Чуткий – как мать, рассудительный – как отец
Сегодня отпевание духовника Данилова монастыря Москвы – архимандрита Даниила (Воронина). Новопреставленного вспоминает духовный сын – настоятель храма Пророка Божия Илии на Воронцовом поле протоиерей Александр Тихонов.
Молодые там, где интересно
Архимандрит Даниил (Воронин) Помню, мне было лет 12, я пришел было в Данилов монастырь. Там тогда еще располагалась детская колония. Мне и говорят:
– Мы тебя сейчас сюда засадим! Вот только зайди, здесь и останешься!
Я обошел монастырь вокруг. Подошел к храму Воскресения Словущего. Разорение было полное. Где сейчас Даниловская гостиница, там был железобетонный забор, а за ним – свалка. Там было свалено оборудование Метростроя. Всё кругом заросшее. Там, где сейчас Патриаршая резиденция, был филиал завода холодильников. Постоянно заезжали какие-то электрокары, ящики завозили. Что-то грузили, разгружали. Возня несусветная. Но как-то всё безжизненно, безрадостно. Дух такой спертый…
А потом слышу: «Данилов монастырь Церкви отдали!» Произошло это летом 1983 года. Я – туда. Первый, кого я там увидел, был отец Рафаил (Шишков) – тогда еще то ли протоиерей Павел, то ли – уже в постриге, до схимы – отец Алексий. Храмы в монастыре еще не действовали. Только нынешний храм Преподобного Серафима Саровского был уже обустроен под часовенку. Вот там, за ящиком, и стоял будущий схимник. Свечи, иконки можно было приобрести. Ни о каких книгах тогда еще и речи не было. Тогда вообще всё Предание изустно друг другу передавали.
Чувствовалось: жизнь там уже другая. Это всё как-то в воздухе уже растворено. А меня всё никак не впускают (школьник: боялись – власти придерутся)! Хотя молодежь уже подтягивалась к монастырю. Особенно на выходных. Мы к любой работе были готовы. Вертелись там, лишь бы нас только начали брать в оборот.
Встреча с ним стала для меня и моих близких во многом в жизни определяющей
Я потом прямо ликовал: попал в дорогую мне среду! Весь окунулся в стихию возрождения. Забросил учебу. Самое интересное, было очевидно, происходит здесь. На каникулах вообще каждый день в обители пропадал.
В сентябре, помню, вернулся в школу да стал одноклассников «вербовать». Двое-трое со мной несколько раз съездили, да, видно, дома на них давление оказывалось – я-то как-то смог со своими родителями всё уладить, они потом все к отцу Даниилу ходили, очень уважали его. Батюшка содействовал потом Крещению моих двоюродных братьев. Встреча с ним стала для меня и моих близких во многом в жизни определяющей.
Как отец Даниил стал первым насельником Данилова монастыря
Отца Даниила я как-то сразу заприметил. Тогда и братии-то немного было. Возглавлял обитель отец Евлогий (Смирнов) – ныне архиерей на покое.
Литургий в обители тогда еще не служили. Монастырские храмы были в жутком состоянии. Братия обзавелась небольшим автобусиком-рафиком, ездили на службы в более-менее сохранный Донской монастырь. Шофер еще, помню, замечательный был – такой Владимир Иванович. Люди вообще все изумительные собираться стали.
Знаете, как отец Даниил в Даниловом монастыре оказался? Я потом как-то, уже учась в семинарии, с отцом Ионой (Карпухиным) разговорился, – ныне это тоже архиерей на покое. Он мне и рассказал:
«Да-а-а… Отец Даниил! Помню! Виктор его звали, Воронин. Окончил у нас тут Московскую семинарию. И все однокурсники-выпускники уже разъехались, а он всё долго не уезжал, ходил тут по лавре. Задумчивый. Встречаю его как-то:
– Виктор, что это ты не уезжаешь? В академию поступать будешь?
– Да нет…
– А что, жениться надумал?
– Нет.
– В монастырь?
– Да, в монастырь пошел бы…
Четвёртый слева – послушник Виктор Воронин, крайний справа – митрополит Алексий (Ридигер) – будущий Патриарх
И в этот момент как раз открывается дверь в академическом корпусе, где мы стояли, – входит отец Евлогий. А его только-только назначили наместником Данилова монастыря.
– О! Отец Евлогий, иди сюда! – кричу ему. – Вот первый тебе насельник!
Отец Евлогий спрашивает его:
– Согласен идти в монастырь?
– Да, пойду.
И всё!»
Так отец Даниил и стал первым насельником Данилова монастыря.
Бартер по-монастырски
Протоиерей Александр Тихонов А познакомились мы вот как…
В единственной действующей тогда часовенке Преподобного Серафима Саровского затеяли было ремонтик, что-то красили. Я там тоже крутился. Что-то приносил, уносил. Потом мне какое-то ответственное послушание дали. А у меня тогда уже со зрением плохо было, но очки я, по детской дурости, носить стеснялся. И вот подхожу отчитаться, говорю-говорю… А мой «начальник» на корточках сидит и стенку невозмутимо красит. Слушает внимательно, но вполоборота. Я как всё рассказал, он и повернулся… Смотрю – отец Даниил!
