Содержание
- СВОБОДА В ПРАВОСЛАВИИ
- В чем свобода воли человека?
- Понимание свободы личности в Христианстве
- Свобода христианина, свобода Церкви и религиозная свобода
- «Вопросы религиозной свободы очень сильно политизированы»: В Русской Православной Церкви знают, как решить проблему
- Свобода христианина, свобода Церкви, религиозная с
СВОБОДА В ПРАВОСЛАВИИ
Главная ложь о христианстве и о вере — это утверждение, что они ограничивают свободу. Наоборот, они человека освобождают.
Протоиерей Иоанн Мейендорф «Православие и современный мир»
Человек всегда свободен. Свобода дана ему вместе с самосознанием и вместе с ним составляет существо духа и норму человечности. Погасите самосознание и свободу — вы погасите дух, и человек стал не человек.
Святитель Феофан Затворник «Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться»
Догмат о свободе воли
Библейский догмат о свободе воли лежит в самом основании христианской философии истории. Человек рассматривается как творец своей собственной судьбы и истории в целом… Основа свободной воли человека — его разум, еще одно проявление образа Божьего. Только свободный разум в состоянии сделать выбор между добром и злом. О росте свободы по мере приобщения к высшему знанию, Истине, говорится в Евангелии: «Вы познаете Истину, и Истина сделает вас свободным»… Свобода называется Св. Отцами Церкви одним из важнейших черт образа Божия в человеке… Человек выбрал Бога и выбирает Его всю свою жизнь, каждый день, отрекаясь от зла, борясь со страстями.
Об этой свободе говорил Христос как о свободе от греха. Это абсолютная свобода для человека, потому что ничто внешнее не может помешать ему реализовывать данную свободу. Его могут посадить в тюрьму, послать на войну, он может пережить горе в личной жизни и т.д., но все это — хотя и с трудом — преодолимо внутри духовного опыта. Только смерть человека прервет его духовное возрастание на земле и переведет в совершенно другой план бытия. Духовная свобода возвращает человеку самого себя, свою природу, потому что грех и страсть — это искажение богоданной доброй природы.
Творец наделил человека даром свободы, над которой не властна никакая необходимость. Задача человека состоит лишь в том, чтобы, свободно устремившись к Творцу, суметь «уловить», или, как говорил преподобный Серафим Саровский, «стяжать» благодать, посылаемую ему, стать прозрачным, чтобы воспринять в себя Божественные энергии и соединиться с ними. Однако этот акт онтологической трансформации человека, этот процесс обожения, происходящий соединением Божественных и человеческих энергий, характеризуется полным отсутствием всякой необходимости, всякого детерминизма. Это — актуальное царство свободы. Ибо благодать лишь побуждает, но не понуждает волю — напротив: она пробуждает свободу, возбуждает и оживляет произволение.
Личность в православии
Духовная свобода возвращает человеку самого себя, свою природу, потому что грех и страсть — это искажение богоданной доброй природы… В понимании православия личность — это человек, обретший, в той или иной степени, эту свободу во Христе. Степень эта может быть разной у разных людей. Эта свобода — есть Сам Христос, Его Жизнь, к Которой приобщается христианин.
Все притчи Христа о Царствии Небесном — об этой свободе. Она есть та жемчужина, найдя и желая приобрести которую, купец идет и от радости продает, все что имел. Здесь говорится о человеке, нашедшем путь этой свободы и с радостью отказывающемся от всего своего «греховного богатства». Также эта свобода — зерно горчичное, которое, когда его сажают, является маленьким и незаметным, а когда вырастет — то превращается в огромное дерево, в ветвях которого укрываются птицы небесные. Здесь говорится о духовном опыте человека жизни во Христе, обретения Христовой свободы. Сначала это какой-то небольшая часть жизни человека, но, по мере его духовного роста, вся душа человека становится Христовой, превращается в прекрасное духовное древо, в котором укрываются и поют птицы — способности человека, другие люди.
Святые отцы говорят, — и это очень важно, — что образ Божий заключается в свободе, потому что Бог есть свобода, Он есть Творец, Который не подвергается влиянию никаких внешних условий и не имеет Себе подобного. В этом же — образ Божий в человеке. Человек, в отличие от животных, есть существо, способное творить. А в Боге он соучаствует в безграничности Его творчества.
Человек подобен Богу, а значит, он свободное существо. Он не хочет быть свободным, он противится свободе, он бежит от нее, но это его природа; он может ее исказить, унизить, но именно свобода делает его богоподобным. А раз свобода, значит, никакого принуждения, значит, никакого насильственного явления, которое заставило бы людей отступить в страхе и бессилии.
Бог есть свобода
Мы можем добровольно принимать или отвергать Бога. Бог это свобода. Он Себя не навязывает нам и общается с нами на расстоянии двух свобод: Своей свободы и нашей свободы… Однако мы можем только свидетельствовать о своей вере, а каждый человек может добровольно что-то принимать и что-то отвергать. Никакого навязывания! Потому что Бог это свобода. Дух это свобода. Духовность это свобода…
Человек создан Богом, поэтому является существом, находящимся в постоянной сыновней зависимости от Него. И эта зависимость не рабская, не гнетущая, а радостная, потому что Бог общается с нами на расстоянии двух свобод: Его и нашей. Он не принуждает нас любить Его. Он только призывает нас к Себе. А откликнемся мы на Его зов или нет дело нашей внутренней свободы.
Если откликнемся, начинается наша жизнь вдвоем с Богом, лучшая жизнь. Ее можно увидеть уже в этой жизни, когда мы друг с другом общаемся в полноте, в любви. В момент такого нашего общения вечная жизнь уже присутствует. Потому что вечная жизнь это любовь…
Истинный христианин исполняет волю Божью не как раб, исполняющий чужое веление, а как сын Божий по усыновлению, и ясно сознает, что воля Божья есть, в сущности, его собственное, сокровенное желание. И, действительно, творя волю Божью, он только и обретает свободу и становится самим собой. Но это возможно лишь при тесном единении с Иисусом Христом, так как только в Нем человеческое естество нераздельно и неслиянно соединилось с естеством Божественным.
Духовное рабство
Свобода воли является тем свойством, утрата которого приводит к полной деградации личности. Но пока самосознание сохраняется, над этой свободой не властен никто: ни другой человек, ни общество, ни законы, ни какая угодно власть, ни демоны, ни ангелы, ни Сам Бог. Макарий Египетский (IV в.) говорил: «А ты создан по образу и подобию Божию, потому что как Бог свободен и творит, что хочет … так свободен и ты… Поэтому природа наша удобоприемлема и для добра, и для зла, и для благодати Божией, и для сопротивной силы…» (Макарий Египетский. Духовные беседы…). Классический афоризм отцов Церкви: «Бог не может спасти нас без нас», — прекрасно выражает христианское понимание смысла и значения этой свободы…
Апостол Павел говорит: «Где Дух Господень, там свобода» (2 Кор. 3:17). Он называет человека, достигшего духовной свободы, «новым» (Еф. 4:24), подчеркивая этим обновленность его ума, сердца, воли и тела. Напротив, живущего греховно называет «ветхим» (Еф. 4:22), «рабом» (Рим. 6:6, 17), как не имеющим силы следовать тому, о чем ему говорят и вера, и разум, и совесть, и о чем он хорошо знает, что оно несомненно является для него благом. Это состояние духовного рабства как антитезу истинной свободе апостол Павел описывает в следующих ярких словах: «Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю… Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю… в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного» (Рим. 7:15, 19, 23).
Свобода, любовь и страх Божий
Основополагающим христианским критерием в оценке свобод является страх любви, боящейся причинить какой-либо моральный, психический, физический или иной вред человеку (обществу, государству). Он является верным стражем и правильного отношения к вещам, к природе, ко всякого рода деятельности. Прп. Варсануфий Великий говорил: «Хороша свобода, соединенная со страхом Божиим» (Прпп. Варсануфий Великий и Иоанн. Руководство к духовной жизни в ответах). Вот та христианская максима, в свете которой могут правильно пониматься все свободы, права и обязанности человека, в том числе и религиозные свободы.
Свобода же, не «ограниченная» любовью страха Божия, ставшая над любовью, убийственна для человека. Она приводит к самым отрицательным последствиям, прежде всего, к духовной и нравственной деградации общества, к идейному анархизму, материализму, антикультуре и т.д. Там, где во главу угла поставлена свобода без любви, не может быть подлинной свободы личности, ибо всякий, делающий грех, есть раб греха (Ин. 8:34). И рабство духа является самым тяжелым для человека, причиняющим ему наибольшие страдания… Не потому ли апостол Павел писал: «Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но не все назидает» (1 Кор. 10:23)?
Потеря свободы
Понимание необходимости духовной свободы и ее первичности для человека, фактически, утрачено человечеством. Апостол Петр, обличая проповедников внешней свободы, «забывших» о свободе внутренней, писал: «Ибо, произнося надутое пустословие, они уловляют в плотские похоти и разврат тех, которые едва отстали от находящихся в заблуждении. Обещают им свободу, будучи сами рабы тления; ибо, кто кем побежден, тот тому и раб» (2 Пет. 2:18-19). Та же мысль и у апостола Павла в его послании к Галатам: «К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к плоти, но любовью служите друг другу… Я говорю: поступайте по духу, и вы не будете исполнять вожделений плоти, ибо плоть желает противного духу, а дух — противного плоти» (Гал. 5:13, 16-17)…
Потому такая свобода легко продается за элементарный комфорт. Один из современных писателей справедливо сказал о нашем времени: «Повсюду в мире умирает свобода — политическая, экономическая и личная… Без свободы жить легче. Все больше людей охотно отдают свою свободу в обмен на удобную и спокойную жизнь. Не нужно принимать какие-либо решения. Меньше ответственности» (Калиновский П. Переход).
И этот отказ от свободы вполне закономерен: страсти, получая свободу и изнутри порабощая человека, делают его сластолюбивым, эгоистичным и, тем самым, все более способным продать первородное достоинство своей личности за чечевичную похлебку скоропреходящих удобств и прихотей. Картины подобных сделок сейчас можно видеть во всех сферах жизни. Откровение апостола Иоанна богослова совершенно определенно предвозвещает всеобщее добровольное рабство всемирному обманщику и тирану за обещание земного рая: «И поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни» (Отк. 13:8).
Закономерный путь, по которому ведет человека страсть, — это постепенная потеря внутренней свободы. Вершина внутренней свободы состоит в полноте духовной жизни, где все силы человека и внутреннего, и внешнего подчиняются любви к Богу и ближнему, когда все служит этому. Но начало внутренней свободы — это когда человек может определенным образом чему-то в себе и вне себя сказать: «Да», а чему-то сказать: «Нет», и стоять на этой позиции сделанного выбора. Когда страсть овладевает человеком, то она уже эти «да» и «нет» говорит за человека. Это, конечно, большая утрата. Если человек утратил внутреннюю свободу, то он становится неспособным поделиться свободой и достоинством с другой личностью. Тогда он хочет этой личностью завладеть, а это в принципе никогда невозможно.
Свобода и грехопадение
Изначальная свобода предполагает и возможность падения, которое свв. Отцы определяют как бунт против Бога, а значит, своего рода самоубийство, поскольку преступление, направленное против Бога, неизбежно наносит удар по самому человеку. Вследствие греха Адам лишился общения с Богом, его природа, однажды повредившись, утратила те свойства, которыми она обладала благодаря богообщению, в первую очередь свободу и бессмертие.
Адам сделался рабом низших начал собственного естества (страстей), вместо того чтобы властвовать над ними посредством разума, который связывал его с Богом. Если первоначальное существование человека предполагало свободное общение с Богом через высшие элементы человеческого состава, в особенности разум, то грехопадение повлекло за собой рабство сатане через страсти, ставшее неизбежным вследствие поврежденности человеческого естества, отпавшего от Бога.
Человеческий род обладает поврежденной природой, так как он происходит от Адама, но каждая человеческая ипостась, как адамова, так и любого из его потомков, сохраняет всю ответственность за свои действия; она не разделяет адамовой вины, но «подражает» ей; даже в своем падшем состоянии человек сохраняет свободу, которая, как было сказано, есть существенная черта образа Божия в человеке. Грех лишь помрачил этот образ и ограничил свободу.
Почему Господь не вернул человека в положение Адама до грехопадения? Во-первых, потому что такое действие было бы внешним, насильственным, а мы знаем, что Господь уважает свободу существ, сотворенных Им разумными и свободными. Господь никогда не насилует свободу человека, но хочет, чтобы человек поступал всегда по соображениям внутренним, разумно и свободно, а не в силу каких-то внешних принуждающих обстоятельств. Во-вторых, сколько мы можем судить как из внешнего мира, так и из Откровения, Бог никогда не отменяет Своих решений, никогда не делает их «яко не бывшими». Творческое Слово исходит из уст Божиих — и становится так, во веки веков. И если в ту же область бытия впоследствии вносится Словом Божиим нечто новое, то оно не отменяет того, что уже есть, но творчески сочетается с ним.
