Содержание
Православный национализм
«Полит.ру» публикует статью директора Информационно-аналитического центра «СОВА» Александра Верховского, посвященную «православной политике» — тем многочисленным организациям, движениям и СМИ, которые проводят националистические идеи с позиций православия. Эти движения являются наследниками национал-патриотического движения времен перестройки, но значительно трансформировались за последние 15 лет, не потеряв принципиального единства политической и идеологической платформы. Статья выходит в ближайшем номере журнала «Неприкосновенный запас».
Когда говорят и пишут о политике и православии, чаще всего имеют в виду ту или иную степень вовлеченности в политику руководства Русской Православной Церкви (РПЦ), объединяемого обычно понятием «Московская Патриархия». Реже имеется в виду «православный фактор» на тех или иных выборах — то есть апелляции кандидатов и партий к предполагаемой православной идентичности электората, а также редкие и до последних выборов преимущественно малоуспешные электоральные попытки политиков, позиционирующих себя в существенной степени как православных.
Между тем понятию «православная политика» в большей степени отвечает деятельность круга организаций, групп и изданий, которые, в отличие от Московской Патриархии, декларирующей свою аполитичность, или от некоторых политиков, лишь время от времени декларирующих свое православие, действительно последовательно сочетают православие и политику. Это течение зародилось в недрах национал-патриотического движения еще в советское время, стало заметно среди еще преимущественно «красных» национал-патриотов в годы перестройки и вполне сформировалось уже в середине 1990-х как самостоятельное явление, вполне заметное и в Церкви, и в национал-патриотическом секторе политики.
Что это за течение? Здесь, на самом деле, соседствуют два взаимосвязанных вопроса: из кого оно состоит и чем оно идеологически характеризуется. Казалось бы, логично начинать со второго, но в политической жизни определенная инерция взаимоотношений приводит к тому, что политические группы субъективно остаются в рамках одного первоначально единого движения (пусть и при весьма проблематичных отношениях друг с другом), даже если накопившиеся разногласия должны были бы давно заставить эти группы отказаться от такого восприятия. Поэтому начну все-таки с первого вопроса.
Исторически все политические активисты, ныне позиционирующие себя как православные, происходят из более или менее единого национал-патриотического движения времен перестройки и начала 1990-х. Поэтому в первую очередь все они — русские националисты в том или ином смысле этого слова. С другой стороны, подавляющее большинство русских националистов, по понятным причинам, — православные, хотя есть, конечно, и неоязычники, и люди религиозно почти или совсем индифферентные. Но для основных националистических организаций 1990-х православие было скорее элементом национальной идентичности, чем самостоятельной и тем более основной ценностью. Национальное при этом понималось, конечно, в диапазоне от сугубо расистской интерпретации (примеры: Русский национальный союз (ныне не существующий) Константина Касимовского, в меньшей степени — Русское национальное единство Александра Баркашова, позже распавшееся и ныне переживающее возрождение по частям) до национал-имперской (примеры: Российский общенародный союз Сергея Бабурина и в значительной степени КПРФ Геннадия Зюганова). Я же более интересуюсь теми, для кого православная самоидентификация не только выше национальной, но и является в той или иной степени основанием для последней.
Такие группы весьма разнообразны. Они могут быть достаточно радикальными в политическом смысле, то есть резко оппозиционными власти (при Ельцине, конечно, больше, чем при Путине, но и при Путине тоже) и церковному руководству, — это Союз православных братств в его нынешнем виде, группировки, сконцентрировавшие свою активность на борьбе с ИНН и электронными кодами, самые старые православные националисты («Память» ныне покойного Дмитрия Васильева, «Черная сотня» Александра Штильмарка), газета «Русь Православная» Константина Душенова и другие. Они могут быть вполне лояльными и в политическом, и во внутрицерковном смысле слова — это сформировавшийся вокруг московского Сретенского монастыря (настоятель которого, архимандрит Тихон (Шевкунов), то и дело оказывается рядом с президентом Путиным) круг изданий (но, отметим, не организаций) — «Русский дом» (журнал и телепередача, замененная в эфире осенью 2003 года на «Русский взгляд»), сайт «Православие.Ру», журнал «Благодатный огонь» и так далее. И наконец, они могут быть умеренно оппозиционными, причем умеренность эта тоже варьируется. Чтобы не перечислять все многообразие таких групп, укажем сразу на их основную коалицию — Союз православных граждан (СПГ) и тесно с ним связанное братство «Радонеж» с его газетой и радиостанцией. Хотя есть, конечно, и не входящие в СПГ и такие по-разному известные группы, как, например, сайт «Русская линия» Сергея Григорьева и Анатолия Степанова или Комитет «За нравственное возрождение отечества» протоиерея Александра Шаргунова. Умеренная оппозиционность подразумевает, что эти группы не отказывают в доверии ни светской, ни церковной власти, как они есть, но критикуют их за недостаточное соответствие идеалам.
Теперь можно перейти и к вопросу о том, существует ли у всех этих групп некая общая идеологическая платформа, и если да, то какова она. За три года работы над недавно вышедшей книгой о «политическом православии» я сам не раз сомневался в том, что передо мной — единое движение. Тем более с этим не согласны сами участники движения, лучше видящие разногласия между собой, чем точки совпадения. И все-таки общая платформа у них есть.
Все эти группы могут быть в том или ином смысле названы националистическими. Среди них есть такие, которые прямо поддерживают этническую ксенофобию и дискриминацию, в том числе и в таких крайних формах, как депортация, например, приобретший широкую известность активист и бизнесмен Герман Стерлигов или сайт «Русская линия», представляющий собой относительно умеренную часть «Общества ревнителей памяти митрополита Иоанна» (Снычева), идейного отца всего движения. Но есть и гораздо более умеренные, чей национализм не столь агрессивен.
Умеренный национализм базируется на представлении о политике как поле взаимодействия преимущественно наций, а не каких-то иных субъектов. В этом смысле православные националисты — уже не вполне националисты, так как они всегда оговаривают приоритетное значение именно религиозного, а не национального фактора. Но и сугубо националистическое мышление им вполне присуще, просто оно религиозно окрашено: «Народ представляет собой соборный организм, имеющий соборную душу», как выразился весьма умеренный православный националист Виктор Аксючиц, адаптирующий здесь наследие либерального православного национализма начала XX века.
Религиозная исключительность как естественное мировосприятие традиционно религиозного человека накладывается в русском православии на исторический факт особой роли России в православном мире в последние века (концепция «Третьего Рима») и порождает представление об исключительности русского народа. Крайние в этом отношении формулировки произносятся отнюдь не только крайними православными националистами, но, например, архимандритом Амвросием (Юрасовым), духовником «Радонежа»: «теперь богоизбранный народ — русский».
Чисто расистское понимание понятия «русский» не принимается даже самыми радикальными православными националистами, поскольку несовместимо с общеизвестным апостольским «ни эллина, ни иудея». Но обойти этническое, «по крови», измерение национализма не удается никому. В принципе, общая тенденция — к тому, чтобы интерпретировать известную максиму «русский — значит, православный» как констатацию сущностного тождества этих понятий. Буквально отождествление провозглашают редко и, как правило, радикалы. Но отождествление в той или иной степени возможно и для достаточно умеренных людей: дело в том, что, хотя нельзя, конечно, не заметить, что бывают православные греки, арабы и даже японцы, русские православные националисты, как правило, обращают очень мало внимания на то, что происходит в православном мире вне России (исключения — страны бывшего СССР), а применительно к России срабатывает широко распространенное в нашем обществе сближение этнической и религиозной идентификации по «культурным корням». Очень внятно это сформулировал респектабельный наместник Валаамского монастыря архимандрит Панкратий (Жердев):
Всегда считалось, что русский человек — это православный человек. Его национальность, происхождение уходили на второй план. Он мог быть немцем, татарином, ханты, — но он принадлежал к русскому пароду, потому что был православным
Невозможно говорить о русском человеке, если он не православный. «Русский баптист» — это воспринимается уже как нечто инородное, нечто извращенное.