– Ой, – говорю, – обознался!
А он так улыбнулся: мол, может, и нет…
Так, потихонечку, батюшка и стал моим духовником. Это где-то в 1984-м году мы с ним так впервые соприкоснулись.
Батюшку тогда келарем назначили. Управлял он закупками, готовкой. Ко всему очень добросовестно относился. Все повара его очень любили. Все у него окормлялись, исповедовались. Какие там потрясающие люди тогда собрались! Глубоко верующие, церковные. Там была такая раба Божия Татьяна, сейчас она монахиня Митрофания в Крестовоздвиженском монастыре в Домодедово, под Москвой. Этим летом, когда батюшка был уже болен, я поехал к ней, говорю, а она:
– Знаю! Реву целыми днями!
Отца Даниила невозможно забыть. Все, кто с ним знакомился, – это уже навсегда
Отца Даниила невозможно забыть. Все, кто с ним знакомился, – это уже навсегда. Такое предчувствие вечности, данное нам уже в опыте этих быстротекущих дней. В монастыре всегда прежде всего духовные связи актуализируются.
Как же мы все уже тогда отцу Даниилу подсобить старались. В нем была такая чистота, – это всё равно, что Богу угодить: ничем не замутненная радость! Я ему постоянно ящики какие-то с провизией таскал. Что-то разгружали, переставляли, разбирали… Это всё внешнее. А внутренне – ты просто черпал и черпал радость от соприсутствия с ним! Это бартер такой, где твоя лепта мизерна по сравнению с тем, что ты получаешь.
След в след – экстрим в духовном продвижении
Батюшку довольно скоро избрали духовником всей братии. Достойнейший выбор. Человек на своем месте оказался. Я не помню в монастыре ни одного брата, который бы плохо, с обидой, негодованием отозвался о нем. Потому что батюшка относился к любому своему послушанию чрезвычайно ответственно. Требовательно к себе, милосердно – к другим. Так из него и получился духовник – не отец, а скорее мать. С какой он чуткостью опекал! Особенно новопостриженных. Сидят они там, в алтаре (после пострига братия три дня – во Святая Святых – О.О.), а он:
– Ой, надо пойти проведать отцов новопостриженных.
Я не помню в монастыре ни одного брата, который бы плохо, с обидой, негодованием отозвался о нем
Пойдет, почитает с ними там молитовки. На трапезу их отведет, сопроводит обратно.
Самого его постригал еще отец Евлогий. Это был первый постриг в монастыре. Их тогда с отцом Рафаилом постригли. Виктора Воронина нарекли Даниилом – в честь святого благоверного князя Даниила Московского. А отца Павла Шишкова назвали Алексием – в память Алексия, человека Божиего. Потом, при постриге в мантию, отец Даниил уже Даниила Столпника получил в Небесные покровители, а отец Алексий – святителя Алексия, Митрополита Московского (а потом, уже в схиме, Рафаилом стал).
Все последующие годы, будучи уже и митрополитом, владыка Евлогий очень уважал отца Даниила. А как тот почитал старшее духовенство! Всегда, когда где-то приходилось бывать, отец Даниил всегда с большим интересом слушал, расспрашивал старых священников: «А как раньше происходило то, это? Как молились? Служили как?» Традиция была ему важна. Преемство. Узок путь (Мф. 7, 14), опасен, – те, кто всерьез задумываются о спасении, стараются идти за опытными подвижниками след в след. Понимают всю ответственность, осознают, какова цена ошибки. Тем более что и других ведут за собою.
Жалко, что сейчас как-то всем на всё точно наплевать. А он знал, что без этого связующего нас с предшественниками снаряжения-подстраховки – никак.
«Хоть Евангелие почитаю»,
или Все аргументы в пользу другого
Каждый день утром и вечером в храм на службу ходил. На все службы! Всегда готов был подменить: если кто-то заболел, кому-то куда-то отъехать надо… Он, как палочка-выручалочка, вместо чередных иеромонахов служил. Сам в отпуск не поедет, пусть другие отдохнут.
Паломничество на Валаам, 1990 г. Отцы Даниил и Рафаил (Шишков) на палубе теплохода А если и выберется, то всё по святым местам. Мог кого-то и из духовных чад с собой взять. На Валаам, помню, вместе с ним ездили. И в отпуске он вовсе не расслаблялся…
Если не возился с кем-то, так молитву усиливал. Когда домой, на Рязанщину, в родные места, вырвется на немножко, – закроется в родительском домике и пробудет там некоторое время в режиме отшельника – в созерцании да сугубой молитве.