Свобода и зло
Возможность выбирать между добром и злом только зародыш свободы. Легкость, с которой мы склоняемся ко злу, говорит о том, что мы находимся в рабстве. Выбирая зло, мы теряем свободу. Мы не стремимся ко злу как таковому и все время желаем хорошего. Но, принимая кажущееся добро за действительное, поступая по своему ложному разумению, мы делаем то, что на самом деле не хотим. Это и говорит о том, что мы не свободны. Совершенство духовной свободы в полной неспособности выбрать зло. Если мы всегда хотим настоящего добра, если не только стремимся к нему, но и достигаем его, то мы свободны, ибо делаем то, что хотим, а каждый акт нашей воли находит свое полное завершение.
Мы свободны не тогда, когда выбираем попеременно то добро, то зло, а когда совершенно любим и принимаем настоящее добро и столь же совершенно ненавидим и отвергаем зло, когда мы делаем только доброе, получая от этого радость, и отметаем малейшую возможность совершить то, что заставляет нас унывать и обманывать самих себя. Поистине свободен лишь тот, кто до конца отрекся от зла и больше его никогда не захочет.
В Боге нет и тени зла, поэтому Он бесконечно свободен. В сущности, Он и есть свобода. Божья воля безупречна, наша же не надежна и временами разрушительна для самой себя. Но если мы полностью доверимся Богу, Он соединит нас с Собой, изменит нас и вдохнет Свою любовь в наши души. Истинное освобождение возможно только по дару свыше, через приобщение к присущей Богу свободе, к Его любви. Вся наша безразличная к добру и злу так называемая природная свобода не более чем задаток, ожидание благодати, воли Божьей и Его не от мирной любви. Истинная свобода в умении всегда, неотступно и безошибочно выбирать настоящее добро.
В чем свобода воли человека?
Вопрос читателя:
Здравствуйте. Во всех православных материалах говорится о свободной воле человека и о том, что, благодаря выбору между добром и злом, осуществленному этой волей, человек получает спасение или муку вечную.
Но разве направление и сила воли не зависят всего от двух факторов: 1) врожденных качеств души, 2) того, где, кем и в каком окружении человек воспитывался? Первый фактор зависит от Бога как творца души, второй также от Бога, так как именно Он посылает душу в конкретную точку пространства-времени. Человек не может выбрать, кем ему родиться или как себя воспитывать. Чтобы осознать необходимость самоисправления и самовоспитания во взрослом возрасте, человек уже должен иметь набор необходимых для этого качеств, полученных от Бога и не убитых воспитанием.
Не получается ли так, что тех людей, которые не смогли прийти к спасению в силу врожденной или приобретенной слабости воли для преодоления страстей, или воспитанной ненависти (или безразличия) к Богу, Бог создал специально для мучения- сначала в этой жизни, а потом в жизни вечной? Это совсем не похоже даже на самую слабую любовь.
Давно пытаюсь воцерковиться, но вопросы, подобные этому, не дают поверить Богу и полюбить Его. С помощью приходского священника их ь.
Спасибо за ответ.
Отвечает протоиерей Андрей Ефанов:
Нам неведомы пути промысла Божия, но зачем задаваться теми вопросами, на которые невозможно получить ответ здесь, в земной жизни?
И меня, и Вас коснулась призывающая Божия благодать. И нам придется дать ответ за то, как мы отнеслись к этому призыву: поспешили ли в объятия Небесного Отца или же решили повременить, чтобы разобраться с земными привязанностями? Впрочем, ничего нет плохого и в том, чтобы осознанно принять Бога, не ограничиваясь велением сердца. “Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное” (Мф 18:3). Ребенок искренне верит, что его родители любят его. Поверьте и Вы в любовь Бога к Вам, и тогда перед Вами откроются такие горизонты, о которых Вы и не догадывались. А ответы на недоуменные вопросы откроются тогда, когда придет для этого нужное время. Когда Вы, я, каждый человек будет готов принять эти ответы. Храни Вас Господь!
Архив всех вопросов можно найти . Если вы не нашли интересующего вас вопроса, его всегда можно задать на нашем сайте.
Размышления студентов Санкт-Петербургского христианского университета
С. Бриштель:
Свобода во Христе – это право, которое дал Господь на определенные, угодные Ему действия с нашей стороны.
Бог освободил нас от греха, т. е. дал нам возможность жить свободно, не быть должниками греху. Следовательно, возвращение к прошлой жизни, греховным поступкам и мыслям не есть свобода во Христе.
Свобода во Христе – это выбор между добром и злом, между вечным и земным. Господь предлагает нам решить, как распоряжаться нашей свободой, при этом предлагая Свои «пути любви» нам во благо.
Порою очень трудно бывает определить, «что такое хорошо и что такое плохо» в отношениях с нашими ближними. Свобода во Христе – это действие добра для моих ближних, без этого невозможно в полноте исполнить волю Божью.
Свободу во Христе невозможно определить рамками, так как различные культуры имеют свое понимание свободы.
Т. Кандауров:
Обычные жизненные будни подчинены традиции, разнящейся от церкви к церкви. В этом нет ничего плохого, когда братья в вопросах одежды, поведения, интересов, образования и т. д. ссылаются на отцов, сохранивших веру и проживших в богоугодной простоте всю свою жизнь. Но всегда ли это правильно?
Вспоминается ситуация в одной церкви. Женщина, увлекавшаяся спиртным, оккультизмом и тому подобным непотребством, по молитвам многих переступила порог церкви. Во время пения у нее слезы блестели на глазах, а через неделю она не пришла. Оказывается, сразу после собрания ей пришлось выслушать длинное наставление о том, что никакая уважающая Господа женщина (сестра) не войдет в здание церкви без платка. И никто не задумался, что эта душа еще и не имеет представления о Господе.
Да, говорить о свободе в церкви проблематично, потому что никто ее себе не представляет. Освобождение от греха есть чудное деяние Бога, а от чего еще способен освободить Христос? Не может ли быть так, что мы клеймим то, что никогда не было грехом? Освобождает ли Христос от предрассудков? Да. Желаем ли мы этим воспользоваться? Не всегда.
Как-то в христианский поход отправилась огромная дружная компания верующей молодежи. Все сестры были в юбках, кроссовках и с рюкзаками. Им было очень неудобно идти, однако надевать мужскую одежду им строго запретили «наверху». Рассуждая о свободе, нужно говорить не о том, что можно делать, а, наверное, о том, что можно уже и не делать (не придерживаться). Хотя вряд ли это получится, ведь все аргументы «за» и «против» выбираются из Библии.
Самый ценный дар сегодня – это свобода любить ближнего как самого себя. А если не можем, тогда все становится бессмысленным. Пусть поможет нам Бог любить без ограничений, в свободе.
С. Коновальчик:
Иисус подарил нам спасение и свободу. Понимаем ли до конца то, чем обладаем? Почему мы так много говорим о свободе? Свободе совести, свободе выбора, свободе личности? Тем самым человек хочет утвердить свою независимость, тем самым говорит: я сам себе хозяин, я принимаю решение и никому не подчиняюсь, я выбираю то, что считаю для себя правильным и важным.
Когда я представляю себе свободного человека, то предо мной возникает следующий образ: бескрайние российские просторы, поле ромашек, васильков и других цветов, не видно ни конца, ни края. Светит солнце, по полю идет человек. Его глаза светятся, на лице улыбка. Он предоставлен сам себе, может дышать полной грудью.
Христианская свобода похожа на этот образ. Человек дышит полной грудью, он познал Творца. Отличие в том, что вокруг нас не цветы, а люди. Здесь появляется то, что отличает нас от свободных людей современного общества. В своей свободе мы вольны выбирать служение другим. Настоящая свобода личности в отречении от себя. Я свободен от рабства себя самого. Я свободен отдать свою независимость, я могу подчиниться.
Н. Королькова:
Слово «свобода» всегда желанное. У каждого свои ассоциации, связанные с ним. Каждый имеет свое представление и о «свободе во Христе». В церкви обычно говорят, что это свобода от греха, и это понятно. Однако в практической жизни ответ найти не так просто. Однажды мне пришлось беседовать с юношей-христианином, который часто использовал плоский юмор. Я понимала, что стоит поговорить с ним об этом. Но едва мы коснулись того, как на это смотрит Христос, он ответил: «Я свободен во Христе и не хочу жить под страхом, что за каждую мою шутку Бог меня накажет». С этим он ушел. Было печально, что человек меня не понял и что он так понимает «свободу во Христе».
Жизнь по благодати не дает нам право грешить, как пишет апостол Павел. Если мы на самом деле любим Бога, нам противен грех, мы убегаем от Него. Свобода заключается в том, что в нашем сердце не господствуют земные страсти, наше желание обращено к Богу. Раньше мне было сложно это понять, жизнь верующего казалась предельно ограниченной, словно он помещен в тесную клетку. Но это тогда я была несвободна. Подростком я считала, что свобода – это когда я могу делать, что мне заблагорассудится. И порой я так страдала от последствий своего поведения, что казалась себе жалкой и несчастной. Свобода не приносит печали, разочарований. Свобода в Боге – это великое счастье.
Н. Мальчиков
Проблематика данного вопроса заключается в самом слове «свобода». Это вопрос, скорее, богословского характера: может ли человек понять и принять тот смысл, который изначально вложил в это слово Всемогущий Бог.
Наверное да, так как Бог определил это слово для употребления в жизни человека и тем самым дал возможность останавливаться на юридической стороне, которая тоже задает рамки для понимания значения слова «свобода». Оговоримся только в том, что в области юриспруденции это слово, подчас, имеет значение самой жизни. Жизни, о которой мечтают с другой стороны решетки, жизни, наполненной запахами и действиями личного выбора, не ограниченной серой униформой и угнетающими стенами.
Пожалуй, здесь и можно увидеть тот отблеск значения, заложенный изначально Писанием.
Свобода – состояние выбора человека, когда он имеет несколько вариантов, как ему поступать, потому что если у него только один вариант, которому он (человек) должен следовать, то это уже рабство, ибо человек, таким образом, будет действовать только так, как ему указывает тот единственный выход (положение), и выбора не происходит, а следовательно, не проявляется свобода.
Христианин тоже может действовать разными способами по отношению к тем или другим вещам. Например, ко греху. Либо человек будет управляем своей грешной натурой и тем самым вынужден будет поступать по приказу плоти. Либо его действиями будет двигать Писание, которое задает параметры вседозволенности. В такой ситуации у человека существует свобода выбора: либо идти на поводу греха, либо откликаться на зов Духа Святого.
М. Тютяев:
Что такое свобода во Христе? На мой взгляд, это состояние души, находящейся под воздействием Святого Духа.
Если принимать в расчет обещание Бога поселиться в верующем человеке (и обитель у него сотворим), то волнения за чрезмерную свободу, ведущую к греху, неуместны. Сам Бог руководит человеком, направляет, учит. Дальше – больше. Павел говорит: «…и уже не я живу, но Христос». Свобода в таких условиях представляет созидающую силу. Бог создал нас существами свободными, но не оторванными от Себя – это ключ к пониманию свободы.
Если находимся в связи (связке) с Богом, на Его территории, в Его присутствии, такая свобода имеет созидающую направленность и удовлетворяет творческую потребность человека, заложенную Богом.
Противоположность такой свободе в Боге – «свобода», изолированная от источника созидательных соков. Эта «свобода» подобна ветке, оторванной от дерева и кричащей: «Теперь я свободна и могу делать все, что хочу». Картинка комичная. Эта «свобода» не только не созидает, но является разрушительной для ее обладателя и окружающих. Почему?
Человек ничего не может делать без Бога. Если он не созидает, то разрушает. Только Бог придает верное направление усилиям человека.
Свобода во Христе приносит радость, ощущение полета и благодарность за все это Тому, Кто дал, создал условия, в которых моя душа, разум находятся в состоянии жизни.
Д. Байков:
Возникает вопрос: насколько ограниченная какими-либо рамками свобода может быть совершенной. Свобода во Христе всегда видится как нечто совершенное, абсолютное. Но проблема понимания нашей свободы проявляется в образе нашей повседневной жизни. Простой пример. Сам я член церкви, основанной американскими миссионерами. Большинство в нашей церкви некогда составляла молодежь в возрасте от 15 до 20 лет. Самое примечательное в этих молодых людях то, что они раскрепощены. Больше всего это можно определить по их одежде. Это очень свободный, подчас даже вызывающий (с точки зрения консервативно настроенных людей) стиль одежды, который никто не заставлял и не заставляет их менять. И это замечательно, потому что мы, в нашей церкви, понимаем, что на пути спасения не должно ставиться никаких преград, ведь наша цель – свидетельствовать о Христе, чтобы человек покаялся, а не стремился изменить внешний вид или некоторые привычки. Все выглядит довольно хорошо до той поры, пока такой молодой парень (теперь уже брат) не освоится, осмелеет и… Вот тут-то и таится главная сложность того, что человеку было провозглашено понятие свободы во Христе, но так и не было объяснено значение этой свободы.