Русский этнонационализм в большинстве случаев ограничен идеей реставрации империи. А православные националисты все без исключения — сторонники восстановления православной империи. Правда, конкретных путей восстановления монархии они, как правило, не предлагают. Вообще, политические стратегии в этой среде — редкость. Есть либо требования в области текущей политики (в последние годы все реже отличающиеся от официальной позиции Патриархии), либо упования на то, что, с Божией помощью, Россия вернется на «правильный» путь. «Правильность» включает следующие параметры:
— православная монархия, переход к которой мыслится, если вообще мыслится, через «национальную диктатуру»;
— патерналистская и более или менее огосударствленная экономика (но экономическая мысль в этой среде крайне пассивна и уточнений почти не бывает);
— существенное ограничение гражданских и иных прав, в первую очередь свободы совести, реализации прав, покушающихся на религиозную мораль, политических прав; безусловный приоритет РПЦ во всех сферах;
— мирное расширение территории России, причем желательная граница чаще всего описывается как граница сохранения русского большинства, как предлагал когда-то Солженицын; Белоруссия, безусловно, должна быть присоединена, а Украина — скорее всего, вся или большей частью, так как белорусы и украинцы чаще всего рассматриваются как части единого русского народа (есть интересный вариант, возникший в среде СПГ, — проводить границу не по этническому, а по конфессиональному большинству);
— воссоздаваемая Империя должна жестко противостоять другим странам, включать ближние в сферу влияния; это предполагает особое почтительное внимание к армии и к силовым структурам вообще; давно подмечено, что в политике православные националисты апеллируют в первую очередь к силе (хотя теоретически важнее всего, конечно, духовное превосходство русского православного народа).
Эта политическая программа разделяется всеми православными националистами, хотя, конечно, есть и многообразные разногласия и нюансы.
Главная же особенность этой политической и идеологической платформы — ее сосредоточенность на противостоянии Врагу.
Враг для православных — антихрист. Для русских националистов Враг — наиболее враждебный их идеям либерализм, точнее — либерализм, пришедший с Запада. Русские православные националисты, соответственно, полагают, что Запад в целом и либерализм в особенности есть основные современные инструменты антихриста. А Россия — последний оплот противостояния ему; именно такое понимание миссии России является общепринятым и принципиально важным в этой среде.
Эта схема разрабатывается достаточно подробно и, несмотря на определенные разногласия, достаточно единообразно. Кстати, здесь даже у самых умеренных православных националистов — существенное расхождение с позицией Патриархии: для последней Запад — оппонент, «другой», с которым надо как-то сосуществовать, для православных националистов Запад — только враг, с которым идет война на уничтожение.
В схеме единого Врага Запад выступает скорее не как субъект, а как враждебное пространство, в котором действуют различные, но всегда взаимосвязанные субъекты — мировое еврейство и/или иудаизм, международные финансовые, политические и военные институты, западные правительства, западные религиозные организации, даже исламские экстремисты. В совокупности они образуют Новый Мировой Порядок. Схемы взаимосвязи этих субъектов образуют различные версии «всемирного заговора». Стоит отметить, что антисемитизм, традиционно необходимый в таких теориях, активно обсуждается и пропагандируется только в радикальной среде, в более же умеренных кругах встречаются преимущественно намеки, не оставляющие, впрочем, сомнений в отношении авторов к еврейству в этническом и/или религиозном смысле слова.
Впрочем, с наступлением эпохи глобализации, с развитием международных институтов возможностей для рациональной презентации «всемирного заговора» стало гораздо больше. Поэтому неудивительно, что православный антиглобализм, зародившийся в России в 1998 году на первоначальном этапе движения против товарных штрих-кодов (в которых научились находить число «666»), буквально в течение двух лет охватил практически всю Церковь и сейчас, хоть и в разных интерпретациях, стал фундаментальным элементом идеологии в широком внутрицерковном диапазоне: от Патриарха Алексия II до неутомимых борцов с ИНН, новыми паспортами и иными нововведениями, связанными с той или иной формой кодирования. Лишь наиболее умеренными авторами, связанными с Патриархией, глобализация не увязывается прямо с объединением враждебных сил против русского православия, но практически всеми православными националистами рассматривается именно как главный инструмент или проявление такого объединения.
В радикальной же их части бытуют и вовсе фантастические сюжеты, связывающие глобализацию с Апокалипсисом. Точнее, сама эта связь является вполне общепризнанной и отражена даже в «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви». Но при этом Патриархия и умеренные православные националисты, как правило, склонны считать, что «последние времена» еще не настали или хотя бы неизвестно, настали ли. Зато почти все радикалы проникнуты самыми живыми апокалиптическими чувствами, зачастую оперируют конкретными сроками наступления конца времен, исчисляемыми годами или хотя бы десятилетиями. Например, протоиерей Александр Шаргунов, выпускавший в 1990-е альманах «Антихрист в Москве», может описывать пришествие антихриста в конкретных политических деталях и относить его к жизни нынешнего поколения, причем печатается это в относительно умеренном журнале «Русский дом». Более последовательные и радикальные люди предпочитают теорию восстановления Третьего Храма: по этой теории руководимый иудеями Новый Мировой Порядок уже в рамках текущих политических событий (интифада, война в Ираке и т.д.) готовит престол для антихриста.
Общее самоощущение православных националистов, насколько можно судить по их текстам, — пессимизм. Обусловливается он ощущением своей актуальной политической слабости, восприятием почти всех политических сил как враждебных, таким же отношением ко всем иным конфессиям (при заметном равнодушии к другим православным Церквам), у многих еще — и страхом близкого конца света.
Принципиальный антилиберализм православных националистов отражается, естественно, во всех сферах их активности, в первую очередь — в политике. Они всегда выступали против «режима Ельцина» (кое-кто даже поддерживал коммунистов) и приветствовали приход Путина как возможность поворота от либерализма. Радикалы позже разочаровались в новом президенте и рассматривают его как продолжателя либеральной линии (в основном — из-за прозападной линии после 11 сентября). Умеренное же большинство все еще связывает с Путиным определенные надежды, но предпочитает их реализовывать в определенно антилиберальных пропутинских партиях: на последних выборах православные националисты участвовали в списках Народной партии и блока «Родина» (не считая совершенно маргинальных радикалов из партии «За Русь Святую»). Политический и идеологический сдвиг, произошедший (или проявившийся) во власти осенью 2003 года, включая выборы 7 декабря, укрепляет надежды таких «системных» православных националистов.
Последние вместе с Московской Патриархией могут рассчитывать на пусть и постепенное, но успешное продвижение своих ценностей. Радикалы же остаются в оппозиции. Таким образом, кстати, зафиксировалась и определенная перегруппировка сил внутри самой Церкви. В середине 1990-х голос православных националистов был практически единственным слышимым политическим голосом православия. С 1999 года Патриархия усилиями митрополита Кирилла (Гундяева) обрела свою собственную идеологическую позицию, не тождественную позиции даже умеренных православных националистов. Но в политическом поле эти умеренные и Патриархия действуют теперь вместе, то есть в одних и тех же политических структурах (в партиях, в парламенте, в общении с исполнительной властью). После успеха ряда членов СПГ на выборах 7 декабря эта тенденция еще более закрепится. В собственно церковных вопросах серьезных разногласий после канонизации царской семьи тоже не осталось.
