Содержание
- LiveInternetLiveInternet
- Fisechko.ru
- Майкл Шапиро
- ИСААК ЛЕВИТАН
- Биография художника Левитана
- Левитан картины:
- Исаак Левитан — талантливый ученик Поленова и Саврасова
- Юность, первые учителя
- Дружба с Чеховым, болезнь, наследие
- Роль в Товариществе
- Манера письма. Созерцательная задумчивость полотен Левитана
- В воспоминаниях современников
- Художник Левитан биография и творчество, Isaak Levitan
- Лучшие картины пейзажиста Исаака Левитана
- «Амазонки и вечный покой (Исаак Левитан — Софья Кувшинникова)» Елена Арсеньева читать онлайн — страница 4
LiveInternetLiveInternet
Исаак Левитан, Автопортрет (1880)
Исаак Ильич Левитан (1860 — 1900) — русский художник, мастер «пейзажа настроения».
Особенно попадало Левитану за его красивое арабское лицо. В своих письмах Чехов часто упоминал о красоте Левитана. «Я приеду к вам, красивый, как Левитан», — писал он. «Он был томный, как Левитан».
Но имя Левитана стало выразителем не только мужской красоты, но и особой прелести русского пейзажа. Чехов придумал слово «левитанистый» и употреблял его очень метко.
«Природа здесь гораздо левитанистее, чем у вас», — писал он в одном из писем. Даже картины Левитана различались, — одни были более левитанистыми, чем другие.
Весной 1886 года Левитан отправился в Крым отдохнуть и поправить шаткое здоровье: у него было слабое сердце. Он побывал в Ялте, Массандре, Алупке, Симеизе, Бахчисарае. Знойная крымская природа поразила Левитана
Левитан У берега моря. Крым. 1886
Вплоть до середины 1880 года Исаак Левитан работал над своими картинами только в Москве и Московской области. Но вскоре местность, где Левитан творил свои шедевры, начала расширяться. В марте 1886 года Левитан получил довольно крупную сумму денег за работу над декорациями к Мамонтовской опере, наконец-то Левитан обрел относительный достаток. Тогда-то Исаак и решил отправиться в путешествие в Крым.
Исаак Левитан. 1886. В крымских горах
Исаак Левитан. 1886. На вершинах Яйлы
Исаак Левитан. 1886. Улица в Ялте
Исаак Левитан. 1887. Крымский пейзаж
Исаак Левитан.
Левитан Исаак Ильич — Кипарисы у мечети. 1886 Алупка
В течение долгих двух месяцев Левитан находился в Крыму и творил свои полотна. За это время появилось несколько этюдов, которые стали новым словом в художественном искусстве.
Исаак Левитан. 1886. Вид на море
Михаил Нестеров писал, что до появления крымских пейзажей Левитана «никто из русских художников так не почувствовал, не воспринял южной природы с ее опаловым морем, задумчивыми кипарисами, цветущим миндалем и всей элегичностью древней Тавриды».
Многие считают, что именно Левитан первый открыл красоты южного Крыма.
Исаак Левитан. 1886. В крымских горах2
Можно сказать, что в это время и до этого Крым писали множество молодых и уже известных художников, но природу Крыма они изображали в портретных чертах, а вот в романтическом образе красоту Крыма раскрыл Левитан.
Исаак Левитан. 1886. Садик в Ялте. Кипарисы
Многие художники смотрели на Крым только поверхностным взглядом курортника, которые изображали царские дворцы, новомодные ландшафты, окружающие их. Левитану же удалось показать Крым без «общих» мест. В его работах южная природа предстает не с парадной, а с будничной стороны и в то же время исполненной поэзии.
Он писал море в тихую и ясную погоду («Берег моря. Крым»), глинобитные татарские жилища («Сакля в Алупке» 1886), также в его картинах можно увидеть очертания крымских гор с мягкими переходами от плоских террас к гранитным уступам обветренных скал — вот мотивы, особенно привлекавшие внимание художника.
1886. Горы. Крым
Он внимательно прослеживал кистью подробности рельефа каменистых склонов, передавал характерное именно для крымской природы гармоническое сочетание нежной голубизны неба и моря и разделенных серых и охристых тонов гор.
Исаак Левитан. 1886. Источник
В некоторых работах этого периода можно заметить и одиночество, которое посещало Левитана. О бренности человеческой жизни перед лицом природы часто писал Левитан в своих письмах к Чехову. Также Исаак Левитан писал: «Дорогой Антон Павлович, черт возьми, как хорошо здесь! … Вчера вечером я взобрался на скалу и с вершины взглянул на море, и знаете ли что, …заплакал, вот где вечная красота и вот где человек чувствует свое полнейшее ничтожество».
Но и работы, несущие в себе романтический драматизм («Татарское кладбище», «В Крымских горах», обе — 1886), лишены у Левитана патетического нажима и высокопарности, проникнуты чувством спокойного, вдумчивого созерцания.
Исаак Левитан Крым. В лесу
Самое ценное, что Левитан узнал на юге, — это чистые краски. Время, проведенное в Крыму, представлялось ему непрерывным утром, когда воздух, отстоявшийся за ночь, как вода, в гигантских водоемах горных долин, так чист, что издалека видна роса, стекающая с листьев, и за десятки миль белеет пена волн, идущих к каменистым берегам.
Большие просторы воздуха лежали над южной землей, сообщая краскам резкость и выпуклость.
На юге Левитан ощутил с полной ясностью, что только солнце властвует над красками. Величайшая живописная сила заключена в солнечном свете, и вся серость русской природы хороша лишь потому, что является тем же солнечным светом, но приглушенным, прошедшим через слои влажного воздуха и тонкую пелену облаков.
Солнце и черный свет несовместимы. Черный цвет — это не краска, это труп краски. Левитан сознавал это и после поездки в Крым решил изгнать со своих холстов темные тона. Правда, это не всегда ему удавалось.
Так началась длившаяся много лет борьба за свет.
В это время во Франции Ван-Гог работал над передачей на полотне солнечного огня, превращавшего в багровое золото виноградники Арля. Примерно в то же время Монэ изучал солнечный свет на стенах Реймского собора. Его поражало, что световая дымка придавала громаде собора невесомость. Казалось, что собор выстроен не из камня, а из разнообразно и бледно окрашенных воздушных масс. Надо было подойти к нему вплотную и провести рукой по камню, чтобы вернуться к действительности.
Левитан работал еще робко. Французы же работали смело, упорно. Им помогало чувство личной свободы, культурные традиции, умная товарищеская среда. Левитан был лишен этого. Он не знал чувства личной свободы. Он только мог мечтать о ней, но мечтать бессильно, с раздражением на тупость и тоску тогдашнего российского быта. Не было и умной товарищеской среды.
Со времени поездки на юг к обычной хандре Левитана присоединилось еще постоянное воспоминание о сухих и четких красках, о солнце, превращавшем в праздник каждый незначительный день человеческой жизни.
Понятие «левитановский пейзаж» возникло ещё при жизни художника. Это определение придумал его закадычный друг Антон Павлович Чехов. Неизвестно, что вкладывал в это понятие сам писатель, но нам привычно понимать его как состояние некой светлой непреходящей тоски, тягучей и липкой, как янтарная сосновая живица. Как будто у каждой левитановской картины двойная суть: за чистой глубиной красок скрывается пучина неясных мыслей, тревог, чаяний то ли самого живописца, то ли лица, созерцающего полотно.
Левитан Исаак Ильич — Пристань в Ялте. 1886
Левитана справедливо считают самым русским из живописцев — не по рождению, а по сути. Особое место в творчестве Левитана занимают его проникновенные волжские пейзажи. И совсем на периферии остаются ученические крымские работы. В Крыму молодой художник ещё учился «видеть», скрупулёзно избирая нужные впечатления, переносил их на холст.
Он писал не красоты природы, а впечатления от них, если только они проникали в его чуткое сердце. Бывало, по несколько дней приходил на одно и то же место, примерялся, присматривался, искал созвучные ноты в себе и окружающем пейзаже. И, если совпадало, — устанавливал свой белый парусиновый зонтик, спасающий от зноя, этюдник и начинал живописать. Работал с наслаждением, несколько дней пролетали незаметно. Заканчивал одну картину, начинал другую… Иногда на мольбертах стояло их несколько, и художник сам отмечал: «Окончить картину очень трудно. Иногда боишься испортить одним мазком. Вот и стоят они, “дозревают”, повёрнутые к стене. Нужно работать быстро, но не спешить заканчивать. Чтобы закончить, иногда нужно два-три мазка, а вот каких, не сразу решишь».
Величие не виденных ранее гор, изобилие красок морских пейзажей, причудливо скрученные стволы деревьев, освещённые солнцем камни в пене волн — всё входило в его душу и требовало образного воплощения. Он гулял по улочкам старой Ялты, карабкался вверх по узким лесенкам к каменным домикам с черепичными крышами, забирался в горы.
Левитана пленила красота Крыма: горные кряжи, татарские сакли, восточные мотивы архитектуры Бахчисарая. Он делал карандашные зарисовки, писал этюды акварелью и маслом. Из Крыма Левитан привёз около пятидесяти этюдов, в которых виден будущий мастер с восхитительным поэтическим чувством.
Исаак Левитан » Этюды, наброски » Весна в Крыму
Левитан 1886. Горы. Крым
Левитан 1886. На вершинах Яйлы
Левитан 1886. Садик в Ялте. Кипарисы
/img0.liveinternet.ru/images/attach/c/0/120/253/120253492_RRRRyoSRR_SRSRSSRRR_RRRRRRyoSR705.jpg» width=»700″ height=»411″ alt=»Р›РµРІРёС‚ан татарское кладбище705 (700×411, 283Kb)» />
Левитан Татарское кладбище
Левитан Исаак Ильич — Татарская сакля. 1886
Левитан 1886. Сакля в Алупке
Левитан настолько увлёкся Крымом, с таким восторгом писал об этом друзьям, что вызвал у них опасение: как бы художник не изменил Северу! Об этом пишет Чехову их общий знакомый архитектор Фёдор Шехтель: «…очевидно, что он увлечётся яркостью и блеском красок, и они возьмут верх над скромными, но зато задушевными тонами нашего Севера». Впрочем, опасения были напрасны. Вобрав в себя яркие краски Юга, художник создал произведения, оказавшиеся значительным этапом на его творческом пути, но не изменил своему призванию, о чём писал Чехову: «…я Север люблю теперь больше, чем когда-либо, я только теперь понял его».
