства: «Покаяние есть таинство, в котором исповедующий грехи свои, при видимом изъявлении прощения от священника, невидимо разрешается от грехов Самим Иисусом Христом».
В православном катехизисе дается следующее определение этого таинства:
«Покаяние есть таинство, в котором исповедующий грехи свои, при видимом изъявлении прощения от священника, невидимо разрешается от грехов Самим Иисусом Христом».
Что такое исповедь и как к ней готовиться
Худ. А. Корзухин. Перед исповедью. 1877
Каждому из нас, хотя бы несколько раз в жизни приходилось признавать свою неправоту, говоря простое, но такое, порой сложно выговариваемое слово «прости». Но если человек невоцерковленный просит прощения только у тех, кого он обидел, то христианин еще просит прощения у Бога.
Исповедь – это не беседа о своих недостатках, сомнениях и не рассказ духовнику о своей жизни, это таинство, а не просто благочестивый обычай. Исповедь – это горячее покаяние сердца, жажда очищения.
Что же обозначает понятие исповеди, и как к ней готовиться мы попробуем разобраться с помощью Священного Писания и святых отцов.
Худ. Б. Клементьев. Исповедь. Современная картина
Исповедь — перемена ума
Слова «покаяние» или «исповедь», к сожалению, не совсем точно отображают смысл этого таинства. В русском исповедоваться значит открывать свои грехи. В греческом языке таинство исповеди называется «метанойя» — перемена ума.
Это значит, что её цель не только в том, чтобы попросить прощения, но и с помощью Божией изменить свой ум.
Проповедь Христа призывает к изменению образа мысли и образа жизни, отказу от греховных дел и помыслов. Синонимом покаяния является часто встречающееся в Библии слово «обращение»: «Обратитесь каждый от злого пути своего и исправьте пути ваши и поступки ваши» (Иер.18:11).
Обратиться, объясняет Митрополит Антоний Сурожский, «значит отвернуться от множества вещей, которые имели цену для нас только потому, что были нам приятны или полезны.
Лучшие публикации в Telegram-канале Econet.ru. Подписывайтесь!
Обращение проявляется, прежде всего, в изменении шкалы ценностей: когда в центре всего Бог, всё остальное становится на новые места, получает новую глубину. Всё, что Божие, всё, что принадлежит Ему — положительно и реально. Всё, что вне Его, не имеет ни ценности, ни значения. Это активное, положительное состояние, заключающееся в том, чтобы идти в правильном направлении».
Митрополит Иларион (Алфеев) замечает:
«Покаяние — не просто раскаяние. Иуда, предав Господа, впоследствии раскаялся, но покаяния не принес. Он сожалел о том, что сделал, но не нашел в себе сил ни испросить прощения у Господа, ни чем-то добрым исправить то зло, которое совершил. Он не сумел переменить свою жизнь, вступить на путь, на котором мог бы загладить прежние грехи.
В этом отличие между ним и апостолом Петром: тот отрекся от Христа, но всей своей последующей жизнью, подвигом исповедничества и мученичества доказал свою любовь к Богу и тысячекратно искупил свой грех».
И. Репин. Отказ от исповеди. 1879-85
Установление таинства исповеди
Покаяние перед Богом, иногда всем народом – распространенная практика, широко встречающаяся во времена Ветхого Завета. Мы можем вспомнить праведника Ноя, который призывал народ к покаянию.
Мы встречаем положительные примеры принесения покаяния: пророк Иона взывал к ниневитянам, возвещал им погибель. И жители услышали его слова и раскаялись в грехах, они умилостивили Бога своими молитвами и получили спасение (Иона 3; 3).
Таинство исповеди в христианском осмыслении берет свое начало с апостольских времен. В деяниях апостольских сказано, что «многие же из уверовавших приходили, исповедуя и открывая дела свои» (Деян. 19; 18).
В Священном Писании покаяние является необходимым условием для спасения: «если не покаетесь, все так же погибнете» (Лк. 13; 3). И оно с радостью приемлется Господом и угодно Ему: «так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии» (Лк. 15; 7).
Именно апостолам и их приемникам – епископам, а через них священникам Господь дал право и возможность прощать человеческие грехи: «Приимите Дух Свят: имже (кому) отпустите грехи, отпустятся им; и имже держите, держатся (на ком оставите, на том останутся)» (Ин. 20,22—23).
Исповедь в первые века не имела строго последования, как и другие таинства. В разных Церквях встречались разные практики, связанные с местными обычаями. Но уже тогда можно было выделить несколько основных компонентов, встречавшихся почти повсеместно.
Среди них, прежде всего, нужно отметить личную исповедь перед пастырем или епископом и исповедь перед всей церковной общиной, которая практиковалась вплоть до конца IV века, когда Константинопольский патриарх Нектарий отменил должность пресвитера-духовника, занимавшегося делами публичного Покаяния.
Подписывайтесь на наш аккаунт в INSTAGRAM!
И. Репин. Один из набросков к картине. 1880
Как готовиться?
Распространенной ошибкой многих христиан является порочная практика вспоминать о своих грехах уже стоя в очереди. Подготовка к исповеди должна начинаться задолго до таинства.
В течение нескольких дней готовящийся должен проанализировать свою жизнь, вспомнить все дела, мысли, поступки, которые смущают его душу.
Приготовление к исповеди состоит не в том, чтобы возможно полно вспомнить и даже записать свой грех. Оно заключается в том, чтобы достигнуть того состояния сосредоточенности, серьезности и молитвы, при котором, как при свете, станут видны ясно наши грехи. Духовнику исповедник должен принести не список, а покаянное чувство, не детальный рассказ о своей жизни, а сокрушенное сердце.
Митрополит Антоний Сурожский в одной из своих проповедей заметил:
«Иногда приходят люди и вычитывают длинный список грехов — которые я по списку знаю, потому что у меня есть те же самые книжки, что у них. И я их останавливаю, говорю: «Ты не свои грехи исповедуешь, ты исповедуешь грехи, которые можно найти в номоканоне, в молитвенниках. Мне нужна твоя исповедь, вернее, Христу нужно твое личное покаяние, а не общее трафаретное покаяние. Ты не можешь чувствовать, что осужден Богом на вечную муку, потому что не вычитывал вечерние молитвы или не читал каноны, или не так постился».
Митрополиту Антонию вторит митрополит Иларион (Алфеев):
«Часто на исповеди говорят не о своих грехах, а о грехах других людей: зятя, свекрови, тещи, дочери, сына, родителей, сослуживцев, соседей. Иногда священнику приходится выслушивать истории со многими действующими лицами, с рассказами о грехах и недостатках родственников и знакомых.
Все это к исповеди не имеет никакого отношения, потому что за свои грехи наши родственники и знакомые будут отвечать сами, за наши же грехи придется отвечать нам. И если у кого-то из нас не складываются отношения с родственниками, сослуживцами, соседями, то надо, готовясь к исповеди, задать себе вопрос: в чем моя вина; чем я согрешил; что я мог сделать, чтобы ситуация изменилась к лучшему, но не сделал?
Всегда нужно прежде всего искать свою вину, а не винить ближних. Иногда люди приходят, чтобы пожаловаться на жизнь. Что-то в жизни не сложилось, постигла неудача, и человек приходит к священнику, чтобы сказать, как ему трудно. Надо помнить, что священник – это не врач-психотерапевт, а храм – не то место, куда нужно приходить с жалобой. Конечно, священник в каких-то случаях должен выслушать, утешить, ободрить, но нельзя сводить исповедь к психотерапии».
Преподобный Никон Оптинский, говоря о подготовке к исповеди, советует своим чадам «глубже вникнуть в самих себя и тщательно проследить за своими помыслами, чувствами и плакать об имеющихся в нас страстных, греховных чувствах, желаниях, помышлениях, их должны мы непременно изгнать, как Богу неугодные, и, изгнав, уже отнюдь не допускать в свое сердце, бо не можем мы в страстном состоянии петь песнь Господню».
Важным моментом подготовки является чистое сердце. Желая исповедоваться, христианин должен от всего сердца попросить прощения у тех, кого он обидел, и простить своих обидчиков.
Архимандрит Иоанн (Крестьянкин) говорит по этому поводу следующее: «Прежде чем начать каяться, мы должны всем всё простить! Простить без промедления, сейчас же! Простить по-настоящему, а не так: «Я тебя простил, только видеть тебя не могу и говорить с тобой не хочу!» Надо немедленно так всем и всё простить, как будто не было никаких обид, огорчений и неприязни! Только тогда мы можем надеяться получить прощение от Господа».
Н. Лосев. Блудный сын. 1882.
В евангельской притче о блудном сыне показан образ «покаяния» — перемены себя, отказа от греха.
Исповедь (Таинство покаяния) – таинство Православной Церкви, во время которого исповедующий свои грехи с искренним раскаянием, получает разрешение и оставление грехов от Бога.
Исповедание грехов
Чтобы принести покаяние в грехах необходимо разобраться и понять, что такое грех. Католическая традиция, восходящая к Ансельму Кентерберийскому, определяет грех в юридической плоскости. Грех воспринимается как нарушение закона, совершение преступления.
Православная традиция всегда относилась к греху как к болезни, что и было зафиксировано в постановлении VI вселенского собора. А в литургической практике Православной Церкви такое понимание греха выражено в многочисленных молитвословиях, самые известные из них – в чине Исповеди.
Человеку, исповедающему свои грехи, говорится: «Внемли убо, понеже бо пришел еси во врачебницу, да не неисцелен отыдеши». Да и само греческое слово амартиа, переводящееся как «грех», имеет еще несколько значений, одно из которых – болезнь.
Святитель Григорий Нисский говорит о грехе так: «Грех не есть существенное свойство нашей природы, но уклонение от нее. Подобно тому, как и болезнь и уродство не присущи нашей природе, но противоестественны, так и деятельность, направленную к злу, нужно признать искажением врожденного нам добра».
Ему вторит преподобный Ефрем Сирин: «Грех совершает насилие над природой».
Притча о блудном сыне. Современная греческая икона.
«Покаяние рождается от любви к Богу: это предстояние перед Кем-то, а не размышление о чём-то. Это обращение к Личности, а не безличная оценка случившегося. Сын в притче о блудном сыне не просто рассказывает о своих грехах – он кается.
Здесь любовь к отцу, а не просто ненависть к себе и своим делам. В церковном языке покаяние – это антоним отчаяния. К Богу нельзя идти с чувством «вот я покаюсь и всё будет хорошо». Покаяние связано с ожиданием исцеляющей помощи извне, от любящей благодати Божией.»
диакон Андрей Кураев
К. Брюллов. Исповедь итальянки. 1827-30
У Католиков исповедание грехов обычно происходит в специальной кабине, называемой исповедальней или конфессионалом (но возможно и вне конфессионала).
Как часто нужно исповедоваться?
Вопрос этот не имеет однозначного ответа. Частоту исповеди должен определять сам христианин, посоветовавшись со своим духовником.