Зато радикалы по большей части не стремятся к мирному и постепенному врастанию во власть, светскую или церковную. Они только все более радикализуются (не все, но большинство): все жестче критика Патриархии, антиглобалистские требования от отказа от ИНН переходят уже к отказу от паспортов, от идеи канонизации Николая II перешли к идее канонизации Распутина и Ивана Грозного, последний же император нередко наделяется прямо божественными атрибутами.
Таким образом, умеренное большинство активистов православно-националистического движения все более затушевывает свою религиозно-политическую программу-максимум, стремится вместе с Патриархией участвовать в «большой политике». В то же время радикальное меньшинство все более последовательно и развернуто представляет и политическую, и религиозную альтернативу мэйнстриму, включая даже Патриархию. Причем, говоря о большинстве и меньшинстве, не следует забывать, что массовая поддержка православных националистов не дифференцирована, и отнюдь не факт, что в массе идеологизированных православных доминируют умеренные представления.
Мы имеем дело с недостаточно оформленным и далеко не единым движением. Но у него есть достаточно широкая общая идеологическая база, причем и политическая, и религиозная одновременно. В мире для обозначения подобных движений используют обычно один из двух терминов — «интегризм» или «фундаментализм». О том, насколько они применимы в нашем случае, — можно спорить, и споры эти продолжаются.
Интегристским это движение можно считать, поскольку оно выступает за единство, то есть неплюралистичность, общества на общей религиозной ценностной основе, причем основа эта должна быть очищена от новейших искажений. Но исторически интегризм носил и носит преимущественно «оборонительный», традиционалистский характер, как движение «лефевристов» в католицизме или «старостильничество» в Греции. В современной же России с традиционализмом, тем более — с православным, плохо — не как с идеалом, а как с практикой.
В этом смысле более адекватным хотя бы для какой-то части описываемого нами движения кажется термин «фундаментализм». Конечно, его употребление тоже спорно: например, виднейший российский религиовед Сергей Филатов убежден, что термин «фундаментализм» следует применять только по его первоначальному назначению — к определенному слою американского протестантизма. Но есть и серьезная аргументация в пользу универсализации этого термина. В своем универсальном значении он наиболее развернуто и эмпирически обоснованно представлен, на наш взгляд, в результатах коллективного исследования «Fundamentalism Project», завершившегося в 1995 году.
Суть универсально понимаемого фундаментализма состоит в стремлении не просто противостоять модернизации и защищать традиционализм, но в стремлении преодолеть модернизацию и секуляризацию, используя социальные инструменты модерна (медийные, политические и другие), и построить новое тотальное общество возрожденной и модифицированной религиозности. Такое стремление предполагает оппозицию не только секулярной и модернизующей власти, но также и большинству общества и даже официальному религиозному руководству. Оно предполагает, как правило, также и достаточно напряженное милленаристское и манихейское восприятие окружающего мира.
Не повторяя достаточно длинных рассуждений, которые содержатся в заключительных главах вышеупомянутой книги «Политическое православие», скажу только, что группы, которые я отношу к радикальным православным националистам, вполне соответствуют такому пониманию фундаментализма. Умеренные же группы соответствуют ему лишь в той или иной степени, причем в последнее время — менее, чем в 1990-е годы.
Возникает, конечно, вопрос, возможна ли в будущем православная фундаменталистская мобилизация. Может быть, она и возможна. Но уж точно не на столь узкой базе, какой является обсуждавшийся выше круг радикалов. Может ли основная масса православных националистов или даже большая часть РПЦ идейно радикализоваться и стать более фундаменталистской? При неудачном для этих сил развитии событий, наверное, может, хотя пока представить это трудно. Сейчас можно говорить скорее о перспективе ускоренного проникновения относительно респектабельных форм православного национализма в «большую политику», для какового процесса радикалы будут выполнять лишь необходимую функцию маргинальной группы поддержки.
1. Эти темы, конечно, тоже очень интересны и многократно подвергались анализу. См., например: Солдатов Александр. Политические течения в Русской Православной Церкви на фоне президентских выборов 1996 года в России // Диа-Логос. Религия и общество. М., 1997. С. 91-113; Смирнов Марк. Роль Русской Православной Церкви на современном этапе политического развития России (1993-1997) // Диа-Логос. Религия и общество. М., 1999. С. 11-30; Красиков Анатолий. Свобода совести и государственно-церковные отношения в России // Там же. С. 255-278; Верховский Александр. Церковь в политике и политика в Церкви // Политическая ксенофобия. Радикальные группы. Представления лидеров. Роль Церкви. М., 1999. С. 60-112; Он же. Религиозный фактор в парламентской кампании 1999 года; Религиозный фактор в президентской кампании и в формировании идеологии нового правления // Национал-патриоты, Церковь и Путин. Парламентская и президентская кампании 1999-2000 гг. М., 2000. С. 53-59, 75-83; Он же. Беспокойное соседство. Русская Православная Церковь и путинское государство // Россия Путина. Пристрастный взгляд. М., 2003. С. 79-134.
2. Митрохин Николай. Русская партия: Движение русских националистов в СССР. 1953-1985 годы. М., 2003. С. 489-526. 3. Прибыловский Владимир. Национал-патриотическое движение. История и лица // Национализм и ксенофобия в российском обществе. М., 1998. С. 22-103.
4. Это явление описывалось не столь часто, как «большая политика», связанная с Церковью. Оно затрагивалось в той или иной степени в перечисленных выше более общих работах о Церкви и политике, но, конечно, не только в них. Упомянем, в частности: Кырлежев Александр. Церковь или «православная идеология»? // Континент. 1994. N 80; Он же. «Русская религия» // Накануне. 1995. Январь; Илюшенко Владимир. Две модели христианства и русский фашизм // Нужен ли Гитлер России? / Сост. В. Илюшенко. М., 1996. С. 195-200; Лихачев Вячеслав. Роль религии в идеологии и деятельности современных праворадикалов // Диа-Логос. Религия и общество. М., 2001. С. 139-155.
5. Верховский Александр. Политическое православие: русские православные националисты и фундаменталисты, 1995-2001 гг. М., 2003.
6. Аксючиц Виктор. Русский характер // Православие.Ру. 2001. 31 мая (http://www.pravoslavie.ru/jurnal/ideas/russkharakter2-1.htm). 7. Цит. по: Колымагина Александра, Колымагин Борис. Разделаться со всеми // НГ-Религии. 2000. 23 февраля.
8. См., например: Протест православных в Греции и грядущий протест в России // Сайт СПХ. 2000. Июнь (http://www.pycckie.com/info/protest.htm). 9. «Главное — сохранять память Божию». Беседа с архимандритом Валаамского Спасо-Преображенского монастыря Панкратием // Русское воскресение. 2001. 2 октября (http://www.voskres.ru/interview/opankr.htm).
10. Фролов Кирилл, пресс-секретарь Союза православных граждан. Мироточивая икона царя мученика // Русская линия. 2000. 17 июня (/News/00/6/new17_06a.htm).
11. Костюк Константин. Православная Церковь и социально-экономическое развитие России // Религия и право. 2000. N 1. 12. Наиболее плодотворная попытка интегрировать политический ислам в «систему врагов» предпринята в СПГ: Семенко Владимир. Метафизика апостасии: О духовно-метафизических истоках кризиса современной цивилизации // Евразийский вестник. 2002. N 14 (http://www.e-journal.ru/p_relig-st1-14.html).