Представьте себе (это реальная история): в церковь приходит брат, волосы которого частично выкрашены в яркий, контрастный, едва ли не ядовитый цвет, в ухе у него серьга, на футболке в области груди эстетично вырезана дырка. Думаю, что этих описаний достаточно. Я знаю его как хорошего брата. Вас шокирует?! Но это так. Единственное, на что указывают люди, чтобы объяснить подобного рода поведение – стиль одежды, но это именно их свобода во Христе, точнее было бы сказать, право. Мы каждый можем выглядеть, кто как хочет, – это свобода от религиозности, религиозных комплексов, условностей и традиций.
Второй пример – будто обратная сторона первого. Один молодой человек, пришедший в церковное собрание в отглаженной рубашке и костюме, был подозван одним из лидеров, который одновременно и с иронией и с плохо скрываемым раздражением сообщил ему, что, дескать, выглядеть так – противоречит нашему стилю, что, мол, ты не такой, как мы. В действительности проблема состоит в том, что людей, не имеющих возможности по разным причинам соответствовать стандартам современной молодежной моды, в церкви просто, оказывается, не способны принять.
Важно задаваться не вопросом: «До какой степени мне теперь все дозволено?», а «От чего освободил меня Христос?». Он освободил меня от сосредоточенности на удовлетворении своего эго, своего я, Он дал мне (нам) свободу от условностей этого мира, которые контролируют наш ум. Мы свободны «от» и «во Христе». В таком случае ценность нашей свободы в том, чтобы послужить другим, принести им пользу.
С. Молчанова:
По-моему, всю полноту свободы выразил Августин Блаженный: «В главном – единство, во второстепенном – свобода, во всем – любовь». В любви проявляется действие свободы другого человека. К сожалению, нам хочется перевоспитать людей, сделать их такими, как мы, но не принять их такими, какие они есть. Принятие других – вот чего не хватает христианам, может, поэтому в наших церквах пустеют скамейки и молодежь уходит в мир.
Подчиниться не трудно, когда знаешь, что это нравится Богу. В моей церкви были уроки, через которые Бог показывал свободу во Христе. Часто люди боятся консервативных церквей, но я именно из такой. Да, для меня не составляло труда выполнять то, что говорят, носить то, что говорят, петь так, как говорят. Но я думаю, что когда человек остается только на этом уровне, он не только не растет, а деградирует. У меня тоже был момент, когда я начала понимать, что внешние показатели (одежда) не являются критерием духовности. Я сделала несколько шагов в сторону «от устоявшихся традиций», и меня сразу стали учить, обличать. Это натолкнуло меня на мысль, что трудно принять не такого, как ты.
В чем же свобода? Получается, что я не могу делать то, что считаю хорошим? При этом уточню, что нельзя и здесь «перегибать палку». Свобода – это «все позволительно, но нужно, чтобы она не причиняла вреда другому». Некто сказал: «Моя свобода кончается там, где начинается свобода другого». Свобода в церкви не должна быть угнетающей, иначе это уже не свобода. Я согласна с тем, что в церкви должен быть порядок, но он должен быть прежде всего внутри у людей. Может быть, тогда мы будем смотреть на человека, который приходит в церковь, как на ценность, как на живую душу, нуждающуюся в спасении, а не на то, какая у него стрижка, длина юбки и количество косметики. Может, наша проблема в том, что мы смотрим так, как смотрели братья Саула, на внешность. Помните, что сказал Самуил им: «Бог смотрит на сердце». Может, это происходит потому, что мы, христиане, сами не знаем этой свободы в радости, свободы в принятии своего, а не шаблонного решения. Кто-то сказал: «Люби Бога, и делай все, что тебе угодно» – в этом и заключается моя свобода.
Владимиру Бабенко 40 лет, 15 из которых он прожил в наркотической зависимости. Родился он в обычной семье: мама медработник, папа инженер. Рос здоровым, крепким, занимался спортом. После окончания школы особо о жизни не задумывался, а чего о ней думать – вся жизнь впереди, вон какая длинная.
Однажды на дискотеке друг предложил Володе наркотик. Тогда, в 90-е, наркотики не были так доступны как сейчас, и позволить их себе могли только богатые, авторитетные люди, и это польстило парню. О последствиях наркотиков мало кто знал, и, уж тем более, не говорили, поэтому хотелось ощутить новизну, а то, что это делает зависимым, добавляло только остроты ощущений: «Может кого-то это и делает зависимым, только не меня!»
Через полгода Владимир «подсел» на наркотики прочно. Когда он оканчивал техникум, то уже считался наркозависимым. И потекли годы, как песок сквозь пальцы. Наркотик стал центром жизни Владимира. Все мысли, чувства, желания, ощущения сводились только к одному – где достать очередную дозу.
Осознание того, что он наркозависимый пришло к Владимиру только через 5 лет систематического употребления. И он стал предпринимать попытки освободиться. Испробовал все, и все это было безрезультатно.
Придя попрощаться к умирающему другу детства, Владимир понял, что это же вскоре ожидает и его самого. И он с этим уже и смирился, если бы не мысль в сердце, которая не давала покоя: «Нет, это не моя жизнь, это не моя судьба, все должно закончиться не так!»
Свобода пришла, откуда ее даже не ждали. Друг детства не умер, а пройдя реабилитацию в христианском реабилитационном центре в Сорочино на Днепропетровщине, сообщил об этом Владимиру. И слушая, свидетельство своего друга, который получил свободу и теперь стал служить бывшим зависимым людям, Вова решил попробовать. Но полностью освобождаться не собирался, хотел немного «оставить для себя».
Он пробыл в Сорочино 2 недели. Пережил там реальное Божье прикосновение и приехал домой свободным от наркотиков человеком. Принял водное крещение в церкви «Еммануил». Но… Жизнь в реабилитационном центре и обычная жизнь в социуме, к которой он привык годами, к сожалению, очень отличались. Что делать со свободной жизнью, куда себя применять Владимир до конца еще не понимал. Да и куда тратить заработанные на работе деньги тоже не знал. И он снова стал колоться.
В это же время он почувствовал, что его здоровье очень ухудшилось. Душевно, морально, психологически он переживал сильное давление. Вся грязь этого мира, предательство, лицемерие просто доводили до омерзения. В течение всего этого времени Бог стучал в его сердце, говорил к нему через разных людей. Друзья, получившие свободу от Бога, не оставляли, старались поддерживать. Но Владимир сдаваться Богу упорно не хотел. Не хотел, потому что это значило что-то оставить, от чего-то отказаться: от наркотиков, греха. А он никому не собирался уступать свою «свободную волю». Противился Богу и от этого приходил в еще худшее состояние.
Интересно, что сам, будучи наркоманом, Владимир отправлял в центры реабилитации своих друзей. И те получали там свободу и возвращались домой новыми людьми.
Только его мама все это время продолжала верить и молиться Богу о свободе сына. «Он не будет колоться!» — повторяла она, — «Мой сын не будет колоться!»
Однажды Владимир уснул в постели с зажженной сигаретой. Проснулся, а вокруг полыхает огонь, вся комната наполнена дымом. Кое-как потушил пожар и принял решение – «Хватит!» Вскоре он оставил работу и уехал в христианский реабилитационный центр в Волынскую область. Через 2,5 года Владимир вернулся домой абсолютно свободным и адаптированным к нормальной жизни человеком, стал посещать церковь «Еммануил», служить в амбулаторном отделении реабилитационного центра «Новое время». Здесь же он встретился со своей будущей женой Светланой.
У Светланы тоже была своя история: 7 лет рядом с наркозависимым мужем не принесли в ее жизнь ничего хорошего, а только боль и отчаяние. В итоге семья распалась. Светлана осталась с маленьким сыном. Так она и пришла ко Христу – с разбитой, израненной душой. И уже одна надежда была только на Бога.
Летом 2011 года Владимир и Светлана поженились. А сегодня у них на руках уже сын Тимофей – сбывшаяся мечта Светланы и Владимира, и особенно его родителей.
На вопрос «Жалеешь ли ты о чем-нибудь?» Владимир ответил: «Жалею, что не пришел ко Христу раньше, когда впервые только услышал о Его любви и жертве за нас. Столько времени потерял впустую… Сегодня Господь полностью изменил мою жизнь, мое мышление и мировоззрение. Он дал мне свободную жизнь и Свою мудрость как распоряжаться этой жизнью. Нет большей радости для верующего человека, чем поучаствовать в жизни другого человека. Только тогда осознаешь, что ты живешь не зря. Человек за свою жизнь делает сотни выборов, но самый главный выбор – это Иисус Христос. Только в Нем есть истинная свобода и Жизнь!»
Подготовила Андрейченко Ирина
Свобода в том, что каждая душа может выбирать. Есть разные виды свободы. И, наверное, первой свободой будет то, что каждый может выбрать добро или зло. И, соответственно, получить все последствия своего выбора. Ведь если ты не выбираешь Бога, то как Бог сможет спасти тебя? Ведь ты не Его! Ведь ты Его не выбрал!
Есть и другая свобода. В каждой душе. Кто хозяин в каждом теле? Душа и ум или страсти? Для чего человек живет? Для удовольствий — значит, он раб удовольствий! Для денег — значит, он раб сребролюбия и служит златому тельцу! Для других страстей — значит, он их раб! Разберитесь в своей душе и своём уме — а нет ли у Вас рабства чему-либо? И даже если Вы не можете, например, отказаться от курения, свободны ли Вы?
Быть может, я не прав, но из Вашего вопроса я понял, что Вам хочется попробовать всё в этой жизни, но чтобы Вам за это ничего не было. Но разве так бывает? Церковь, подобно родителям, нас предупреждает словами апостола Павла:
Не льстите себе! Ни блудницы, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни сквернители, ни малакии, ни мужеложницы, ни лихоимцы, ни татие, ни пияницы, ни досадители, ни хищницы царствия Божия не наследят. (Зачало 134 первого послания к Коринфом).
Точно так же наши родители нам говорят об опасностях в нашей жизни, и мы им частенько, чего греха таить, не верим или в глубине душе верим, но так хочется попробовать «сладенького» или «клубнички», но когда наступают последствия нашего выбора, мы бежим к родителям с просьбой о помощи.
В чем же дело? А дело в том, что абсолютно за все наши дела нам придется ответить. И что любой наш грех меняет нашу душу совсем не в лучшую сторону. И совсем не факт, что истерзанные и испорченные грехами наши души смогут быть рядом с Богом. И даже если Бог в своей неизреченной милости и простит нам наши грехи и беззакония, но сами-то мы останемся самими собой. Сможем ли мы очистить наши души покаянием и добрыми делами за отведенное нам время, которое сами мы и сокращаем нашими грехами, например, пиянством и распутством?
На тему свободы воли ещё процитирую Вам профессора А.И. Осипова с его ссылкой на Канта: «Под свободой в космологическом (он так выражается, а на самом деле — в метафизическом) смысле я разумею способность самопроизвольно начинать состояние. Свобода в практическом (то есть нравственном, духовном) смысле есть независимость воли от принуждения чувственности». Итак, он справедливо отмечает, называя космологической свободой то, что мы назвали метафизической свободой, что это есть «способность самопроизвольно начинать состояние». Очень важная мысль! Постоянно задаются вопросом: «А что такое свобода? Почему человек делает вот так, а не иначе?», — забывая о простой вещи: как только вы сказали «почему?», вы уже исключили свободу. Свобода в том и состоит, что человек действует не почему, а от себя начинает ряд действий, как Кант и пишет: «начинать состояние». Метафизическая свобода — это способность начинать ряд действий не по причине каких-то внешних, сторонних воздействий, а именно потому, что я так хочу!
И из более раннего, слова Фомы Аквинского: «Окончательная цель всех человеческих хотений и действий необходимо одна и та же — благо; но и она, как всякая цель, может достигаться неопределённым множеством разных способов и средств, и только в выборе между ними — свобода человеческой воли».
Но далее, опускаясь в глубины веков, видно более простое и ясное: «Как сопротивная сила, так и благодать Божия оказываются побуждающими, а не приневоливающими, чтобы вполне сохранились в нас свобода и произвол. Посему-то и за те худые дела, какие человек делает по наущению сатаны, не сатана более, но человек подвергается наказанию; потому что человек не насильно вовлечен в порок, но побужден к нему собственною своею волею. А подобно сему и в добром деле благодать не себе приписывает сделанное, но человеку, и потому присвояет ему славу, что сам для себя стал он виновником доброго. Ибо благодать не делает волю его непременною, связав, как сказано, приневоливающею силою: но, пребывая в человеке, она дает место и произволу, чтобы явным сделалось, склонна ли его воля к добродетели, или к пороку. Ибо закон дан не естеству, но свободе произволения, которая может преклоняться и на доброе, и на худое». (Преподобный Макарий Египетский, «Слово о свободе ума»).
И дело ещё в том, что каждый наш выбор меняет нашу душу, и состояние нашей души к концу ее земного бытия можно выразить как сумму этих выборов. Говоря по-простому, каждый миг нашего существования мы и только мы лепим нашу душу, но что выйдет в итоге? Будет ли результат наших выборов достоин вечности и сможет ли быть рядом с Богом?