Митрополит Саратовский и Вольский Лонгин в одной из передач так ответил на вопрос телезрителей: «По мере необходимости, это очень индивидуально. Если есть навык, то каждый раз, когда сердце болит о каком-то грехе. Кому-то это необходимо несколько раз в месяц, кому-то — раз в неделю, кому-то чаще, кому-то реже. Надо исповедоваться так часто, чтобы голос совести всегда громко звучал в человеческом сердце. Если он начинает затихать, значит, что-то не так».
Если же исповеданный грех продолжает мучить, и боль от него не утихает, не стоит этим смущаться, сказал владыка.
«Грех наносит рану человеческой душе. Для заживления любой раны требуется время, она не может просто взять и затянуться. Мы люди, у нас есть совесть, у нас есть душа и после нанесенной ей раны она, конечно же, болит. Иногда всю жизнь. Есть такие ситуации, такие грехи, рана от которых остается в человеческом сердце очень надолго, даже если человек раскаялся и получил прощение от Бога».
Но если эти грехи больше не повторялись, то называть их снова на исповеди нет необходимости, отметил митрополит Лонгин. «Каждый грех, мы знаем, по традиции заглаживается епитимьей. И вот эта память о грехе, память скорбная, болезненная, вполне может быть воспринята как епитимья от Бога».
Худ. К. Лебедев.
Детская исповедь
С какого возраста нужно исповедоваться детям, как рассказать и подготовить малыша к первому покаянию – эти вопросы волнуют многих православных родителей.
Протоиерей Максим Козлов советуют в таких случаях не спешить:
«Нельзя требовать, чтобы с семи лет все дети подходили к исповеди. Норма о том, что дети должны исповедоваться перед Причастием с семи лет, устоялась с синодальной эпохи и с более ранних веков.
Как, если я не ошибаюсь, писал в своей книге о таинстве Покаяния отец Владимир Воробьев, для многих и многих детей сегодня физиологическое взросление настолько опережает духовное и психологическое, что большинство сегодняшних детей в семь лет исповедоваться не готовы. Не пора ли сказать, что этот возраст устанавливается духовником и родителем абсолютно индивидуально по отношению к ребенку?
В семь лет, а некоторые и чуть раньше, они видят различие хороших и плохих поступков, но говорить о том, что это осознанное покаяние, ещё рано. Только избранные, тонкие, деликатные натуры способны в столь раннем возрасте это испытать.
Есть удивительные детишки, которые в пять-шесть лет обладают ответственным нравственным сознанием, но чаще всего это другие вещи. Либо побуждения родителей, связанные с желанием иметь дополнительный инструмент воспитания (часто бывает, что когда маленький ребенок плохо себя ведет, наивная и добрая мама просит священника поисповедовать его, думая, что если он покается, то будет слушаться).
Либо какое-то обезьянничество по отношению к взрослым со стороны самого ребёнка: стоят, подходят, батюшка что-то им говорит. Хорошего из этого ничего не происходит. У большинства нравственное сознание просыпается значительно позже.
Но и пусть себе позже. Пусть приходят в девять, десять лет, когда у них появится большая степень взрослости и ответственности за свою жизнь.
На самом деле, чем раньше ребенок исповедуется, тем хуже для него — видимо, не зря детям не вменяются грехи до семи лет.
Только с достаточно более позднего возраста они воспринимают исповедь как исповедь, а не как перечень того, что сказано мамой или папой и записано на бумаге. И вот эта формализация, происходящая у ребенка, в современной практике нашей церковной жизни является довольно опасной вещью.»
С. Милорадович. У исповедника
Зачем на исповеди нужен священник
Исповедь — это не беседа. Священник не обязан что-то говорить. Он обязан слушать, обязан понять, искренне ли кается человек. Давать советы не всегда уместно.
Митрополит Антоний Сурожский говорил в одном своем слове об исповеди: «Иногда честный священник должен сказать: «Я всей душой болел с тобой во время твоей исповеди, но сказать тебе на нее ничего не могу. Я буду молиться о тебе, но совета дать не могу».
Каждая исповедь — это обещание приложить все усилия для того, чтобы впредь не возвращаться к исповеданному греху.
Священник — только свидетель этой вашей клятвы верности Богу.
Священник наделен властью от Бога прощать те наши грехи, в которых мы приносим искреннее покаяние. Это нелегкое бремя ответственности и власти Христос дал Своим апостолам.
опубликовано econet.ru. Если у вас возникли вопросы по этой теме, задайте их специалистам и читателям нашего проекта
священник Антоний Скрынников
«Ибо, если устами твоими будешь исповедовать Иисуса Господом и сердцем твоим веровать, что Бог воскресил Его из мертвых, то спасешься; Потому что сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению».
Эти стихи являются основой Молитвы покаяния. Это, возможно, одна из самых первых молитв, которую вы адресуете Богу, кроме тех моментов, когда вы взываете; “Бог, если Ты есть, помоги!”. Молитва покаяния вводит вас в Царство Божие. Это та самая первая молитва, которая принесла в вашу жизнь потрясающие результаты: она вывела вас из тьмы к свету и дала вам верные отношения с Богом.
Эта молитва произносится в момент нового рождения, когда вы спасаетесь. Но благословение и польза от этой молитвы не заканчивается спасением. И эту сильную молитву Господь дал нам, чтобы мы использовали ее на протяжении всей нашей христианской жизни — не для того, чтобы быть вновь спасенными, а чтобы хранить сердце и жизнь непорочными перед Богом.
Слово “покаяться” означает “изменить”, то есть повернуться и пойти в другом направлении. Все служение Иоанна Крестителя было отмечено словами: “Покайтесь! Лучшее приближается. Будьте, готовы”. Как бы вы ни посмотрели на слово “покаяние”, в центре его слово “изменение”. Нет другого пути к спасению, кроме как обратиться к Иисусу и навсегда изменить свою жизнь через веру в Его кровь. Покаяние делает вас членом семьи Господа и открывает возможность общения с Ним. Когда истинное, покаяние исходит из сердца, в котором проснулась потребность
В Книге Деяний 17:30 сказано: “…что Бог, ныне повелевает людям всем повсюду покаяться”. И мы, конечно, знаем, что благость Божия ведет к покаянию (Рим. 2:4).
Бог очень добр! Он хочет изменить жизнь мужчин и женщин во всем мире. Он хочет войти в самую суть их существа — в сердце и показать, насколько Он добр, как сильно Он любит их, и какой у Него есть отличный план для них. Он также приводит их к осознанию греха и необходимости Спасителя, Он хочет, чтобы они покаялись в грехах, изменились и всем сердцем повернулись к Нему, и тогда благость проявится в вашей жизни.
Молитва покаяния: Отец Небесный, я признаю, что являюсь грешником, и я не заслуживаю Твоей любви. Но я понял, что Ты любишь меня таким, какой я есть. Ты отдал Своего единственного Сына вместо меня на крест, чтобы я не погиб, но жил вечно. Я прошу Тебя простить все мои грехи и сделать меня новым творением. Я хочу, чтобы Ты стал моим Спасителем и Господом всей моей жизни. Пусть моя жизнь будет изменена и приведена Тобою в порядок. Иисус, я приглашаю Тебя в мое сердце и мою жизнь. Я нуждаюсь в Тебе и в Твоей любви. Спасибо за прощение всех моих грехов и за спасение, которое Ты даруешь мне прямо сейчас. Во имя Иисуса Христа я молился. Аминь.
Необходимость покаяния (Италия. Рим, 2017.07.30)
00:00 Лекция
58:25 Я случайно увидела в интернете икону изверга XVII века Иосафата Кунцевича, убитого в 1623 году в городе Витебске, который что только ни делал с православными, чтобы обратить их в униаты. В XIX веке Папа Римский провозгласил его покровителем Польши и России, и это меня возмущает. А каково Ваше мнение об этом человеке?
01:00:36 Я часто думаю о той смоковнице, которая засохла по слову Христа, когда Он не нашёл на ней плодов. Но ведь даже Апостол сказал, что тогда было не время собирания смокв. Почему же так произошло?
01:03:54 Один святой сказал, что каждый ум должен иметь меру познания, для того чтобы не погибнуть. Как же определить для себя эту меру познания, чтобы не погибнуть душе, если тянет к внутреннему познанию правды Господней?
01:16:50 Я проштудировала Вашу книжку от корки до корки. Когда Вы говорили об отличиях католической и православной религий, Вы приводили в пример Франциска Ассизского, у которого появлялись стигматы, потому что он был внушаем с точки зрения психиатрии. Но когда Вы говорили, что какой-то русский святой слышал звон колокола с небес, и его слышали и другие святые, этот звон Вы назвали гласом с неба. Но ведь и эти люди тоже могут быть в какой-то степени внушаемыми, или я чего-то не понимаю?
Необходимость покаяния в духовной жизни
Оживление души совершается волею Божией и силою Божией, но от человека требуется его произволение в принесении Богу покаяния. Срок покаяния, потребного согрешившему, известен единому Богу.
Кающийся грешник, будучи даже как бы забыт Богом, как ему кажется это, по чудному смотрению Божию обретает пользу душевную, приходит в преуспеяние. Отложим уныние. Господь ведет нас ко спасению!
«Ничто, ничто не помогает столько к получению исцеления от язвы, нанесенной грехом смертным, как учащаемая исповедь; ничто, ничто не содействует столько к умерщвлению страсти, гнездящейся в сердце, как тщательная исповедь всех проявления, всех действий ее».
Исповедь необходима в борьбе со грехом. Покаяние тогда только признается истинным и действительным, когда последствием его бывает оставление греха смертного.
Еп. Игнатий заключил свои советы учением о покаянии (т. 5, с. 366). Неслучайно это. Это указывает на то, что, проходя жизнь богоугодную в согласии со всеми требованиями святого Евангелия (по всем его советам), мы должны и начинать и кончать все покаянием, сознанием своей греховности. Без этого мы собьемся с правильного пути. Преп. Марк Подвижник очень определенно и ясно говорит, что покаяние приличествует всем и всегда, и грешникам и праведникам, желающим спасения и начинающим духовную жизнь, и средним, и совершенным (Слово о покаянии). Итак, будем каяться, стяжем покаяние, смиренное устроение, будем плакать и болезновать о грехах наших и нашей греховности. Отвержем уныние и отчаяние, возложим надежду на помощь Божию, начнем борьбу со грехом, покаемся, – кающимся обетовано Царство Небесное.
Из поучений прп. Никона Оптинского
Иван Стаднюк: исповедь без покаяния
8 марта – 95 лет со дня рождения известного писателя Михаил Захарчук 07.03.2015
С детских лет хорошо знаю его биографию и его творчество, потому что Иван Фотиевич родился и вырос в селе Кордышевка на моей Виннитчине. Фильмы «Артист из Кохановки», «Максим Перепелица», «Ключи от неба» для жителей городов и весей нашей области всегда были классикой: подоляне, от мала до велика, знали, что их автор — земляк. А для всякого «щирого хохла» земляк, что твой родственник. Собственно, так и меня всегда воспринимал незабвенной памяти Иван Фотиевич.