С Иоанно-Богословским в Пощупово монастырем у него была какая-то особая внутренняя связь, никогда не прерывалась. С земляками был молитвенно близок – владыку Симона (Новикова), тогдашнего правящего архиерея Рязанской епархии, очень почитал, отца Авеля (Македонова), владыку Варнаву (Кедрова), – он тоже из Рязани. Они все не в одиночку на духовном фронте воевали, поддерживали друг друга.
Перед семинарией – это где-то году в 1988-м, – я помню, работал уже в Даниловом монастыре, был дежурным по храму. В мои обязанности входило, в частности, утром храм открывать, а вечером закрывать. Батюшка уже тогда далеко за полночь Исповедь мог принимать. Я уже падаю, с ног валюсь, начинаю ходить из угла в угол, чтобы не уснуть.
– Александр, давай ключики, мне оставляй, – вдруг услышу, – я сам всё закрою. Иди отдыхай, поспи.
А сам-то он надолго еще оставался! Утром, смотришь, – на раннюю идет! Когда же он спал? Да и спал ли? Ему же еще и правило к литургии прочитать надо было. А потом и на поздней, смотрю, с кем-то всё еще стоит, беседует… Как мать! Со всеми нянчился духовно.
Помню, батюшка как-то был такой уставший, совсем выбившийся из сил. Еле на ногах стоит. И тут его атакуют:
– Батюшка, пособоровать надо!
Ехать далеко… Другой бы нашел массу отговорок, а он:
– Хоть Евангелие почитаю – (там же во время соборования семь раз Евангелие читается и столько же раз Апостол, – о.А.).
Точно так же, если причастить кого когда надо было, тут же собирался и ехал.
Покаяться и забыть! Глаза и уши впредь беречь. И стараться молиться
Безотказный отец Даниил человек. Этим качеством многие, к сожалению, злоупотребляли. Его просто толпы преследовали. Хотя я и по себе знаю, это, наверно, и другие чувствовали: хотелось быть рядом с ним. Поэтому, возможно, ему и докучали подчас даже нелепыми вопросами – всё равно, что спрашивать, лишь бы рядом побыть. От него такой дух успокаивающий исходил, благодать Божия! В этом сложно себе отказать, – известный эффект соприсутствия духовному человеку.
Идет, помню, батюшка от трапезной до келлии, и это часами продолжается: один подойдет, второй, третий и т.д. Батюшка всех выслушивает, молится, отвечает.
Батюшка – утешитель. Исповедоваться у него было легко. Он никогда не давал никаких тяжелых правил, епитимий, бремена неудобоносимые не налагал (ср. Мф. 23, 4). Всё ему можно было сказать.
Батюшка – утешитель. Исповедоваться у него было легко. Он не давал никаких тяжелых правил, бремена неудобоносимые не налагал
Про Исповедь отец Даниил так наставлял:
– Вот, надо покаяться и забыть! А то покаются – и давай снова расковыривать… Нет, не надо. Покаялся и забыл.
Батюшка всегда давал на Исповеди человеку самому высказаться, обличить себя. Только если что-то скрывать было вздумаешь, даже невольно что-то скажешь, а дальше ступор – он тут же за твоим «а» тебе «б» говорил… И дальше раскручивал. Все наши грехи у него были на виду. Тут же и помолится с тобой, повздыхает.
Я и сам к нему потом посылал прихожан, если были у кого, казалось, неразрешимые ситуации. Многих он мирил. Даже ехал для этого к кому-то специально. Никому не отказывал.
Наставлял:
– Дружочек, время такое: береги глаза и уши (это чтобы гадости никакой не видеть, не слышать). – Всё время старайся молиться.
– Батюшка, знаете, бывает молитва такая никчемная: языком мелешь, а голова не весть о чем думает, – посетуешь ему порой, а он:
– Молись всё равно, читай! Это как, знаешь, когда молоко в масло взбивают: болтают его в кувшине, болтают… Вот так и молитва. Ты молишься, всё равно у тебя всё это на языке, в сердце, на памяти, в уме, пусть пока и неосознанно, болтается, но так выработается навык. Молись! Старайся давай!
Укрощение бури
А какой у него был дар рассуждения! Как этого качества людям сейчас не хватает.
– Давай-ка лучше вот так, дружочек, сделаем-поступим.
Помню, у меня был выбор: в два храма меня звали. Первый – к отцу Димитрию Иванову в церковь Святителя Димитрия Ростовского в Очаково (ближе к моему дому, где я жил тогда, в Тропарево), а второй – Святых Флора и Лавра на Зацепе. И вот я спрашиваю:
– Батюшка, куда пойти? Вроде мне и там, и там нравится…
Батюшка помолился.
– Ну-ка давай-ка, дружочек, поближе к нам, к монастырю.
(Это значит, у Павелецкой в храм на Зацепе).