Так что думайте и рассуждайте, чего и Кого вам выбрать!
Понимание свободы личности в Христианстве
Magna est libertas posse non peccare; sled maxima libertas – non posse peccare (Велика свобода – быть в состоянии не грешить, но величайшая свобода – не быть в состоянии грешить) – так выразил свое отношение к свободе христианский святой блаженный Августин.
Однако в современном мире понимание свободы человека, как юридической презумпции неограниченного самопроявления является главенствующим, исчерпывающим и, можно сказать, единственным «правильным» пониманием свободы. В то же самое время многие с тревогой отмечают, что та катастрофическая моральная и духовная деградация, являющаяся безусловным фактором жизни современных «цивилизованных обществ», имеет своим источником и главнейшей причиной как раз таки фактически неограниченную свободу человека. Что же с христианской точки зрения является подлинной свободой и как данное понимание можно соотнести с «правами человека»? Разрешение данной проблемы неминуемо ставит перед нами вопрос – что есть человек: высокообразованное животное или тайна личности? С чем мы соотносим понятие свободы – с телом человека или с его личностным началом?
Еще целый ряд древнегреческих философов полагали, что человек заключает в себе вселенную, священник Павел Флоренский транслировал эту идею таким образом: «Человек — это сокращенный конспект мироздания». Однако христианские мыслители пошли дальше и указали, что человек – это великая вселенная (макрокосм), в то время, как окружающая его вселенная есть микрокосм. Свт. Григорий Богослов говорил так: «Человек — великий мир в малом» (макрокосм в микрокосме). Действительно, человеческая природа наличествует всем тем, что присутствует в видимом мире – материей, биологией, психологией, рассудочным началом. Однако космос не имеет того, что дано человеку: аналитических, созерцательных и смысловых интенций, способности выражать данное осмысление посредством символов (языка, культуры), нравственных категорий (понятий совесть, достоинство, стыд), разумной воли (позволяющей определять себя относительно добра и зла). Наконец вне человека не существует духовного «горизонта» (раскрывающегося в понятиях добродетели и греха, чистоты души и скверны).
Христианство утверждает, что в результате грехопадения первых людей человеческая природа получила онтологическое повреждение, она «расщепилась» на самостоятельно функционирующие «фракции» разума, сердца и тела (психосоматическое существо человека). Каждая из данных «фракций» возымела свою «суверенную» волю, в результате чего внутренняя жизнь каждого человека представляет собой ежеминутную борьбу между различными желаниями, потребностями, устремлениями и убеждениями. Однако над этим «парламентом» всегда присутствует некий «спикер», или «метафракция», который в каждом конкретном случае позволяет человеку выступить, как единое ответственное лицо. Именно это лицо (персона) принимает то или иное решение и представляет преференции той или иной «фракции» человеческой природы. Это лицо есть личность человека. Личность есть несводимость человека к его природе. Под природой понимается совокупность всех онтологических характеристик человека, присущих всем людям и отличающих человека от всего прочего мира, личность же несет в себе некое исключительно индивидуальное начало в каждом из нас. Природа отвечает на вопрос «Чья?», личность отвечает на вопрос «Кто?». Природа – это «моя», а личность – это «я». Именно личность имеет имя. В религиозном лексиконе личность часто соотносят с образом Божиим. Личность обладает телом и душой и таким образом являет то единство, которое называется человеком. Человек – макрокосм потому, что вмещая в себе все, что присутствует в мире (атрибуты природу), он несет в себе еще нечто, чего весь мир вместить не может и чего не имеет: образ Божий и Божественная благодать, благодатное Богосыновство, разум, личность, совесть (атрибуты личности).
В связи с вышесказанным свобода является атрибутом личности, а не природы человека. Свобода – это способность человека (личности) начинать действие (или ряд действий) от себя самого, а не по какой бы то ни было причине. Там где присутствует некая «причина» невозможно говорить о свободе, ибо свободное решение не вынуждается чем либо. Весь неорганический и органический мир (включая природу человека) связан цепями необходимости, все подчинено закону детерминизма и любые происходящие в нем процессы имеют соответствующую каузальность (причинность) и только личность обладает пространством свободы, в котором она способна принять некое твердое и единое решение, не обусловленное природной необходимостью. Это в свою очередь не позволяет нам оправдывать свои поступки природной закономерностью и взывает к жизни фактор личностной ответственности человека. Данное качество есть одна из характеристик подчеркивающих исключительную уникальность личности человека в этом мире. Человек возвышается над миром именно потому, что не все в самом человеке объяснимо из законов того мироздания, в которое погружена его природа (физическое тело, психосоматика). Не все в человека родом из мира сего.
Итак, первым, что надлежит принять во внимание в контексте споров о пользе или вреде гражданских свобод (прав человека) является как раз таки фактор сложносоставности человека. Не секрет, что большинство различных зависимостей (как химических, так и психологических) имеют своей подлинной причиной самого человека, а не внешние обстоятельства его жизни (дефицит прав и т. п.) Подлинная свобода начинается там, где человек научается быть свободным в себе самом, в своей «малой вселенной». От чего в данном случае он может быть свободен? От неадекватных «запросов» своей природы и чувственных манипуляций с ее же стороны. Напомним, что полноценной свободой обладает только личность (а не природа), но и нуждается в этой свободе опять же только она (личность, а не природа). Природа является инструментом личности, свободная воля – «рычагом» реализации личности в природе и подлинной свободой человека является способность богоустремленной личности правильно распоряжаться потенциями своей природы. Современная же «борьба за права человека» характеризуется тем, что неограниченную свободу получает не личность (не личностное начало в человеке), а сиюминутные и ситуативные, подчас примитивно плотские и низменные желания поврежденной человеческой природы.
Можем ли мы описать духовную «механику» зависимости личности человека от его природы? Да, но тогда нам потребуется детально рассмотреть те онтологические процессы, которые вошли в природу человека вследствие грехопадения. Прп. Максим Исповедник считает, что качества первозданного человека были «полностью согласованными между собою». Однако вследствие грехопадения по словам свт. Иоанна Златоуста прародители «лишились покрова бессмертия, отнята была одежда славы, обнажилось тело и осталась уже одна земля». Однако человек не остался без покрова. В Книге Бытия мы читаем: «И сделал Господь Бог Адаму и жене его одежды кожаные и одел их» (Быт. 3: 21). Под кожаными одеждами свт. Григорий Богослов понимал «грубейшую, смертную и противоборствующую плоть», отныне человек, нарушивший благодатную связь с Источником жизни – Богом, стал жить, как пишет прп. Макарий Великий «собственным своим естеством» и стал смертным. В первозданном человеке духовная сфера его жизни определяла его бытие, биологическая же составляющая человека ей, безусловно, подчинялась. В «новых условиях» тело человека стало дебелым, его природа стала животной, биология (инстинкты) стала превалировать над духом.
Итак, кожаные одежды есть совокупность всех природных зависимостей и склонностей человека (включая т. н. естественные потребности), его «приземленное» бытие (сродное с бытием животного мира), его духовная грубость, ограниченность его природы в отношении воздействий внешних стихий. Этими одеждами облачена природа человека: весь его душевно-телесный организм (психосоматический состав). Свт. Григорий Нисский свидетельствует: «одежда – это то, что одевается на нас извне и на время и предоставляется телу, не делаясь частью его природы». Современный греческий богослов Неллас Панайотис говорит: «все дело во всецелом овеществлении человека, в смешении его с бесконечной изменчивостью вещественных элементов, с непрестанным страдательным изменением». Данная «вещественность», «неразумность», «бессловесность» охватывает весь человеческий психосоматический состав, куда согласно свт. Григорию Нисскому относятся «наслаждения и слава и преходящие почести и скоротечные радости плоти… чувственные удовольствия, гнев, чревоугодие, ненасытная жадность и подобное этому». У апостола Павла есть замечательные слова: «живущие по плоти Богу угодить не могут» (Рим. VIII, 8). В своих комментариях святитель Иоанн Златоуст отмечает: «Под именем плоти Павел и здесь разумеет не тело, не сущность тела, а плотскую и мирскую жизнь, исполненную роскоши и распутства, которая целого человека делает плотью».
В связи с тем, что с христианской точки зрения человек является духовным формирующим принципом для всего физического мира, соответственно духовное состояние человека (как совершенствование, так и деградация) неминуемо отражается на состоянии всего окружающего мира. Свт. Григорий Палама писал так: «Человек — это большой мир в малом, является средоточием воедино всего существующего, возглавлением творений Божиих». Свт. Иоанн Златоуст говорит, что до того, как Адам совершил акт грехопадения, все животные подчинялись ему, как властителю. Однако уже после греха (и соответственно происшедших изменений, искажений, как в человеческом естестве, так и в мире фауны) животные не узнали в Адаме прежнего господина, и, почувствовав некую вынужденную волевую независимость, превратились во врагов. С известной долей условности позволительно провести некую аналогию между природой (фауной) и природой человека. Можно сказать так: природа человека почувствовала некую вынужденную волевую независимость и обратилась против личности.
Итак, ненормальность, неполноценность, ущербность человеческого естества, его нравственное несовершенство, болезненность, смертность есть объективная реальность бытия человека. В христианском богословии данная расщепляющая «одежда тления» именуется «первородным грехом» (не путать с «прародительским грехом»). Данное повреждение является источником всевозможных болезненных душевных метаний, мечтаний, чувств, желаний, идей, мыслей. Личность, будучи не в силах совладать с «бурей» кожаных одежд «рычагом» воли приводит грех «в действие», совершается акт личного греха. В силу дебелости естества человеческая личность лишена принципа полноты познания и целостного восприятия окружающей действительности, а соответственно склонна обманываться, устремляясь к эфемерным (с точки зрения вечности несуществующим, а потому ложным) реалиям (ἁμαρτία – промах, грех, λόγος φαντασtikos – ложная мировоззренческая цель). Именно в этом сама суть несвободы человека. Поэтому, когда христианские мыслители говорят о том, что «подлинная свобода человека – это свобода от греха», то за этой (не всегда в достаточной степени понятной светскому человеку) фразой, скрывается очень глубокая и актуальная мысль. Кант говорил: «Под свободой в космологическом (онтологическом – А. С.) смысле я разумею способность самопроизвольно начинать состояние. Свобода в практическом смысле (нравственном, духовном – А. С.) есть независимость воли от принуждения чувственности». Именно об этой свободе забыло современное общество.
В документе Основы учения Русской Православной Церкви о достоинстве, свободе правах человека в частности говорится: «Злоупотребив свободой выбора (αὐτεξουσίῳ), человек утратил другую свободу (ἐλευθερία) — свободу жизни в добре, которую он имел в первозданном состоянии. Эту свободу человеку возвращает Господь Иисус Христос: «Итак, если Сын освободит вас, то истинно свободны (ἐλεύθεροι) будете (Ин. 8, 36)». Сама суть христианской веры заключается в том, что согласно словам прп. Иоанна Дамаскина «Бог нашел благоприличнейшее разрешение безвыходного положения». Бог Слово (Вторая Ипостась Пресвятой Троицы) Иисус Христос добровольно воспринял тленное человеческое естество (последствие грехопадения), подчинился условиям поврежденного мира, воспринял смерть на Кресте, сошел в ад и воскрес из мертвых для того, чтобы согласно словам прп. Максима Исповедника «чрез Себя и в Себе обновить естество человека». Свт. Кирилл Александрийский пишет «Во Христе как в начатке природа человека возводилась в обновлении жизни, почему и вторым Адамом назван в Божественных Писаниях». Христос дает возможность духовного рождения каждому человеку, принимающему Его получить семя новой жизни в самом себе и тем преображает человеческое естество до богоподобного состояния. Новое духовное рождение сопряжено с сознанием и волей человека, т. е. с его личностью, с его обращением к Спасителю. С помощью Евангелия, Священного Предания, Церковных Таинств, духовного водительства человек входит в дыхание той жизни, которая дает возможность приобщения человека к истинному благу, которое есть жизнь вечная.
В контексте всего вышесказанного не стоит воспринимать кожаные одежды, как некое абсолютное зло, напротив – эти одежды является благой защитой человека от абсолютного зла. Более того, сама телесная смерть не является уничтожением человека, но, напротив, является необходимым условием для воссоздания его природы уже в преображенном, непадательным состоянии. В этом отношении человеческая смерть и последующее воскресение осуществляют последний этап в величайшем процессе перерождения человека, перехода из душевного бытия в духовное, от тления к нетлению, от смерти к жизни. Начинается этот процесс в рамках земного бытия человека, когда богоустремленная личность овладевает кожаными одеждами и заканчивается смертью для греха и воскресением для святой жизни. А Источник этой жизни – Иисус Христос. Кожаные одежды – это одежда противостояния смерти. Можно понимать их как новую организацию жизни, новый модус бытия, – необходимый как спецодежда в неестественно трудных условиях. Современный греческий богослов Неллас Панайотис говорит: «Относительно положительные условия “кожаных риз” преподаются самоизгнанному человеку как второе благословение. Бог прилагает их как второе естество к первоначальному – с тем, чтобы, правильно пользуясь ими, человек мог выжить и достичь своей цели во Христе». Именно кожаные одежды могут и должны стать орудием раскрытия личности, образа Божия в плане достижения им Божественного подобия. В данном контексте свободой является способность личности управлять своей природой, использовать потенциал кожаных одежд для праведной жизни.