О всякой поездке на родину я ему докладывал регулярно и обстоятельно. Он хорошо знал все наше, постоянно меняющееся, областное руководство и потому тем для разговоров у нас всегда хватало с избытком. Вообще к понятию «малой родины» он относился душевно, почти трепетно. Казалось, по-детски радовался, когда односельчане избрали его почетным гражданином Кордышивки (по-русски правильно — Кордышевка, но Стаднюк «и» на «е» никогда не менял), хотя к тому времени он уже был почетным гражданином Смоленска.
Дав мне поручение, интересовался: «К завтрашнему дню успеешь сделать?» — «Это вряд ли, Иван Фотиевич, тут же работы почти на печатный лист» — «Эх, хилый нынче пишущий народец пошёл, — досадовал он. — Да я в твои годы мог за ночь пару печатных листов наворочать!». Что было сущей правдой. Работоспособностью, как впрочем и пробивными качествами характера Стаднюк отличался.
Безо всяких связей и протекции он сумел, исключительно благодаря собственному упорству, трудолюбию, пробиться сначала в службе, а потом и в литературе на самые высокие командные посты – был секретарем правления Союза писателей СССР.
Всяких других должностей, почетных званий и всевозможных премий тоже имел целый ворох. (Одних орденов – 10!) И по жизни умел всегда создать комфорт не только для себя, но и для окружающих. Жил в престижном районе Москвы, на улице Правды, дачу имел в Переделкино и всю сознательную жизнь ездил на служебной машине. Но примечательно то, что постоянно работая локтями, загребая в своей лодке налево и направо, Иван Фотиевич умудрялся не попадать на «рифы» — никого не задевать, не задирать, и потому не прослыл рвачом, корыстолюбцем, ловчилой или прохвостом, которых в советской литературе в ту пору было более, чем предостаточно. У большинства людей, знавших его, дружбой его дороживших, Стаднюк оставил о себе память добрую. Он знал, что надо писать, как надо жить и служить в советской стране и всегда точно колебался вместе с линией партии.
Здоровьем обладал отменным, несмотря на всевозможные передряги военного быта, почти двадцатилетней службы и не самый аскетический образ жизни. Был завзятым рыбаком и охотником. Особенно любил «ходить на кабана». А какая же настоящая охота обходилась в те времена без обильных возлияний? Курил тоже очень много, иногда зажигая сигарету от не потухшей предыдущей, но при этом врачам никогда не кланялся, даже считал унизительным для себя им кланяться. Такая деталь. В восемьдесят четвертом или восемьдесят пятом году – точнее уже не помню — умерла его жена. Иван Фотиевич женился на статной красавице Наталии, преподавательнице немецкого языка, старше которой был на… двадцать восемь лет! И ничего, прожил с ней оставшуюся жизнь в ладу и согласии.
А буквально накануне своей смерти выпустил еще и автобиографическую книгу «Исповедь сталиниста». Этот последний литературный труд земляка делался практически на моих глазах, в некотором роде даже с моим участием (многие страницы книги я ему печатал, вычитывал) поэтому с него и начну.
— Скажу тебе честно: устал я от трагического и кровавого материала. Да и ощутил некоторую оглушенность от появившихся «новых концепций» о минувшей войне. Посему решил на время остановиться и оглянуться в свое личное прошлое, облегчить память и душу, написать о том, что меня волновало и потрясало не только в связи с войной, но и в связи с тяжкими проблемами довоенной, послевоенной жизни да и о том, что сейчас озадачивает. Это будет попытка исповеди, но без покаяния.
— Иван Фотиевич, а разве так бывает, чтобы «исповедь» да без «покаяния»?
— А почему бы и нет? Я же не академик Самсонов, который в своё время до небес славил Сталина, а теперь доказывает, что у Верховного Главнокомандующего не было ни полководческих способностей, ни таланта государственного деятеля. На мой взгляд, Сталин — фигура исторически чрезвычайно сложная, до невероятности противоречивая, но гениальная, неотделимая ни от истории нашей страны, ни от нашего народа-победителя. Сейчас многие литераторы активно ведут «археологические» и целенаправленные раскопки в своих архивах и давно забытых публикациях. Поддался этому модному влиянию и я, но ничего значительного залежавшегося в ящиках своих столов, к сожалению, не нашел. Зато обнаружил оригинальную рукопись первой книги романа «Люди не ангелы», опубликованной в 1962 году. Вчитался в многочисленные цензурные сокращения, вспомнил, как под дружескую диктовку редактора отдела литературы журнала «Нева» сам «обкладывал ватой» всё то трагическое и тяжкое, что произошло с Украиной в 30-е годы, и о чём я написал. Вспомнил также пережитые страхи, когда опубликованный роман читался по «Голосу Америки» и издавался в Англии, ФРГ. Но не сожалею ни о чём, ибо, известно, «дорого яичко к Христову дню».
Ведь это была первая в советской литературе книга, в которой прозвучала, пусть местами в усеченном виде, но правда о страшном голоде, разрухе в деревне и о жесточайших репрессиях среди крестьянства.
— Даже несмотря на то, что вы многое из своей прошлой жизни пересмотрели, вас по-прежнему считают писателем «групповым», даже «сталинистом». Что думаете по этому поводу?
— Не всё так просто в этой жизни. Вот я одиннадцать лет проработал секретарем Московской писательской организации. В моих руках было многое: издания, литературные вечера, квартиры, путевки, машины, поездки за границу. И скольким людям по этой части я помог, этого даже вспомнить невозможно! Делил ли я при этом писательский люд на «своих» и «чужих»? Нет такого греха на душу не брал. Хотя, разумеется, как и всякий пишущий, я имел свои пристрастия, приятия или неприятия и даже неприязнь к отдельным произведениям, критикам, ученым. Так и меня многие не жаловали. Иные критики на дух не переносят моих романов» Война» и «Москва, 41-й». А между тем я тебе так скажу: сейчас в нашей стране мало кто знает – да почти никто — о событиях 41-го года столько, сколько знаю я. Естественно, поэтому у меня и иное отношение к Сталину, как к полководцу и дипломату, чем у людей, которые стараются списать на него все ошибки того сложного периода, в том числе собственные или своих близких. А ошибок и злодеяний у Сталина хватало и без нынешних домыслов всяких шарлатанов от истории. И для меня смешно выглядят те «правдолюбцы» и критики, которые «драконят» мои романы за якобы содержащуюся в них апологетику Сталина. Меж тем я вождя никогда «живьём» не видел. Его образ и характер, как государственного и военного деятеля периода Отечественной войны, сложились в моем воображении под впечатлением печатных и устных суждений самых выдающихся наших полководцев, руководителей промышленности, ученых, политиков, дипломатов, чтимых во всём цивилизованном мире. Они звучали после смерти Сталина, да и сейчас звучат. В них – непустое славословие, а оценка конкретных (верных или ошибочных – другой вопрос) деяний вождя и их последствий. А со сколькими документами мне пришлось работать! И потом, скажи мне на милость, почему я не должен верить Жукову, Василевскому, Мерецкову, Коневу, Рокоссовскому, Штеменко, Хрулеву, Шахурину, Исакову, Кузнецову, Сабурову, Громыко? Но верить шустрым Волкогонову, Радзинскому, плодовитым братьям Медведевым. Наконец, учти: более двадцати лет (точнее – 23 года) я встречался с Молотовым, даже по рюмке с ним не единожды пропускал. Вот он был для меня своеобразной академией в постижении хода и исхода самой страшной в истории человечества войны. Хотя и ему преданно в рот не смотрел, никогда не переча. Например, у нас с ним не было единомыслия в крестьянском вопросе. Он категорически не одобрял, скажем, моего романа «Люди не ангелы», как осуждал и книги о деревне Михаила Алексеева, Сергея Крутилина. Ну и что? Этот великий сподвижник Сталина имел право на свою собственную позицию. И она никогда не была дилетантской, уж поверь мне.
…»Сталинист, сталинист»! А ты хочешь сказать, что Черчилль, Гопкинс, Гарриман, Бивербук и многие другие крупные западные политики, восторженно отзывавшиеся о Сталине, тоже были сталинистами?
Или как тебе мнение немецких журналистов, однажды атаковавших меня в Дагомысе. Они искренне удивлялись: вот Советский Союз разгромил самую первоклассную армию в мире, склонил на свою сторону бывших врагов, выкорчевал даже корни фашизма, а теперь ваши же писатели и историки пытаются доказать всему миру, что в то время во главе ваших же вооруженных сил стоял недоумок. Как же нам, немцам, к этому относиться?!
Естественно, я объяснил им, как и подобает коммунисту, разделяющему политику партии, что культ личности Сталина принёс нашему народу большие бедствия. Впрочем, бедствия эти появились, пожалуй, с момента Октябрьской революции. Ведь она насмерть разделила тысячи и тысячи людей. Разве уехавшие за рубеж белогвардейцы стали друзьями советской власти? А рассеянные по стране бывшие помещики, кулаки, купцы, домовладельцы, заводчики? Естественно, они ждали, когда рухнет советская власть, иные создавали антисоветские организации, попадались на диверсиях, на антисоветских лозунгах. Все это способствовало разгулу репрессий, которые со временем обрели чудовищные, неуправляемые размеры и никаких оправданий иметь не могут. Помню, стал свидетелем разговора на охоте секретаря одного райкома партии с начальником райотдела НКВД: в соседнем, мол, районе нашли двадцать врагов народа, а у нас что, нет? Ищи как следует! И такое ведь было. Но при всём том я тебе так скажу: вот китайцы, они молодцы. Они постановили: в деяниях Мао Дзэдуна было 30 процентов неправильного. Остальное – верное. И закрыли тему. А у нас сейчас серьёзные люди стесняются называть Сталина полководцем, выигравшим войну против Гитлера. Ну может ли быть большая идеологическая нелепость?
Да, разумеется, мы должны знать, откуда и почему взялись те «тройки», свирепствовавшие в районах, областях, крупных городах, воинских соединениях. Чьим решением им была дана власть над жизнями ни в чем неповинных людей? Как поднималась рука у руководителей наркоматов и творческих союзов писать резолюции-согласия об арестах тысяч людей?
Нам нужны не только констатации, общие изложения трагических фактов и ситуаций, но и серьезные, глубокие, вдумчивые объяснения причин происходившего. Мы вправе знать всю правду.
А её сейчас все больше приспосабливают под температуру момента. Спрашивается, зачем столь вопиющая дезинформация? А чтобы элементарно обгадить самые трагические страницы нашей истории. Сегодняшний лживый «разоблачительный» раж, а порой и намеренная фальсификация фактов, способствуют дестабилизации обстановки в стране, в нашей армии. А иначе, откуда столько гнусной лжи?