13. Наиболее подробно я об этом писал в: Верховский Александр. Радикальный православный антиглобализм // Социальное согласие и толерантность в современном мире. Вып. 3. О правом экстремизме на современном этапе / Под. ред. Л. Я. Дадиани. В печати. Текст доступен на сайте «СОВА»-Центра (http://religion.sova-center.ru/publications/194D18A/194D3A2).
14. Шаргунов Александр, протоиерей. Четыре защиты против «нового мирового порядка» // Русский дом. 2000. N 12.
15. См., например: О евреях, Третьем Храме и новой картине мира. Беседа главного редактора «Русской линии» Сергея Григорьева с редактором отдела политики Анатолием Степановым // Русская линия. 2002. 20 марта
(/News/02/3/new20_03a.htm); Обращение к Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси Алексию II // Русский вестник. 2000. N 43-45.
16. Филатов Сергей. Возвращение к основам (протестантский фундаментализм) // Фундаментализм / Под ред. З.И. Левина. М., 2003. С. 110. 17. Начиная, как минимум, с: Bruce Lawrence. Defenders of God: The Fundamentalist Revolt Against the Modern Age. London; N. Y., 1989. P. 90-96.
Систематическое описание см.: Almond Gabriel A., Sivan Emmanuel, Appleby R. Scott. Fundamentalism: Genus and Species // Fundamentalisms Comprehended. P. 405-414.
14 января 2003 г.
Россия
Протестующие — несколько тысяч человек, окруженных сотнями вооруженных полицейских, — выкрикивали националистические лозунги и расистские оскорбления, время от времени поднимая правую руку в нацистском приветствии.
Это был 10-й ежегодный митинг крайних расистов, неонацистов и ультраправых националистов, состоявшийся в Москве в ноябре прошлого года.
«У национализма в России — светлое будущее, — сказал один из организаторов этого митинга, 36-летний Дмитрий Демушкин, бывший скинхед и экс-лидер «Славянского союза», запрещенной в России группы, первые буквы названия которой совпадают с аббревиатурой, обозначавшей немецкие нацистские вооруженные формирования. — Либо мы победим, либо русский народ погибнет».
Само существование доморощенных неонацистов и расистов, которые ежегодно напоминают о себе в рамках так называемого Русского марша, до сих пор вызывает шок у многих россиян, поскольку Россия остается многонациональной страной, не так давно намеревавшейся построить интернациональную коммунистическую утопию и по сей день испытывающей гордость за победу над нацисткой Германией во Второй мировой войне.
Между тем, ультраправое крыло в России не ограничивается несколькими маргинальными элементами. Это совокупность воинствующих банд, движений и политических партий, насчитывающих десятки тысяч членов, которые активно поддерживают президента Владимира Путина и его политику в отношении Украины и других бывших советских республик.
Кремль преследовал ультраправых радикалов, которые появились после распада СССР в 1991 году и активизировались в 2000-х годах в связи с терактами исламистов и прибытием миллионов мигрантов из Средней Азии и преимущественно мусульманского Кавказского региона, где две войны в Чечне привели к волнениям и росту расизма.
В 2006 году одна неонацистская группировка организовала семь терактов в Москве, и в результате одного из них на уличном рынке погибли 14 человек, в том числе двое детей. Большинство жертв были иностранными трудовыми мигрантами.
На пике волны насилия на почве расовой ненависти в 2008 году, по крайней мере, 110 человек были убиты и 487 ранены, согласно данным московского центра «Сова», занимающегося анализом данных о преступлениях на почве нетерпимости.
С тех пор, как около пяти лет назад началась борьба с ультранационалистами, число подобных преступлений резко снизилось. В первой половине этого года, как сообщает «Сова», в результате преступлений на почве расовой ненависти погибли 4 человека, и 37 были ранены.
Однако несмотря на то, что Кремль стремился обуздать агрессивное ультраправое крыло, он в то же время сделал некоторые элементы националистической программы частью своей антизападной и изоляционистской идеологии, в рамках которой восхваляется «уникальная русская цивилизация», не затронутая «декадентским» либерализмом.
Проявления расизма, с которыми власти готовы мириться, такие, как Русский марш, подпитывают набирающие силу ксенофобию и нетерпимость, постепенно охватывающие всю Россию. Около 54% россиян поддерживают лозунг «Россия для этнических русских», и более трети будут рады высылке из страны мусульман с Кавказа и Средней Азии, о чем свидетельствуют результаты опроса, проведенного независимым Левада–Центром в июле 2014 года.
«Нынешнее правительство частично произносит те имперские лозунги, которые мы произносили почти 25 лет назад», — сказал Эдуард Лимонов, писатель и лидер запрещенной в России Национал-Большевистской партии.
В 1990-е годы национал–большевики — чей красный флаг очень напоминает нацистский флаг, только на месте свастики на нем изображены серп и молот — выступали за вооруженные восстания, в ходе которых необходимо было отвоевать те территории Украины, Латвии и Казахстана, где в основном проживали этнические русские.
Именно такой сценарий разыгрывается в течение последних 14 месяцев на Украине, где поддерживаемые Москвой сепаратисты оккупировали преимущественно русскоязычные Донецкую и Луганскую области.
Как сообщает «Сова», симпатии ультраправых националистов в украинском конфликте разделились, поэтому они воюют с обеих сторон.
«Все они проходят военную подготовку. Это стало очень модно, — отметил директор центра «Сова» Александр Веховский. — Постоянные тренировки, сборы, лагеря. И это вызывает сильное беспокойство, потому что добром это не кончится».
Консервативная и очень влиятельная Русская Православная церковь, возрожденное казачество и правые партии представляют собой самых крупных игроков на арене официального, разрешенного Кремлем национализма.
Его суперзвездой является Владимир Жириновский, ветеран российской политики и бывший вице-спикер Государственной Думы, возглавляющий партию ЛДПР, которая занимает 56 из 450 мест в нижней палате российского парламента.
Этот эксцентричный 69-летний политик пять раз принимал участие в президентских выборах, обещая выслать всех нерусских, установить колючую проволоку вокруг Чечни и Дагестана — самых беспокойных мусульманских республик России — и вернуть Украину, Белоруссию и страны Балтии в состав Российской империи.
Однако его обещания и партию, как правило, рассматривают как псевдо-оппозицию, как инструмент Кремля, помогающий «стерилизовать голоса националистов», как говорит Андрей Колесников, политический аналитик Московского центра Карнеги.
«Именно потому, что государство хочет сохранить свою монополию на национализм — это одна из его главных политических задач, потому что такая идеология пользуется популярностью, и в совокупности с другими факторами она поддерживает рейтинг Путина на высоком уровне — оно жестко реагирует на все проявления националистического экстремизма», — объяснил Колесников.
Две стороны российского национализма — запрещенная и официальная — зачастую сливаются.
После прозападной «оранжевой» революции на Украине в 2005 году в России возникло полдюжины прокремлевских молодежных движений. К этим движениям, призванным бороться с оппозиционными уличными демонстрациями в России, присоединялись придерживающиеся расистских взглядов футбольные фанаты и ультранационалисты, которые использовали в них свои лозунги, согласно данным правых групп, антинацистских блогеров и российских СМИ.
Основатель одной агрессивной неонацистской банды недавно заявил, что он «сотрудничал» с двумя подобными группировками.
В конце июля Илья Горячев был приговорен к пожизненному заключению после того, как присяжные признали его виновным в создании «Боевой организации русских националистов» (БОРН).
В отличие от других неонацистских банд, которые в основном охотились за темнокожими иностранцами, члены этой группировки нападали на «предателей расы», то есть этнических русских, которые выступали против ультраправой идеологии, а также планировали захватить власть и превратить Россию в неонацистский «четвертый рейх».