И. Левитан Ай — Петри 1886
Крымские этюды экспонировались в 1886 году на VI Периодической выставке. «До их появления, — писал друг юности Михаил Нестеров, — никто из русских художников так не почувствовал, так не воспринял нашу южную природу с её морем, задумчивыми кипарисами, цветущим миндалём и всей элегичностью древней Тавриды. Левитан как бы первый открыл красоты Южного берега Крыма». Два отличных этюда «Сакля в Алупке» и «Улица в Ялте» куплены Третьяковым. Теперь в Третьяковской коллекции имелось три работы Левитана (первая — ученическая «Осенний день. Сокольники»).
После возвращения Исаак Ильич всё лето жил у Чеховых на даче в Подмосковье, как всегда, рисовал, и Антон Павлович тогда по-настоящему начал понимать, в какого большого художника вырастает его приятель. Впоследствии годы и дороги судеб то сводили, то разводили их, но приходило время — и Левитан снова оказывался в «милой Чехии», как называли знакомые дружную семью Антона Павловича.
Шли годы, имя Левитана стало широко известно, его новые работы пополняли коллекции почитателей, а сам художник стал признанным мэтром и преподавал в Московском училище живописи. А между тем здоровье его угасало, больное сердце всё чаще давало о себе знать неровными ударами. Врачи советовали Левитану полечиться в Крыму. Куда же поехать, как не к душевному доктору Чехову в Ялту? В декабре 1899 года, проезжая через Байдарский перевал, Исаак Ильич отправил телеграмму: «Сегодня жди знаменитого академика». Звание академика пейзажной живописи Левитан получил около года назад, и тогда Чехов шутил: значит, теперь уже к нему нельзя обращаться на «ты».
Левитан Сумерки. Стога
Зима в Ялте была сухая, солнечная, с моря дули тепловатые ветры. Левитан вспомнил свою первую поездку в Крым, и ему захотелось в горы. Его преследовало воспоминание об этой поездке, когда с вершины Ай-Петри он увидел у своих ног пустынное облачное небо. Над головой висело солнце, — здесь оно казалось гораздо ближе к земле, и желтоватый его свет бросал точные тени. Облачное небо дымилось внизу в пропастях и медленно подползало к ногам Левитана, закрывая сосновые леса.
Небо двигалось снизу, и это пугало Левитана так же, как пугала никогда не слыханная горная тишина. Изредка ее нарушал только шорох осыпи. Шифер сползал с откоса и раскачивал сухую колючую траву.
Левитану хотелось в горы, он просил отвезти его на Ай-Петри, но ему в этом отказали — разреженный горный воздух мог оказаться для него смертельным.
Ялта не помогла. Левитан вернулся в Москву. Он почти не выходил из своего дома в Трехсвятительском переулке.
Двадцать второго июля 1900 года он умер. Были поздние сумерки, когда первая звезда появляется над Москвой на страшной высоте и листва деревьев погружена в желтую пыль и в отсветы гаснущего солнца.
«Знаменитого академика» приветливо встретило всё чеховское семейство. Его водили по всем комнатам недостроенного дома, показывали недавно посаженный сад, рассказывали о том, как обустроят дом со временем. Скупо грело декабрьское солнце, и, пока не позвали обедать, друзья сидели на веранде. Далеко внизу рассыпались домики Ялты, синело море. Говорить ни о чём не хотелось. Доктор Чехов знал, что положение друга безнадёжно, что жить ему осталось считанные месяцы, а у Левитана болезненно сжималось сердце — так сильно изменился Антон Павлович. Он зябко кутался в плед, глаза были грустны, без живых лукавых искорок.
Декабрь в ту зиму стоял невиданно тёплый. И Левитану захотелось подняться в горы. Он брёл туда, поминутно останавливаясь, и говорил своей спутнице Марии Чеховой: «Мне так нужно туда, выше, где воздух легче, где дышать хорошо, Marie! Как не хочется умирать. Как страшно умирать… И как болит сердце…»
Ему было всего сорок лет.
После двух недель, проведённых у Чехова, Левитан возвратился в Москву и ещё несколько месяцев держался «крымским зарядом».
Весной 1900 года, в один из своих наездов в Москву, Михаил Нестеров навестил своего школьного товарища и давнего друга. Исаак Ильич встретил его усталый, измождённый, в нарядном бухарском золотисто-пёстром халате, в белой чалме. Болезнь щадила Левитана — временами он бывал оживлён и радостен. «Дайте мне только выздороветь, и я совсем иначе буду писать. Теперь, когда я так много выстрадал, теперь я знаю, как писать. По крайней мере, мне это кажется…»
Через месяц Левитан простудился, болезнь свалила его и не дала больше подняться. Среди консилиума врачей был и Антон Павлович. Это была их последняя встреча.
Великий русский пейзажист умер 4 августа 1900 года. После похорон в его столе нашли огромную связку писем. На ней лежала маленькая записка: «Письма все сжечь, не читая, по моей смерти. Левитан». Желание покойного в точности исполнил его старший брат. Сожгли письма художников Серова, Нестерова, Поленова, Корзухина. Больше всего было писем от Чехова. Видимо, подверженный приступам меланхолии Левитан желал, чтобы тайны его личной жизни ушли вместе с ним.
Исаак Левитан Весна в Крыму 1900
В год его смерти стояло удивительное лето. Сирень цвела дважды. Умирающий художник застал начало второго цветения. Окна мастерской и жилых комнат были открыты настежь. В тяжёлых и душных июльских сумерках лиловые и белые цветы свисали почти до самого подоконника. Левитан с усилием поднимал голову с подушки, и, лёжа на боку, не отрываясь, смотрел на свои любимые цветущие кусты.
Fisechko.ru
Майкл Шапиро
100 великих евреев
ИСААК ЛЕВИТАН
(1860—1900)
Об Исааке Левитане российский писатель Григорий Горин как-то заметил: «Исаак Левитан был великим русским художником. И сам о себе так и говорил… Когда ему говорили: но ты же еврей! Он говорил: да, я еврей. И что? И ничего. Умные люди соглашались, что он – великий русский художник и еврей!»
Исаак Ильич Левитан – один из крупнейших художников России конца XIX века, непревзойденный мастер русского «пейзажа настроения», родился 18(30) августа 1860 г., в небольшом литовском местечке Кибарты Ковенской губернии, ныне Кибартай (Литва), в бедной еврейской семье железнодорожного служащего. Несмотря на бедность, дед Левитана был уважаемым раввином селения Кибарты.
В начале 1870-х гг. Исаак вместе семьей переехал в Москву. В выборе жизненного пути Исаака решающую роль сыграл его старший брат – художник. Он часто брал мальчика с собой на этюды, на художественные выставки. Когда Исааку исполнилось 13 лет, он был принят в число учеников Училища живописи, ваяния и зодчества, где учился у В.Д. Поленова и А.К. Саврасова.
Отец и мать Исаака недолго прожили в Москве, оба умерли, оставив Исаака с братом и двумя сестрами «на улице». Несмотря на то что в Училище живописи ваяния и зодчества Саврасов прочил Левитану славу француза Коро, а товарищи Исаака – братья Коровины и Николай Чехов – всякий раз затевали над его картинами споры о прелести подлинно русского пейзажа, жить в Москве было трудно и одиноко юному художнику. Ночевал Левитан в холодных классах художественного училища на Мясницкой, прячась там от сторожа по прозвищу «Нечистая сила». Сестра, жившая по чужим людям, изредка подкармливала его.
В 1879 г. полиция выселила Левитана из Москвы в дачную местность Салтыковку. Вышел царский указ, запрещавший евреям жить в первопрестольной русской столице. В ту пору Левитану было 18 лет. Он очень был беден, практически нищ.
Этой же осенью Левитан пишет «Осенний день. Сокольники». Это была первая его картина и единственный пейзаж художника, где присутствует человек, да и то женскую фигуру написал Николай Чехов. И после этой картины люди ни разу не появлялись на его полотнах.
«…По дорожке Сокольнического парка, по ворохам опавшей листвы шла молодая женщина в черном… Она была одна среди осенней рощи, и это одиночество окружало ее ощущением грусти и задумчивости. «Осенний день в Сокольниках» первая картина выдающегося русского художника Исаака Левитана, где серая и золотая осень, печальная, как тогдашняя русская жизнь, как жизнь самого Левитана, дышала с холста осторожной теплотой и щемила у зрителей сердце…» – так писал о творчестве Исаака Левитана известный советский писатель Константин Паустовский.
Левитан, как Пушкин и Тютчев, всегда ждал осени как самого дорогого для него времени года. Даже весна на его полотнах своим настроением часто напоминала осенний день. Осень на картинах Левитана очень разнообразна. Невозможно перечислить все осенние дни, написанные им; Левитан создал около ста «осенних» картин, не, считая этюдов.
Картина «Осенний день. Сокольники» экспонировалась на московской выставке и была куплена П.М. Третьяковым для его галереи. В то время Левитан еще учился и было ему 19 лет.
Годы учения в Училище живописи ваяния и зодчества заканчивались. В 1885 г. Левитан написал последнюю, дипломную работу – облачный день, поле, копны сжатого хлеба. Саврасов, взглянув на картину, написал мелом на изнанке: «Большая серебряная медаль». Преподаватели училища не любили и побаивались Саврасова. Вечно полупьяный и задиристый, напившись, он ниспровергал всех и вся, кричал о бесталанности большинства признанных художников. Неприязнь к Саврасову преподаватели переносили и на его любимого ученика – Левитана. К тому же еврей, по мнению многих преподавателей, не должен и касаться русского пейзажа – это дело коренных русских художников. Картину признали недостойной медали. Левитан даже не получил звания художника, ему дали диплом учителя рисования, что, впрочем, не помешало ему внести существенный вклад не только в российскую, но в мировую художественную культуру.
Левитан совершенно преодолел условности классицистско-романтического пейзажа, отчасти еще сохранившиеся у его современников художников-«передвижников». Левитановский «пейзаж настроения» при всей его натурной достоверности (Левитан всегда бережно сохранял исходный мотив и вносил в него лишь отдельные коррективы) обрел беспрецедентную психологическую насыщенность, выражая в пейзаже не что иное, как жизнь человеческой души, которая словно вглядывается в природу, а в той природе заключены неизъяснимые тайны бытия. И эти тайны отчетливо видны в левитановских картинах, но словами они невыразимы.