По разрешению ЦК партии я работал в архивах ГКО, Генерального штаба, Ставки Верховного Главнокомандования. Сталиным и членами политбюро была проделана титаническая работа в начальный период войны. О конструктивной деятельности вождя в тот период сказано в воспоминаниях буквально всех (до единого!) наших военачальников. Неоценима роль Сталина и в создании антигитлеровской коалиции, второго фронта.
Я почему так много тебе об этом говорю? Да потому, что нельзя смаковать лишь горькие моменты из нашей истории. Это принижает, умаляет значение наших побед и в войне, и в мирной жизни. И если мы сами позволяем себе цинично лгать о собственной войне и нашей Победе, то что же тогда говорить о наших недругах? Они же будут на корню изничтожать величайший, беспримерный подвиг советского народа. Дивлюсь: неужели эта истина не доходит до людей?
…Ушел из жизни Иван Фотиевич, успев хлебнуть всех «прелестей» постперестроечного бардака. Во всяком случае, вопиющее лицемерие Кравчука и хамское поведение Чорновила захватить успел. А всё, что происходило на Украине его волновало по-настоящему и в не меньшей степени, чем в России. Собственно, развал Союза и весь последующий ельцинский бред Стаднюка в какой-то степени и доконали, потому что на здоровье и вообще на жизненный фарт природа ему, как уже говорилось, откровенно не поскупилась.
Но то, что из-под его ног так стремительно и потому пугающе непонятно уходила его личная творческая Атлантида, — это писателя и свело в могилу внезапно и скоропостижно.
Есть в романе «Война» — лучшем, что написал Стаднюк — одно примечательное авторское рассуждение: «Тяжкое то было время. К нему часто будут обращать взор летописцы, философы, златоусты всех континентов. Найдутся среди них и такие, которые позволят себе судить о событиях тех дней без должного понимания их сложной трагичности и рассматривать их с позиций некоего философско-исторического дальтонизма. А иные, стыдливо позабыв о бывших своих верованиях и публичных утверждениях, станут искать маятник «нового» времени и нередко скрип флюгера на чужой крыше принимать за голос истины. Эти люди при определенных гарантиях безопасности для себя, когда страх за свое благополучие не смущает их сердца, скоры на первое слово и на сомнительное дело. Они ревностно начнут высекать своими перьями искры из колеса истории и выдавать их за лучи правды».
Хорошо сказал земляк…
Из воспоминаний И.Ф. Стаднюка
«Мне часто задают вопрос, как родился образ Максима Перепелицы. Черты этого веселого хлопца носят многие мои герои, включая Петра Маринина и Мишу Иванюту. Как ни странно, но схема образа Перепелицы родилась в сумятице мыслей, вызванных тем, что я увидел и пережил в первых пограничных боях 1941 года. В самых безнадежных, смертельно опасных ситуациях наши рядовые воины, равняясь на командиров и политработников, проявляли немыслимое упорство, самоотречение, храбрость и стойкость. Кажется, порой они больше, чем противника, боялись выглядеть со стороны робкими, нерешительными. А когда после критической ситуации наступали минуты затишья, находились заводилы и начиналось веселье: смеялись над мнимыми и истинными нелепостями — у кого какое было выражение лица во время штыковой схватки (тут же копировали), как, кто и что кричал в атаке, как увертывался от танка или закрывался каской от свистящей над головой бомбы… А когда вновь приближался бой, люди суровели, понимая неотвратимость опасности и собираясь с силами, чтобы выстоять.
Где берется у солдат эта неистощимая нравственная твердость? Можно, конечно, много рассуждать о влиянии на характеры наших людей советского общественного строя, советской идеологии и так далее. Но ведь очень много дает человеку и служба в армии в мирных условиях. Я сам был до войны рядовым солдатом, потом курсантом полковой школы, курсантом военного училища и на себе ощутил влияние казармы, красноармейского коллектива, влияние всего уклада жизни, каждая минута которой регламентирована уставами, наставлениями, инструкциями и приказами. Почти зримо слетала с меня «гражданская шелуха», и я видел, как постепенно менялись характеры моих сослуживцев; среди них многие несли в себе что-то от Максима Перепелицы, которому как литературному образу еще предстояло родиться. И если вначале казарменные весельчаки потешались над недостатками своих товарищей, не щадили и себя, дабы повеселить друзей, иногда валяли дурака и на занятиях, то со временем это их качество приобретало иную направленность — оно уже помогало в службе и в учебе.
Вот и задумал я в начале 50-х годов проследить на примере одного героя, поначалу хвастуна, балагура и проказника, как выковывается в армейских условиях тот самый характер, который в бою делает человека несгибаемым.
У каждого человека есть на земле места, которые всегда живут в его сердце. Есть места милые, волнующие тем, что человек родился там, впервые ощутил ослепляющую красоту подсолнечного мира, впервые сказал самое дорогое слово «мама», испытал первые волнения юности… А есть места, ставшие частью твоей души потому, что с ними связаны тяжкие испытания в твоей жизни, связано рождение в тебе воистину великих чувств человека и гражданина, когда в их совокупности с силой взрыва встает на первый план чувство долга.
Вот таким, вторым для меня местом на земле, второй моей родиной является Белоруссия, где я получил первое литературное крещение, а потом первое боевое.
…7 и 8 мая 1941 года. Зал в Доме командиров Западного Особого военного округа в Минске. В президиуме — Якуб Колас, Янка Купала, Кондрат Крапива и другие выдающиеся деятели литературы Белоруссии, представители командования, а в зале — красноармейцы, курсанты полковых школ и военных училищ, сержанты, молодые командиры и политработники. Все они — начинающие литераторы, сделавшие первые шаги на трудной стезе прозы, поэзии или драматургии. Это было окружное совещание молодых красноармейских писателей. Правду сказать, слово «писатель» для большинства из нас было определение довольно условное, ибо я, например, тогда курсант Смоленского военно-политического училища, или известный, ныне уже покойный, военный прозаик Геннадий Семенихин, тогда замполитрука, к тому времени напечатали всего лишь по нескольку рассказов. Однако совещание было для нас огромнейшим событием, ибо с высокой трибуны мы услышали оценку своих первых произведений, услышали наставления мастеров белорусской литературы… Никто из нас, участников этого совещания, не ведал тогда, что стоим мы на пороге великих и тяжких испытаний и что не скоро постигнутое здесь станет нашим творческим подспорьем. Многим вообще не пришлось больше браться за перо…
В белорусской земле покоится прах моих погибших боевых побратимов. Дважды и я пролил там кровь — на Березине и Друти. А как забыть холодившие душу горькие вопросы белорусских крестьян: «Куда вы отступаете?..» Как потушить в памяти их укоряющие, тоскливые взгляды?.. И не забыть знобкого восторга наших победных контратак, не забыть трепетной радости, когда на груди засверкал первый боевой орден за бои в Белоруссии… В моем архиве бережно хранится документ, свидетельствующий о том, что крестьяне деревни Боровая Дзержинского района Минской области избрали меня своим почетным гражданином. Близ этой деревни в ночь на 28 июня 1941 года наша часть вступила в бой с крупным немецким десантом.
Ну и не могу не сказать о родном мне Смоленске, где стал членом КПСС, где в военно-политическом училище постигал не только марксистско-ленинскую теорию, но и военные знания, приобретал физическую закалку; верю, что именно все это помогло мне остаться самим собой в первых боях близ границы, сдюжить все тяжкое, что выпало на нашу долю в трудные месяцы боев на Смоленских возвышенностях летом 1941 года, а затем пройти по дорогам войны до Победы. И как самой высокой оказанной мне честью, бесценной духовной наградой горжусь тем, что мне присвоено звание Почетного гражданина Смоленска.
Писать и говорить обо всем этом мне как-то не очень удобно, наверно, из-за врожденной крестьянской застенчивости, но умолчать тоже нелегко, ибо характер хвастуна Максима Перепелицы, пусть и не в большей мере, но слеплен мной и из черт собственного характера.
Так случилось, что со времен окончания войны я живу мыслями и чувствами, взявшими начало там, среди полей, лесов и лугов Белоруссии и Смоленщины, и уже больше двух десятков лет работаю над эпопеей о войне. Пока написаны и опубликованы три книги романа «Война», роман «Москва, 41-й», в стадии завершения роман «Москва, 41 — 42-й». Не знаю, хватит ли сил закончить все задуманное. Так, роман «Люди не ангелы» я писал пять лет. Первую книгу «Войны» — три года, вторую — четыре, третью — пять лет. На их издание тоже потрачено в общей сложности три года… А ведь кроме литературного труда не уклоняюсь и от других обязанностей — общественных и служебных, не порываю связей с родной армией, которой служу верой и правдой. И есть у меня родная Винничина и маленькое село там Кордышивка. И есть внуки — Иван, Оксана, Алеша и Оля. Да-да, я уже давненько четырежды дед…».
Без исповеди неполно покаяние
Для Всеведущего были ли неизвестны грехи и беззакония, коими народ Израильский покрыт был, по выражению пророка, от главы до ног? Между тем, Премудрость Божия в непременное условие помилования поставляет, чтобы народ Израильский не только осознал свои грехи, не только разлюбил и отверг их навсегда, но и чтобы исповедал их вслух перед всеми. Глаголи ты беззакония твоя прежде, да оправдишися. Для чего это? Для того, дабы явно было, что он помнит все грехи свои, и ведает всю тяжесть их, что он ненавидит неправды свои и потому не хочет более скрывать их от правосудия Божественного.
Следуя этому, и Святая Церковь требует, братие, от нас не одного внутреннего покаяния в грехах наших, а и внешней исповеди их перед служителями алтаря. Итак, возлюбленные, если уж врачеваться, то — врачеваться; оставим все суетные мудрования плоти, сбросим все покровы самолюбия и ложного стыда; и явимся к купели покаяния такими, какими входили в купель крещения — нагими!.. Когда началась исповедь? Вопрос самый простой, но, в ответ на него, я должен повести вас далеко, далеко — в рай! Помните ли, что последовало за падением наших первых прародителей? Надлежало последовать смерти; ибо ясно сказано было: а в оньже аще день снесте от него (запрещенного древа), смертию умрете (Быт. 2; 17). Вместо этого является Сам Господь жизни и смерти. Для чего? Для принятия от согрешивших исповеди. Адаме, — говорит Он, — где ecu? (Быт. 3; 9). Мог ли Всеведущий не знать, где был Адам? Но Премилосердый хотел возбудить падшего человека к сознанию своего бедственного состояния, дабы этим сознанием расположить его к исповеданию своего греха, к прощению и принятию помилования. Но, увы, на глас Божий наши праотцы отвечали не чистосердечным признанием греха, а преступным извинением его. И рече Адам: жена, юже дал ecu со мною, та ми даде от древа, и ядох (Быт. 3; 12); И рече жена: змий прельсти мя… (Быт. 3; 13), то есть они думали вину падения возложить не только на змия, но даже на Самого Бога, только бы извинить себя самих! Так окончилась самая первая исповедь! Вы знаете, что за это худые исповедники посланы были на всегдашнюю, тяжелую епитимию до смерти — за вратами Едема…
И после этого несчастного опыта первой исповеди Милосердый Господь не оставил грешников. Каин умерщвляет своего брата: грех явен, преступление ужасно; чего ожидать, кроме наказания? Между тем, вместо казни — открывается исповедь. Паки является Сам Господь! — и как начинается исповедь братоубийцы? не угрозами, не обличениями, а отеческим вопросом: где есть Авель брат твой? Но, увы, такой избыток милосердия вызвал наружу опять одно ожесточение: вместо смиренного признания в грехе, несчастный отвечал: еда страж брату моему есмь аз? (Быт. 4; 9). Известно, что было плодом и этого несчастного злоповедания: стеня и трясыйся будеши на земли (Быт. 4; 12), — сказано худому исповеднику!