С 2008 по 2010 годы члены БОРН убили 10 человек, в том числе федерального судью, приговорившего нескольких националистов к тюремному заключению, правозащитника, журналиста и трех антинацистских активистов. Члены этой группировки также убили мирового чемпиона по тайскому боксу и гражданина Таджикистана, чью отрубленную голову подбросили в одно государственное учреждение с запиской, в которой они обещали продолжить убивать.
Нескольких активистов БОРН уже приговорили к длительным и пожизненным срокам заключения. Сам Горячев давал показания против них, заявляя о своей невиновности и настаивая на том, что он — всего лишь публицист.
В июле он сказал, обращаясь к суду: «Я рассказывал о тех вещах, о которых сейчас говорят на российском государственном телевидении».
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.
Современный русский национализм и его проявления
В 1991 году распался СССР. Произошел крах одной из мировых держав, обрушилась целая система, была сломлена целая идеологическая концепция. Люди потеряли смысл своего существования. За этим ужаснейшим событием последовало целое десятилетие восстановления страны, экономики, законодательства и т. д. Люди, граждане нашей страны, не знали куда идти. Кто-то уезжал из страны, кто-то уходил в криминал. На фоне открывшихся идеологических просторов, его стали заполнять различные общественные организации, движения и партии, одними из которых были и националистические. Нельзя сказать, что национализм стал чем-то новым, но в этот период он получил новый виток своего развития.
Что же такое национализм? Краткого и общепринятого понятия национализма нет, и, наверно, не может быть. Однако, несмотря на это, мы попытаемся выделить характерные черты национализма с целью дать единое определение этого социально-политического феномена, которое будет более удобно для дальнейшего изучения на примере России.
В процессе изучения этого вопроса нами было выделено два основных суждения: первое гласит о том, что национализм является идеологией, в которой нация является средством легитимации политического режима или действующей власти как таковой. Представителем этого суждения мы бы назвали В. С. Малахова, который считал, что национализм — это политическая идеология, рассматривающая нацию в качестве единственного источника суверенитета, преимущественного объекта лояльности и предельного основания легитимности власти . В своей книге «Национализм как политическая идеология, он приводит определение Х. Герта и К. Милса: «Согласно американским социологам Х. Герту и К. Милсу, национализм есть «идеология, оправдывающая национальное государство» . Подобной точки зрения придерживается культуролог Лия Гринфельд. Под национализмом Л. Гринфельд понимает взгляд на мир, в котором нации принадлежит безусловный приоритет — и как объекту лояльности, и как основанию солидарности, и как источнику легитимности политического порядка . К этому же суждению мы бы отнесли и английского философа Э. Геллнера, который считает, что Национализм — прежде всего политический принцип, суть которого состоит в том, что политическая и национальная единицы должны совпадать .
Второе суждение охарактеризовывает национализм, как идеологию, использующую нацию в качестве символа. Представителем данного суждения можно назвать В. В. Коротееву, которая выдвинула следующее определение: «национализм — это совокупность идеологий и политических движений, использующих в качестве символа понятие «нация» . Недалеко от этого определения понимание национализма К. Вердери. По его мнению, национализм — это удобное средство использовать символы нации для мобилизации людей вокруг культуры, традиции и особой истории с целью их противопоставления «чужим» .
Таким образом, при последующем раскрытии темы, мы будем ориентироваться на два основных взгляда на национализм: с одной стороны, национализм — это идеология, использующая нацию, как средство легитимации, а с другой — идеология, использующая нацию, как символ.
Говоря о русском национализме, мы должны обратиться к понятию империализма. В данной ситуации под империализмом следует понимать Политику и практику государства, направленные на достижение экономического, военного, культурного и информационного господства над другими странами . В зависимости от этого понятия можно рассматривать партии и организации националистического толка. Одни являются имперскими и стремятся к восстановлению территорий России в границах 1913 г. Другие же, наоборот, являются племенными националистами. Они пользуются лозунгами «Долой Кавказ!» и стремятся к кровной чистоте нации, а следственно к ее обособлению. Исходя из этих двух характеристик, можно так же охарактеризовать и их идеологию. Первые являются сторонниками сильного государства, стремятся объединять соседние народы под началом русского народа и быть для них кем-то вроде старшего брата, помогающего им в экономическом развитии. Вторые, наоборот, как правило, являются противниками действующей власти, они, будучи противниками миграций, выдвигают идеи по отделению регионов и целых областей от Российского государства, в частности по отделению северокавказских республик.
Конечно, выявить типологию, принимаемую всеми — невозможно. Однако можно выделить ряд черт, по которым современный русский национализм можно условно разделить на три типа: «красный» (советско-коммунистический), «белый» (традиционалистский) и «коричневый» (неонацистский). Первый из них строится вокруг идеализированного образа Советского союза, второй — вокруг образа идеализированной Царской России, третий основан на конструировании «этнически чистой» нации .
Наиболее популярной партией, относящейся к первому типу русского национализма, можно назвать Национал-большевистскую партию. Подобные партии возникают как реакция на крах СССР. В своих программах эти партии представляют идеологию коммунопатриотизма и представляют собой гибрид из догматического (сталинского) марксизма-ленинизма и национализма, носящего в основном этатистски-имперский характер, но не чуждого и элементов этнического национализма . Национал-большевистская партия же была основана 1 мая 1993 года. Лидером этой партии был писатель Эдуард Лимонов. Эта партия издавала газету «Лимонка», которая позже, в 2002 г., была закрыта и стала называться «Генеральная линия». Так же для привлечения внимания и сторонников, эта организация использовала нацистские символы, о чем свидетельствует социолог Михаил Соколов в одном из своих интервью: «НБП использовала нацистскую символику сугубо эстетски: их флаг был похож на флаг НСДАП, но вместо звездосвастики в белый круг на красном фоне были вписаны серп и молот. Эмблема явно постмодернистски ироническая, и в то, что они националисты, никто из прочих националистов по-настоящему не верил «. «Нацболы» выдвигали идеи «новых левых», «новых правых» и др. Сами «нацболы», на закрытом ныне сайте «Нацбол.инфо», говорили о своей партии, что НБП выступает за социальную справедливость в экономике, имперское доминирование во внешней политике, гражданские и политические свободы во внутренней политике, что Национал-большевистское государство жёсткое снаружи, для внешних врагов, и мягкое внутри, для собственных граждан. В их организации состояли сталинисты, фашисты, традиционалисты — все, кто не относится в либералам, могли стать сторонниками НБП. Состав организации, как и ее идеологическая оставляющая, были разрозненны. Однако, несмотря на такое разнообразие, партия не могла долго просуществовать, об этом также говорил, выше упомянутый Михаил Соколов: «НБП была поколенческой вещью — те, кого она привлекла в 90-е, просто выросли» .
