Содержание
- alex_the_priest
- Священник Александр Дьяченко: Как остаться другом своему ребёнку
- «Его называли либеральным священником». Как отец Александр Парфенов поплатился местом в епархии за активизм
- священник Александр ДьяченкоЧудо быть дедушкой. Рассказы о себе и самых близких
- Предисловие
- Дедушкины горошинки
- С ЛЮБИМЫМИ НЕ РАССТАВАЙТЕСЬ! СВЯЩЕННИК АЛЕКСАНДР ДЬЯЧЕНКО
alex_the_priest
Есть восстание, которое называют Польским не только российские источники, но украинские, польские, англоязычные, — поскольку оно своей целью преследовало воссоздание в границах 1772 года Речи Посполитой (унитарная Rzeczpospolita Polska с 1791 года). Некоторые лидеры повстанцев пытались заманить на свою сторону белорусов, доказывая им, что они от века живут на земле польской и едят хлеб польский. Религия большинства белорусов — православие — травилась, храмы жглись и разорялись, священников унижали, избивали, пытали и убивали. Всех несогласных с повесткой восстания и не выполняющих указания его руководства велено было вешать, мирные жители гибли сотнями и некоторые из них – в невероятных мучениях.
Кровожадность Калиновского, его протобольшевисткая классовая ненависть (даже к полякам, если они шляхтичи) и ориентация на преобразование восстания в гражданскую войну были противны и неприемлемы даже для других лидеров мятежа, что те и ставили ему на вид! Белорусы, у которых уже был не самый удачный опыт жизни под Польшей, фактически не поддержали повстанцев и сами всячески содействовали властям в разгроме и поимке инсургентов, о чем и говорят исторические документы.
Но нет – оказывается, «восстание Калиновского» все равно было белорусским, хоть сами белорусы об этом и не догадывались: потому что оно было «против царизма», пароль одной повстанческой группы в одном каком-то месте и в какое-то время был «Люблю Беларусь…», а сам Калиновский даже целое стихотворение на мове написал!.. А, вспомнил: повстанцы еще листовки разбрасывали, написанные по-белорусски, а не на средне-монгольском или высоком суахили, и священников казнили не так уж и много, а двое-трое-четверо из них (из 3 тысяч) даже примкнули к восстанию. И вообще Польша — это «совсем не Польша»…
———————————————
- Как вирусная картинка во всех сетях на патриотических страничках распространился скрин этой «побожной песни» — одной из версий гимна восстания. Все по-детски с восхищением репостили цитатку про «разнузданный царей», которые будут «как былинка сломлены судом Божим». Но я вот обратил внимание на другое: на восхищение избиением (убийством?) попов при попытке «отнять Бога от схизмы» — Православия (см. последнюю строфу)
- А вот преинтересная гравюра: постанцы в патриотическом угаре сжигают церковь с ненавистной «цыбулиной». Исполненные любви к белорусскому народу и правильным шпилям, надобно полагать. Чтоб «схизматикам» легче было адаптироваться к грядущей Польше.
- А вот как доходчиво и в образах искусства объяснялась необходимость любить «Жонд Польски» и заодно исполняться добродетелью молчания. Прокламация повстанцев, надпись на польском: «Это ты, попик, будешь так висеть, если не исправишься. Если у тебя еще чешется язык брехать в церкви холопам бредни, то лучше наколи его шпилькой!! А вороны будут насыщаться твоим телом!!! Ах, какая же это будет позорная смерть???». Ума не приложу: и чего этим попам не нравится восстание, и что они имеют против Калиновского? Ты ж посмотри на них, а!…
———————————————
Эх, друзья. Поляки боролись за независимость. Восстание имело свой резон и было спровоцировано аграрной реформой, рекрутскими наборами, самим принципом организации империй и, конечно же, свободолюбием польского народа. Но любое подобное восстание – всегда игра ва-банк, и поляки на том историческом этапе проиграли. Я прекрасно понимаю мотивы польского народа в его борьбе. Идея независимости всех от всех – это моя личная идея, которой я живу. Смысл польского восстания в отвлечении от его методов – мне сочувственнен и не нуждается в объяснении.