Перед дверьми скинии свидения, а потом — храма, всегда было множество исповедников, которые, принося за грехи свои различные жертвы, возлагали на голову жертвы свои руки, исповедовали грехи свои, и таким образом, по силе веры в будущую всемирную за грехи людей жертву Сына Божия, принимали оставление грехов (Лев. 4; 29). Кроме этого, каждый год, в день очищения, при собрании всего народа, совершалось великим Первосвященником таинственное исповедание грехов всего Израиля (3 Цар. 21; 27-29). При особенных случаях являлись и чрезвычайные лица для принятия исповеди: так, пророк Нафан послан был самим Богом обличить Давида, и, по принятии от него исповеди, объявил ему помилование от лица Божия.
Перед пришествием на землю Самого Врача душ и телес послан был приготовить путь Ему в сердцах людей Предтеча. Вся жизнь и все служение его состояло в проповеди покаяния, и в принятии исповеди от кающихся. Тогда исхождаше, — говорится в Евангелии, — к нему вся Иерусалима, и вся Иудея, и вся страна Иорданская, и крещахуся во Иордане от него, исповедающе грехи своя (Мф. 3; 5-6).
Наконец, является Сам Агнец Божий, вземляй грехи мира (Ин. 1; 29), Господь Иисус. Как Сердцеведец, Он не имел нужды, чтобы кто-то свидетельствовал перед Ним о том, что есть в каждом человеке, — какова его жизнь и каковы грехи: однако же Он предварял отпущение грехов вопросом: хощеши ли цел быти! (Ин. 5; 6); ты веруеши ли в Сына Божия? (Ин. 9; 35). И отпущение грехов сопровождал наставлением: ктому не согрешай, да не горше ти что будет! (Ин. 5; 14). Самым последним делом Господа на кресте была исповедь разбойника, а по воскресении одним из главных дел — исповедь Петра, отвергшегося во время Его страданий.
Как ни драгоценны ключи Царствия Небесного, но поскольку мы имеем в них непрестанную нужду, то, еще до смерти Своей, Он передал их апостолам, сказав: и еже аще разрешиши на земли, будет разрешено на небесех (Мф. 16; 19). Апостолы Христовы также не взяли с собой ключей Царствия на небо; в писаниях своих они ученикам и преемникам своим завещают продолжать великое дело примирения с Богом грешников, и для этого дают право вязать и разрешать совести. Ревность и усердие христиан первых веков сделали так, что кающийся исповедовал грехи свои перед всеми, и в знак раскаяния всенародно проходил различные степени покаяния с таким самоотвержением, что всенародное исповедание грехов начинало делаться опасным, по немощи слуха многих. Поэтому Богомудрые пастыри Церкви, особенно святитель Иоанн Златоуст, поспешили обратить исповедь из всенародной в частную, только перед духовным отцом, какой она без изменений остается и доныне. Видите ли теперь, что исповедь есть дело милосердия Божия, который сказал: Не хощу смерти грешника, но еже обратится нечестивому от пути своего и живу быти ему (Иез. 21; 26).
«Все это справедливо, — скажет кто-либо, — но почему бы исповедь не совершать перед одним Богом? Зачем тут посредники — люди?» Затем, возлюбленный, что ты сам —человек! Справедливо, что исповедь приносится единому Богу, но если ты искренно раскаиваешься в том, что огорчил своего Владыку, Творца и Благодетеля, то ответ на твою исповедь должен быть для тебя крайне дорог. Благодари же благость Божию за то, что ты каждый раз можешь слышать ответ из уст своего духовного отца. «Но моя совесть, — подумает иной, — может служить для меня ответом!», то есть подсудимый будет сам изрекать себе помилование! Возможно ли это? Если ты истинно каешься, то совесть твоя более всего сама имеет нужду в успокоении от другого. В этом случае успокоительный голос не только служителя алтаря, даже простого человека весьма дорог, и нередко спасает от отчаяния. «А если так, — скажешь еще, — то я могу обратиться за этим к кому-либо из ближайших ко мне людей, заслуживших мое доверие». Обратиться за тем, чтобы услышать из уст его прощение от лица Божия? Но дерзнет ли ближний твой, если он в самом деле благочестив, принять на себя столь великое дело? И какая разница — услышать уверение в милосердии Божием от обыкновенного человека, и услышать его торжественно из уст служителя алтаря, который уполномочен на то Самим Господом! Само собой разумеется, братие, что исповедь перед священником нисколько не препятствует исповеди по взаимному Христианскому доверию. Напротив, апостол говорит: Исповедайте убо друг другу согрешения ваши и молитеся друг за друга, яко да изцелеете (Иак. 5; 16). Нисколько также не препятствует исповедь перед священником сокрушенному исповеданию грехов своих перед Богом. Для этого даже указываем всем и каждому на «Молитву исповедания к Богу человека, полагающего начало спасения», составленную и оставленную, можно сказать, в духовное наследие для всех истинно кающихся святителем Димитрием Ростовским. В этой «Молитве исповедания» каждый найдет не только указание, как приносить ежедневное исповедание Богу во грехах, но и самое исповедание и, дерзну сказать, самое покаяние и милость Божию. Аминь.
Из сочинений Иннокентия, архиепископа Херсонского
Источник: Троицкие листки. Духовно-нравственное чтение для народа. — ОАО «Молодая гвардия». С. 41-44.
Смысл таинства Покаяния (Исповеди ) в православном катехизисе дается в следующей формулировке этого таинства: «Покаяние есть Таинство, в котором исповедующий грехи свои, при видимом изъявлении прощения от священника, невидимо разрешается от грехов Самим Иисусом Христом».
Это таинство называют вторым крещением. В современной Церкви оно, как правило, предшествует таинству Причащения Тела и Крови Господа нашего Иисуса Христа, поскольку приготавливает души кающихся к участию в этой Великой Трапезе. Необходимость в таинстве Покаяния связана с тем, что человек, ставший христианином в таинстве Крещения, омывшем все его грехи, продолжает грешить по немощи человеческого естества. Эти грехи отделяют человека от Бога и ставят между ними серьезную преграду. Может ли человек преодолеть этот болезненный разрыв своими силами? Нет. Если бы не было покаяния, человек не смог бы спастись, не смог бы сохранить обретенное в таинстве Крещения единение со Христом.
В Священном Писании покаяние является необходимым условием для спасения: Если не покаетесь, все так же погибнете (Лк. 13, 3). И оно с радостью приемлется Господом и угодно Ему: Так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии (Лк. 15, 7). В непрерывной борьбе с грехом, продолжающейся всю земную жизнь человека, бывают поражения и порой тяжкие падения. Но после них христианин должен вновь и вновь вставать, каяться и, не поддаваясь унынию, продолжать свой путь, потому что милосердие Божье бесконечно. Плод покаяния — примирение с Богом и людьми и духовная радость от открывшейся человеку причастности к жизни Божьей.
Прощение грехов подается человеку через молитву и священнодействие священника, которому от Бога в таинстве Священства дана благодать прощать на земле грехи. Покаявшийся грешник получает в таинстве оправдание и освящение, а исповеданный грех полностью изглаживается из жизни человека и перестает разрушать его душу.
Видимая сторона таинства Покаяния заключается в исповедании грехов, приносимом кающимся Богу в присутствии священника, и в разрешении грехов, совершаемом Богом через священнослужителя.
Невидимое действие благодати Божией состоит в том, что кающийся, при видимом свидетельстве прощения от священника, невидимо разрешается от грехов Самим Иисусом Христом. В результате этого исповедник примиряется с Богом, Церковью и собственной совестью и освобождается от наказаний за исповеданные грехи в вечности.
Приготовление к исповеди заключается не столько в том, чтобы возможно полно вспомнить свои грехи, сколько в том, чтобы достигнуть состояния сосредоточенности и молитвы, при которых грехи станут для исповедника очевидны. Кающийся, образно говоря, должен принести на исповедь не список грехов, а покаянное чувство и сокрушенное сердце. Перед исповедью нужно попросить прощения у всех, перед кем считаешь себя виновным.
Начинать готовиться к исповеди (говеть) надо за неделю или по меньшей мере за три дня до самого таинства. Эта подготовка должна состоять из определенного воздержания в словах, мыслях и поступках, в пище и развлечениях и вообще в отказе от всего, что мешает внутренней сосредоточенности. Важнейшей составляющей такой подготовки должна стать сосредоточенная, углубленная молитва, способствующая осознанию своих грехов и отвращению к ним.
В чине покаяния для напоминания пришедшим к исповеди их грехов священник читает перечень самых значимых прегрешений и страстных движений, присущих человеку, среди которых ведущие к смерти души: гордость, тщеславие, чревоугодие, блуд, сребролюбие, гнев, печаль и уныние.
Исповедник должен внимательно его слушать и еще раз отмечать «про себя» то, в чем обличает его совесть. Подойдя же к священнику после этой «общей Исповеди», кающийся должен исповедать те грехи, которые он совершил.
Грехи, исповеданные и отпущенные священником ранее, повторять на исповеди не следует, поскольку после покаяния они становятся «якоже не бывшие». Но если с момента предыдущей исповеди они были повторены, то каяться необходимо снова. Исповедаться необходимо и в тех грехах, которые были забыты ранее, если они сейчас вдруг вспомнились.
Каясь, не следует называть соучастников или тех, кто вольно или невольно спровоцировал грех. Человек в любом случае сам отвечает за свои беззакония, совершенные им по слабости или нерадению. Попытки переложить вину на других приводят лишь к тому, что исповедник усугубляет свой грех самооправданием и осуждением ближнего.
Ни в коем случае не следует пускаться в долгие рассказы об обстоятельствах, приведших к тому, что исповедник «вынужден» был совершить грех. Надо учиться исповедоваться так, чтобы Покаяние в своих грехах не подменять житейскими разговорами, в которых основное место занимают восхваление себя и своих благородных поступков, осуждение близких и жалобы на трудности жизни. С самооправданием связано преуменьшение грехов, особенно со ссылкой на их повсеместность, мол, «все же так живут». Но очевидно, что массовость греха нисколько не оправдывает грешника.