Следующий тип русского национализма Владимир Малахов обозначил традиционалистским. Сторонники этой ветви национализма являются приверженцами сильного государства, в частности в границах Российской империи 1913 г. Также, традиционалистские взгляды характеризует антикоммунистический настрой. Революция 1917 года для них представляется катастрофой, результатом которой стало почти полное унижение великой государственности. Ключевая фигура русского традиционализма — Александр Солженицын. Пик его влияния приходится на начало 1990-х гг., но в дальнейшем он отодвигается на периферию. Также, к этому крылу можно отнести организацию «Русское национальное единство». Она была основана 16 октября 1990 года, и предводителем ее стал Александр Баркашов. По имени ее предводителя организацию называли «Гвардия Баркашова» или «Баркашовцами». Организация была ультраправой направленности. Основы ее идеологии были изложены в статье ее лидера «Эра России». Вот что он пишет на сайте организации: «Сегодня желание завладеть сознанием народа заставляет различные общественно-политические силы по-своему освещать исторический процесс. Одни говорят, что революция была необходима, как и последующее строительство социализма, просто неспособный русский народ сделал все не так, как надо, и поэтому предлагают начать всё сначала…» . Это говорит о том, что РНЕ возникло, так же, как и указанные выше партия Национал-большевиков — реакцией на крах советской идеологии и стала занимать умы части населения страны. Сторонники этой организации были приверженцами сильной власти и единого большого русского государства. Однако, понимая невозможность достижения этой цели в 90-ые годы, активисты РНЕ старались самостоятельно поддерживать порядок в стране, организуя отряды и патрулируя улицы. Они шили форму и носили специальные значки. Пустым словам они предпочитали действия, поэтому их деятельность полна постоянных тренировок и учений. Логотипом организации являлся славянский коловрат, а в ленте новостей не редко можно было увидеть фотографии активистов РНЕ в поднятой вверх правой рукой подобно временам Третьего Рейха. Так же они использовали имперский черно-желто-белый флаг, который, позднее, станет символом «Русского марша».
Последний тип русского национализма, также, можно назвать этноцентризским, а его сторонников — этноцентристами. Нация для них — это этническое сообщество. Для них важна чистота крови и культурная идентичность. Они являются противниками, так называемых, евразийцев, которые по своей сути те же империалисты. Этноцентристы усматривают в нем инструмент размытия славянского фундамента русской нации. Идеологом и безоговорочным авторитетом этноцентристов считается Аполлон Григорьевич Кузьмин (1928–2004), который посвятил жизнь разоблачению «евразийской заразы» . Несмотря на вполне оформленные идеологические взгляды, к этой ветви национализма нельзя отнести ни одну яркую политическую или общественную организацию. Как правило, сторонниками данных взглядов выступают субкультуры, подобные скинхедам. Их объединяет ненависть к мигрантам, особенно к кавказцам, и евреям. Они устраивают уличные потасовки и драки. Некоторые осуществляют это под прикрытием борьбы с торговцами наркотическими веществами или борьбы с педофилией. Они же являются основными участниками таких акций, как «Русский марш».
Первый «Русский марш» состоялся 4 ноября 2005 года, и проходит ежегодно в этот же день. Он представляет собой протестное шествие, отстаивающее интересы этнически русского народа и протестующее против политики власти в отношении северокавказских регионов. Как отмечает Михаил Соколов: «Русский марш» действительно объединял часть антимигрантских организаций и часть монархическо-фундаменталистских «. Как уже было сказано выше, символом русского марша стал имперский черно-желто-белый флаг. Еще одной отличительной чертой русских маршей можно считать и обилие лозунгов, таких как: «Россия для русских!», «Мы — Русские! С нами Бог!», «Хватит кормить Кавказ» и др. Последнего придерживался и актуальный в наши дни общественный деятель и оппозиционер Алексей Навальный. Он выступал против неравномерного разделения финансирования северокавказских регионов в отличие от остальных. Как пишет Эмиль Паин: «Наивысшая интенсивность высказываний на этнополитическую тему приходится на период декабрьских событий на Манежной площади в 2010 году и на начало 2011 года. После избрания А. Навального в Координационный совет оппозиции (октябрь 2012 года) заметен спад интереса к этой тематике. Вероятно, политик, зная о неприятии членами КС и большинством либералов подобной тематики, стал сокращать ее объем в пользу тем общегражданского содержания «. Он выступал на самом большом «Русском марше» в 2011 г. По разным подсчетам на нем присутствовало 10–25 тысяч человек. 2011 год бы пиковым для «Русского марша», в последующие годы его участников становилось все меньше и меньше, что свело на нет актуальность этого мероприятия. Среди прочих выступающих на этом событии был и лидер объединения «Русские» Дмитрий Дёмушкин. Позже, в 2016 году, он зарегистрировал товарный знак «Русский марш», который можно будет использовать на спортивных и общественно-массовых мероприятиях, а также в коммерческих целях. Также, он был одним из немногих националистических лидеров, кто негативно отнесся к присоединению Крыма к России. Но несмотря на то, что Дмитрий Дёмушкин стал самым популярным лидером националистического движения (по рейтингу в интернете, один из которых — рейтинг Левада Центра 2011 года, в котором организация «Славянский союз», возглавляемая Демушкиным, набрала 5 %, обогнав все националистические организации), его авторитет не прибавил ему сторонников в этом вопросе. Империалисты посчитали присоединение Крыма шагом на пути к объединению некогда русских земель. Да и фраза, сказанная Владимиром Владимировичем Путиным в 2008 году на совместной конференции с Ангелой Меркель, «Д. А. Медведев — не меньший, в хорошем смысле слова, русский националист, чем я» благотворно повлияла на повышение рейтинга нашего действующего президента. С 2011 года, русский национализм стал постепенно «затухать», радикальные националисты уже ушли с заголовков газет и про них уже почти не увидишь репортажи по телевидению. Могло показаться, что русский национализм был лишь идеологией, используя которую, политики и общественные деятели повышают количество своих сторонников и электорат своих партий. Однако, в наши дни, русский национализм почти ушел с политической арены и стал народным, и проявляется он по-разному. Одни его сторонники занимаются пропагандой здорового образа жизни. Примером этому может послужить акция «Русские пробежки». В разных городах группы активистов бегают по городу, отжимаются, приседаю, выполняют физические упражнения на глазах у простых прохожих, всячески демонстрируя привлекательность занятий спортом и здорового образа жизни. Все это сопровождается лозунгами «Русский — значит трезвый!» и различными флагами, среди которых Имперский, Российский, Украинский, Белорусский, Сербский и флаг с логотипом акции, на котором изображен бегущий человек с имперским флагом. Отсюда вытекает и негативное проявления русского национализма — «околофутбольное» движение. Это, так называемая, субкультура футбольных болельщиков. Как пишет Шатаева Ольга Владимировна: «Футбольные болельщики воспринимают национализм как положительное явление, не несущее в себе негатива. Национализм в понимании футбольных болельщиков это любовь к своей Родине, нации, народу «. Эта субкультура объединяет в себе молодых людей от 15 до 20 лет и обычно включает в себя представителей других агрессивных субкультур, к числу которых относятся указанные ранее скинхеды, которые и осуществили проникновение ультраправых идей в фанатскую субкультуру. Причина кроется в том, что фанатская субкультура — это незавершенная организация. Она не сформирована и не оформлена до конца. Она открыта для влияния извне. Поэтому в ней достаточно комфортно себя чувствуют националисты, и им было легко внедрить свои идеи и свое мироощущение в это субкультуру. «Субкультура фанатов — субкультура изначально. Поскольку она не возникла самостоятельно, а практически искусственно создана (футбольные клубы нуждаются в зрителях по причинам финансового характера, то есть первоначально массовый болельщик был не более чем «дойной коровой»), и стартовым условием было наличие противостояния между клубами, чужая команда и ее фанаты автоматически воспринимались как не свои, чуждая и более или менее враждебная сила. То есть агрессивное разделение «свои — чужие» заложено в основу субкультуры и навязано ей извне» — пишет Александр Тарасов. Отличительной особенностью этого движения является то, что враждующие фанатские клубы могут заключать союзы, что они и делают во время выездов своей команды за границу или во время игр национальной сборной. За рубежом разделение на «своих» и «чужих» более глобально, и болельщики иностранных команд для них о приоре враждебны. Еще, учитывая радикальный настрой и агрессивность самих членов организации, подобная враждебность приводит к дракам и уличным беспорядкам. «Так, в известном спартаковском фэнзине «Ultras News» можно было прочитать отчет о выезде в Элисту, где коренное население Калмыкии именовалось исключительно «косыми» и «косоглазыми», а о спартаковских фанатах гордо говорилось, что они «выделялись арийскими лицами». И хотя широко распространено мнение, что расистские настроения укоренились преимущественно среди фанатов «Спартака» и ЦСКА, но использование расистской терминологии применительно к кавказским народам легко обнаруживаем и в фэнзине торпедовских фанатов» .