А еще был случай: сразу после окончания семинарии меня стали в Подмосковье звать – чуть ли уже не место мне среди клира одного прихода определили. Мне и самому вроде там всё приглянулось. И в то же время я – коренной москвич: как это я Москву оставлю? Хотя вроде меня туда так настойчиво уговаривают, уже, считай, уговорили…
– Нет, Александр, – вдруг сказал, как отрезал, батюшка, – ты давай-ка из-под непосредственно омофора Святейшего Московской городской епархии не уходи. Здесь оставайся. Тебе будет там тяжело. Это ты сейчас так говоришь. А если пойдешь туда, тосковать по Москве начнешь, тяжело тебе там будет. Оставайся, тут служи.
Помню, я тогда принял батюшкин наказ. А потом опять – всё равно сомнения мучают. Стоял я как-то у могилки тогда еще не прославленного отца Аристоклия на Даниловом кладбище – внутри буря: как бы мне утвердиться?.. И Господь дал знак – точно море утихомирил (ср. Мф. 8, 26). Не знаю: может быть, по молитве духовника. Панихиду там тогда служили. И одна раба Божия стопку иконок на могилку положила. Народ быстро их расхватал. А меня она укоряет:
– Что ж ты там стоишь, не подходишь? На, бери! Иконок не осталось, но вот – с могилки старца такая тебе картина!
Взял, смотрю: град Москва! А над ним – сонм святых. Всё понятно стало.
У отца Даниила все – свои да наши
Потом, когда Данилову монастырю передали Долматово под подсобное хозяйство, я как раз тогда работал уже в монастыре. Мне дали послушание присматривать там за всем, на пасеке работать. Но для начала мы туда поехали в 1989-м году, сразу после Пасхи: братия во главе с отцом Даниилом и я с ними.
Первая Пасха в Троицком соборе возрождаемого Данилова монастыря, 1985 г. Иеромонах Даниил в центре
Приехали… Жутковато. Полная разруха. Руины. Заросли. Не пройдешь. Джунгли какие-то. В низине стоял некогда дом усадебный, потом его при советской власти в школу перепрофилировали, а как стало известно, что эту, уже давно пустующую к тому времени, постройку монастырю отдадут, кто-то взял да и поджег ее. Черное всё… Обвалившееся.
Осматриваем. Попался нам там один старичок. Вид у него был патриархальный: борода длиннющая, – и вместе с тем жалкий. Миша Кириллов его звали. Выпивал, бедолага. Но дед был с таким чистым сердцем! Бесхитростный. Нелукавый. У него тоже дом спалили. Пошел было в лес по грибы. Возвращается: дома нет. Хотели его в дом престарелых отправить, отказался. Поселился рядом, в сарае. Отапливал его зимой, как мог. Да мерз там. Ноги себе обморозил. Пальцы ему в больнице на обеих ногах ампутировали. Стал он в этот сарай всякий выброшенный другими скарб стаскивать. Соседи его гнать начали.
– Дедулечка, чего ж ты тут плачешь? – отец Даниил у него спрашивает, когда мы его там неподалеку от нашего руинированного храма нашли.
Каждого старался для Царствия Небесного приобрести
Сидит там среди этого собранного им же мусора, – прямо как дитя.
– Да вот, – запричитал, – меня выгнали. И некуда мне идти.
– Ты не плачь! – тут же приободрил его батюшка. – Мы тебя в обиду не дадим. К нам прилепляйся!
Так он и стал нашим помощником.
– Как там Миша? – спрашивал я потом у отца Даниила, когда сам уже в семинарию поступил.
– Миша там хорошо. Как какая проблема, он бежит, решает ее сразу. Прижился на подворье. Наш человек!
У отца Даниила все – свои да наши. Каждого старался для Царствия Небесного приобрести.
Радоница, 1985 г. Отец Даниил — иеродиакон со свечой и кадилом, будущий протоиерей Александр Тихонов третий слева
Дорога не вещь, а память о человеке
У него была огромная паства. Сколько хороших, образованных, светлых людей. Смотришь: они все как родные. Всех и каждого батюшка старательно вел, опекал – не так, чтобы чуть человек в Церкви освоился, то всё: сам уже разбирайся. Нет, каждому в меру его духовного возраста батюшка что-то подсказывал, дальше вел, дальше. Остановок быть не может, если это действительно духовная жизнь.
Разные бывают у пастырей чада, а у батюшки все какие-то послушные были. Это надо как-то уметь так расположить души.
Да и братия Данилова монастыря отца Даниила очень любила.
Мне приходилось бывать в келлии батюшки, помогать ему. Раньше батюшка в «больничном», что при входе в обитель справа, корпусе жил. Это было такое ветхое помещение, с прогнившими балками – того и гляди обрушится. А он как-то ни на что внешнее не обращал внимания, молился себе и молился. Потом, как реконструкция началась, я ему вещи помог в новую келлию перенести. Было их совсем немного. Батюшка запросто и нам, мальчишкам, ключ от своей келлии давал.