Отзываясь о лучших русских пейзажистах, художник Игорь Грабарь особо выделял творчество Левитана: «Он самый большой поэт среди них и самый большой чародей настроения, он наделен наиболее музыкальной душой и наиболее острым чутьем русских мотивов в пейзаже. Поэтому Левитан, вобравший в себя все лучшие стороны Серова, Коровина, Остроухова и целого ряда других своих друзей, смог из всех этих элементов создать свой собственный стиль, который явился вместе с тем и стилем русского пейзажа, по справедливости названного «левитановским»».
Левитан стремился писать так, чтобы на картинах его был ощутим воздух, обнимающий своей прозрачностью каждую травинку, каждый лист. На его картинах все кажется погруженным в нечто спокойное, синеющее и блестящее. Левитан называл это «нечто» воздухом. Мы дышим им, чувствуем его запах, холод, теплоту. Левитан же ощущал его как безграничную среду прозрачного вещества, которое и придавало такую пленительную мягкость его полотнам.
В очерке «По поводу смерти А.К. Саврасова» (1897) Левитан так сформулировал свое творческое кредо: отказ от отношения к пейзажу «как к красивому сочетанию линий и предметов» с целью изображать «уже не исключительно красивые места», но «те интимные, глубоко трогательные, часто печальные черты, которые так сильно чувствуются в нашем родном пейзаже и так неотразимо действуют на душу».
Одна из существенных страниц биографии Левитана – его дружба с А.П. Чеховым. Антон Чехов и Исаак Левитан – ровесники. Судьбы их во многом схожи, они оба приехали в Москву из провинции. Сдружившись с художником Николаем Чеховым, братом писателя, Левитан затем подружился с Антоном Чеховым и со всей чеховской семьей, прожив три лета рядом с нею в бывшем курятнике.
«Когда я узнала Левитана, – вспоминала сестра Чехова Мария Павловна, – он жил на гроши, как и мой брат Николай… Ближе всего Левитан сошелся с нашей семьей уже после окончания школы, когда мы поселились в красивом имении Бабкине, под Москвой… С утра до вечера Левитан и брат были за работой… Левитан иногда прямо поражал меня, так упорно он работал, и стены его «курятника» быстро покрывались рядами превосходных этюдов… Левитан любил природу как-то особенно. Это была даже и не любовь, а какая-то влюбленность… Искусство было для него чем-то даже святым… Левитан знал, что идет верным путем, верил в этот путь, верил, что видит в родной природе новые красоты».
С Антоном Чеховым у Левитана установились своеобразные отношения. Они всегда поддразнивали друг друга, но те немногие высказывания и письма, которые дошли до нас, говорят о том, что Левитан открывал свою душу только Чехову.
В те годы Чеховы проводили каждое лето в селе Бабкине около Нового Иерусалима. Семья Чеховых была талантливой и шумной. Шуткам и насмешкам не было конца. С раннего утра за чайным столом уже начинались невероятные рассказы, выдумки, хохот, который не затихал до вечера. И больше всего шутили над Левитаном. Его постоянно обвиняли во всяческих смехотворных преступлениях и, наконец, устроили над ним суд. Антон Чехов, загримированный прокурором, произнес обвинительную речь, Николай Чехов изображал дурака-свидетеля. Александр Чехов – защитник – пропел высокопарную актерскую речь.
Особо подшучивали над Левитаном за его красивое еврейское лицо. В своих письмах Чехов часто упоминал о красоте Левитана. «Я приеду к вам, красивый, как Левитан», – писал он. «Он был томный, как Левитан».
Однако имя Левитана стало выразителем не только мужской красоты, но и особой прелести русского пейзажа. Чехов придумал слово «левитанистый» и употреблял его очень метко. «Природа здесь гораздо левитанистее, чем у вас», – писал он в одном из писем. Даже картины Левитана различались, – одни были более левитанистыми, чем другие.
Черты личности художника проступают в чеховском рассказе «Попрыгунья», (где отражен роман Левитана с художницей С.П. Кувшинниковой) и в «Чайке», где поступок Треплева, застрелившего чайку, воспроизводит аналогичный каприз Левитана-охотника.
Левитан жестоко обиделся на Чехова за рассказ «Попрыгунья». Ведь Кувшинникова – наивная и непосредственная – трогательно любила Левитана. Дружба с Чеховым была прекращена, а примирение шло долго и мучительно. И до конца жизни Левитан не мог простить Чехову этого рассказа.
Искусство Левитана как мастера пейзажа, умеющего превратить простой пейзажный мотив в образ природы всей России, достигает своего расцвета в «Березовой роще» (1885—1889). Та же сила обобщения возвышает произведения так называемого волжского периода художника: «Вечер на Волге» (1888); «Вечер. Золотой Плес» (1889); «После дождя. Плес» (1889); и тематически примыкающая к ним картина «Свежий ветер. Волга» (1891—1895). Все эти картины сегодня находятся в Третьяковской галерее.
Левитан создал и классические, непревзойденные образцы так называемого церковного пейзажа, где здания храмов вносят в природу умиротворение, как, например, «Вечерний звон» (1892). Летом 1890 г. Левитан едет в Юрьевец и среди многочисленных пейзажей и этюдов пишет вид Кривоозерского монастыря. Так рождается одна из лучших картин художника «Тихая обитель», где образ тихой обители и мостков через реку, соединявших ее с окружающим миром, выражают глубокие размышления художника о жизни. Эта картина произвела сильное впечатление на Чехова.
Глубокая гражданская скорбь звучит в картине «Владимирка» (1892), где на дороге, по которой гнали арестантов в Сибирь, едва видна одинокая фигурка странника. Владимирка – это большая дорога Владимирской губернии, ведущая на восток страны. И название картины – «Владимирка» – у людей того времени вызывало социальные ассоциации, заставляя вообразить вполне определенные картины жизни России. Картину «Владимирка» в 1894 г. Левитан принес в дар П.М. Третьякову для его галереи.
Большую роль в творчестве Левитана играют музыкальные, поэтические и философские ассоциации (он любил учение А. Шопенгауэра), но все же главное значение имели его личностная чувственность, влюбчивость и склонность к приступам черной меланхолии. Левитан очень остро переживал и собственное нездоровье (у него был врожденный порок сердца), и весь драматизм положения евреев в России. Поэтому, отчасти восприняв новации импрессионизма, Левитан редко отдавался чистой, радостной игре света и цвета, пребывая в кругу своих образов, овеянных мировой тоской.
Так, напоминая о бренности всего земного, внушает затаенную тревогу картина «Над вечным покоем» (1893—1894), которая была по духу особенна близка Левитану. «Над вечным покоем» заставляет задуматься над смыслом жизни и над ее быстротечностью. Левитан писал в одном из писем: «Вечность, грозная вечность, в которой потонули поколения и потонут еще… Какой ужас, какой страх!» «В ней я весь, со всей своей психикой, со всем моим содержанием», – говорил об этой картине художник.
В картине «Над вечным покоем» с огромной силой выражена поэзия ненастного дня. Картина была написана на берегу озера Удомли в Тверской губернии. С косогора, где темные березы гнутся под порывистым ветром и стоит среди этих берез сгнившая бревенчатая церковь, открывается даль глухой реки, потемневшие от ненастья луга, громадное облачное небо. Тяжелые тучи висят над землей. Косые холстины дождя закрывают просторы. Никто из художников до Левитана не передавал с такой печальной силой бескрайние дали российского ненастья и человеческой тоски.
Левитан не был женат, у него не было детей. Слишком часто он был очень безрадостен, как безрадостна была история его народа и его предков. Иногда тяжелые мысли о своем народе целиком завладевали им, тогда у него наступали приступы болезненной депрессии – хандры, которая усиливалась от недовольства своими работами.
Во время хандры Левитан бежал от людей. Они все казались ему врагами. Левитан становился груб, дерзок, нетерпим. Он со злобой соскабливал краски со своих картин, прятался, уходил с собакой Вестой на охоту, но не охотился, а без цели бродил по лесам. В такие дни одна природа заменяла ему родного человека.
Два раза во время припадков депрессии Левитан стрелялся, но остался жив. Оба раза спасал его Чехов. Но хандра проходила, и Левитан возвращался к людям, снова писал, любил, верил, запутывался в сложности человеческих отношений, пока не настигал его новый удар депрессии. Чехов временами считал, что левитановская тоска была началом психической болезни, но он, конечно, ошибался.
Жизнь Левитана была относительно небогата событиями; путешествовать за границей он не любил. Он любил только среднюю Россию. Поездки же за границу, куда его отсылали врачи лечиться, Левитан считал напрасной тратой времени. Жил Левитан преимущественно в Москве, работал также в Останкино (1880—1883), в различных местах Московской и Тверской губерний; в Крыму (1886, 1899), на Волге (1887—1890), побывал в Италии, Франции, Швейцарии и Финляндии (1890-е гг.). Но граниты Финляндии, ее черная речная вода и мрачное море нагоняли на Левитана тоску. «Вновь я захандрил без меры и границ, – писал Левитан Чехову из Финляндии. – Здесь нет природы». В Швейцарии его поразили Альпы, но вид этих гор для Левитана ничем не отличался от видов крикливо размалеванных картонных макетов. В Италии ему понравилась только Венеция, где воздух полон серебристых оттенков, рожденных тусклыми лагунами. В Париже Левитан увидел картины Монэ, правда, не запомнил их. Только перед смертью он оценил живопись импрессионистов и понял, что он сам отчасти был их русским предшественником, и впервые с признанием упомянул их имена.
Бесправие преследовало Левитана всю жизнь. В 1892 г. его вторично выселили из Москвы, несмотря на то что он уже был художником со всероссийской славой. Ему пришлось скрываться во Владимирской губернии, пока друзья не добились отмены высылки.
В Москве какое-то время Левитан жил в меблированных комнатах «Англия» на Тверской, опять, как в юности, ненадолго вернулась нужда. Хозяйке за комнату он иногда платил не деньгами, а этюдами. Хозяйке его пейзажи часто не нравились. Ей хотелось увидеть на лугу породистую корову, а под липой парочку сидящих влюбленных, что было бы приятно для глаза. Некоторые критики о Левитане писали примерно то же самое, требуя, чтобы художник оживил пейзаж стадами гусей, лошадьми, фигурами пастухов и женщин.