Некоторые исповедники для того, чтобы не забыть от волнения или несобранности совершенных грехов, приходят на исповедь с их письменным перечнем. Этот обычай хорош, если исповедник искренне раскаивается в своих грехах, а не формально перечисляет записанные, но неоплаканные беззакония. Записку с грехами сразу же после исповеди нужно уничтожить.
Ни в коем случае нельзя пытаться сделать исповедь комфортной и пройти через нее без напряжения своих духовных сил, говоря общие фразы типа «во всем грешен» или затемняя неприглядность греха общими выражениями, например «грешен против 7-й заповеди».
Надо внимательно пересмотреть всю свою жизнь и освободить ее от ставших привычными грехов, например от сквернословия, когда человек перестает замечать, что произнесение грязных слов для него уже норма. Неумеренное употребление пива, вина, курение, а то и пристрастие к наркотическим веществам несовместимы с духовной жизнью. Грехи блуда и прелюбодеяния, легкое отношение к которым «удачно» формируются средствами массовой информации, не являются ничего не значащими грехами! Наоборот, побочные связи женатых людей и распущенность в отношениях с женщинами холостых мужчин — это смертные грехи, за которые в древней Церкви существовали строжайшие наказания.
Не надо думать, что убийство нерожденного плода (аборт) также является «небольшим грехом». По правилам Древней Церкви сотворившие такое наказывались так же, как и убийцы человека.
«Привыкание» к исповеди, как и к любой святыне, ведет к тяжелым последствиям. Человек перестает бояться оскорбить Бога своим грехом, потому что «всегда есть исповедь и можно покаяться».
Такие манипуляции с таинством всегда очень плохо кончаются. Бог не наказывает человека за такое настроение души, он просто отворачивается от него до времени, поскольку никто (даже Господь) не испытывает радости от общения с человеком двоедушным, нечестным ни с Богом, ни со своей совестью.
Человеку, ставшему христианином, необходимо понять, что борьба со своими грехами будет продолжаться у него всю его жизнь. Поэтому нужно со смирением, обращаясь за помощью к Тому, Кто может эту борьбу облегчить и сделать его победителем, упорно продолжать этот благодатный путь.
Условия, при которых исповедник получает отпущение грехов:
1. Сокрушение о грехах. В определенный момент своего духовного развития человек начинает чувствовать тяжесть греха, его неестественность и пагубность для души. Реакцией на это становится скорбь сердца и сокрушение о своих грехах, которое должно проистекать не столько из страха наказания за грехи, сколько из любви к Богу, Которого он оскорбил своей неблагодарностью.
2. Твердое намерение исправить свою жизнь является необходимым условием для получения прощения грехов. Раскаяние же только на словах, без внутреннего желания исправить свою жизнь ведет к еще большему осуждению.
3. Вера во Христа и надежда на Его милосердие. Примером несомненной веры и надежды на бесконечное Божье милосердие может служить прощение Петра после его троекратного отречения от Христа.
По материалам книги: «Справочник православного человека. Таинства Православной Церкви». М. Даниловский благовестник, 2007.
Введение в Литургическое Предание: Таинства Православной Церкви: Таинство Покаяния. Духовный смысл Таинства Покаяния
Теперь обратимся к следующему церковному Таинству — Таинству Покаяния.
Как (уже говорилось прежде), покаяние по-гречески звучит как «метаноиа» и означает «перемену ума». В Покаянии человек обновляется и изменяется, духовно очищается и преображается. Покаяние, строго говоря, завершается даже не тогда, когда человек покаялся на Исповеди перед священником. Окончательное покаяние — как подлинная перемена ума — наступает, когда человек оказывается перед возможностью повторить тот или иной грех, но его не повторяет, потому что этот грех уже не имеет в нем своего начала, своего корня, своего основания. Хотя не будем забывать и о том, что центральным, важнейшим моментом покаяния все же является исповедание греха перед иереем и очищение души христианина от этого греха силой действующей в Таинстве Покаяния Божественной благодати.
Всегда проявляющийся в виде конкретного злого поступка, грех, по определению преподобного Максима Исповедника, есть по своей сути «отпадение человеческого произволения от блага (то есть от Бога — П. М.) ко злу». Мы видим: через грех человек сам добровольно отделяет себя от Бога.
В Православной Церкви грех рассматривается, прежде всего, как болезнь, как заболевание души, нарушившее первозданную гармонию Божественного плана о мире. В нашем православном чинопоследовании Таинства Покаяния есть такое выражение: «пришел еси во врачебницу, да не неисцелен отыдеши». Именно уврачевание человека, восстановление здравия его души — цель Таинства Покаяния. В этом православное восприятие значения Таинства Покаяния отличается от понимания Покаяния в католицизме, в латинской традиции, где духовник выступает как судья, следователь, обличитель. В православии же священник по преимуществу — врач. Исповедь в глазах латинского духовника — это прежде всего трибунал, следственный процесс, а для православного иерея это момент духовной «врачебной» помощи.
Что происходит с грехом в момент Исповеди? Он уничтожается, перестает быть частью нашего душевного внутреннего содержания и относится к тому прошлому, которое перечеркнуто, уничтожено. Впрочем, это не значит, что все совершенные нами прежде греховные поступки, в которых мы исповедались перед священником, над нами уже никак не довлеют. Довлеют. Но уже не как вина, а как наша память, наши переживания, следы, шрамы, которые остались у нас в душе. Кроме того, здесь следует различать те наши грехи, о которых можно уже не вспоминать, и те, за которые мы по-прежнему несем ответственность и перед Богом и перед людьми — как имеющие далеко идущие последствия, отразившиеся на судьбах наших ближних; грехи, печальные плоды которых нам еще надлежит уврачевать. Например, человек до прихода на Исповедь имел какую-то незаконную внебрачную связь, и у него родился ребенок. Теперь представим себе, что он исповедался в своем грехе и после этого вдруг говорит: «Все. Моя прежняя жизнь перечеркнута. Я теперь святой, я теперь очистился в православном Таинстве, никакого греха на мне уже нет, и потому никаких своих прежних детей я не знаю и знать не хочу…». Понятно, что это абсолютно нехристианский подход, нехристианская позиция. Многое из того, что было с человеком до Покаяния (так же, как и до Крещения), навсегда налагает на него определенную ответственность за совершенные им прежде поступки.
И вместе с тем (повторюсь еще раз) после Исповеди его вины перед Богом за эти совершенные прежде и прощенные в Таинстве Покаяния грехи уже нет. То есть с духовным настоящим человека прежний — исповеданный — грех уже не имеет ничего общего.
Пребывание в рабстве греху для всякого человека — это не просто некая «духовная» спячка; это — постоянная внутренняя мука, которую он испытывает. Нахождение под властью греха — это пытка, духовная пытка, которой человек сам себя подвергает. И пока человек от греха не очистился, эта пытка в его душе продолжается непрестанно, подтачивая, духовно уничтожая, убивая грешника. Об этом не устают повторять Святые Отцы. Так святитель Кирилл Иерусалимский учит: «Грех — зло ужасное, но зло, подлежащее исцелению. Ужасное для удерживающего в себе грех, удобоисцелимое же для слагающего с себя грех Покаянием. Представь себе человека, который держит в руке горящий уголь. Пока уголь у него в руке, без сомнения, он жжет его. Но если бросит уголь, удалит от себя и то, что жгло». И вот, отказываясь каяться в том или ином грехе, откладывая на неопределенное время свое покаяние, мы как раз и попадаем в положение того человека, у которого в руке уголь. Этот уголь — не просто камешек, который нам своим весом оттягивает руку: он эту руку прожигает, он ее невыносимо и болезненно плавит. И единственный способ от этой боли, от этого медленного умирания (ведь человек этим пламенеющим углем сжигается, постепенно «сходит на нет») избавится — это просто отбросить уголь греха через церковное Покаяние.
Покаяние дает нам восстановление нашего доброго первоначального состояния, некогда обретенного нами благодаря крещальной купели. Покаяние часто называют «вторым Крещением», обновлением Крещения. Недаром преподобный Ефрем Сирин пишет, что «покаяние есть лестница, возводящая нас туда, откуда мы ниспали».
Тем самым именно благодаря плодам Покаяния вновь возрождается та взаимная святая любовь, что родилась прежде — в Таинствах Крещения и Миропомазания — между Богом и христианской душой и была перечеркнута человеческим грехом. По слову сербского епископа Афанасия (Евтича), «Покаяние и есть сожаление о потерянной любви… Бог и человек в Покаянии вступают в активность (этой) любви».
Кроме того, Покаяние как исповедь, как Таинство Исповеди, есть также важнейший момент не только для нас, но и для нашего духовника, для священника: в осуществляемом им деле христианского пастырского руководства. Как пишет архимандрит Киприан Керн — замечательный специалист по пастырскому богословию, прекрасно понимавший глубинный смысл церковного духовничества, пастырства, «исповедь есть: для грешника дверь покаяния, выход на новый путь жизни, а для пастыря — возможность подойти к душе кающегося, начать его возрождение и перевоспитание. В этом возрождении духовнику даются огромные возможности: руководить кающимся, направить его жизнь по иному пути, проникнуть в его стремления, оцерковить его, приобщить его к мистической жизни Тела Христова».
В тексте Священного Писания мы находим целый ряд свидетельств о значении покаяния. «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф. 4, 17) «Покайтесь и веруйте в Евангелие» (Мк. 1, 15) Эти слова призывают нас к новому состоянию — к обновлению ума, к перемене ума во Христе.
В Новозаветном тексте тема покаяния также оказалась связана и еще с одним таинственным, загадочным событием, описанным в 20-й главе Евангелия от Иоанна. Наверное, вы помните о том, что когда Спаситель явился после Своего Воскресения перед апостолами в запертой горнице, Он дунул на них и сказал: «Примите Духа Святаго. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся» (Ин. 20, 22-23). Через это дуновение Господь даровал апостолам благодать Духа Святого. Замечу, что Церковь свидетельствует о двух совершенных в Евангельской истории дарованиях Духа Святого апостолам: о первом, как раз и описанном в этом фрагменте Евангелия от Иоанна, и о втором — в день Пятидесятницы. Первое дарование — это дарование как бы общее, внеличное, преподается Господом через единое, обращенное одновременно на всех учеников дуновение: на весь собор апостолов — как на основание церковной иерархии. Этим первое дарование благодати коренным образом отличается от второго — совершившегося в день Пятидесятницы, когда произошло личное схождение Духа Святого на личность же каждого отдельного христианина: в образе разделенных огненных языков. В чем же значение этого первого, осуществившегося через дуновение, дарования благодати Духа? В том, что Христос, явившийся по Воскресении перед Своими учениками в горнице, подал им через дуновение особую иерархическую благодать священнослужения. Заметим: эта священническая благодать была преподана Христом не только всем тем апостолам, которые присутствовали тогда в горнице, но даже и отсутствовавшему в тот день среди них Фоме. В другой раз, когда Господь вновь явился перед Своими учениками, уже в присутствии Фомы, Он ему Духа Святого отдельно не даровал: ведь Фома эту священническую, иерархическую благодать как бы «заочно» уже получил — вместе со всеми остальными апостолами — все через то же прежнее дуновение. При этом оказывается совершенно неважно, присутствовал ли Фома при этом дуновении, или нет. Вот в этом-то, полученном апостолами через дуновение Христа, даре благодати, Господь как раз и подает Своим апостолам силу совершать Таинство Покаяния: прощать и оставлять грехи.