Смотрю: а у него и кровати-то нет! Это, оказывается, две тумбочки, а на них лист ДСП положен
Еще, помню, лавочка у него там деревянная стояла. Она у него еще в старой келлии была. И когда он переезжал, он всё об этой лавочке заботился. А я было стал артачиться:
– Да ее и поставить-то в новой келлии некуда…
– Нет, эту лавочку надо взять, – запереживал вдруг отец Даниил. – Ее один очень хороший человек сделал (а она действительно на удивление добротно сделанная). – Нельзя этого дедушку забывать!
Видимо, к тому моменту уже умершего… И вот, батюшке не вещь сама по себе, а память о человеке была дорога.
Батюшка на эту лавочку икону, помню, поставил. Поясная – пророка Даниила. А еще у него в комнате разве что шкаф был с книгами да письменный стол, тоже весь книгами заваленный. На стене висел киотик, в котором были постригальные свеча и крест. Вот и всё. Иконки в келлии были совсем простенькие. А то, что ему приносили, – однажды целый домашний иконостас, старинные иконы (кто-то умер, и родственники передали), – он всё это сразу же раздавал. Только что кому понравится – батюшка тут же вручал! Не жалеючи.
Не был привязан к вещам, утешений себе не искал. Всё готов был отдать
И гостинцы ему чада всегда несли. Они у него все в прихожечке оставались – в келлию даже не заносил. А потом братия к нему придут:
– Батюшка, можно?
– Бери.
Не был привязан к вещам, утешений себе не искал. Всё готов был отдать. Деньги ему в конвертах приносили, тоже всё на раздачу шло. Братии – кому на отпуск даст, другому на лечение. О себе батюшка не заботился. Себя не жалел.
Вниз по лестнице и опять наверх – не зарядка, а аскетическое упражнение
Постник был, молитвенник. Великим постом первую седмицу вообще ничего в рот не брал. Помню, притащил я ему с трапезы скромный паек, а он меня разворачивает:
– Так, Александр, бери всё и неси назад. Я тебя не просил.
А вот к другим в отношении поста и прочих аскетических подвигов был снисходителен.
– Главное, – говорил, – чтобы пары всей этой еды, ее разнообразия, не затмевали вам ум и разум.
В нашем же естестве всё взаимосвязано, – вот наестся человек до отвала, да и пошел вразнос, столько всего накуролесит. А всего-то надо было посдержаннее в элементарном, в еде, например, быть. Как-то внешне сдерживать себя. Помню, мы, ребятня, взметнулись по лестнице в братском корпусе – не через две, через четыре ступени летели. А наверху отец Даниил:
– Так, дружочки, ну-ка, вниз опять спустились, вышли на улицу и спокойно назад поднялись.
Это, кстати, и внутренней, столь необходимой в духовной жизни, степенности учит.
Самого-то батюшку-то обычно не видно и не слышно. Мог он внезапно точно вырасти перед тобой. Да и в храм зайдет незаметно, встанет в сторонке, молится. Никогда о себе не заявлял, не выставлял себя ни перед кем. Скромный, тихий человек глубокой духовной жизни.
В некоторых сложных случаях батюшка мог тебя к отцу Иоанну (Крестьянкину), например, перенаправить. Помню, подошел я к нему с каким-то путаным вопросом…
– Ой, – говорит батюшка, – что ж я тебя к отцу Иоанну не взял? Надо было тебя взять в Печоры. Вот только что ездил. Как же я не догадался взять тебя с собой.
Батюшке Иоанну про отца Даниила, помню, скажешь, а он:
– Молимся о нем, поминаем, – тут же отзывался.
Была между ними духовная связь. Как между всеми подвижниками, наверно.
Помню, отец Даниил, бывало, устанет, вдаль куда-то посмотрит… А как будто зрит какую-то тайну Божию. Рядом с ним запредельность бытия ощущалась. Он был постоянно в молитве – весь в себя углубленный, собранный, никогда лишних слов не говорил. Не болтал ничего попросту. Не смеялся. Рассудительный. Спокойный. Если кто начинал какую-то панику разводить, батюшка всех успокоит:
–Так, молимся, братия. Спокойно. Без суеты.
А потом уже возмутивший кого-либо вопрос досконально разбирать начинает. Прямо по фразам – человек ему излагает, а он:
– А если вот? А вот так?.. – чем-то это было как раз похоже на метод отца Иоанна (Крестьянкина).
Вот и батюшка также соразмышлял с тобой. Никогда не давал слету рекомендаций. Всё у него было с глубочайшим рассуждением.
Он всегда напоминал слова преподобного Серафима Саровского: стяжи дух мирен, и тысячи вокруг тебя спасутся. Не надо метаться, о чем-то там таком воображать несусветном, негодовать: как это так, не по-моему вышло?! Стяжи дух мирен! И тогда всё по-Божьему в твоей жизни пойдет.
Сам отец Даниил дух мирен как раз и стяжал. Нам бы теперь не утерять этой спасительной траектории: идти след в след – к Богу.
В Свято-Пафнутьев Боровский мужской монастырь со всей страны едут паломники за утешением и исцелением. Корреспондент «Комсомолки» тоже оказалась в их числе.