Последние годы жизни Левитан проводил много времени около Вышнего Волочка на берегах озера Удомли. Там, в семье помещиков Панафидиных, он опять попал в путаницу человеческих отношений, стрелялся, но остался жив.
Тяжелая сердечная болезнь Левитана из года в год все прогрессировала, но ни он, ни близкие ему люди не знали об этом, пока она не дала первой бурной вспышки. Левитан не хотел лечиться, боялся идти к врачам, чтобы не услышать смертный приговор.
Незадолго до смерти он тосковал еще больше, чем в молодые годы. Все чаще он уходил в леса – жил он в лето перед смертью около Звенигорода, – и там его часто находили плачущим и растерянным. Он знал, что ни врачи, ни спокойная жизнь, ни исступленно любимая им природа уже не могли отдалить приближавшийся конец.
Однако приблизительно за пять лет до смерти у Левитана произошла вспышка радостного мироощущения. В дневнике А. Чехова есть запись, помеченная декабрем 1896 г.: «У Левитана расширены аорты. Носит на груди глину. Превосходные этюды и страстная жажда жизни». В эти годы, нося на груди глину, Левитан написал свои самые жизнеутверждающие вещи: «Март» (1895), «Весна, большая вода» (1897), достигая апогея жизнелюбия в предельно яркой и звучной картине «Золотая осень» (1895). И последняя, неоконченная картина «Озеро. Русь» (1900) наперекор смертельной болезни является едва ли не самым мажорным произведением художника.
В 1898 г. Левитан начал преподавать в том самом училище, в котором учился сам. Он мечтал создать Дом пейзажей – большую мастерскую, в которой могли бы работать все русские пейзажисты. В его пейзажной мастерской почти половина большой комнаты была отведена под уголок леса, в котором были ели, небольшие деревья с желтыми листьями, зеленый мох, дерн, кадки с папоротниками. Свет из окна падал так, как на лесной поляне. Часто Левитан привозил в мастерскую цветы. Он говорил своим ученикам, что цветы надо писать так, чтобы от них пахло не красками, а цветами.
Зимой 1899 г. врачи послали Левитана в Ялту. В то время в Ялте жил Чехов. Старые друзья встретились постаревшими и отчужденными. Левитан ходил, тяжело опираясь на палку, задыхался, все говорил о своей близкой смерти. Он ее откровенно боялся и не скрывал этого, сердце болело уже почти непрерывно.
Ялта не помогла. Левитан вернулся в Москву и почти не выходил из своего дома в Трехсвятительском переулке. 22 июля (4 августа) 1900 г. Исаак Левитан умер.
Всего Левитан написал около 1000 картин и этюдов, лучшие из них находятся в Третьяковской галерее и Русском музее. В Плесе открыт Дом-музей Левитана.
Левитан Исаак Ильич (Isaak Levitan,), русский художник. Родился в Кибартах (ныне Кибартай, Литва) 18 (30) августа 1860 в семье железнодорожного служащего. В 1873 поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, где наибольшее влияние на него оказали В.Д.Поленов и А.К.Саврасов; окончил училище в 1885. Жил преимущественно в Москве. Работал также в Останкине (1880–1883), в различных местах Московской и Тверской губерний, в Крыму (1886, 1899), на Волге (1887–1890).
Был членом «Товарищества передвижников». «Пейзажи настроения» Левитана содержат особую психологическую насыщенность, отражая все грани человеческой души. Восприняв новации импрессионизма, он, тем не менее, никогда не отдавался чистой, радостной игре света и цвета, пребывая в кругу своих лиричных образов. Уже ранние работы художника удивительно лиричны (Осенний день. Сокольники, 1879, Мостик. Саввинская слобода, 1883). Зрелый период Левитана как мастера пейзажа, умеющего превратить простой мотив в архитипический образ России, открывается светлой картиной Березовая роща (1885–1889). Та же поэтика тонкого образного обобщения одухотворяет произведения «волжского периода» (Вечер на Волге, 1888; Вечер. Золотой Плес, 1889; После дождя. Плес, 1889; Свежий ветер. Волга, 1891–1895).
Левитан создает шедевры «церковного пейзажа», где здания храмов вносят в природу умиротворение (Вечерний звон, 1892, там же) или, напротив, скорбное чувство бренности всего земного (Над вечным покоем, 1893–1894, У омута, 1892, либо в знаменитой Владимирке, 1892, где на дороге, по которой конвоировали арестантов в Сибирь, видна лишь крошечная фигурка странника близ придорожной иконки. Позднее краски художника обретают все более мажорное звучание (Март, 1895; Золотая осень, 1895; Весна – большая вода, 1897); с другой стороны, его все более увлекают мотивы вечера, сумерек, летней ночи. Последняя, неоконченная картина Левитана (Озеро. Русь, 1900, Русский музей) является – вопреки смертельной болезни – едва ли не самым радостным его произведением.
Умер Левитан в Москве 22 июля (4 августа) 1900. В Плесе существует дом-музей Левитана.
Биография художника Левитана
Исаак Ильич Левитан – русский художник. Родился 18 августа 1860года в местечке Кибарты, ныне Кибартай (Литва). Отец Левитана – учитель иностранных языков, переводчик. Семья художника жила очень бедно, тех грошей, что получал отец за уроки французского, едва хватало на пропитание. Однако, когда у детей появилось влечение к искусству, родители восприняли это с радостью и всячески им в этом помогали. В результате, сначала старший сын Авель, а потом и Исаак поступили в Московское училище живописи.
Начало карьеры предвещало быть светлым и удачным, но вскоре умирает его мать, а потом и отец от тифа. В семнадцать лет Исаак Левитан оказался на улице, нищенствовал и скитался. За неуплату его исключают из училища. Однако его друзья собирают нужную сумму, что бы он вернулся к занятиям. Вскоре, за преуспевание в искусстве, совет учителей решает освободить Левитана от уплаты и даже назначить ему небольшую стипендию, так как состояние живописца было поистине бедственным. Может быть именно такое отношение учителей помогло в становлении Левитана. Он не опустил руки, а продолжал писать прекрасные картины, которые теперь висят во всех самых знаменитых музеях мира.
В семнадцать лет Левитан стал учеником Василия Григорьевича Перова. Иногда к занятиям подключался друг Перова Саврасов. Оба учителя были художниками-передвижниками. Они сразу заприметили талантливого парня и взяли Левитана в свою мастерскую.
Несмотря на то, что Исаак долго бедствовал, скитался, голодал, порой ночевал где придётся — на чердаках и на улице, его картины оценивали многие ведущие художники того времени. Они восхищались его талантом, глубиной передаваемого образа, серьёзностью преподнесения живописи. Его картины начинают появляться на выставках.
Вырваться из нищеты ему помог театр. Он пишет декорации к операм и постановкам. Небольшие заработки помогли ему поехать в Крым. После того, как он привёз картины из Крыма то обрёл настоящую известность. Все картины раскупились за короткое время. Исаак Левитан за свою жизнь написал около тысячи картин. Был дружен с великими людьми его эпохи, но в 1896 году от болезни сердца Исаак Ильич Левитан – великий русский художник покинул этот мир, оставив после себя великое наследия русской культуры.
Левитан картины:
Берёзы
Берёзовая роща
Близ Бордигеры
Бурный день
Дуб
Дворик
Избушка на лугу
Лесные фиалки и незабудки
Лес зимой
Летний вечер. Река
Март
Март
Мостик. Славинская слобода
Над вечным покоем
На севере
Ненюфары
Осенний день. Сокольники
Осень. Охотник
Пчельник
После дождя. Плес
Река
Тихая обитель
Тростник и кувшинки
У омута
Вечер на Волге
Исаак Левитан — талантливый ученик Поленова и Саврасова
Исаак Левитан родился в литовском местечке Кибартай 18 (30) августа 1860 года. Отец Исаака, выходец из раввинской семьи, был хорошо образован, но оказался неспособным обеспечить семью. Сведений о детстве Левитана мало, поскольку сам он никогда не делился воспоминаниями, а письма своих близких сложил в пачку, которую подписал словами «Сжечь, не читая». Известно лишь, что переехав в Москву, отец хотел дать сыну хорошее образование, а старший брат и племянники Исаака были художниками. Часто выезжая с братом на этюды и посещая выставки, Исаак проникся любовью к изобразительному искусству.
Юность, первые учителя
В 13 лет будущий художник поступил в Московское училище ваяния и живописи, где попал в ученики к таким мэтрам, как Саврасов и Поленов. Учеба давалась Исааку легко, и, обладая потрясающей работоспособностью, он успевал в короткий срок выполнять объемные и сложные работы. С февраля 1877 года, когда от тифа умер отец, для Исаака, его сестер и брата настали трудные времена. Преподаватели училища, как могли, поддерживали талантливого юношу. Саврасов взял Левитана в свой пейзажный класс, а в марте за одну из картин, написанных для выставки, он получил 220 рублей на продолжение учебы и малую серебряную медаль. В 1879 году из-за начавшихся преследований евреев Левитана выслали из Москвы. Окончить училище ему удалось лишь в 1885 году, не получив даже звания художника (Левитану выдали диплом преподавателя чистописания).
Дружба с Чеховым, болезнь, наследие
Один из самых важных и значимых моментов в жизни Левитана — встреча с Чеховым. Познакомившись в 1885 году, ровесники сразу подружились и поддерживали теплые доверительные отношения до самой смерти художника. Примерно в этот же период материальное положение Левитана улучшилось, однако последствия голодного детства, напряженной работы в юности и дважды перенесенного тифа оказались необратимыми: у художника развилась серьезная болезнь сердца.
Обладая удивительной работоспособностью и переполняемый творческими замыслами, легко ранимый и порывистый Левитан плодотворно работал, невзирая на болезнь. Последние 10 лет его жизни оказались особенно насыщенными. Прожив всего 40 лет, художник оставил огромное творческое наследие: пастели, акварели, иллюстрации, графика и, конечно, проникновенные эмоциональные живописные полотна.
После смерти Левитана, 22 июля (3 августа) 1900 года, в его мастерской осталось почти 300 неоконченных этюдов и 40 картин, в числе которых — «Озеро. Русь».
Роль в Товариществе
С 1891 года Левитан стал членом Товарищества передвижных художественных выставок, его картины получили признание публики, многие были куплены Третьяковым прямо с экспозиций.