Таким образом, мы можем видеть, что современный русский национализм возник в 90-е годы прошлого века. Возник он, как реакция на распад СССР и крушение советской идеологии, но использовался, как правило, для расширения электората политических партий или сторонников общественных организация. Новое дыхание русский национализм получил в начале 2010-ых годов. Оппозиционные силы, устроившие волну протестных выступлений в преддверии выборов президента РФ, использовали националистическую идеологию так же для привлечения внимания, расширения круга своих сторонников. Однако на данный момент, после воссоединения Крыма с Россией, актуальность националистической мысли снизилась и проявляется в спортивной сфере, в то время как в политической сфере, они используется гораздо менее активно.
Литература:
Эволюция русского национализма
Зародившись как проект имперской верхушки, русский национализм за сто лет эволюционировал от одной из ветвей власти до антивластного проекта. Ещё одна стадия, которую должен пройти русский национализм, если он намерен перестать быть маргиналией – демократизм.
Друг Блога Толкователя Сергей Простаков описывает, как стадии развития в ХХ веке прошёл русский национализм.
Сегодня русский национализм впервые в своей истории обратился к антииимперской риторике. Исторически сложилось, что и в империи Романовых и в Советском Союзе государство использовало русский национализм как инструмент поддержания имперской государственности. Концепции «Третьего Рима» и «Рюрикова наследства» не только обозначали имперские притязания, но и создавали территориальную рамку нации, куда включалось православное славянское население бывших земель Киевской Руси. Между тем, сам концепт нации в трактовке, утвердившейся после Великой Французской революции, имевшей выраженные антиимперские и антимонархические черты, был для российского государства неприемлем. Но остановить идеи Просвещения в XIX веке было не в силах ни одно европейское государство, поэтому империя остро нуждалась в своем альтернативном прочтении концепта «нация».
При императоре Николае I была разработана и получила всемерную государственную поддержку идеология «официальной народности». Она решала двойную задачу: невозникший национализм большинства создавала и ставила на службу государству, а национализмы окраин (будь то польский или украинский национализмы) получали мощного идеологического соперника. Подобное использование имперскими государствами националистической риторики для борьбы с окраинным сепаратизмом получило в исследовательской литературе имя «официального национализма». Такая модель позволяла Российской империи противостоять националистическим притязаниям окраин на протяжении всего XIX- начала XX века. Попытки политического оформления русского национализма в предреволюционные годы также проходили в рамках теории «официальной народности», ставя своей главной целью поддержание монархического строя и имперской государственности. Так в политической программе «Союза русского народа» писалось: «Союз Русского Народа … поставляет своим священным непреложным долгом всеми силами содействовать тому, чтобы завоёванныя кровью предков земли навсегда оставались неотъемлемой частью Русского государства и чтобы все попытки к расчленению России, под каким бы то ни было видом, решительно и безусловно были устраняемы». Уже в годы Гражданской войны риторика «единой и неделимой России» не позволила Белому движению пойти на союз с украинцами и поляками для выступления единым фронтом против большевиков.
В.И.Ленин был одним из первых, кто указал на использование монархией русского национализма в целях поддержания имперской государственности. Действительно, создаваемый большевиками в 1920 гг. Советский Союз разительно отличался в сфере национальной политики от всех когда-либо существовавших государств. Историк Т.Мартин назвал его «империей положительной деятельности», указывая на его главную особенность: целенаправленную поддержку и развитие национализмов в республиках. Одной из главных задач подобной политики являлось подавление национализма русского большинства. Уже после сворачивания политики коренизации Сталин фактически вернулся к концепции «официальной народности» с поправкой на марксистскую риторику, поставив русский национализм на службу уже советской империи. О каком-либо официальном политическом оформлении русского национализма речи естественно не шло.
Постсоветский период внёс немало значительных изменений в дискурс русского национализма. В среде националистов произошёл зримый идеологический раскол на сторонников и противников советского проекта, который, правда, зародился ещё в годы реализации последнего. Между тем, такой важнейший вопрос исторической памяти никогда не становился преградой для объединения националистов в единую политическую силу. Но в постсоветской истории России ситуаций, когда националисты открыто выказывали свои политические притязания, да ещё и выступали с активными действиями по их реализации, можно пересчитать по пальцам одной руки. Да и на практике подобные союзы между советскими и антисоветскими националистами были нежизнеспособны, что продемонстрировали события сентября-октября 1993 года в Москве, когда монархисты и сталинисты совместно защищали советскую власть.
Другое дело, что державническая, имперская идеология, в которой одинаково находилось место и белым и красным, российским обществом всегда была востребована. Характерно, что политические оппоненты из либерального лагеря прозвали её идеологов и носителей «красно-коричневыми» или коммуно-фашистами. На подобных позициях, в разных их вариациях, всегда стояли ЛДПР В. В. Жириновского и КПРФ, которые в каждый электоральный цикл уверенно проходят в Государственную Думу и региональные представительные собрания. Российский социолог Л.Гудков в своей книге «Негативная идентичность», посвященной проблемам самоидентификации российских граждан на рубеже веков, показывает, что в этот период у россиян шла активная перестройка исторической памяти. Достижения Российской империи и Советского Союза в массовом сознании активно смешивались и признавались равнозначными, что порождало идеологическую аномию в обществе.
Во многом, именно подобные тенденции заставили уже руководство Российской Федерации отказаться от было взятого прозападного курса и обратиться уже в середине 1990-х к идее «особого пути» России, заключавшегося среди прочего в поддержании имперского статуса. Описанная выше красно-коричневая идеология уже при президентстве В.Путина стала активно использоваться в официальной пропаганде. Маргинальный идеологический союз сторонников и противников советского прошлого оказался востребован властью в ситуации идеологического вакуума. Показательна судьба Национал-большевистской партии (НБП) писателя Э.Лимонова, в программе которой подобные идеи были наиболее ярко выражены. С одной стороны, власть практически полностью переняла эстетику этого движения, стиль и содержание его акций (поддержка русских в странах постсоветского пространства, создание молодёжных движений, ориентированных на улицу), но и приложила максимум сил для нейтрализации единственного неподконтрольного конкурента, опирающегося на туже политическую риторику.
Русским националистам так и не удалось за последние двадцать лет оформиться в сильное политическое движение. Среди множества причин внимание стоит сосредоточить на двух: целенаправленному противодействию власти этим процессам и имперской составляющей националистической идеологии. Российские власти последовательно или разгромили или свели на нет влияние всех крупнейших, сменяющих себя поочередно националистических партий и движений в России: общества «Память», Русского национального единства А. Баркашова (РНЕ), движения наци-скинхедов в начале 2000 гг., Движения против нелегальной миграции (ДПНИ). Введенная в 2002 году в состав Уголовного кодекса РФ 282 статья против разжигания национальной, религиозной или социальной розни стала мощным инструментом по привлечению к ответственности националистов. В свою очередь, националисты оказались вынужденными попутчиками власти, полностью поддерживая в нулевые курс В.Путина на борьбу с распадом России и сепаратизмом в национальных республиках. Националистические идеологи на протяжении последних пятнадцати лет не могли предложить обществу ничего такого, что им не могла предложить власть. В свою очередь, последняя позволяла себе заигрывать с национализмом. Так в марте 2008 года В.Путин сказал, что избранный президент России Д.Медведев является не меньшим русским националистом, чем он сам, и будет последовательно отстаивать интересы страны на международной арене. Но подобные высказывания являются единичными в публичной риторике представителей российской власти, и скорее в них говорится о возращении России в мире былого статуса сверхдержавы и желании предотвратить распад страны. Крайне примечательно, что «национальный лидер» агитирует за империю, а не национальное государство.