В середине января кинотеатры ломились от желающих увидеть фильм «Остров» Павла Лунгина. Главный герой — монах отец Анатолий (актер Петр Мамонов) — больше тридцати лет молился о прощении смертного греха. Прознав о его особом целительском и провидческом даре, к нему на остров потянулись толпы страждущих.
Между тем в нашей суетной жизни старцы — одна из вечных загадок. К ним на Руси издревле особое почтение и интерес. Люди обращались к ним кто за советом, кто за исцелением — даже в богоборческие советские времена. Есть такие старцы и сейчас — «Комсомолка» уже писала о том, в каких монастырях находятся их обители. Об одном из старцев я сначала узнала от своей приятельницы. Она с упоением рассказывала, что собирается поехать в Боровский мужской монастырь, где живет отец Власий. Он якобы видит людей насквозь и может дать мудрый житейский совет. Вернулась подруга обескураженной. Как только она зашла к батюшке, он тут же ей сказал: «А крест-то на тебе чужой!» — она действительно попросила его у подруги перед поездкой. И строго заметил, что нужно в церковь ходить, молиться, а спрашивать, как удержать сразу двух мужчин, — нехорошо… Знакомая на самом деле запуталась между мужем и любовником… «И как он узнал?» — удивлялась она. И тут же рассказывала о чудесах, которые происходят в монастыре. Вот девочка, мол, одна плохо видела. А отец Власий ее в лоб поцеловал, и она прозрела… Словом, решила я поехать к старцу, чтобы самой во всем убедиться…
В очередь за чудом
В старинный городок Боровск, что в семидесяти километрах от Москвы, я попала накануне Крещения.
— Не подскажете, как к отцу Власию добраться? — спрашиваю у продавщицы тыквами.
— На маршрутку садись, у рощи остановит. А там по тропинке. Народ дорожку туда протоптал. Но к старцу сразу не попадешь. Мы рядом живем, а все — никак. Это надо в очереди сутками стоять, караулить.
У входа в монастырь меня останавливает вратарник:
— И куда собралась, девица?
— К отцу Власию. Можно мне в монастырь?
Но что-то мне внутри подсказало — не стоит сразу домой поворачивать. Вижу, еще две женщины к собору идут. Я — за ними. Разговорились.
— Отец Власий моей подруге помог, — поделилась со мной одна из них. — У них с мужем долго ребеночка не было. Старец сказал, что нужно им обвенчаться. Так они и сделали. И родила моя подруга недавно. А вообще он каждого человека насквозь видит.
— Как это?
— И прошлое твое, и будущее знает. Только если что говорит, все исполнять надо. А это порою так трудно!
…Дорожка сама повела к двухэтажному зданию. Поднялась я по лестнице. Вижу, по лавкам народу немало.
— К кому вы? — спрашиваю.
— К отцу Власию, — девушка подняла лицо от молитвенника.
— А кто в очереди последний?
Народ отмалчивался. Потом одна женщина пояснила:
— Тут те, кого отец Власий по многу лет знает. С праздником поздравить пришли.
Из комнатки старца выходят молодые муж с женой, она держит на руках мальчика и улыбается счастливо:
— Слава богу, нет у Сашеньки болезни, что врачи ставили. Батюшка сказал, надо пить козье молоко и есть курагу.
Рядом со мной одевалась миловидная женщина.
— Ой, как я рада, что к нему сегодня попала, — затараторила она. — Говорил же мне батюшка: «Не ешь, Катя, перед телевизором». Ведь не слушала. Желудок заболел. Врачи поставили опухоль, сказали, надо делать операцию. Я — к батюшке. Думаю, даст благословение — решусь. Он сказал мне: «Слушай врачей. Они все сделают как надо». Все, пойду ложиться в больницу!
Рассказали мне в очереди про уникальный случай. Привезла мать сына, молодого парня, вся в слезах: «Врачи сыну СПИД поставили. Ночами не спит — задыхается». Отец Власий лоб парню перекрестил, дал масло, привезенное из Иерусалима. Парень принял масло и в первую же ночь уснул. Вскоре оба снова приехали к старцу с радостной вестью: врачи в анализе крови СПИДа не обнаружили… И задыхаться парень ночами перестал…
Говорили, что к отцу Власию несколько лет подряд ездил писатель Александр Солженицын с супругой Натальей Дмитриевной. И еще много людей известных. Только имена их держатся в тайне.
Чаще всего приезжают к старцу с серьезными проблемами. Но бывают и курьезы. Одна бабушка все никак не могла попасть на прием и уговорила его водителя: «Ой, милок, помоги!» Тот сжалился и бабушку провел, а потом получил от отца Власия выговор. Старуха-то чего просила: холодильник у нее старый, и она решить не могла — покупать ей новый или нет.
…»Больше отец Власий принимать не будет», — пронеслось по рядам.