В последние годы жизни к Левитану пришло и академическое признание — в 1898 году он получил звание академика пейзажной живописи. В это время он преподавал в училище, где получил свое образование. Мечта Левитана «Дом пейзажей» — мастерская для всех желающих пейзажистов — так и осталась нереализованной.
Манера письма. Созерцательная задумчивость полотен Левитана
Даже ранние полотна Левитана, написанные под влиянием Саврасова и Поленова, отличаются особой манерой исполнения. Им свойственна не просто восхищенная созерцательность, а некая задумчивость, заставляющая зрителя испытывать волнение и задумываться о взаимоотношениях с окружающим миром. Даже пейзажи, на которых нет людей, наполнены вполне ощутимыми человеческими эмоциями, словно художник, рисуя природу, в мазках выразил на холсте свои сокровенные мысли о мироздании.
Словно неся отпечаток болезни Левитана, многие его картины пронизаны грустью. Переживший трудное детство и за короткое время накопивший богатый жизненный опыт, Левитан был склонен к лирическому философствованию. Быть может, поэтому художник так любил рисовать осень, наделяя ее новыми чертами на каждом своем полотне.
В воспоминаниях современников
Михаил Нестеров: «Левитану давалось все легко, тем не менее работал он упорно, с большой выдержкой».
Один из учеников: «Влияние Левитана на нас, учеников, было очень велико. Это обусловливалось не только его авторитетом как художника, но и тем, что Левитан был разносторонне образованным человеком… Левитан умел к каждому из нас подойти творчески, как художник; под его корректурой этюд, картины оживали, каждый раз по-новому, как оживали на выставках в его собственных картинах уголки родной природы, до него никем не замеченные, не открытые».
Константин Паустовский: «Талантливый еврейский мальчик раздражал иных преподавателей. Еврей, по их мнению, не должен был касаться русского пейзажа. Это было дело коренных русских художников».
Константин Паустовский: «…Осень на картинах Левитана очень разнообразна. Невозможно перечислить все осенние дни, нанесенные им на полотно».
Художник Левитан биография и творчество, Isaak Levitan
Исаак Ильич Левитан выдающийся основоположник пейзажной живописи 19 века. Среди многих своих коллег пейзажистов Левитан выделяется, как одухотворенный мастер создающий поэтический образ природы, с ее глубокой эмоциональностью цветовых оттенков, что заставляет зрителя чувствовать в картине художника прекрасное состояние русской природы, во всем ее великолепии и умиротворенности. Его работы очень восторженно были оценены современниками, считавшие картины художника пейзажами настроения с удивительно правдивой достоверностью. За все время творческой биографии Левитан создал тысячи картин и этюдов, и его работы с полной уверенностью можно считать эталоном в пейзажной живописи.
Художник Левитан биография и творчество, описание картин Левитан родился в Литве, Ковенской губернии ) 30 августа 1860 г в небольшом городишке под названием Кибарты, в небогатой, даже можно сказать бедной и многодетной еврейской семье, тем не менее родители Исаака были образованными и порядочными людьми. В связи с трудным материальным положением, семья решилась на переезд в Москву.
Старший брат Исаака также имел художественные наклонности и в Москве он первый поступает на учебу в училище живописи, ваяния и зодчества в 1871 году, параллельно помогая развитию живописных навыков Исааку, который вместе с ним ходит на этюды и получает некоторые познания работы с красками и понимания красоты природы.
Спустя 2 года после вступления его брата в училище поступает и Исаак Левитан, которому очень повезло, его учителями были известные мастера живописи это Саврасов, Перов и художник Поленов, от которых молодой художник получал необходимые познания живописных приемов. Но в 1875 году в семье Левитана произошли не приятные события, умирает его мать, с трудом перенося утрату супруги заболевает его отец, который был уже не в силах полноценно обеспечивать семью материально, поэтому глядя на такое положение в училище решили частично помогать семье Левитана, освободив способных в учебе братьев от оплаты за обучение.
Но жизненные неудачи продолжались в 1877 году от болезни умирает его отец, оставшиеся без родителей он с братом и сестрами оказывается фактически в очень трудном финансовом положении. Смотря на бедственное положение в котором оказался Левитан со своей семьей, художник Саврасов предлагает ему учебу в его пейзажном классе и под присмотром Саврасова молодой художник упорно работает.
В конце 70-х годов Левитан заводит дружбу писателем с Антоном Павловичем Чеховых, с которым по жизни дружили и по товарищески помогали друг другу, конечно, как и бывает у друзей и без сор дело не обходилось.
Благодаря учебе у Саврасова Левитан создает несколько замечательных картин, 2 из них выставляются на выставке, за что молодой художник награждается малой серебряной медалью и денежной премией в 220 рублей, что соответственно было очень кстати. Но трудности с этим закончились, как мы помним Исаак Левитан был евреем и казалось бы все ничего.
В 1879 году некий А. Соловьев устроил покушение на самого царя, кто то пустил слух. что он был еврей, как оказалось в последствии это было не так, тем не менее царь издал грозный указ: Всем евреям запрещено постоянное проживание в Москве. Семья Левитана была вынуждена переехать в Балашихинский район Подмосковья, где они обосновались в небольшом домике в Салтыковке. Там же художник занимается творчеством пишет картину Вечер после дождя.
Позднее через год на заработанные от продажи картин деньги, художник снимает квартиру на Лубянке. Окрыленный некоторыми успехами он продолжает работать, много пишет с натуры, создает картину в 1880 году Дубовая роща. Осень, Дуб, Полустанок, Сосны, Последний снег. Саввинская слобода и другие. В 1885 году Исаак Левитан заканчивает училище, но то ли по еврейским делам того времени в звании художника ему было отказано, вместо этого ему вручают диплом учителя по чистописанию.
От всех этих жизненных передряг у художника пошатывается его здоровье, он едет в Крым и там создает серию своих работ а по возвращению устраивает выставку.
В 1887 году художник посещает Волгу, но пасмурное погода в окрестностях Волги в то время его не устроила. И только через год он решается опять посетить Волгу, вместе с коллегами они выбрали прекрасное место для этюдов, в окрестностях города Плес.
Здесь они задержались на долго с 1888 по 1890 годы, за это время Левитан создал огромное количество картин, которые шокировали общественность России.
На данном периоде биографии Левитан становится известным пейзажистом поправляя свое финансовое положение он едет за границу посещая такие страны Европы, как Францию и Италию, где знакомится с искусством европейских художников, посещая галереи импрессионистов он убеждается в правильности выбранного им ранее направления живописи.
В 1891 году в марте месяце Исаак Левитан вступает в ряды художников передвижников, где часто демонстрирует свои работы и знакомится с меценатом Сергеем Морозовым. который страстно увлекался живописными работами.
Морозов устраивает Левитану хорошую мастерскую в Трёхсвятительском переулке, что соответственно было мечтой любого художника.
В 1892 г. он пишет картины: Осень, У омута, Лето, Октябрь, Вечерний звон которые были экспонированы на 20-й передвижной выставке.
Но опять наступили смутные времена для художника, в 1892 году был приказ о выселении всех евреев из Москвы в течении 24 часов. Левитан переезжает в провинцию и живет то в Тверской, то Владимирской волостях.
Возвращению Левитана в Москву поспособствовали его многочисленные друзья и меценаты.
Вернувшись снова в Москву с собой из временной «ссылки» художник привозит картину Владимирка.
Портрет Левитана, что вы видите на этой странице в 1893 году был написан его коллегой портретистом Серовым.
В 1894 году в Тверской губернии Левитан пишет картину Над вечным покоем. Не смотря на то что Левитан был еврей, картина Над вечным покоем была признана истинно русским произведением среди работ других художников.
В 1895 году в имении Турчановой в Горке Левитан создает известную нынче картину Март и несколько работ: Ненюфары, очередной шедевром была знаменитая картина Золотая осень и картина Свежий ветер. Волга.
Художник часто переезжает из одного города в другой в 1896 г Одессе он устраивает с коллегами художниками выставку, затем посещает Финляндию, там пишет ряд своих работ картины Крепость. Финляндия, Скалы, Финляндия, Остатки былого. Сумерки. Финляндия и др.
За все эти времена у Левитана накапливается большой опыт им создано великое количество работ и в 1898 году ему присваивается почетное звание академика за заслуги в пейзажной живописи.
В 1899 году были проблемы со здоровьем и Левитану предложили лечение в городе Ялта, где он встретился со своим другом Чеховым.
Но в Ялте он пробыл не долго, так, как, не было улучшение здоровья и художник ходил с палочкой и его душил кашель.
Так и не выздоровев в Крыму Левитан вернулся в Москву в 1900 году, где его больного навещал опять писатель Чехов. в 1900 году 3 августа Художник Левитан скончался.
Лучшие картины пейзажиста Исаака Левитана
4 августа 1900 года в своём доме-мастерской в Трёхсвятительском переулке умер известный русский художник Исаак Левитан. Его часто называли мастером «пейзажа-настроения» — такой картины, где природа одухотворена человеческой мыслью. Рассказываем о судьбе и творчестве Исаака Ильича.
Детство
Исаак Левитан родился в 1860 году в посаде Кибарты (ныне территория Литвы) в бедной, но интеллигентной еврейской семье. Отец его, самостоятельно выучив французский и немецкий язык, работал переводчиком в городе Ковно, в то же время занимался образованием ребёнка. В возрасте 10 лет Исаак Левитан вместе с семьей переехал в Москву, где он вместе с братом поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества.
Здание Московского училища живописи, ваяния и зодчества
Первые картины
Огромную роль в формировании Левитана как художника сыграли его учителя в Училище — известные художники Перов, Поленов, Саврасов. У последнего, по свидетельствам современников, Левитан вообще был в любимчиках. В скором времени, потеряв родителей, Исаак Левитан был вынужден зарабатывать деньги своим мастерством — с ранних лет он начал выполнять художественные заказы, проводил уроки рисования, рисовал для различных журналов. Уже тогда, в возрасте 17 лет, Левитан начал выставлять свои картины на ученических выставках.
«Солнечный день. Весна». Исаак Левитан, 1877 год
Одну из них — картину «Осенний день. Сокольники» — неожиданно приобрел для своей прославленной галереи Павел Третьяков, что, безусловно, вдохновило начинающего художника.