Как писалось выше факт несводимости человека к миру «земли», к «царству» детерминации может быть объяснен исключительно неотмирным началом бытия человека, человек – «гражданин иного Царства», он создан Богом, а соответственно все качества человеческой личности – есть образ Божественных качеств, в том числе и свобода. Божественная свобода есть независимость Бога в Его бытии и действиях от кого бы то ни было. Бог есть абсолютное Благо, Его действия есть благо и в Своих благих действиях и промыслах Он свободен от любых препятствий. При этом Бог всеблаг и соответственно не делает зла, т. к. зла в онтологическом плане не существует, поскольку зло есть искажение добра, направленность личности к ложной цели. Бог неизменен, всеблаг и всезнающ, а соответственно свободен от заблуждений и необходимости выбора. Человек в силу своей ограниченности не обладает абсолютным знанием и в силу этого понужден выбирать. И очень часто причиной его жизненных нестроений является как раз таки неправильно сделанный выбор. Применительно к существу человека можно сказать – Бог свободен от зла, заблуждений и греха. К этому идеалу свободы от греха призван и человек – «познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин. 8: 32). Иными словами – соединившись со Христом, Истиной через стяжание Святого Духа человек освобождает свои волю, чувства и разум от заблуждений, от воздействия греха. Таким образом обретается полноценная свобода личности.
Если же личность направлена не к Богу (отказавшись от естественного движения), то ввиду отсутствия иных естественных и подобающих существу личности (образа Божия) направлений таковая отдает себя на служение чувствам, стихиям мира детерминизма. В таком случае свобода вырождается в «пятое колесо», в инструмент формирования самых различных несвобод и зависимостей. Через потерю веры и благодати личность человека становиться несвободной от образуемых в ее природе склонностей (и неспособной с ними бороться), самих желаний (не соответствующих подлинным интересам личности) и путей к достижению предмета желаний. Свободный человек во Христе характеризуется тем, что его личность способна давать нравственную оценку («ответ») природным желаниям плоти и души, а также властвует над неразумной волей (влечением, инстинктами) кожаных одежд, направляет таковую в соответствии с подлинными интересами личности. И грех не может воздействовать на такого человека.
Свобода человека характеризуется благодатной волевой способностью личности не допускать бездумного, безрассудного (инстинктивного) составления неких (чаще всего превратных) рефлекторных «представлений» об окружающем мире. Ибо таковые перерастают в сформировавшиеся, закрепившиеся в человеческой природе, самостоятельные (т. е. фактически не подлежащие контролю со стороны личности) вкусы, пристрастия, привычки (сиречь – условные рефлексы). С этим личность живет и способна прожить всю жизнь, ориентируясь на «компас» своих эмоций (по аналогии с известным произведением Ж. Верна), который подчинен лежащему под ним «топору» желаний. Итогом такой жизни будет тот самый ἁμαρτία – промах, грех – деградация личности, изменение ее богоподобной сущности, «оскотинивание» человека. Прп. Марк Подвижник говорил: «Закон свободы читается разумом истинным, понимается деланием заповедей», ибо «… где Дух Господень, там свобода» (2 Кор. 3: 17).
Напомним, что именно христианская вера открывает миру тайну личности, ее исключительное достоинство, которое позволяет говорить об уникальном статусе каждого человека на земле. Именно в мире христианской культуры (а не мусульманской и не культуры восточных религий) возникают, осуществляются и эволюционируют идеи различных социальных свобод, т. е. прав человека. Даже либерал Герцен вынужден был признать, что «личность христианина стала выше сборной личности города; ей открылось все бесконечное достоинство ее – Евангелие торжественно огласило права человека, и люди впервые услышали, что они такое». Однако при этом христианство настаивает, что подлинные права человека – это права его духовной личности, а не его животной природы – «К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти, но любовью служите друг другу». (Гал. 5,13). В Основах учения Русской Православной Церкви о достоинстве, свободе правах человека говорится: «Слабость института прав человека — в том, что он, защищая свободу выбора (αὐτεξουσίον), все менее и менее учитывает нравственное измерение жизни и свободу от греха (ἐλευθερία)».
Свобода – это проявление бытия, которое будучи изначально дано Богом, реализуется в рамках тварного мира, но абсолютным законом бытия является любовь. Соответственно только те социальные права и свободы человека христианство оценивает положительно, которые способствуют воспитанию в человеке истинной любви, сохраняют его нравственное достоинство и максимально оберегают общество от греха, т. е. от всех видов личностной зависимости. Неллас Панайотис пишет: «Любовь и есть точное содержание и подлинное проявление свободы, которая – будучи полнейшим согласием личности с Богом, миром и людьми – на деле противоположна индивидуально мыслимой независимости. Свобода как человеческое состояние тождественна любви. Любовь и есть свобода». Только в границах любви свобода приобретает то положительное качество, которое рассматривается в христианстве, как драгоценное свойство возвышающее личность на уровень подлинного образа Божия.
Флоренский Павел, священник, Микрокосм и макрокосм // Богословские труды. Сб. 24. М., 1983, с.234.
цит. по http://www.verapravoslavnaya.ru/?Nellas_Panaiotis__Kozhanye_rizy#30
Иоанн Златоуст, свт. О творении мира. Беседа 6//Творения. B 12 т. Т. 6. Кн. 2. – СПб., 1898. С. 809
Макарий Великий, прп. Беседа 12,2 // Духовные беседы. Репринт. – СТСЛ, 1994. С. 93
Григорий Нисский, свт. Огласительное поучение 8-е, PG 45, 33CD.
http://verapravoslavnaya.ru/?Nellas_Panaiotis__Kozhanye_rizy
Григорий Нисский, свт. На тех, кто заснул, PG. 46, 524D.
Иоанн Златоуст, свт. Беседы на Послание к Римлянам 13, PG. 60, 517.
Кант И. Соч. Т. 3. М., 1964. С. 478
Иоанн Дамаскин, прп. Точное изложение Православной веры. Кн. 3. Гл. 1. – М., 1992
Максим Исповедник, прп. «Вопросы и ответы к Фалассию»
Кирилл Александрийский, свт. Толкование на Евангелие от Иоанна 12, 27-28, т. XVII
http://verapravoslavnaya.ru/?Nellas_Panaiotis__Kozhanye_rizy
Добротолюбие. М., 1905. Т. 1. С 523
Герцен А. И. Письма об изучении природы, 5 // Герцен А. И. Сочинения. Т.2. М., 1986, сс. 333-334.
Свобода христианина, свобода Церкви и религиозная свобода
Понимание свободы отличается значительным разнообразием смыслов. Здесь отметим три. Первое – метафизическое, когда под свободой подразумевается одно из самых фундаментальных свойств человеческой природы – свобода воли, выражающаяся во внутреннем самоопределении личности перед лицом добра и зла. Свобода воли является тем свойством, утрата которого приводит к полной деградации личности. Над этой свободой человека, по христианскому учению, не властен никто: ни другой человек, ни общество, ни законы, ни какая угодно власть, ни демоны, ни ангелы, ни Сам Бог.
Однако, когда акт воли личности должен «материализоваться», осуществиться вовне, в социальной среде, он сталкивается с множеством ограничений. Так возникает проблема внешней свободы и прав человека, то есть проблема разрешенных (законом, обычаями, общественной моралью) поступков в окружающем мире, в обществе.
И третья категория – свобода духовная. Она означает власть человека над своим эгоизмом, своими страстями, греховными чувствами, желаниями – над самим собой. Такая свобода приобретается только при правильной христианской жизни , делающей христианина способным к общению с Богом, почему Апостол Павел и пишет: …где Дух Господень, там свобода (2 Кор. 3, 17). Апостол называет человека, достигшего духовной свободы, новым (Еф. 4, 24), подчеркивая этим обновленность его ума, сердца, воли и тела по образу Христа. Напротив, живущего греховно называет ветхим (Еф. 4, 22), рабом (Рим. 6, 6, 17), как не имеющего силы следовать тому, о чем ему говорят и вера, и разум, и совесть – и о чем он хорошо знает, что оно несомненно является для него благом. Это состояние духовного рабства как антитезу истинной свободе Апостол Павел описывает в следующих ярких словах: Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю… Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю… в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного (Рим. 7, 15, 19, 23).
Существует очевидное различие и между духовной свободой и свободой воли. Кант это различие выразил следующим образом: «Под свободой в космологическом (метафизическом. – Прим. авт.) смысле я разумею способность самопроизвольно начинать состояние. Свобода в практическом (нравственном, духовном – Прим. авт.) смысле есть независимость воли от принуждения чувственности» .
Три указанные категории свободы позволяют с полной определенностью говорить о том, какая свобода должна быть высшей целью каждого человека и, прежде всего, христианина, как знающего Евангелие и верящего ему. Это, безусловно, свобода духовная, которая приобретается в процессе православной аскетической жизни. Что это за жизнь, какие существуют в ней законы, по каким критериям можно судить о правильности или неверности избранного пути, наконец, какие ступени проходит в ней христианин, достигая свободы, – это уже, хотя и важная, но особая тема, требующая специального исследования.
В иных измерениях должно говорить о свободе Церкви. Но для этого прежде необходимо хотя бы несколько обратиться к пониманию сути Церкви. Церковь есть прежде всего Богочеловеческий организм – Тело Христово, или единство Святого Духа, пребывающего в тех (и только тех) христианах, которые своею жизнью осуществляют Евангелие (в 30, 60 или 100 крат – Мф. 13, 23). Степень причастности каждого христианина Телу Христову – Церкви, естественно, есть тайна для внешнего взора, поскольку искренность веры и святость души невидимы и неизмеримы мерками человеческими.
Видимым и всегда несовершенным выражением Церкви как Богочеловеческого организма является христианская община во главе с епископом (Вселенская Церковь, Поместные Церкви), имеющая единство веры, основ духовной жизни, управления и дисциплины. Членство в видимой Церкви уже не представляет тайны: все крещеные, независимо от святости или порочности их жизни, канонически не исключенные из Церкви, принадлежат к ней. По этой причине любая Поместная Церковь не гарантирована от возможности деградации, вплоть до превращения ее в чисто мирскую (языческую) организацию, хотя бы и сохраняющую всю религиозную атрибутику. Такие процессы, к сожалению, и были, и теперь интенсивно происходят в современном христианском мире. Однако, пока видимая Церковь содержит неповрежденными основы канонического устройства, догматическое и аскетическое учение, в ней и при наличии естественных человеческих недостатков пребывает, как душа в теле, Святой Дух Пятидесятницы, и она является тем животворным лоном, в котором происходит процесс рождения, становления и спасения христианина.
Таким образом, Церковь по своему бытию богочеловечна. И в силу ее двухприродности, необходимо говорить и о двух различных ее свободах, которые несоизмеримы между собой.
Церковь как незримое единство в Духе Святом тех, кто имеет заповеди… и соблюдает их (Ин. 14, 21), всегда свободна, ибо где Дух Господень, там свобода (2 Кор. 3, 17). Она выше всех внешних свобод, прав и привилегий. Ей не страшны любые человеческие ограничения и притеснения, сами гонения служат ее большей славе. Таковой она была во время земной жизни Иисуса Христа и Его Апостолов, она та же после Его Воскресения, Вознесения и до сего дня: Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же (Евр. 13, 8).
Видимая же община, церковь-организация, как и любая общественная и религиозная организация, нуждается в соответствующих условиях для своего существования, в том числе и в регламентируемых государством религиозных свободах.
Религиозная свобода – это право открытого исповедания и практического осуществления своих религиозных убеждений как индивидуально, так и коллективно. С этой стороны религиозная свобода ничем не отличается от тех важнейших социальных свобод, или прав человека, которым в современном мире придается исключительное значение.
В связи с этим обращают на себя внимание следующие две важнейшие их особенности. Во-первых, любое право двусторонне и может быть использовано не только в целях личной и общественной пользы, но и в прямо противоположных целях (например, информация или диффамация *; проповедь мира, целомудрия или пропаганда насилия, разврата и т.д.). Во-вторых, права в юридическом их смысле сами по себе ничего не говорят о самом главном для христианина – их значении для приобретения духовной свободы. Более того, катастрофическая моральная деградация общества в современных так называемых свободных странах и очевидный упадок духовности в христианских Церквах этих стран показывают, что внешние свободы без удерживающего (2 Фес. 2, 7) не только не возвышают человека, но часто служат одним из эффективных средств его духовного и нравственного разложения.
Уже эти особенности говорят о том, что внешние свободы не могут рассматриваться как безусловная и самодостаточная ценность. Этот же вывод проистекает и из христианского понимания человека и смысла его жизни. Христианская антропология зиждется на двух одинаково неприемлемых гуманистическим сознанием положениях: «заданном» богоподобном величии человека (Быт. 5, 1) и «данном» столь глубоком повреждении его природы, что Самому Богу потребовалось прийти, чтобы прежде падший воскресити образ .