Но подобная политика государства оказалась благодатной почвой для возможности появления национализма большинства, который перестал бы относиться к сохранению империи как безусловной ценности. Большинство националистических идеологов разочаровались в государстве не только как в инструменте реализации русских интересов, но и обернули основные претензии в этом не к внешнему или внутреннему врагу, а к самому имперскому наследию России. Особенно способствовала такой метаморфозе противоречивая политика власти на Северном Кавказе и её неспособность к регулированию миграции из этого региона и стран Средней Азии в крупные российские города. Этнополитолог Э.Паин заметил: «Империи могут долго сопротивляться национализму меньшинств на окраинах или в колониях, а против национализма большинства они бессильны и быстро разрушаются». А это, в свою очередь, порождает абсолютно новый вектор взаимоотношений русского национализма и российского государства.
Подобная «смена вех» в русском национализме наметилась ещё в советское время, а в последние два десятилетия в связи с ростом этнического напряжения и ксенофобии стала вытеснять империю из националистического дискурса. Окончательно водораздел произошёл после 2010-2011 гг. Беспорядки на Манежной площади в Москве в декабре 2010 года, вызванные недовольством ходом и коррумпированностью расследования убийства футбольного болельщика Е.Свиридова, оказались детонатором распространения лозунга «Хватит кормить Кавказ!». Под подобным призывом в 2011 году проводился «Русский марш» – ежегодная ноябрьская националистическая акция. Этот лозунг трактуется по-разному: как сокращение дотаций регионам Северного Кавказа и перераспределение их в пользу русских областей или как призыв к прямому отделению этого региона от страны. Опросы «Левада-центра» фиксируют стабильный прирост сторонников лозунга: количество людей скорее его поддерживающих, чем нет, с ноября 2011 по ноябрь 2012 года выросла на 5% (с 34% до 39%). У самого знаменитого националистического лозунга «Россия для русских», пользующего стабильной популярностью с середины 1990 гг., появился достойный конкурент.
Антикавказская риторика является самой обсуждаемой в националистической части российских социальных медиа. Основными темами здесь являются преступления выходцев с Северного Кавказа, чрезмерное экономическое дотирование этих регионов федеральной властью, активная поддержка ею антирусских действий. Но конструктивных предложений по решению этих проблем в среде националистов не предлагается. Теоритические и практические размышления участников националистических интернет-сообществ не уходят дальше насильственной депортации всех кавказцев из русских городов и отделения Кавказа. Так в одном из самых популярных националистических пабликов в социальной сети «Вконтакте» «Правые» 31 августа 2012 года состоялось голосование, в результате которого 36,4% голосовавших поддержали идею отсоединения республик Северного Кавказа; 16,5% считают, что необходимо от России отделить не только Кавказ.
Другой важной тенденцией, определяющей современную трансформацию русского национализма, является «демократический поворот». Большинство современных идеологов русского национализма открыто провозглашают свою оппозиционность действующей власти. Обвинения в её адрес со стороны националистов содержат, главным образом, претензии в целенаправленном подавлении русского движения, невнимании к проблемам этнического большинства и её нежеланию бороться с наплывом мигрантов в крупных городах. Но подобные требования русскими националистами в том или ином виде выдвигались на протяжении последних двадцати лет. «Демократический поворот» совпал же с началом формирования «антисоветского консенсуса», самым ярким проявлением которого было создание отдельной антисоветской колоны на «Русском марше – 2012». Националистические лидеры всё чаще в своих публичных выступлениях открещиваются от авторитаризма и сталинизма. Подобные тенденции формируют основной круг идей, под знаком которых происходят трансформации в современном русском национализме.
Ярким примером является широкое распространение в последние годы термина национал-демократия, под маркером которой можно собрать таких разных по характеру действий и идей националистов как К.Крылов, А.Широпаев, В. Соловей. Именно они являются завсегдатаями оппозиционных митингов в Москве в 2011-2013 гг., или формируют националистическую повестку дня в интернете. Историк Елена Галкина так характеризует ключевые отличия национал-демократов от национал-патриотов, которых исследовательница также называет «православными сталинистами»: «Нацдемы, как правило, весьма эмоционально винят Советскую Россию в уничтожении крестьянства, традиций самоуправления, в национальной политике, направленной на подавление русской этничности, в диктате государства и тоталитаризма». Сегодня эти претензии адресуются уже Российской Федерации, которая мыслится, и во многом справедливо, как прямой наследник Советского Союза.
Однако, в среде «оппозиционных националистов» немало и тех, кто придерживается традиционных идей. Основной организацией подобного рода является «Этнополитическое объединение «Русские»». Оно собрало под своим крылом основную массу мелких националистических движений. Его костяком являются члены разгромленных ныне РНЕ, ДПНИ и Славянского Союза (СС). Его лидер Д.Дёмушкин активно представлен в СМИ и идёт на контакт с властными структурами. Одной из последних его публичных акций было предложение Федеральной миграционной службе помощи в виде создания миграционных патрулей, состоящих из националистов. Идеология данного движения не вполне свободна от риторики «крови и почвы». Так в одном из пунктов их политическойпрограммы написано «Русские – это Нация, обладающая устойчивыми генетически передающимися психофизиологическими признаками, национальным самосознанием и уникальной культурой. Русские являются носителями фено- и генотипа Белой Расы. Русская культура является частью индоевропейской культуры». Подобные слова в документе соседствуют с утверждениями о необходимости развития гражданского общества.
Также одной из важнейших отличительных особенностей оппозиционного «несистемного» национализма от «системного» является выраженная тенденция на изживание красно-коричневой риторики. Главным образом, это связанно с тем, что в оппозиционной среде подобный дискурс аккумулирован преимущественно у левых: «Левый Фронт» Сергея Удальцова и «Другая Россия» (бывшая НБП) Эдуарда Лимонова.
Выраженная разнородность оппозиционного национализма, однако, никак не сказывается на тенденциях к взаимной консолидации. Несмотря на то, что многие националистические идеологи конкурируют между собой за статус властителя дум, они уверенно преодолевают разногласия на основании оппозиционности к путинскому режиму, кавказофобии, исламофобии и мигрантофобии. Интересно, что ключевое отличие националистических идеологов от массового националиста состоит в противостоянии власти, в поддержке демократических лозунгов. В массовой националистической среде идеи о необходимости демократии до сих пор не получили широкого распространения. Однако, подобное противоречие легко сглаживается, учитывая, что националистическая оппозиция сможет стать союзником власти, если та поддержит их антимиграционные требования. А демократические, антиимперские тенденции пока слишком слабы, чтобы распространиться среди большинства адептов националистической идеологии.
Русский национализм
Литература
- Виктор Строганов. Русский национализм. Санкт-Петербург : тип. А.С. Суворина, 1912.
- Ковалевский П.И. Национализм и национальное воспитание в России.
- Ильин И.А. О русском национализме: Сборник статей. М: Российский фонд культуры, 2007.
- Кирьянов Ю.И. Правые партии в России 1911-1917 гг. 2001. ISBN 5-8243-0244-8.
- Малыгина И. В. Национализм как форма культурной идентичности и его российская специфика
- John B. Dunlop. The Faces of Contemporary Russian Nationalism. Princeton University Press, 1983.
- John B. Dunlop. The new Russian nationalism. 1985.