«Осенний день. Сокольники». Исаак Левитан, 1879 год
Знакомство с передвижниками
Одним из важнейших событий в жизни Исаака Левитана стало знакомство с известным меценатом Саввой Мамонтовым. По заказу Мамонтова Левитан стал выполнять ряд работ, в том числе вместе с другими художниками занимался оформлением декораций. Впоследствии Левитан стал частым гостем в доме Мамонтова, где познакомился с кругом превосходных художников.
«Вечер на пашне». Исаак Левитан, 1883 год
В 1884 году картина Левитана «Вечер на пашне» впервые была показана на выставке Товарищества передвижных художественных выставок, где посетители по достоинству оценили талант начинающего художника. В то же время Левитан формально оставался учеником Училища, хоть и перестал посещать занятия. В результате, выпускаясь, звания художника он так и не получил — ему выдали диплом учителя чистописания.
«Саввинская слобода под Звенигородом». Исаак Левитан, 1884 год
В начале 1880-х годов, перебиваясь деньгами, полученными от продажи картин, Исаак Левитан поселился в небольшой подмосковной деревне Максимовка, где познакомился с жившим поблизости Антоном Чеховым, дружба с которым завязалась на долгие годы. В той же деревне Левитан написал большое количество пейзажей.
«Мостик. Саввинская слобода». Исаак Левитан, 1884 год
«Берёзовая роща». Исаак Левитан, 1885 год
Путешествия
Насладившись умиротворенной деревенской жизнью, художник стал искать вдохновения в поездках. Однако Левитан решил не ехать для этого за границу, а начать с необъятных просторов России. Весьма плодотворными получились поездки в Крым и на Волгу, где художником выполнил ряд известных пейзажей.
«У берега моря. Крым». Исаак Левитан, 1886 год
«Свежий ветер. Волга» Исаак Левитан, 1895 год
«После дождя. Плес». Исаак Левиан, 1889 год
На конец 1880-х годов, как склонны считать искусствоведы, приходится расцвет таланта Исаака Левитана. Антон Чехов писал по поводу новой картины «Тихая обитель»: «Левитан празднует именины своей великолепной музы: его картина производит фурор».
«Тихая обитель». Исаак Левитан, 1891 год
В 1890 году Левитан все же побывал за границей: он сделал целое турне по культурным центрам Европы. Результатом поездки стало несколько картин, которые наглядно свидетельствуют о его любви к маленьким тихим городкам.
«Канал в Венеции», 1890 год
«На озере Комо. Набережная». Исаак Левитан, 1894 год
Последнее пристанище
После долгих скитаний в 1889 году Левитан поселился в Москве, в доме-мастерской в Трехсвяительском переулке. В 1890-е годы Исаак Левитан работал прежде всего в разных местах Владимирской и Тверской губерний, создав одни из наиболее значимых своих полотен.
«У омута». Исаак Левитан, 1892 год
«Над вечным покоем». Исаак Левитан, 1894 год
В своей мастерской Исаак Левитан проработал вплоть до весны 1900 года, когда, гуляя с учениками, подхватил сильную простуду. Ослабленное сердце художника не выдержало: он не оправился от своей болезни и умер 4 августа 1900 года.
«Амазонки и вечный покой (Исаак Левитан — Софья Кувшинникова)» Елена Арсеньева читать онлайн — страница 4
Помилуй бог, Софья Петровна его ничуточки не осуждала. Она думала, что и Чехов исповедует ее кредо, которое она выразила однажды в описании собственной жизни: «Жили шумно, разнообразно, часто необычайно, вне всяких условностей». Однако оказалось, что Чехов — это не Чехов вовсе, а какой-то Тартюф!
Разумеется, грянул скандал. Антон Павлович пытался оправдаться. «Можете себе представить, — жаловался он в письме к писательнице Лидии Авиловой, — одна знакомая моя, 42-летняя дама, узнала себя в двадцатилетней героине моей «Попрыгуньи», и меня вся Москва обвиняет в пасквиле. Главная улика — внешнее сходство: дама пишет красками, муж у нее доктор, и живет она с художником».
Собственно, не только Софья Петровна увидела себя в кривом зеркале. Левитану тоже трудно было не узнать себя в Рябовском, даром что он сам был «волканический брюнет», а Рябовский — симпатичный блондинчик. Слишком много было рассыпано по повести его словечек. Слишком много деталей употребил Чехов, которые легко выдавали Левитана.
Ну а Дымов, великодушный, самоотверженный Дымов? Разумеется, это полицейский врач Кувшинников… Над которым, к слову, ехидный Чехов сам сто раз за глаза смеялся как над прекраснодушным рогоносцем, а теперь вдруг, глядите-ка, бросился на защиту обманутого мужа!
Узнали себя и другие персонажи «Попрыгуньи» — постоянные посетители салона Кувшинниковой. «Певец из оперы» — это артист Большого театра Л.Д. Донской, «артист из драматического театра, отличный чтец» — актер Малого театра А.П. Ленский, «молодой, но уже известный литератор» — Е.П. Гославский. В барине, иллюстраторе Василии Васильевиче легко просматривался граф Ф.Л. Соллогуб. Прототипом доктора Коростелева послужил художник А.С. Степанов, задушевный приятель Дмитрия Павловича Кувшинникова…
Скандал разгорался. Левитан, вообще говоря, не слишком-то злился, потому что слишком мало походил он на пустого и жестокого Рябовского. Он понимал (или уверял себя, будто понимает) природу художественного творчества, готов был оправдать Чехова, однако слишком сильна была обида Софьи Петровны. Он и ее жалел… И тогда написал гневное письмо Чехову — дело едва не дошло до дуэли.
Антон Павлович продолжал оправдываться, однако делал это безнадежно глупо:
— Моя попрыгунья молоденькая и хорошенькая, а ведь Софья Петровна не так уж красива и молода!
Но время шло и шло, новые сплетни и слухи поглотили внимание московской публики. Постепенно ссора между Левитаном и Чеховым сошла на нет, они были счастливы примирением, но Софья Петровна долго еще в душе сердилась на бывшего друга. Ну да, он так и остался для нее — бывшим. А скоро и этим остаткам дружбы придет конец!
Настанет и конец любви…
Но пока что не было людей ближе их в целом мире! Как и прежде, Софья Петровна присутствовала и при рождении всех замыслов картин Левитана, и при их воплощении.
…Однажды под вечер близ Городка Владимирской губернии Левитан и Софья Петровна вышли на какую-то дорогу.
— Это знаменитая Владимирка — дорога на каторгу! — вспомнил Левитан.
Останавливаясь у креста, приткнувшегося на обочине, Софья продекламировала:
Спускается солнце за степи,
Вдали золотится ковыль, —
Колодников звонкие цепи
Взметают дорожную пыль…
А затем продолжила:
— У таких крестов делались привалы. Сколько здесь, на этом месте, пролито слез, сколько передумано безнадежного, отчаянного!
Вскоре Левитан написал свою знаменитую «Владимирку» и подарил ее Павлу Михайловичу Третьякову.
Спустя некоторое время Левитан с Софьей поехали на озеро Островное Вышневолоцкого уезда, в имение Ушаковых. Это была старая, запущенная барская усадьба. Хозяева были счастливы приезду московских гостей, рассказывали, что лучше посмотреть в окрестностях. Именно здесь Левитан написал свою знаменитую картину «Над вечным покоем». Он поставил мольберт в зале ушаковского дома. Тут же находился рояль, и Левитан просил Софью Петровну играть. Она не переставая перебирала на клавишах то ноктюрны Шопена, то хоралы Баха, то траурный марш из «Героической симфонии» Бетховена. Эту музыку Левитан хотел слышать больше всего. Эта музыка и мрак, воцарившийся в последнее время в его душе, сливались с торжественным и унылым пейзажем, который возникал на полотне.
Когда картину купил Третьяков, Левитан так и сказал:
— В ней я весь, со всей своей психикой, со всем моим содержанием.
Да, на душе у него в то время было муторно. Угроза выселения из Москвы за черту оседлости пугала страшнее, чем смерть. Но друзья отстояли Левитана, и сам московский градоначальник великий князь Сергей Александрович выразил ему свое расположение, навестив в мастерской. Однако страсть к страданию, любовь к унынию, покорность перед меланхолией надолго взяли верх в его душе.
Такое ощущение, что ему нужно было выразить свою печаль на полотне, чтобы отрешиться от нее. Выплеснул из себя прежние чувства и готов был встретиться с новым.
Оно, это новое, не заставило себя ждать. И опять обновление было связано с женщиной.
Имение Ушаковых лежало на холме, который возвышался направо от проезжей дороги. Налево от нее, тоже на холме, стоял густой бор, а в нем — имение Горка. Оно находилось на южной стороне озера. Озером до него ехать совсем близко, а дорогой чуть подальше. Горка была имением питерского сенатора Ивана Николаевича Турчанинова.
Турчаниновы владели землей где-то с начала семидесятых годов (с 1873 года участок уже значился за ними). Вокруг двора стояли хозяйственные постройки: кухня, конюшня, погреб, баня. Вместо старого одноэтажного дома Турчаниновы срубили и поставили двухэтажный, обшитый досками и окрашенный в желтоватый цвет дом с мезонином. Вокруг было много цветов, особенно флоксов; росли белые и розовые розы. Позднее Левитан изобразил этот дом на картинах «Март» (1895) и «Осень. Усадьба» (1894). Один из островов на озере тоже принадлежал Турчаниновым.
Сам Турчанинов оставался в Петербурге, в Горку приехали только его жена и дочери: Варя, Соня (им было 20 и 18 лет) и четырнадцатилетняя Анечка по прозвищу Люлю.
Для Анны Николаевны Турчаниновой этот приезд был чем-то вроде ссылки: Иван Николаевич, который был старше своей жены, отчаялся повлиять на ее романы с высокопоставленными чиновниками в Петербурге, успокаивая их жен. Он хлопотал только о том, чтобы имя Анны Николаевны не попало в столичные газеты. И это ему удалось. Далекий уголок в Островном был как бы спасением.