Все эти соображения позволяют понять принципиальную христианскую позицию по вопросу отношения к свободам, которые должны предоставляться обществом каждому своему члену для его достойной жизни и полноценного развития. Эта позиция заключается в том, что все условия существования человека, включая и свободы, никогда не могут рассматриваться в качестве самоцели. Они только средства, которые призваны служить великой цели – возведению каждой личности в достоинство нового человека (Еф. 2, 15).
В своем идеале новый человек – это Богочеловек Иисус Христос, Своим воплощением восстановивший поврежденную грехом человеческую природу. Обычный же, так называемый нормальный человек в действительности духовно ненормален. Он глубоко подвержен действию страстей, искажающих его душу и его деятельность. Поэтому важнейшей задачей общества является создание такой нравственной и правовой атмосферы, которая не только ограничивала бы развитие этих болезней человека, но и способствовала их исцелению. Что это предполагает?
В православном мировоззрении ответ на этот вопрос проистекает из основополагающего догмата о Боге . Из него следует, что с христианской точки зрения положительно могут быть оценены только те гражданские права, которые своей целью имеют пользу, благо человека (Мф. 22, 39–40), но не свободу саму по себе, безотносительно к реальной жизни . То есть любое право всегда должно оцениваться исходя из принципа любви. Поэтому только те права и лишь в тех пределах достойны признания общества, которые способствуют воспитанию в его членах истинной любви к человеку и искоренению трех основных, по словам аввы Дорофея, источников всех болезней человечества: славолюбия, сребролюбия, сластолюбия . Этот критерий следует и из христианского понимания духовной свободы как высшей цели всех человеческих свобод.
Абсолютная духовная свобода есть свойство Бога. Достигли великой свободы подвижники, очистившиеся от страстей . Относительной духовной свободой обладает каждый «обычный» человек (Ин. 8, 32). Потеряли ее ожесточившиеся во зле, в хуле на Духа Святого и ставшие неспособными к добру (Мф. 12, 31–32). Христианство, таким образом, идеал духовной свободы видит в Боге, Который есть любовь (1 Ин. 4, 16), и тем самым в принципе исключает возможность какого-то абстрактного ее существования «по ту сторону добра и зла». Истинная духовная свобода человека развивается только «в границах» бесконечной благости Божией. Потому Апостол Павел говорит: Где дух Господень, там свобода . Напротив, свободы и права, утверждаемые не на идее христианской любви, оказываются вне того, что на человеческом языке можно именовать благом, жизнью и самой свободой. А что вне этого, очевидно – зло, страдание, рабство.
Свобода, которая не ограничена любовью, страшна. Она закономерно превращается в свободу страстей, в произвол, поскольку жизнь без любви и тем более вопреки ей есть ненормальность, беззаконие или грех. Апостол Иоанн так и пишет: И грех есть беззаконие (1 Ин. 3, 4). Но всякий делающий грех, есть раб греха (Ин. 8, 34) – такова одна из серьезнейших аксиом христианской психологии. Именно такая «свобода» явилась тем изначальным искушением, которое, предложив «свободу» от воли Божией путем познания добра и зла, победило первого человека и побеждает его потомков, открывая двери вседозволенности и порождая рабство похоти плоти, похоти очей и гордости житейской (1 Ин. 2, 16). Это понимали даже древние языческие мудрецы. Эпиктет, например, писал: «Кто свободен телом и несвободен душой, тот раб; и, в свою очередь, кто связан телесно, но свободен духовно – свободен» .
Однако подмена идеи духовной свободы идеей свободы похотей является поистине знаменем нашего времени и самой большой его опасностью. Социальные и прочие внешние свободы приобрели в жизни и сознании современного человека первостепенную значимость. Хотя очевидно, что без идеи борьбы с грехом эти свободы, провозглашаемые как ценности безусловные и первичные, по самой природе своей несут в себе произвол и закономерно ведут к нравственной и духовной деградации личности и общества, антикультуре, идейному анархизму и неминуемому рабству у государственных структур, сильных личностей, партий, тайных и явных обществ и т.п. Ибо там, где христианская любовь не поставлена во главу угла, не может быть истинной свободы, кроме «свободы» страсти, греха, зла.
Свобода в качестве социальной категории выражается прежде всего в понятиях равенства и равноправия. Последние два нельзя смешивать. Их различие проще показать на примерах. Так, в демократическом государстве все граждане перед законом равны. Но по тому же закону его президент имеет значительно больше прав, чем любой гражданин. И сам закон называет причину этого неравноправия – воля большинства, которое дает главе государства большие, по сравнению с другими, права. Таков принцип демократии. Этот естественный принцип должен иметь силу в решении вопросов, связанных со всеми публичными правами граждан (в том числе и религиозными) .
Другой пример. Как можно было бы оценить следующую ситуацию? Какой-то миллиардер, скупив в демократической стране N все средства информации, свободно вел бы пропаганду идей, совершенно чуждых и враждебных нравственным и религиозным убеждениям подавляющего большинства ее населения, постепенно развращая его. Чем явилось бы это равноправие для данной страны: знаком демократии (власти народа) или свидетельством попрания прав народа властью золота?
Апостол Петр, обличая проповедников внешней свободы, «забывших» о свободе внутренней, прямо писал: Ибо, произнося надутое пустословие, они уловляют в плотские похоти и разврат тех, которые едва отстали от находящихся в заблуждении. Обещают им свободу, будучи сами рабы тления, ибо, кто кем побежден, тот тому и раб (2 Пет. 2, 18–19).
К этому же сводится и мысль Апостола Павла в его послании к Галатам: К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти, но любовью служите друг другу… Я говорю: поступайте по духу, и вы не будете исполнять вожделений плоти, ибо плоть желает противного духу, а дух – противного плоти… (Гал. 5, 13, 16–17). Дальше он перечисляет дела плоти и заключает совершенно недвусмысленно: Не обманывайтесь: Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнет: сеющий в плоть свою от плоти пожнет тление, а сеющий в дух от духа пожнет жизнь вечную (Гал. 6, 7–8) .
Благо другого, понимаемое как свое собственное, – вот та основная мысль, в свете которой могут по-христиански правильно пониматься все свободы, права, обязанности, в том числе и религиозные свободы. Благом же, с христианской точки зрения, является все то, что уподобляет человека Источнику всякого блага – Христу. Оно есть свойство нового человека, оно выражается в заповедях, о которых знает каждый христианин. Поэтому все, что препятствует осуществлению так понимаемой идеи блага, не может с христианской точки зрения претендовать на законное место в человеческом обществе.
С этой христианской мыслью, хотя бы в самой элементарной форме, согласны законодатели всех стран, запрещая убийство, воровство, насилие и тому подобное. Однако при этом они, как правило, не хотят замечать подлинную причину преступлений – ту атмосферу в обществе, которая в большой степени обуславливается свободными средствами информации, их пропагандой культа вышеупомянутых идолов человечества – славолюбия, сребролюбия, сластолюбия.
Современная европейская цивилизация на Западе и на Востоке, с неуклонной прямолинейностью утверждая свободу и благоденствие плоти, фактически совершенно игнорирует безопасность души человеческой. Провозглашая свободу страстей и решительно отвергая идею христианской любви, она все очевиднее вводит народы в последний круг существования. В конечном счете, все современные кризисы своим источником имеют именно абсолютизированную внешнюю свободу, которая, при утрате понятия греха, превращается в произвол безжалостного эксплуататора по отношению ко всему: и к человеку, и к природе, и к мысли, и к творчеству, и к духовным, нравственным и прочим законам жизни. Эта свобода как вседозволенность неуклонно ведет современное человечество, как бы ни казалось это парадоксальным, к полной утрате даже самой внешней свободы, ведет мир к окончательному установлению в нем лукавого и жестокого тоталитарного режима. Современная действительность дает достаточные основания для такого вывода.
Внешняя свобода легко продается за элементарный комфорт. Один из современных писателей справедливо сказал о нашем времени: «Повсюду в мире умирает свобода – политическая, экономическая и личная… Без свободы жить легче. Все больше людей охотно отдают свою свободу в обмен на удобную и спокойную жизнь. Не нужно принимать какие-либо решения. Меньше ответственности» . Этот отказ от свободы вполне закономерен: страсти, получая свободу и изнутри порабощая человека, делают его сластолюбивым, эгоистичным и тем самым все более способным продать первородство своей совести за чечевичную похлебку скоропреходящих удобств и прихотей. Картины подобных сделок сейчас можно видеть во всех сферах жизни. Откровение святого Иоанна Богослова совершенно определенно предвозвещает всеобщее добровольное рабство по этой причине: И поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни (Откр. 13, 8).
Известный русский мыслитель И.С. Аксаков, оценивая развитие Европы, пророчески писал: «Прогресс, отрицающий Бога и Христа, в конце концов становится регрессом; цивилизация завершается одичанием; свобода – деспотизмом и рабством. Совлекши с себя образ Божий, человек неминуемо совлечет – уже совлекает с себя – и образ человеческий и возревнует об образе зверином» . Современность как нельзя лучше подтверждает его слова.
Свобода, например, слова, печати и т.д. – нормальное явление, но лишь до тех пор, пока действует «в границах» идеи любви к человеку. Подчинившись же идеологии «золотого тельца», она превращается в инструмент инсинуаций, лжи, пропаганды разврата, насилия, сатанизма и прочего, то есть становится узаконенным орудием зла. Может ли в таком качестве она быть отнесена к категории добра и именоваться свободой, чтобы иметь право на существование в нормальном человеческом обществе? Не потому ли все права и именуются свободами, что они призваны освобождать человека от насилия коренящихся в нем злых страстей, созидать и духовно совершенствовать его, а не развращать, не терзать, не убивать себя и себе подобных?
Яркой иллюстрацией к сказанному является так называемая свобода телеинформации. Не ограниченная идеей блага человека, она становится, по меткому выражению одной газеты, «телевизионной чумой насилия». Один американский психолог следующим образом охарактеризовал телевидение в своей стране: «Когда вы включаете телевизор, вы автоматически выключаете в себе процесс становления человека». Это справедливо. Ибо если, по статистическим данным, в США человек к 18 годам умудряется стать свидетелем 150 тысяч насилий, из которых по крайней мере 25 тысяч убийств, то не попирается ли этой «свободной» пропагандой насилия право человека на жизнь без насилия такой «свободой»?
Внешние свободы не могут быть самоцелью. Они, с точки зрения православного понимания человека, – одно из возможных, но не обязательных условий для достижения главной цели христианской жизни – свободы духовной, и всегда должны быть ограниченными, чтобы стать полезными. Впрочем, безграничными они никогда и не бывают. Господствующий же в современном цивилизованном мире принцип «свобода ради свободы», то есть полный приоритет свободы над любовью, оказывается своего рода наркотиком, который губит и которым губят все большее число людей. Без христианского духовно-нравственного критерия нет реальной возможности положительно решить вопрос о внешних свободах . Этот критерий – примат любви над всеми другими ценностями человеческой жизни. Потому только «в ключе любви» 15] возможна оптимальная реализация всех тех прав, которые необходимы человеческому обществу.
Примечания:
1. Преподобный Марк Подвижник, например, так говорит о духовной свободе: «Закон свободы читается разумом истинным, понимается деланием заповедей» (Добротолюбие. М., 1905. Т. I. С. 523).
2. Кант И. Соч. Т. 3. М., 1964. С. 478.
3. Блаженный Феофилакт Болгарский пишет: «Не говори, что Церковь люди собрали. Она есть дело Бога, Бога Живого и страшного». То же говорит и святой Экумений (X век): «Она Богом устрояется, Богу посвящается и Бога имеет живущим в себе».
* Диффамация – опубликование в печати сведений, порочащих кого-либо. – Прим. ред.
4. Тропарь предпразднству Рождества Христова.
5. Особенно настойчиво мысль о главенстве богоподобной любви в человеке как необходимом условии его свободы и созидания нормального человеческого общества развивали и обосновывали русские мыслители-славянофилы XIX века: А. Хомяков, И. Киреевский, Константин и Иван Аксаковы, Ю. Самарин. Рассматривая Церковь как начало соборное и в этом качестве как прототип идеального общества, Хомяков, например, называет следующие два ее главных конститутивных свойства: «Мы же исповедуем Церковь единую и свободную», ибо «свобода и единство – таковы две силы, которым достойно вручена тайна свободы человеческой во Христе». Основным же принципом, гарантирующим сохранение этих начал в Церкви, является, по его убеждению, любовь. «Этот принцип, – писал он, – есть начало взаимной любви в Иисусе Христе» (Хомяков А.С. Богословские и церковно-публицистические статьи. Изд. Сойкина. С. 109, 205, 44).