Вышел из кельи крепкий мужчина с длинной бородой, в очках и в рясе. Все тут же повскакивали, кто-то попытался за подол его ухватить… Пожилая женщина успела на ходу вопрос задать:
— Батюшка, ну что мне с работой делать?
— Я же в прошлый раз говорил: слушай свое начальство, не спорь, — строго сказал ей старец. — Что ж ты не выполнила! Ешьте пироги с грибами, держите язык за зубами…
Затем отец Власий всех оглядел. Кивнул:
— Господи, благослови вас…
А одну женщину вдруг за нос ухватил и быстро ушел.
— А чего это батюшка меня за нос? — удивилась та.
— Так батюшка, говорят, грехи вытягивает, — кто-то, смеясь, ответил ей в толпе.
Я расстроилась, что не попала к старцу. Меня успокоила девушка Лена, что была передо мной в очереди:
— Не переживай. В следующий раз попадешь. Всех, кому надо, Господь к нему обязательно приведет.
Тут я поняла, что еле на ногах стою. Целый день не ела. И Лена меня пригласила:
— Пойдем, я в трапезной договорилась. Нас покормят.
Такого вкусного борща с ароматным белым хлебом я давно не ела. Поев, мы убрали посуду, крошки со стола стерли. Здесь так принято. В трапезной кормят трудников — мирян, которые приходят в монастырь работать.
Уезжая в Москву, я знала, что еще вернусь…
Батюшка вылечился от рака
У самого отца Власия — удивительная история. Бабушка его была монахиней, от нее-то и пошла его любовь к Богу. Учился он в мединституте в Смоленске, дружил с девушкой, но вынужден был скрыть от нее свою веру. Ходил в собор тайком, а девушка подумала, что он к кому-то на свидания бегает. Выследила его в храме и доложила в ректорат. Из-за травли молодой студент из института ушел. Уехал в Закарпатье и через пять лет постригся в монахи. Стали величать его отцом Власием. Потом служил в храме в Тобольске. Там тоже испытал гонения, после чего принял схиму — отказался от всех мирских радостей. В Боровске — с 79-го. Когда отец Власий поселился в здании сельхозтехникума (он был в здании монастыря), первое время в лунные ночи откуда-то раздавались стоны. А еще местные жители рассказывали, что видели призрак — монаха. Считали, что это дух святого Пафнутия святыню охраняет. А стоны по ночам объясняли тем, что обитель на костях стоит. В 1610 году поляки прорвались в монастырь и за ночь уничтожили около 5 тысяч дружинников, монахов и жителей. Тела захоронены здесь в двух братских могилах.
Когда отец Власий стал читать псалтырь, стоны по ночам исчезли. Однажды 14 мая — на день Пафнутия Боровского — обвалился купол в соборе Рождества Богородицы и открылись фрески, которые расписывал Дионисий, ученик Андрея Рублева. И монастырь стали восстанавливать.
Владыка предложил отцу Власию стать игуменом монастырским. Но тот отказался. Как рассказывают, отец Власий узнал, что болен раком, и уехал на греческий Афон. Пять лет он был в уединении — затворе. Когда вернулся в Боровск, паломников к нему стало еще больше.
Диагноз ставит по глазам
Рассказывать о том, что кому сказал отец Власий, здесь не любят. Одна из паломниц мне пояснила: сам старец предупреждает, чтобы все сбылось, сокровенные вещи нужно держать при себе. Молчать труда нет, а польза великая.
Хотя какие-то случаи все же до прихожан доходят. Например, как-то мужчина пришел, а батюшка ему говорит:
— Вижу, сердце больное. Куришь много. Выйдешь отсюда, курить не будешь.
Мужчина удивился. Но вправду больше сигарету в рот не взял. И сердце отпустило.
Сам отец Власий так объяснял свой дар видеть болезни:
— Людская молва разнесла, что я чуть ли не экстрасенс. А я раньше изучал иридодиагностику и по радужной оболочке глаз могу диагносцировать разные заболевания. Вообще почти все болезни тела напрямую зависят от болезней души. Стоит человеку устать, омрачиться, ослабнуть, как тотчас врываются недуги.
Плату за прием батюшка не берет. Но народ обычно все равно пытается его отблагодарить. Кто немного денег оставит, кто яблочком угостит или пирогом. Эти дары идут на нужды монастыря, на стол к монахам и паломникам-трудникам.
Как я исповедалась в мужском монастыре
Через неделю я узнала, что очередь к старцу расписана на полторы недели вперед.
— Поживите дней пять в гостинице, может, и пораньше попадете, — посоветовали мне по монастырскому телефону. — А вообще в воскресенье отец Власий проводит исповедь.
Я выехала заранее — в субботу. Сутки не ела скоромной пищи, как положено. Остановилась у добрых людей на ночлег. Хозяйка приютила еще троих паломниц. Мне подсказали, что грехи, в которых я раскаиваюсь, лучше написать на бумаге. И отдать отцу Власию. А то люди обычно теряются на исповеди и забывают, что хотели сказать.