В то время в имении Ушаковых гостила Татьяна Львовна Щепкина-Куперник, будущая знаменитая переводчица. Она так рассказывала о появлении новых лиц: «Это были мать и две очаровательные дочки — девушки наших лет. Мать была лет Софьи Петровны, но очень заботившаяся о своей внешности, с подведенными глазами, с накрашенными губами, в изящных корректных туалетах, с выдержкой и грацией настоящей петербургской кокетки (мне она всегда представлялась женой Лаврецкого из «Дворянского гнезда»). И вот завязалась борьба…
Мы, младшие, продолжали свою полудетскую жизнь, катались по озеру, пели, гуляли, — а на наших глазах разыгрывалась драма. Левитан хмурился, все чаще пропадал со своей Вестой «на охоте», Софья Петровна ходила с пылающим лицом, а иногда и с заплаканными глазами… И кончилось все это полной победой петербургской дамы и разрывом Левитана с Софьей Петровной…»
Да, Анна Николаевна влюбилась в Левитана с первого взгляда. Можно только дивиться, что на нее, искушенную, избалованную мужским вниманием даму, свободно перебиравшую любовников, произвел столь сокрушительное впечатление этот художник — правда, знаменитый, правда, очень красивый, но…
Кстати, еще раз повторим: Левитан был очень обаятелен и легко нравился женщинам, о чем говорили многие.
О.Л. Книппер-Чехова писала: «Левитан был обаятелен; секрет его обаяния заключался в скромности и доброте, в чуткости и мягкости при большом уме и гениальной одаренности».
«Он был по своей сущности аристократом до мозга костей, в самом лучшем смысле слова, — вспоминал художник А. Головин. — Основной чертой Левитана было изящество. Это был целиком «изящный человек», у него была изящная душа… Встретишься с ним, перекинешься хотя бы несколькими словами, и сразу делается как-то хорошо, «по себе», — столько было в нем благородной мягкости. К нему влеклись симпатии всех людей».
Им вторил М.П. Чехов: «У Левитана было восхитительное благородное лицо — я редко потом встречал такие выразительные глаза, такое на редкость художественное сочетание линий. Женщины находили его прекрасным, он знал это и сильно перед ними кокетничал».
В Горке, видя вокруг столько молодых, прелестных, смеющихся лиц, воодушевленный недвусмысленным интересом, который к нему с первой минуты проявила Анна Николаевна, подстегнутый тем неприкрытым соперничеством, которое вспыхнуло между Турчаниновой и Софьей Петровной, Левитан целиком отдался этому незнаемому прежде блаженству: быть яблоком раздора для доброго десятка женщин. «Кокетничал» он от всей души со всеми подряд, с непосредственностью избалованного мальчика и в то же время с изощренностью записного ловеласа разжигая к себе интерес: то одаривал кого-то своим вниманием, то переключался на другую, то оказывал предпочтение третьей, а потом отворачивался от всех и уезжал на этюды, где пропадал сутками, заставляя поголовно влюбленный «женский контингент» сходить с ума от беспокойства. Кокетничал он, кокетничал — ну и дококетничался…
Софья Петровна, видя, что возлюбленный все более откровенно предпочитает другую, понимая, что все между ней и Левитаном кончено, попыталась отравиться. Она напилась было серы, которую соскребла со спичек, но поблизости, на счастье, оказался доктор, гостивший у соседей, и Софью Петровну спасли. Левитан уехал с ней в Москву, отвез домой… Это был великодушный поступок.
Софья Петровна с нетерпением дожидалась утра, надеясь, что Левитан приедет к завтраку, и все пойдет, как шло раньше. Однако ей подали только письмо от него: «Между нами все кончено, я уезжаю в Горку. Простите меня…»
Жизнь Софье Петровне спасла неистовая вспышка ярости, которая заставила ее строчить вслед художнику письма, одно другого ядовитей. Это хоть немного отвлекло ее от горя, хотя изрядно испортило там, в Горке, жизнь Левитану, которому доставляли эти несчастные письма в самый разгар его счастливого романа.
Вернее, романов…
С одной стороны, Анна Николаевна была убеждена, что покорила художника, который с каждым днем становился ей все дороже. Как и она ему. Итак, рядом с ним снова оказалась сильная женщина, еще более сильная, чем Кувшинникова, более успешная, более уверенная в себе, а главное, несравнимо более привлекательная для Левитана, для которого неиссякающая чувственная фантазия имела огромное значение. В ее объятиях он ощущал себя покорным учеником, она играла на нем, как на флейте… Кстати, на флейте она тоже играла! Этому научил ее петербургский любовник, который много чего в жизни повидал, даже в Индии побывал, ну и там почерпнул кое-какие полезные в жизни навыки.
Это было для Левитана таким неведомым открытием, таким острым ощущением!
Кроме того, он понимал (ну, может быть, не понимал, а чувствовал): время Софьи Петровны в его жизни прошло. Ему нужна новая муза — не хуже, не лучше, просто другая. Потому что только любовь способна вдохнуть молодую жизнь в его стареющие полотна. Поэтому совершенно не удивительно, что он, захлестнутый подавляющей чувственностью Анны Николаевны, еще находил время писать. Писать и писать, а также… кружить голову ее дочери Вареньке…
Строго говоря, Варенька сама возомнила бог весть что, пока ничего и не было. Еще уезжая сопроводить Софью Петровну, не уверенный, что когда-нибудь снова вернется в Горку, Левитан подарил всем Турчаниновым пейзажи. Варе досталась пленительная пастель, изображавшая васильки в простой зеленой кринке. Васильки были ее любимыми цветами, и он это знал. Подписи всем он сделал шутливые, а Варе — серьезную: «Сердечному, доброму человеку В.И. Турчаниновой на добрую память. И. Левитан».
Ну ничего, ровным счетом ничего ни в надписи этой, ни во всем прочем не было такого, за что можно было зацепиться в надежде на любовное ошеломление! Однако ведь влюбленная женщина — сумасшедшая, которая всегда видит то, чего нет, а того, что по глазам бьет, заметить не в силах, да и не хочет… И когда Левитан все же вернулся в Горку — вернулся человеком, свободным от прошлого и готовым к будущему, — его ждали не только щедро открытые объятия Анны Николаевны, в которые он с восторгом бросился, но и письма Вареньки.
Эти письма таскала ему Люлю, которая его обожала. Процесс самого писания картин, процесс творчества производил на нее впечатление гипнотическое. Старшую сестру она тоже обожала, потому и помогала встречам двух обожаемых ею людей. И вот однажды Варенька, не в силах больше выносить ревность и ненависть к собственной матери, которая оказалась ее счастливой соперницей, поставила любимому ультиматум. Чем все это кончилось, видно из прелестного мемориального пассажа Михаила Чехова:
«Где-то на одной из северных железных дорог, в чьей-то богатой усадьбе жил на даче Левитан, он завел там очень сложный роман, в результате которого ему нужно было застрелиться или инсценировать самоубийство, он стрелял себе в голову, но неудачно: пуля прошла через кожные покровы головы, не задев черепа. Встревоженные героини романа, зная, что Антон Павлович был врачом и другом Левитана, срочно телеграфировали писателю, чтобы он немедленно же ехал лечить Левитана. Брат Антон нехотя собрался и поехал. Что было там, не знаю, но по возвращении оттуда он сообщил мне, что его встретил Левитан с черной повязкой на голове, которую тут же при объяснении с дамами сорвал с себя и бросил на пол. Затем Левитан взял ружье и вышел к озеру. Возвратился он к своей даме с бедной, ни к чему убитой им чайкой, которую и бросил к ее ногам. Эти два мотива выведены Чеховым в «Чайке».
Батюшки-светы, ну сколь же многим был обязан Антон Павлович своему осмеянному в «Попрыгунье» другу и его любовницам! Право, можно подумать, что их предназначенье в том и состояло, чтобы не верными подругами художника быть, а навевать приступы вдохновенья желчному писателю!
Кстати, результатом поездки из Мелихова в Горку для Чехова стала не только «Чайка», но и прелестный рассказ «Дом с мезонином». Там столько сходства с ситуацией — при том, что Чехов маскировался, как мог, не желая новых обвинений в пасквилянтстве и не в силах больше ссориться с Левитаном. Он шифровался даже в деталях мельчайших, несущественных, сугубо географических: так, ошалевшую Вареньку Анна Павловна отправила в Петербург, а Мисюсь в рассказе уехала в Пензенскую губернию. Кроме того, Чехов, «поместив» своих героев в живописные островенские места и усадьбы у озера (их описание полностью совпадает с реально существовавшими домами), с первых строк своего рассказа «Дом с мезонином» умышленно отправляет нас в год 1891-й, в усадьбу Богимово. Все ясно: не должно быть и намека на то, что прототипы — это Левитан и семья Турчаниновых!
И тем не менее ошибиться в том, кто здесь кто, мог только самый наивный человек. Лида Волчанинова, завзятая филантропка, — это Анна Турчанинова с ее склонностью к благотворительной деятельности; Мисюсь, прозвище которой немножко напоминает о Люлю, — это Варенька. Описание горящего в лучах заходящего солнца креста на колокольне точно соответствовало особенностям погибшей при пожаре местной церкви…
Но и в этом рассказе Чехов остался Чеховым. Анна Николаевна любила Левитана и была любима им. И, несмотря на это — или именно поэтому? — Чехов сделал Лиду Волчанинову просто отвратительной, ледяной, бессердечной. Все симпатии автора — и невольно читателя — на стороне Мисюсь, бедной, сосланной, не успевшей изведать предназначенного ей счастья из-за беспощадной ревности сестры…
Ну что ж, возможно, конечно, что Чехов оказался здесь не просто желчным летописцем событий, но и провидцем истинной подоплеки случившегося. Именно поэтому ничто не повлияло на его вновь окрепшую дружбу с Левитаном.
Что бы ни думала Анна Николаевна об этом рассказе, она молча проглотила пилюлю. Может быть, она извлекла какие-то уроки из горькой участи Софьи Петровны? Ведь Левитан так и не смог простить ей, что из-за нее (вообще-то из-за ее любви к нему, но это детали!) он оказался замешан в публичный скандал и сделался героем московской сплетни?
А может быть, Анна Николаевна просто не читала этого рассказа?
Очень даже запросто.
Так или иначе, хотел ли Чехов их рассорить, нет ли, ему это не удалось. Анна Николаевна оставалась рядом с Левитаном всю его оставшуюся жизнь. Она же выхаживала его на пороге смерти, причем искала духовной поддержки в это время не у кого иного, а у Чехова!
«Что-то будет, ужас закрадывается в душу, но я не унываю, — писала она 20 мая 1900 года. — Не верю, что не выхожу».
Не выходила.