Напомню, что и в Евангелии от Матфея также говорится о том, что апостолы смогут вязать и решать грехи, — и здесь это право им тоже было обетовано Христом: «Что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите (то есть от чего освободите, очистите — П. М.) на земле, то будет разрешено на небе» (Мф. 18, 18). В этом евангельском фрагменте говорится все о той же власти «вязать и решать» грехи, данной священнику.
В книге Деяний также есть свидетельства о совершаемом апостолами прощении грехов, о Покаянии, об исповедании грехов. Так, об исповедании грехов здесь говорится следующее: «Многие же из уверовавших приходили (к апостолам), исповедуя и открывая дела свои» (Деян. 19, 18).
Следует помнить о том, что исповедующий свои грехи в Таинстве Покаяния христианин при видимом изъявлении прощения со стороны священника невидимо разрешается от грехов Самим Господом Иисусом Христом. Священник же со-действует Богу, сослужит Ему, осуществляет вместе со Христом все ту же таинственную синергию. Безусловно, священнику дана власть «вязать и решать» — наложить епитрахиль на голову человека или не наложить, прочесть над ним разрешительную молитву или с этим повременить. И все же благодать Божия здесь, при совершении Таинства, священнику, строго говоря, не принадлежит, хотя Господь при этом действует именно через священника. Итак: благодать принадлежит Богу, и, как всякое церковное Таинство, Таинство Покаяния в конечном счете совершает Сам Господь, хотя и при сослужении Ему священника.
Откуда же всякий раз возникает в человеческой душе грех? Как он в ней зарождается?
Следует помнить о том, что грех не может быть ограничен лишь одним понятием злого дела — в качестве совершившегося в нашей с вами жизни печального единичного факта. Как правило, грех имеет в человеческой душе свой темный, глубинный, неприметный для грешника исток.
Если человек рядом с нами болен, например, гриппом, нам, как правило, бывает легко об этом догадаться. Мы можем взглянуть на него и сказать: «он плохо выглядит, у него бледное лицо, кашель, насморк. И ведет он себя как-то странно: наверное, у него высокая температура, жар». Да, нам бывает очень легко определить, что человек этот тяжело простудился: все признаки его болезни налицо. Но при этом мы разглядим лишь внешние, видимые черты его заболевания. Да, этот человек выглядит далеко не лучшим образом. Но все эти явные для нас признаки его болезни — вторичны, потому что и мучающий его жар, и кашель, и насморк — это следствия глубинного болезнетворного вируса, который поселился в его организме и который нам с вами разглядеть невооруженным, поверхностным взглядом никак не удастся. По аналогии с этим примером можно сказать и о грехе: грех — это зачастую лишь внешнее проявление той глубинной духовной болезни, которая живет и действует в человеке, разрушая и медленно уничтожая его душу. Грех — это проявление особого духовного «вируса», живущего в человеке греховного начала, который в Церкви принято именовать «страстью»: вируса скрытного, зачастую совсем неприметного не только для окружающих, но и для самого грешника.
Конечно же, в духовной жизни, в деле Спасения огромное значение имеет то, какие поступки совершает человек — добрые или злые: первые нужно стремиться все время осуществлять, а со вторыми необходимо решительно бороться. Но надо помнить и о том, что и злые, и добрые дела являются плодом нашего внутреннего духовного устроения, следствием того состояния, в котором пребывает наша душа. И если в этой душе живет страсть — как привычка ко греху, как наша органическая укорененность во грехе, как привязанность к греховному состоянию — такое внутреннее состояние будет непрестанно проявляться во вне в качестве конкретных, единичных греховных поступков. И здесь грешнику необходимо одновременно бороться и с этими внешними проявлениями — с каждым конкретным грехом, и вместе с тем стремиться искоренить живущий в нас духовный вирус — греховную страсть. Именно она с особой тяжестью довлеет над человеком, является причиной его поистине «наркотической» зависимости от греховных поступков, его укорененности во грехе, держит грешника в рабстве у диавола.
Церковь свидетельствует о существовании восьми основных греховных страстей. Так, преподобный Иоанн Кассиан Римлянин, авва Евагрий, преподобный Ефрем Сирин, преподобный Иоанн Лествичник, преподобный Максим Исповедник, святитель Григорий Палама называют следующие страсти: чревоугодие, блуд, сребролюбие, гнев, печаль, уныние, тщеславие, гордость.
Все эти страсти могут быть друг с другом тесно взаимосвязаны и даже друг от друга происходить. Преподобный Исаия Нитрийский пишет: «страсти, подобно звеньям цепи, держатся одна за другую». А святитель Григорий Палама как бы добавляет к этой мысли: «злые страсти и нечестие не только вводятся одна через другую, но и подобны суть одни другим». Страсть от страсти, как говорят Святые Отцы, имеет наследственное начало. Так, например, чревоугодие рождает блуд, блудная страсть для удовлетворения себя требует денежных средств. Разочарование в расточительной и блудной жизни, не способных принести человеку постоянного утешения, подлинной непреходящей радости, рождает гнев, печаль или уныние — в зависимости от того, каков душевный склад того или иного грешника.
Страсти принято подразделять на плотские и душевные. И одни из них — первые четыре — могут происходить лишь от пороков, а другие четыре, как это ни странно, могут рождаться в душе не только от пороков, но и от добродетелей. Например, человек пребывал в беспробудном пьянстве. Но в какой-то момент он ощутил себя грешником и вступил с борьбу с властвовавшим над ним пороком — и, наконец, одержал духовную победу, «завязал». И вот однажды, уже утвердившись в этом добром состоянии, возобладав над грехом, он идет вечером по улице и видит, что прямо возле дороги, под фонарным столбом валяется напившийся «до положения риз» человек. И этот бывший алкоголик проходит мимо лежащего у обочины пьяницы, рассуждая при этом так: «вот ничтожный человек, надрался и валяется тут как свинья. А я в себе этот грех победил — вот какой я молодец, не то что он! Я, можно сказать, теперь уже святой в очах Божиих, я от греха очистился, я действительно от него освободился, а этот — слабак, погибает. Ну, да туда ему и дорога». Вот он так думает и впадает во что? В тщеславие, в гордыню. Или приведу иной, обратный пример. Человек искренне пытается грех в себе победить, например, то же самое пьянство. Год, два, три с ним борется и никак не может его одолеть. И, наконец, не выдерживает борьбы, впадает в отчаяние, в уныние, в очень тяжелое духовное состояние. Мы видим: он стремился совершить доброе дело, он искренне, с самоотдачей боролся с грехом, но у него не хватило духовного «заряда». Он не справился с грехом, и через добродетель, через доброе устремление победить грех, наоборот, впал в уныние. Итак, повторюсь: страсть может происходить не только от греха, но и от добродетели.
Кроме того, следует помнить, что всякий конкретный грех развивается постепенно. Церковь в своих аскетических писаниях доносит до нас, как происходит это поэтапное зарождение греха, в конце концов осуществляющегося в виде конкретного неблаговидного поступка, и учит, как на определенных этапах такого развития в нас греховного состояния можно все-таки греха избежать и как это наше греховное намерение можно от себя отринуть. Возьмем какой-нибудь не слишком мрачный пример. Представим себе, что в среду, в постный день, я прохожу мимо прилавка с мясными продуктами, и до меня доносятся весьма привлекательные колбасные запахи. Здесь для меня наступает первый этап сложной духовной борьбы, за которым может последовать самая настоящая последовательная «цепная реакция» душевных падений, способных в конце концов привести меня ко греху — к нарушению постного дня. Пока же справиться с началом греха еще довольно просто: достаточно просто пожать плечами и пойти дальше, не задерживая мысли на этом невольном внешнем восприятии, непроизвольном движении сердца. Этот этап зарождения в человеке греха в аскетической традиции именуется «прилогом», или «приражением», иначе — «стрелой диавола». Наша открытость прилогам, бесовским «атакам» есть следствие общей поврежденности человеческой природы, пребывающей в таком состоянии в результате грехопадения Адама. Подобные прилоги испытывал и Господь Иисус Христос во время Своего искушения в пустыне; однако Он просто отбрасывал их прочь, всякий раз неизбежно побеждая приступавшего к Нему сатану. Но представим себе возможное дальнейшее развитие событий, происходящих со мной все возле того же мясного прилавка. Привлеченный «вкусным» запахом, я все же останавливаюсь возле витрины: «посмотрю, что тут за ценники, какая колбаска — дорогая или не очень, свежая или нет…» То есть происходит задержка мысли, возникает интерес. Я вхожу в новую стадию постепенного развития греха — «сосложение», или «сочетание», с прилогом. С этим состоянием справиться еще достаточно легко. Нужно лишь внутренне духовно «одернуть» себя и — пройти дальше. И тогда я победил прилог. Но я по-прежнему стою рядом с этим прилавком и продолжаю думать: «вообще говоря, из чего делают нынче эту самую колбасу? Там и мяса-то, наверное, нет.
В ней только соя да картон, продукты вполне постные». Это что такое? Это состояние «внимания». Я начинаю серьезно размышлять о прилоге, думать о том, последовать ему или нет, по сути, — о том, совершить грех или не совершить. При этом фактически я уже нахожусь во власти, в плену искушения. Затем наступает следующая стадия развития греха. «Хоть и картонная, но эта колбаска уж очень хорошо пахнет: наверное, свежая». Я уже даже вкус этой колбасы на языке чувствую, хотя ее еще не попробовал. Уже не только мыслью, умом, но и чувством я отдал себя во власть греховного помысла. Это новое состояние именуется «услаждением»; это есть внутреннее ощущение всей прелести будущего греховного действия. И, наконец, наступает последний, непосредственно предшествующий уже самому греховному поступку, этап — «пожелание». Я уже почти что влез в карман за деньгами, чтобы купить ту колбаску. При этом я могу сам себя успокаивать. «Да ведь у меня и батюшка, мой духовник, очень добрый. Даже если я ее и съем, он мне легко отпустит этот грех. Ну что же, не отлучит же он меня за это от причастия? А колбаски-то хочется…». Все, я принял решение. И за ним уже последует сам греховный поступок. Но даже если после этого моего решения продавщица вдруг скажет: «извините, у нас учет, мы товар не отпускаем», или даже: «идите отсюда, я вам колбасы не продам, вы мне не нравитесь», даже если я этой колбасы по независящим от меня причинам так и не съем, в сердце я уже согрешил. Можно не только физически совершить грех, можно осуществить его в своем сердце. И в этом я тоже должен буду исповедаться перед священником.