Я три листа исписала, всплакнула — не так-то просто в грехах каяться. Вместе с соседкой прочла канон. В три часа ночи мы пошли занимать очередь. У монастырских ворот уже кто-то в валенках переминался с ноги на ногу.
— Девочки, предупреждаю, со мной еще восемь человек, — сказала пожилая женщина. — Можно я пойду? А то уже два часа здесь стою.
Откуда-то прибежал рыжий кот и стал тереться возле нас… Мороз! В соборе Рождества Богородицы исповедь началась в семь часов утра.
До меня человек двадцать прошли. К отцу Власию подходили по одному.
С кем-то он разговаривал шутливо. С кем-то — очень строго.
Одной девушке, которая жаловалась на нескончаемые болезни, сказал:
— Сначала душу лечить надо, потом — все остальное.
Мое сердце затрепетало. Внимательно прочел отец Власий мои листочки. Несколько раз вздохнул сочувственно. Посмотрел в глаза.
— А теперь, — говорит, — покажи мне свой крест.
Подержал крестик в руках. Потом встала я на колени. Помолился батюшка. Поцеловала я крест и псалтырь. И тихонько отошла в сторону.
И будто плита бетонная упала с моих плеч. Так вдруг в сон потянуло. Прислонилась я к стене и отключилась.
Пришла в себя, когда служба началась и полилось под своды купола красивое пение. Открыла глаза и от удивления обомлела. Прямо передо мной стоял известный танцор Андрис Лиепа с букетом белых роз. Я подошла к нему и спросила, не к отцу ли Власию он приехал.
— К нему. Мы дочку у отца Власия крестили восемь лет назад. Потом он в затвор на Афон уходил. И как снова появился в монастыре, мы к нему приезжаем постоянно. Удивительный человек! Я не знаю, как мы без отца Власия были бы…
Потрясенная, провела я эти полдня в монастыре. На выходе кто-то окликнул меня. Андрис Лиепа! Он решил подарить мне свой календарь и подписал его: «Светлане — на память».
И тут я призналась ему, что журналистка.
— Знаете, Андрис, в прошлом году ваша жена Екатерина вручала мне диплом на конкурсе «Папарацци года».
Мы с ним вместе посмеялись такому совпадению.
А вообще, подумала я, случайностей в нашей жизни не бывает. Значит, все это просто мне было нужно.
Преставился духовник Данилова монастыря Москвы архимандрит Даниил (Воронин)
27 января 2020 года отошел ко Господу духовник Свято-Данилова ставропигиального мужского монастыря Москвы архимандрит Даниил (Воронин).
Отец Даниил преставился на 68-м году жизни, сообщает сайт Данилова монастыря.
Отпевание духовника обители состоится в четверг 30 января в монастырском Троицком соборе по окончании заупокойной Литургии, которая начнется в 8:00.
Как отметили в Синодальном отделе по монастырям и монашеству, отец Даниил был «очень известным духовником, к нему съезжались люди со всей Москвы и даже из других городов».
«Чтобы исповедаться и попросить совета и молитв в тяжелых жизненных обстоятельствах люди выстаивали очереди по 6 часов. Батюшка почти постоянно был в окружении страждущего народа. Духовное окормление было главным его делом, которому он отдавал всего себя, без остатка», – подчеркивается в сообщении.
Архимандрит Даниил (в миру Виктор Алексеевич) родился 9 ноября 1952 года в Рязани в семье рабочих. После школы учился в строительном техникуме. В армии служил в Архангельской области в ракетных войсках. Затем работал в Москве на производстве.
В 1979 году поступил в Московскую духовную семинарию, которую окончил в 1983 году. В августе того же года поступил насельником в только что возвращенный Русской Православной Церкви Свято-Данилов монастырь.
В иночество он был пострижен архимандритом Евлогием (Смирновым) в 1984 году в Даниловом монастыре, с наречением имени Даниил в честь основателя монастыря – святого благоверного князя Даниила Московского. Вместе со схиигуменом Рафаилом (Шишковым) они стали первыми пострижениками Даниловской обители.
12 июля 1984 года в храме Ризоположения состоялось рукоположение инока Даниила в сан иеродиакона митрополитом Таллиннским и Эстонским Алексием (будущим патриархом). В мантию он был пострижен архимандритом Евлогием 10 марта 1985 году в Даниловом монастыре, с наречением имени Даниил – теперь уже в честь небесного покровителя обители преподобного Даниила Столпника.
6 июля 1985 года в Покровском храме монастыря также митрополитом Алексием отец Даниил был рукоположен в сан иеромонаха.
В период восстановления монастыря отец Даниил выполнял послушания просфорника, келаря, казначея. 21 марта 1989 года отец Даниил был возведен в сан игумена. 21 февраля 1990 года – в сан архимандрита.
Архимандрит Даниил был духовником обители 30 лет – с 1989 года и вплоть до своей кончины.