6. Вопросом о правах человека особенно активно, как известно, занимались французские мыслители XVIII столетия и больше всех Руссо, убежденный в том, что каждая личность имеет естественные неотъемлемые права, охрана которых является важнейшей функцией государства. Построенная на этих началах французская Декларация прав человека и гражданина (1789) дала следующее определение свободы (прав): «Свобода состоит в праве делать все то, что не вредит другим, поэтому пользование естественными правами каждого человека не имеет других границ, кроме тех, которые обеспечивают за другими членами общества пользование этими же самыми правами. Эти границы могут быть определены только законом».
Однако понятия «вред для других» и «закон», в которых игнорируется христианский контекст духовных и нравственных ценностей, сразу же (то есть во время так называемой великой французской революции) и впоследствии обнаружили свою полную несостоятельность в качестве искомого критерия прав человека.
7. Очень удачно степень святости со степенью свободы соотносит блаженный Августин, когда говорит: «Велика свобода – быть в состоянии не грешить, но величайшая свобода – не быть в состоянии грешить» (Magna est libertas posse non peccare; sed maxima libertas – non posse peccare).
8. В. Соловьев писал: «Только веруя в невидимого Бога и действуя по вере от Бога, наша воля оказывается воистину волей, то есть свободным началом, – свободным от самого себя, то есть от своего данного фактического состояния; здесь воля действует уже не как психологическое явление только, а как творческая сила, предшествующая всякому явлению и никаким фактом не покрываемая и не исчерпываемая, то есть по существу свободная» (Соловьев В.С. Духовные основы жизни. Соч. Т. 3. СПб., б. г. С. 293).
9. Римские стоики. М., 1995. С. 252.
10. Интересно в этом отношении замечание известного общественного и церковного деятеля начала ХХ века генерала А. Киреева. Говоря о царских манифестах 1905 года, давших равноправие инославным и иноверным в России, он писал: «Царь не видит, не понимает того глубокого изменения, которое его законы о равноправности в вере внесли в нашу жизнь. Он смешал равноправность со свободой. Против свободы никто не возражает, но равноправность в пропаганде совершенно иное дело» (Дневник А.А. Киреева. Л. 306. Запись 5 августа 1908 года. ОР РГБ. Ф. 126. Д. 14. Цит. по: Фирсов С.Л. Православная Церковь и государство в последнее десятилетие существования самодержавия в России. СПб., 1996. С. 315).
11. Действительно, стремление к так называемой полноте жизни, к наслаждению немыслимо без полноты социальных и политических свобод. Максимальная полнота прав и свобод – необходимое условие материалистического рая. Однако эта аксиома материализма утопична. Кант хорошо об этом сказал: «На самом деле мы находим, что чем больше просвещенный разум предается мысли о наслаждении жизнью и счастьем, тем дальше человек от истинной удовлетворенности» (Кант И. Соч. Т. 4. Ч. 1. М., 1965. С. 230).
12. Калиновский П. Переход. М., 1991. С. 15.
13. Аксаков И.С. Христианство и современный прогресс. Цит. по: Палицкий А. На запросы духа. Петроград, 1914. С. 7.
14. Святитель Игнатий Брянчанинов писал: «Доколе человечество подвержено влиянию греха и страстей, дотоле необходима власть и подчиненность. Они непременно будут существовать в течение всей жизни мира: только могут являться, являются, будут являться в различных формах». «Ни равенства, ни совершенной свободы, ни благоденствия на земле в той степени, как этого желают и это обещают восторженные лжеучители, быть не может». «Отношения власти и подчиненности разрушатся с разрушением мира; тогда прекратятся начальства и власть (1 Кор. 15, 24); тогда установятся братство, равенство, свобода; тогда причиною единения, власти и подчиненности будет не страх, а любовь» (Статьи епископа Игнатия Брянчанинова по вопросам церковно-общественным // Соколов Л. Епископ Игнатий Брянчанинов. Его жизнь и морально-аскетические воззрения. Приложения. Киев, 1915. С. 20, 21).
15. Завитневич В. З. Русские славянофилы. Киев, 1915. С. 45–46.
«Вопросы религиозной свободы очень сильно политизированы»: В Русской Православной Церкви знают, как решить проблему
Заявление было сделано во время круглого стола в Общественной палате России, посвящённого дополнительным мерам защиты прав верующих людей, передаёт ТАСС.
«Религиозная свобода, с нашей точки зрения, не должна идеализироваться, это творение рук человеческих, она никогда не будет реализовываться так, чтобы удовлетворять всем интересам в обществе, которые разделяют те или иные религиозные общины», — произнёс Кипшидзе.
Он добавил, что Русская Православная Церковь считает вопросы религиозной свободы в обществе и за пределами общества «очень сильно политизированными». Это мнение проиллюстрировано ситуацией 2012 года, когда было возбуждено уголовное дело против участниц Pussy Riot. Напомним, девушки 21 февраля пришли в Храм Христа Спасителя в Москве и устроили там «панк-молебен». В качестве второго примера Кипшидзе привёл преследования Украинской Православной Церкви Московского Патриархата на Украине.
Зампредседателя Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ предложил «деполитизировать вопросы религиозной свободы в нашем обществе». Он призвал конкретизировать темы развития правозащитных механизмов в данной сфере.
Свобода христианина, свобода Церкви, религиозная с
. Свобода христианина, свобода Церкви и религиозная свобода
Понимание свободы имеет несколько смыслов. Здесь отметим три. Первый – метафизическое ее измерение, когда под свободой понимается одно из самых фундаментальных свойств человеческой природы – свобода воли, выражающаяся во внутреннем самоопределении личности перед лицом выбора прежде всего, между добром и злом. Свобода воли является тем свойством, утрата которого приводит к полной деградации личности. Над этой свободой человека не властен никто: ни другой человек, ни общество, ни законы, ни какая угодно власть, ни демоны, ни ангелы, ни Сам Бог. Макарий Египетский говорит: “А ты создан по образу и подобию Божию, потому чтокак Бог свободен и творит, что хочет … так свободен и ты”. “Поэтому природа наша удобоприемлема и для добра, и для зла, и для благодати Божией, и для сопротивной силы. Но она не может быть приневоливаема”. Классический афоризм отцов Церкви: “Бог не может спасти нас без нас – прекрасно выражает христианское понимание смысла и значения этой свободы.
Второе измерение свободы – социальное. Оно означает совокупность определенных прав личности в государстве, в обществе. В этой области более всего возникает трудных вопросов, поскольку в обществе в соприкосновение приходит множество лиц, обладающих свободой воли. В целом – это проблемавнешних свобод человека, или проблема разрешенных (законом, обычаями, религией, общепринятой моралью) поступков в окружающем мире.
И третье измерение свободы – свобода духовная. Она, в отличие от внешней свободы, означает власть человека над своим эгоизмом, своими страстями, греховными чувствами, желаниями – над самим собой. Такая свобода приобретается лишь при правильной духовной жизни, делающей верующего способным к общению с Богом, Который один лишь обладает абсолютной духовной свободой. Великой свободы достигают святые, очистившиеся от страстей. Относительной духовной свободой обладает каждый “обычный” человек (ср. Ин. 8;34). И лишь ожесточившиеся во зле, хулящие Духа Святого (Мф.12; 31-32) и ставшие неспособными к добру потеряли ее. Христианство, таким образом, идеал духовной свободы видит в Боге, и тем самым в принципе отрицает возможность существования какой-то абсолютной свободы (по ту сторону добра и зла) в человеке. Прот. Сергий Булгаков писал: “Свобода относительна… Она стоит и падает, преодолевается и превосходится на путях тварной жизни к ее обожению. Свобода не есть самостоятельная мощь в себе, и она есть немощь в своем противоположении Божеству”. Св. Исаак Сирин говорит: “Ибо в веке несовершенном нет совершенной свободы”.
Апостол Павел говорит: “Где Дух Господень, там свобода” (2Кор.3; 17). Он называет человека, достигшего духовной свободы, “новым” (Еф.4;24), подчеркивая этим обновленность его ума, сердца, воли и тела. Напротив, живущего греховно называет “ветхим” (Еф.4; 22), “рабом” (Рим.6; 6,17), как не имеющим силы следовать тому, о чем ему говорят и вера, и разум, и совесть, и о чем он хорошо знает, что оно несомненно является для него благом. Это состояние духовного рабства как антитезу истинной свободе апостол Павел описывает в следующих ярких словах: “Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю… Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю … в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного” (Рим.7; 15,19, 23).
Отличие духовной свободы от свободы воли хорошо выразил Кант: Под свободой в космологическом (метафизическом – А.О.) смысле я разумею способность самопроизвольно начинать состояние. Свобода в практическом(нравственном, духовном – А.О.) смысле есть независимость воли от принуждения чувственности.
Указанные три измерения свободы позволяют с полной определенностью говорить о том, какая свобода для христианина должна быть первичной целью его жизни. Безусловно, это свобода духовная, которая, как уже было сказано, приобретается лишь в процессе праведной жизни. Что это за жизнь, какие существуют в ней законы, по каким критериям можно судить о правильности или неверности избранного пути, наконец, какие ступени проходит в ней человек, достигая такой свободы, – это важная тема, требующая специального рассмотрения (см. гл. VII).
В иных измерениях должно говорить о свободе Церкви. Для этого прежде необходимо обратиться к пониманию Церкви.
Церковь есть единство в Духе Святом всех разумных творений, следующих воле Божией, и таким образом входящих в Богочеловеческий Организм Христов – «Тело Его» (Еф.1; 23). Степень причастности Ему отдельного христианина (“И вы – Тело Христово, а порознь – члены”. 1Кор.12; 27), естественно, сокрыта от внешнего взора, поскольку искренность веры и святость души невидимы и неизмеримы мерками человеческими.
Внешним, и всегда несовершенным выражением этого Организма Христова – Церкви – является видимая христианская община во главе с епископом (Поместная, Вселенская Церкви), имеющая единство веры, основ духовной жизни, управления и дисциплины. Членство в видимой Церкви уже не представляет тайны: все крещёные, независимо от святости или порочности их жизни, но канонически не исключенные из нее, принадлежат к ней. Поэтому никакая Поместная Церковь не гарантирована от деградации, вплоть до полной потери Духа Святого и превращения в мирскую, по своим задачам и цели организацию, в “языческую неплодящую церковь”, хотя бы и сохраняющую всю христианскую атрибутику.
Однако пока видимая Церковь хранит неповрежденным догматическое учение, правильное учение о духовной жизни, основные принципы канонического устройства и ревность своих членов к жизни по Евангелию, в ней и при наличии естественных человеческих недостатков, пребывает, как душа в теле, Святой Дух Пятидесятницы, и она является, своего рода, тем маточным раствором, в котором происходит процесс рождения, становления и спасения христианина.
Церковь, таким образом, богочеловечна. И в силу ее двуприродности, она обладает и двумя различными свободами, несоизмеримыми между собой.
Церковь как незримое единство в Духе Святом всех тех, кто любит Христа (“Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня” – Ин. 14; 21) всегда свободна, ибо “где Дух Господень, там свобода”. Она выше всех внешних свобод, прав и привилегий. Ей не страшны любые человеческие ограничения и притеснения, сами гонения служат ее большей славе. Таковой она была во время земной жизни Иисуса Христа и Его апостолов, она та же после Его Воскресения, Вознесения и до сего дня, ибо “Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же” (Евр. 13; 8).
Видимая же церковь-община, как и любая общественная и религиозная организация, нуждается в соответствующих условиях для своего существования, в том числе и в регламентируемых государством религиозных свободах.
Религиозная свобода – это право открытого исповедания и практического осуществления своих религиозных убеждений как индивидуально, так и коллективно. В этом отношении религиозная свобода ничем не отличается от тех важнейших социальных, или внешних, свобод и прав, которыми обладают граждане той или иной страны и различные секулярные организации.
Как можно оценить эти свободы?
Если рассматривать их идеализированно, безотносительно к реальному духовному и нравственному состоянию человека и общества, то их необходимость для нормальной жизни общества и ее членов очевидна. Однако как только вопрос касается практического осуществления этих свобод в жизни, они сразу же оказываются одной из серьезнейших проблем, особенно в настоящее время. Основные причины этого следующие.
Первая. Любое право двусторонне и может быть использовано конкретными людьми не только для блага граждан и общества, но и в целях корыстных, даже прямо порочных (например, не только для информации, но и для диффамации; не только для проповеди мира, целомудрия, но и для пропаганды насилия, разврата и т.д.). Законы же, которые призваны регулировать механизм действия этих свобод, как правило, очень несовершенны, о чем красноречиво свидетельствует современная реальная жизнь.
Вторая. Все эти права сами по себе не ориентируют человека на главное – приобретение духовной свободы. Более того, катастрофическая моральная деградация общества и очевидный упадок духовности даже в христианских церквах в современных т. н. свободных странах показывают, что внешние свободы без Удерживающего (2Фес.2; 7) не только не возвышают человека в его достоинстве, но часто служат одним из эффективных средств его духовно-нравственного разложения и унижения.
Эта скользкая двусторонность внешних свобод уже говорит о том, что они не могут рассматриваться как первичная, безусловная и самодостаточная ценность, на чем усиленно настаивает западная пропаганда.