Итак, зарождаясь в уме, грех сначала проникает во внимание, потом в чувства, потом в волю, и наконец осуществляется в виде конкретного греховного поступка.
Каковы же средства борьбы с прилогами? Первый способ — трезвение, постоянное наблюдение за собой и старание не допустить прилог в свой ум. Второй — молитва. Этот способ хорош уже даже потому, что если наш ум постоянно занят молитвой, там уже ни для чего другого места попросту не остается.
При этом следует помнить, что необходимо пробуждать в себе сознание своей общей греховности, видеть присутствие в душе того самого страстного начала, и ожесточенно с ним бороться, в то же время искореняя в себе и отдельные грехи. Надо делать и то и другое, сражаясь и со страстями, и с их плодом — грехами, — как бы воевать «на два фронта».
Теперь зададимся еще одним вопросом: а что же в человеческой природе является виновником греха, источником греха, причиной того, что человек совершает грех?
Очень многие христиане считают, что виновником греха в людской природе является тело человека. Так думали и в античной языческой философской традиции, полагая, что виновник греха в нашем естестве — это тело, и потому тело презирали и даже ненавидели. Скажем, Платон — великий древнегреческий философ в своем диалоге «Федон» утверждает, что человеческая душа заключена в теле, как в тюрьме. Тело — темница, куда человеческая душа отправлена в ссылку за то, что она отвлеклась от богопознания, отступила от подлинного духовного идеала бытия в своем прежнем небесном отечестве. Платон пишет: «душа туго–натуго связана в теле и прилеплена к нему, она вынуждена рассматривать и постигать сущее не сама по себе, но через тело, словно бы через решетки тюрьмы, и погрязает в глубочайшем невежестве. Видит философия и всю грозную силу этой тюрьмы: подчиняясь страстям, узник сам крепче любого блюстителя караулит собственную темницу». Именно поэтому одной из важнейших целей истинного античного философа было поскорее умереть и освободиться от состояния телесности. Конечно, возможно было и покончить с собой. Но тогда боги, в наказание за такое самовольное бегство из тела, опять тебя облекут в новую плоть: и ты будешь опять обречен страдать и мучиться, живя в еще одном теле, ибо родишься заново. И так будет повторяться и повторяться до тех пор, пока ты окончательно не победишь в себе телесное начало: привязанность к телу и к доступным через его посредство материальным благам. Только тогда ты наконец необратимо «развоплотишься» и вновь вернешься в некогда утраченное тобой небесное отечество. Вот такое представление, такое отношение к телесности существовало в возвышенном античном язычестве.
Как я уже сказал, тело здесь порой не только презирали, но и ненавидели. Приведу вам отрывок из письма так называемого Псевдо-Гераклита к Амфидаманту (этот фрагмент приписывался античному философу Гераклиту, но на самом деле ему не принадлежит). Автор письма уже стар, он предвидит скорую кончину и с нетерпением ее ожидает. Послушайте, как он описывает это свое состояние: «Вот уже и душа моя вещая провидит грядущее свое освобождение из этой темницы, и, высовываясь из трясущегося тела, словно из окошка, вспоминает свою родину, низойдя оттуда на землю, она облеклась в текущее тело, этот труп, который другие люди мнят живым, сдавленный в слизи, желчи, сукровице, крови, жилах, костях и мясе. И если бы каждый из нас, находясь в изгнании, не старался избежать наказания за самовольное возвращение (то есть за самоубийство — П. М.), то разве бы не покинули уже это тело давным-давно и не убежали бы из него?» Таково античное отношение к телу и телесности.
Но христиане оценивают и тело, и телесность, и материальное бытие совсем иначе. Церковь, в отличие от античных языческих мыслителей, утверждает, что виновником греха в человеке является отнюдь не тело. Виновником греха в нас является душа — как его инициатор; тело же — это лишь инструмент, которым душа пользуется для удовлетворения греховных человеческих наклонностей. Митрополит Сурожский Антоний свидетельствует об этом так: «Мы говорим о грехах плоти; и так часто, так легко мы упрекаем нашу плоть во всех слабостях, забывая слово одного из Отцов ранних столетий, который говорит: то, что мы называем грехами плоти — это грехи, которые человеческий дух совершает над человеческой плотью; плоть — жертва». Я, честно говоря, точно не знаю, откуда приводит эту святоотеческую цитату митрополит Антоний, но могу засвидетельствовать, что очень многие древние Отцы и учители Церкви пишут о том же самом. Например, Тертуллиан, древний учитель Церкви III века, утверждает: «Судить следует только душу — за то, как она пользовалась сосудом плоти. Сам сосуд, конечно, не подлежит приговору, как не наказывается чаша, в которой кто-то приготовил яд, и не предается диким зверям меч, которым кто-то совершил разбой». А святитель Василий Великий для иллюстрации того, какие отношения существуют в нас между душой и телом, предлагает необычный образ всадника. Всадник — это ведь одновременно и ездок, и его конь: единство двух очень разных, непохожих друг на друга существ. Святитель Василий сравнивает душу с ездоком, с седоком, а тело — с конем. Вот как он рисует этот образ: «Прекрасная вещь — конь, и чем он по природе резвее и горячее, тем лучше, но он требует наездника и управителя, потому что не наделен он рассудком. Если наездник на нем, то он сам попытается воспользоваться природными свойствами. Поэтому, если наездник как должно воспользуется стремлениями подъяремного животного, то употребит его с пользою для себя и достигнет предположенной цели; и сам останется в целости, и животное окажется весьма годным в дело. Если же наездник худо правит молодым конем, то конь неоднократно сбивается с большой дороги, попадает на дорогу непроезжую; низринувшись же с стремнины, уносит иногда с собою и самого седока; и нерадение наездника подвергает опасности обоих. Так рассуждай о душе и о теле… Тело не может быть обвинено теми, которые стараются очернить его, называя первым виновником порока; достойна же укоризны за нерадение душа, ослабившая власть свою над телом».
И, напротив, тело может оказаться верным помощником человека и в борьбе с грехом, и в деле нашего освящения. Преподобный Паисий Величковский говорит: «Тело не только не враг нам, оно друг нам. Телом мы можем поститься, слезы проливать, колена преклонять, милостыню творить; без тела, одной душой, мы не можем этого делать». О положительной роли тела в нашем обожении, на путях нашего единения со Христом, пишут и другие Отцы. Вот чему учит святитель Феофан Затворник: «Кто трезв, целомудр, воздержен, трудолюбив и готов на всякого рода дела, телом совершаемые во исполнение заповедей, тот прославляет Бога в теле своем». Преподобный Макарий Египетский: «Когда душа очистится от тьмы, имея в себе истинного Христа, воистину и тело освящается и украшается».
А что же нам делать с властвующими в нас страстями? Как победить в себе страстное начало? Здесь Святые Отцы говорят нам очень неожиданную вещь: страстное начало как таковое изначально и природно присуще человеку еще с момента его сотворения. Само по себе оно заложено в нас Богом, но это страстное начало в нас после грехопадения, в результате преступления Адама, как бы направлено «не в ту сторону». Страстная устремленность человека к чему-то доброму, святому, и, прежде всего, конечно же, к Богу — естественна и нормальна. Человек автономно, обособленно от Бога, от Его благодати существовать попросту не может: в Нем мы должны видеть ту Цель, к Которой должны быть поистине страстно, неудержимо устремлены, с Которой должны соединиться через усыновление своему Творцу. Но вместо того, чтобы желать соединится с Богом, грешный, падший человек, напротив, страстно стремится соединиться с мнимыми благами окружающего нас и влекущего нас к себе материального мира. Тем самым все векторы нашего страстного начала, нашей душевной устремленности обращены совсем не туда, куда следует, — в ложном направлении.
Исходя из всего сказанного, можно утверждать, что целью христианина является не уничтожение в себе, не перечеркивание страстного начала как такового, а его «перенацеливание», изменение его направленности — от творения к Творцу. Преподобный Максим Исповедник об этом очень интересно и ярко пишет. Он говорит о двух страстных началах в человеке: о блудной страсти и о гневе, которые должны в нас не уничтожиться, а измениться, преобразиться, обратившись при этом в свою прямую противоположность. Преподобный Максим говорит следующее: «у кого ум всегда с Богом, у того и желание (имеется в виду блудное желание — П. М.) перерастает в Божественную страсть, а ярость (то есть гнев — П.М.) вся целиком превращается в божественную любовь. Ибо, благодаря долговременному сопричастию с Божественным озарением, он (ум) весь становится световидным, и, тесно связав с собою страстную часть свою, превращает ее в нескончаемую божественную страсть и непрестанную любовь, целиком обратившись от земных вещей к Божественному». Вот такой неожиданный поворот.
Конечно же, мы знаем, что Святые Отцы призывают христиан к достижению бесстрастия. Но и бесстрастие — это ведь тоже не бездействие. Это не бесконечный отпуск в райских кущах, сопровождаемый нескончаемой игрой на арфе. Бесстрастие — это весьма активное состояние человека, его непрестанная и творческая обращенность к Божественному. Отцы-исихасты — древние учители молитвы Иисусовой — говорили о том, что бесстрастие — это отнюдь не исчезновение страстного начала в человеке, ведущее его к какому-то бездеятельному покою, а, напротив, лучшая энергия, активность людской телесности. Именно в бесстрастии реализуется наша подлинная и деятельная устремленность к Богу, к стяжанию того Небесного Царствия, которое «нудится» лишь «силою» — как непрестанной борьбой христианина за собственное Спасение.
БОГОСЛОВСКИЙ СМЫСЛ ТАИНСТВА ПОКАЯНИЯ
В Таинстве Покаяния человеку сообщается благодать, освобождающая его от грехов и наделяющая душу способностью понимать волю Божию о себе самой. В этом Таинстве христианин поставляется перед реальностью Небесного Царства, близкой его душе, но утерянной через грехи, совершенные после крещения. Призыв Христа: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф. 4,17) – в этом Таинстве звучит ободряюще для человека, который, подобно Адаму, взирает из мира внешнего на жизнь, им в грехопадении. Поэтому согрешивший искренно просит Господа дать ему силу увидеть свои грехи в свете Евангельской истины, дабы пробудилось в душе раскаяние во грехах, дабы пережить покаянное чувство вины перед Богом за прожитую во грехе жизнь и чистосердечным исповеданием грехов укрепить в себе стремление к исправлению.
Христос, видя, что человек просит Его о помиловании, подает ему через священника не только отпущение грехов, но оправдание и освящение. Грех полностью изглаживается, исчезает. Благодать Божия в завершение покаяния открывает путь ко спасению и учит человека по мере своих сил по-новому относиться к жизни на земле в целом и к себе, к своим христианским обязанностям в частности.