Левитан умер от затяжной болезни сердца в июле 1900 года. Накануне смерти, уже не сомневаясь в ее приближении, он позвал к себе брата и с его помощью сжег все свои письма — свой архив, оборвав этим множество нитей, завязав множество узлов. Да еще и записку оставил: «Письма все сжечь, не читая, по моей смерти. Левитан». Это уж на всякий случай.
Писем практически не осталось. Готовя собрание сочинений Чехова к печати, Марья Павловна собирала считаные строки Левитана по всем друзьям и знакомым. Турчанинова отмолчалась. Брат Левитана был категорически против публикации, отказался участвовать в этой затее. И только Софья Петровна Кувшинникова щедро отдала признания влюбленного художника издателям.
Что руководило ею в это время? Последнее тщеславие? Желание даже в эти минуты доказать миру, что именно она сыграла определяющую роль в жизни великого художника? Но ведь это и так ясно, какие тут могут быть сомнения, как бы там ни ехидствовал в свое время Чехов в «Попрыгунье»…
А вот, кстати, о «Попрыгунье». Помните, доктор Дымов умер от того, что отсасывал дифтеритные пленки у больного ребенка? А Софья Петровна Кувшинникова летом 1907 года по доброте душевной ухаживала за одинокой художницей, больной тифом, заразилась от нее и скончалась. Где ее могила, неизвестно.
Наверное, если бы об этом узнал господин Чехов, ему могло бы стать стыдно. Однако он умер за три года до сего события, так что…
А может быть, Антон Павлович узнал-таки о самоотверженности Софьи Петровны — узнал и устыдился того зла, которое ей причинил? Говорят же, что там все всё знают! И, не исключено, Чехов и Левитан вместе встречали в мире ином подругу своих молодых дней, «попрыгунью». А если и правда там известно все, что делается на земле, может статься, персонажи сей новеллы каким-то образом оказались осведомлены и о содержании нижеследующего объявления, которое любой и всякий может прочесть в Интернете: «Продаю антикварный рояль J.Becker 1880 г.в. № 7152, представляющий антикварную ценность (на нем играла Софья Петровна Кувшинникова — любовница И. Левитана). Клавиши из слоновой кости, черного цвета, нуждается в реставрации».
Итак, вечность все поставила по местам!
Начались сильные грозы. Левитан наслаждался родными пейзажами, замирал при взгляде на очищенную дождями звонкую зелень, успокоенный вдыхал особую свежесть земли, недавно умытой дождем.
Он гостил у приятеля недолго и быстро собрался снова на озера. Места эти запомнились, редкая тишина действовала успокоительно.
На старых бревнах дома еще не смылись следы масляных красок, которые Левитан оставлял, чистя палитру. Хозяева не сердились на такую потраву. Они даже берегли эти яркие пятна, как напоминание о дорогом госте.
Сирень уже отцвела, и Левитан бродил по окрестным деревням, глухим лесам в поисках новых мотивов. Но чаще он проводил дни у озера. От него трудно было оторваться.
Опять приехала сюда и Софья Петровна. На лето она пригласила свою знакомую — молодую поэтессу Щепкину-Куперник с подругой. Девушки радовались полной свободе. В доме каждый делал, что хотел. Они целые дни проводили на озерном островке — зеленом, заросшем земляникой. Полное уединение. Левитан отвозил их на лодке, а перед вечером приезжал за ними. Издалека слышались плеск весел и его шутливые слова:
— Девочки, ужинать! Сегодня раки и малина!
Иногда он усаживал подруг на посеребренных от времени ступенях террасы, заросшей сиренью, и писал, плененный свежестью их лиц, мягкими тонами розового и фиолетового платьев.
Получалось неудачно. Но художник не огорчался. Сеанс портрета в сиреневом саду сам по себе был так приятен, что слабость наброска не волновала. Он прост не мог устоять от соблазна пописать розовые лица, сияющие глаза и торжествующую силу молодости. Этюд быстро уничтожил, благодарный девушкам за приятно проведенное время.
Имение Ушаковых лежало на холме, возвышающемся направо от проезжей дороги; налево от нее, тоже на холме, был густой бор, и в нем — Горка, имение Турчаниновых. Озером до него ехать совсем близко, дорогой — чуть подальше.
Этим летом, как всегда, Анна Николаевна Турчанинова приехала с тремя дочерьми в свое имение. Она дружила с Ушаковыми. Прослышав о том, что у них живет известный художник, взяла старших дочерей и поехала знакомиться.
Скоро Варя и Соня Турчаниновы подружились с молодыми гостьями Софьи Петровны. Они вместе купались, ездили на островок, грелись на солнце, срывая крупную землянику прямо губами.
Всей компанией отправлялись в Горку. Там было меньше простоты, чем в ушаковской запущенной усадьбе. Девушки говорили по-английски с гувернанткой, играли в лаун-теннис. Взрослые тоже ходили друг к другу в гости, участвовали в праздниках, какие часто устраивала Турчанинова.
В Горке была хорошая библиотека, и Левитан провел в ней немало увлекательных часов. Даже писал знакомому Н. Н. Медынцеву: «Я работаю много и еще больше читаю. В моем распоряжении огромная библиотека, где много запрещенных книг и очень интересных».
Анна Николаевна блистала тонким очарованием ума, была хорошо образованна, умела увлечь человека интересной беседой. Чем доверчивее относилась к Левитану эта непостижимо обаятельная женщина, тем мрачнее он становился, на несколько дней исчезал, бродя с Вестой по лесам.
А ведь так хорошо складывалось лето, так хорошо работалось — и вдруг снова меланхолия!
Софья Петровна, которая умела когда-то заботливо помогать Левитану в тяжкие дни, сама то и дело доводила его до приступов.
Зимой они встречались не часто, порой Левитан даже избегал этих встреч.
Но сейчас, в разгар работы, начались сцены ревности, слезы, истерики. Эта женщина, которая поссорила его с Чеховым, хотела повелевать всеми его поступками и ревновала не только к Турчаниновой, но и к запрещенным книгам.
Ссора кончилась тем, что Софья Петровна уехала, и Левитан спокойно вздохнул. Но злые, оскорбительные письма Кувшинниковой не давали ему прийти в себя.
Семья Турчаниновых прилагала все усилия, чтобы художник вернулся к работе. Его пригласили в Горку и сердечно оберегали. И вот к осени живопись вновь захватывает Левитана, он забывает обо всем на свете, неистово пишет, пишет и пишет до глубокой осени. В короткой записке он извинялся перед Терезой: «Я немного запоздал с деньгами, прости, я уезжал из деревни к знакомым и забыл, по правде сказать, о времени посылки денег…»
Левитан создал целую сюиту в честь красок осени. Наконец появляется «Поздняя осень». Художник увлечен пастелью, и цветные мелки в его руках творят чудеса.
В знак благодарности он дарит всем Турчаниновым свои работы, и среди них совершенно пленительную пастель, изображающую васильки в такой же простой глиняной крынке, в какой он написал в Плесе одуванчики. Это — старшей дочери, светловолосой Варе: «Сердечному, чудному человеку В. И. Турчаниновой на добрую память. И. Левитан. 1894 г.». Младшим девочкам — тоже цветы, Анне Николаевне — пейзаж.
Уже были заморозки, когда Левитан вернулся в свой Трехсвятительский переулок с холстами, которые поразили друзей новизной и силой темперамента.
СНОВА У ЧЕХОВЫХ
Левитан всегда производил впечатление человека сдержанного, как бы застегнутого наглухо от посторонних взглядов. Иногда внешняя воспитанность, даже деликатность, казалась сухостью.
Но Чехову он бы сказал все, выплеснул бы ту боль, какая накопилась за три года их разлуки.
Никто не хотел сделать первый шаг. Нужен был толчок извне. Щепкина-Куперник давно собиралась к Левитану посмотреть островенские этюды, которые писались в знакомом ей месте. Она застала художника за работой, с перепачканными руками. Гостье был рад, усадил на мягкий диван и начал горестно жаловаться на одиночество.
Поэтесса ехала в Мелихово. Как всегда при этом, исполняла массу поручений, данных в шуточной форме. То «взять полфунта прованского масла, подешевле для гостей», то «два фунта крахмалу самого лучшего для придания нежной белизны сорочкам, а также панталонам».
Ожидая Куперник в Мелихово, Чехов шутливо предупреждал: «Я буду в восторге, если Вы приедете ко мне, но боюсь, как бы не вывихнулись Ваши вкусные хрящики и косточки. Дорога ужасная, тарантас подпрыгивает от мучительной боли и на каждом шагу теряет колеса. Когда я в последний раз ехал со станции, у меня от тряской езды оторвалось сердце, так что я теперь уже не способен любить».
Не убоявшись этих предупреждений, купив все, что было поручено, Куперник предвкушала, как она вновь очутится в семье Чеховых.
Левитан грустно слушал ее рассказы, завидовал тому, что она скоро увидит его близких друзей, растревожил своей печалью и гостью.
— За чем же дело стало? — сказала она весело. — Раз хочется, так и надо ехать. Поедемте со мной сейчас.
Неожиданность этого предложения ошеломила Левитана.
— Как? Сейчас? Так вот и ехать?
— Так вот и ехать.
— А вдруг это будет некстати?.. А вдруг он не поймет?
Но Куперник с решительностью начала собираться и торопила Левитана. Она уверяла его, что все кончится хорошо и не будет никаких осложнений.
Под градом самых убедительных доводов художник согласился, отмыл руки, переоделся и, дико волнуясь, отправился в Мелихово.
По дороге веселая спутница отвлекала Левитана своими живыми рассказами. Она сама была очень неспокойна и тревожилась за исход затеянного дела.
Дорога от Лопасни оказалась нестерпимо трудной — такие колдобины, так трясло, что уж не до тревожных мыслей. Но когда сани остановились возле крыльца, оба, и поэтесса и художник, замирали от страха.
Щепкина-Куперник записала, как произошла знаменательная встреча:
«И вот мы подъехали к дому. Залаяли собаки на колокольчик, выбежала на крыльцо Мария Павловна, вышел закутанный Антон Павлович, в сумерках вгляделся, кто со мной, — маленькая пауза, — и оба кинулись друг к другу, так крепко схватили друг друга за руки — и вдруг заговорили о самых обыкновенных вещах: о дороге, о погоде, о Москве… будто ничего не случилось.
Но за ужином, когда я видела, как влажные блеском подергивались прекрасные глаза Левитана и как весело сияли обычно задумчивые глаза Антона Павловича, я была ужасно довольна сама собой».