Тот же вывод проистекает и из христианского понимания человека и смысла его жизни. Христианская антропология зиждется на двух, одинаково неприемлемых гуманистическим сознанием положениях: «заданном» богоподобном величии человека (Быт.5; 1) и “данном” столь глубоком повреждении его природы, что потребовались страдания Самого Христа, чтобы “прежде падший воскресити образ”.
Реальный человек духовно неполноценен, болен, подвержен действию самых разнообразных страстей, искажающих его душу и деятельность. Внешние же свободы совершенно не соотносятся с этим состоянием человека и не ориентированы на его духовное исправление и развитие, на достижение высшей цели всех общественных установлений – возведение каждой личности в достоинство нового человека (Еф. 2:15).
Святитель Игнатий (Брянчанинов) (†1867)) писал: “Доколе человечество подвержено влиянию греха и страстей, дотоле необходима власть и подчиненность. Они непременно будут существовать в течение всей жизни мира: только могут являться, являются, будут являться в различных формах”. “Ни равенства, ни совершенной свободы, ни благоденствия на земле в той степени, как этого желают и это обещают восторженные лжеучители, быть не может”. “Отношения власти и подчиненности разрушатся с разрушением мира; тогда прекратятся начальства и власть (Кор.15; 24); тогда установятся братство, равенство, свобода; тогда причиною единения, власти и подчиненности будет не страх, а любовь”.
Эти соображения позволяют понять принципиальную христианскую позицию по отношению к социальным, политическим, экономическим и прочим внешним свободам. Она заключается в утверждении, что они могут рассматриваться лишь как средства, условия для достижения смысла человеческой жизни, но не как самоцель. Они не могут рассматриваться в качестве первичных гарантов нормальной жизни человеческого общества. Потому важнейшей задачей общества должно являться создание такой нравственной и правовой атмосферы, в которой внешние свободы способствовали бы духовному исцелению и росту человека, а не развитию в нем эгоизма и низменных страстей.
Что необходимо для этого?
В православном мировоззрении ответ на данный вопрос находится в основополагающем догмате Бога-Любви: “Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем” (1Ин.4;16). Из него с необходимостью следует, что любовь должна являться существом любой деятельности человека. Христианское понимание любви выражено у апостола Павла: “Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит” (1Кор. 13; 4-7).
Поэтому основополагающим христианским критерием в оценке свобод является страх любви, боящейся причинить какой-либо моральный, психический, физический или иной вред человеку (обществу, государству). Он является верным стражем и правильного отношения к вещам, к природе, ко всякого рода деятельности. Преподобный Варсануфий Великий говорил: “Хороша свобода, соединенная со страхом Божиим». — Вот та христианская максима, в свете которой могут правильно пониматься все свободы, права и обязанности человека, в том числе и религиозные свободы.
Свобода же, не “ограниченная” любовью страха Божия, ставшая над любовью, убийственна для человека. Она приводит к самым отрицательным последствиям, прежде всего, к духовной и нравственной деградации общества, к идейному анархизму, материализму, антикультуре и т. д. Там, где во главу угла поставлена свобода без любви, не может быть подлинной свободы личности, ибо “всякий делающий грех, есть раб греха” (Ин.8;34). И рабство духа является самым тяжелым для человека, причиняющим ему наибольшие страдания. А. Солженицын как–то заметил: «Мы увлеклись идеями свободы, но забыли, что самое мудрое измерение свободы – это дальновидное самоограничение». Это понимали даже языческие мудрецы.
Не потому ли апостол Павел писал: “Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но не все назидает”(1Кор. 10:23)?
Однако понимание необходимости духовной свободы и ее первичности для человека, фактически, утрачено человечеством. Апостол Петр, обличая проповедников внешней свободы, “забывших” о свободе внутренней, писал: ”Ибо, произнося надутое пустословие, они уловляют в плотские похоти и разврат тех, которые едва отстали от находящихся в заблуждении. Обещают им свободу, будучи сами рабы тления, ибо, кто кем побежден, тот тому и раб“ (2Пет.2;18-19). Та же мысль и у апостола Павла в его послании к Галатам: “К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти, но любовию служите друг другу… Я говорю: поступайте по духу, и вы не будете исполнять вожделений плоти, ибо плоть желает противного духу, а дух — противного плоти…” (5;13-17).
Дальше он перечисляет “дела плоти” и заключает совершенно недвусмысленно: “Не обманывайтесь: Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнет: сеющий в плоть свою от плоти пожнет тление, а сеющий в дух – от духа пожнет жизнь вечную” (6, 7-8).
Насколько верны эти мысли, можно видеть на примере свободы информации, когда она не подчинена идее любви к человеку. Оказавшись в плену идеологии “золотого тельца”, она легко превращается в инструмент лжи, пропаганды разврата, насилия, сатанизма и проч., т. е. становится узаконенной свободой зла. Может ли она в таком качестве быть отнесена к категории Добра и именоваться Свободой, чтобы иметь право на существование в нормальном человеческом обществе? Разве не очевидно, что все права потому и именуются свободами, что они призваны освобождать общество и каждого человека от рабства эгоизма и произвола злых страстей, созидать и духовно совершенствовать его, а не развращать духовно и телесно, не убивать себя и себе подобных?
Что делает т.н. свобода телеинформации? Не одухотворенная идеей любви к человеку, она становится, по меткому выражению одной газеты, «телевизионной чумой насилия». Один американский психолог следующим образом охарактеризовал телевидение в своей стране: «Когда вы включаете телевизор, вы автоматически выключаете в себе процесс становления Человека». Это верно. Ибо, если по одному из статистических данных в США человек к 18 годам умудряется стать свидетелем 150 тысяч насилий, из которых, по меньшей мере, 25 тысяч – убийства, то о каком духовно и нравственно воспитательном значении этой свободы можно говорить? Произвол самых темных демонических инстинктов развивается такой свободой в молодом человеке, и она при первом же удобном случае проявляет себя.
Подмена духовной свободы, страха любви свободой похотей – вот смертельная, как Дамоклов меч, угроза, реально нависшая над человечеством.
Этим объясняется тот парадоксальный факт, что современная европейская цивилизация, имеющая единственную цель – земное благополучие человека, все очевиднее вводит народы в последний круг смерти. В конечном счете, все современные кризисы своим источником имеют именно абсолютизированную внешнюю свободу – свободу плоти, страстей, которая утратив понятие греха, неумолимо превращается в жестокого эксплуататора и человека, и природы.
Там, где свобода ставится над любовью, кончается человек богоподобный и начинается человеко-зверь, для которого нет никаких других ценностей, кроме собственных наслаждений, власти и славы, и никаких моральных преград в достижении своих целей. Случай в Нью-Йорке в 1978 году – прекрасная иллюстрация этого. Тогда всего на три часа был отключен свет. И плоды выросшей после войны “свободы” обнаружились в полной мере: “Толпы американцев, – говорил А. Солженицын, – стали чинить погромы и грабежи… 40 лет назад в Нью-Йорке тоже отключили свет, но никаких происшествий не было: люди помогали друг другу, зажигали свечи. Сегодня они бьют витрины, грабят магазины, убивают”.
Без духовно-нравственного критерия нет реальной возможности положительно разрешить вопрос о свободах. Господствующий же в современном цивилизованном мире принцип: “свобода ради свободы”, т. е. фактический примат свободы над любовью оказывается для человека сильнейшим наркотиком, который губит и которым губят все большее число людей. Вся совокупность прав, получаемая еще юным человеком просто по рождению, а не в силу его соответствующего воспитания, нравственной зрелости и моральной устойчивости, является одним из эффективных средств развития в нем сил стихийных, инстинктивных, со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями. Не об этом ли говорит древняя греческая мудрость: “Все, что дается даром, способно развращать»?
Потому такая свобода легко продается за элементарный комфорт. Один из современных писателей справедливо сказал о нашем времени: “Повсюду в мире умирает свобода – политическая, экономическая и личная… Без свободы жить легче. Все больше людей охотно отдают свою свободу в обмен на удобную и спокойную жизнь. Не нужно принимать какие-либо решения. Меньше ответственности”.
И этот отказ от свободы вполне закономерен: страсти, получая свободу и изнутри порабощая человека, делают его сластолюбивым, эгоистичным и, тем самым, все более способным продать первородное достоинство своей личности за чечевичную похлебку скоропреходящих удобств и прихотей. Картины таких сделок сейчас можно видеть во всех т.н. свободных странах. Откровение апостола Иоанна Богослова совершенно определенно предвозвещает всеобщее добровольное рабство всеземному тирану за обещание земного рая: “И поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни” (От.13;8).
Это всегда понимали наиболее проницательные мыслители. Известно, например, яркое высказывание И. С. Аксакова: “Прогресс, отрицающий Бога и Христа, в конце концов, становится регрессом; цивилизация завершается одичанием; свобода – деспотизмом и рабством. Совлекши с себя образ Божий, человек неминуемо совлечет – уже совлекает с себя – и образ человеческий и возревнует об образе зверином”.
Пропаганда свободы плоти всегда лицемерна. Лучший пример – США, которые более всех кричат о нарушении прав человека в разных странах мира, но сами откровенно попирают эти права у себя. Так, в них “сегодня дирекцией школ запрещены почти все проявления христианской веры: нельзя устраиватьдобровольные чтения Библии во время перемен, молиться перед трапезой, пользоваться четками в школьном автобусе, устраивать собрания христиан после уроков, даже держать Библию на парте. Суд, как правило, поддерживает подобные запреты… Усилиями американского Союза гражданских прав повсеместно запрещены изображения сцены Рождества Христова, которые со дня образования этой страны выставлялись в парках и иных общественных местах”.
Такое понимание внешних свобод дает возможность более конкретно посмотреть и на религиозную свободу.
Религиозная свобода отдельной личности не содержит в себе, по существу, ничего принципиально отличного в социальном плане от других внешних свобод. Свобода же религиозных общин (церквей), имеет уже определенно выраженную специфику, что порождает и соответствующие проблемы.
Первая из них, возникающая в связи с вопросом признания организации в качестве религиозной – это установление, на основании совместных авторитетных исследований богословов и юристов, определенных и точных юридических критериев самого понятия религиозности.
Вторая, не менее актуальная проблема — оценка моральной стороны учения религиозной организации, требующей регистрации, что также требует ответственно принятых нравственных критериев. Печальный пример с “Аум Синрекё” является одной из ярких иллюстраций насущной необходимости этого. Фактическая, а кое-где и юридическая легализация сатанизма – еще один пример открытого вызова современному социальному разуму, его пониманию религиозной свободы.
Третья, может быть, психологически наиболее трудная, – это различение понятий равноправия и свободы. Их различие проще показать на примерах.
Первый пример.
В демократическом государстве все граждане одинаково свободны, но не одинаково равны перед законом. Ее президент имеет значительно больше прав, чем любой гражданин страны. И сам закон называет причину такого неравноправия – воля большинства, которое дало ему эти большие, по сравнению со всеми, права. В этом очевидном и “вопиющем” неравноправии заключается, оказывается, один из естественных принципов демократии и свободы.
Этот демократический принцип должен в той же мере распространяться и на решение проблем, связанных с свободой религиозных организаций и их равноправием в сфере образования, воспитания, теле- и радиовещания и т. д. Именно, воля большинства населения должна решать, какой религиозной общине, при равенстве свобод, дать большие, по сравнению с другими, права. Этот демократический принцип (признание особых прав за отдельными религиями) реально осуществляется в Германии, Франции, Греции и др., (но встречает, практически, непреодолимые трудности в России!), ибо он не является нарушением принципов религиозной свободы.
В связи с этим небезынтересно отметить, что, например, святой Иоанн Кронштадтский резко осудил дарованное последним царем в 1905 году равноправие всем религиям. Также оценивал их и святитель Иларион (Троицкий).
Известный монархист и богослов генерал А. А. Киреев так прокомментировал освободительные реформы императора: “Царь не видит, не понимает того глубокого изменения, которое его законы о равноправности в вере внесли в нашу жизнь. Он смешал равноправность с свободой. Против свободы никто не возражает, но равноправность в пропаганде совершенно иное дело” (подчеркнуто нами – А.О.).
Второй пример.
Представим себе, что некая очень богатая секта, скупив (законно!) в свободной, демократической стране N. средства информации, стала бы вести массированную пропаганду идей, чуждых и враждебных религиозным убеждениям подавляющего большинства населения этой страны. Как можно было бы оценить этот факт? Как нормальное явление религиозной свободы, равноправия и демократии или, напротив, как свидетельство грубой силы денег и попрания демократии? Очевидно, что предоставление богатой секте равноправия с бедной церковью народа есть не что иное, как попрание демократии (= власти народа!), попрание основного конституционного права – права большинства в решении основных вопросов своей жизни.
Права, предоставляемые любой религиозной организации, должны быть, прежде всего, соотнесены законом со степенью ее демократического признания (т. е. признания большинством), в котором выражается социальная правда. Лишь в этом случае свобода и равноправие не вступят в конфликт друг с другом, и религиозные свободы будут действительно выражением истинной любви к человеку.
Профессор А.Осипов