Я также понимаю, что под какими знаменами бы ни воевал моральный дегенерат, совершенные им преступления в условиях военного времени будут однотипны. Знаю, были в составе повстанцев и достойные мужи, возможно, их было даже больше, чем об этом пишут сами польские историки. Но вот беда: никто из них (достойных и недостойных) в сложившихся условиях восстания не боролся за независимость Беларуси – они боролись и умирали за воссоздание Польши, хоть и будущее её устройство могли представлять по-разному и в своих действиях руководсвовоаться той или иной самостоятельностью по отношению к центру. Думаю, что некоторые повстанцы сейчас переворачиваются в гробах, слыша, что они, оказывается, погибли за независимое государство Беларусь.
В рассматриваемую нами эпоху белорусскому мужику было предложено Российскую империю поменять на Польскую. Но сервис и тарифы русских оказались для белорусов более предпочтительными – не то, чтобы они так сильно любили царя (белорусы – особый народ), просто уж лучше синица в руке, чем утка под кроватью: реальные подвижки в сторону простого люда, неплохо организованная российская пропаганда, да и опыт исторического прошлого, опять же… Белорусам предложили равенство в будущей Польше, говорите? Ага, никогда такого не было и вот опять… Не могу сказать, что национальная политка РИ до восстания была прекрасной, но в любом случае, белорусы и так уже не чувствовали себя ущемленными ни по отношению к полякам, ни по отношнеию к русским.
Повстанцы в своей агитации сделали ставку на массовое возвращение православных в унию, но просчитались: никому она особо не оказалась нужной, желающих в нее вернуться были единицы, а в целом религиозная политика восстания на территории современной РБ оказалась провальной, как и сегодня она провальная у некоторых оппозиционеров: как бы они ни ненавидели православие, но к религии большинства (тем более большинства!) нужно относиться поуважительнее, хотя бы внешне и притворно – при реальных планах на народную поддержку и вере в свою победу, конечно.
Заметим, что даже среди белорусских ксендзов повстанческая агитация не находила такого сочувствия, как среди жмудских и польских: они нередко отказывались читать манифест и принимать присяги, и часом сами католики и даже евреи на коленях умоляли инсургентов пощадить тех, кого те намеревались казнить, время от времени разделяя участь вместе с гонимыми. Мы не смотрим на это восстание как войну католиков против православных – мы видим в ней попытку использовать религиозную риторику одной конфессии против другой с целью возбуждения необходимого для поддержания бунта уровня накала страстей. И, к сожалению, видим аналогичные попытки и сегодня.
Само восстание и его последствия коснулись неблагоприятным образом для тутэйших латинян. И они — жертва. Поэтому, как пишут «Литовские Епархиальные Ведомости» тех времен, «Не для суда над католичеством и не для проклятий ему мы должны говорить. Пусть суд и проклятия останутся делом наших врагов несправедливых и неумолимых. Любовью и молитвою к Богу Искупителю, Утешителю и Просветителю, молитвою и любовью заплатим врагам нашим за пролитую кровь братий наших и за все наши слезы и страдания. Могуча сила любви и молитвы». Мир вам, братья-католики! Мы хотим строить с вами одну страну и один народ, и, даст Бог, у нас это получится – несмотря ни на что.
Мы говорим о национальном герое, а не о местночтимых героях отдельных групп. Для нас, например, преподобный Афанасий Брестский – герой. Для католиков герой – их митрополит Иосафат Кунцефич. Мы не навязываем им своего героя, а они нам – своего, и каждый остается при своих. Поэтому в масштабах всей нации «всебелорусская» кастомизация героического образа Калиновского – то же, что объявление всеобщими национальными героями Суворова или того же Муравьева. Это путь в никуда. И дело даже не в том, «хорошие» эти герои или «плохие», герои они или нет (это на самом деле вопрос для дискуссий), а объединяют их личности нацию или не объединяют. Калиновский в этой роли (только в ней) не объединяет, а разобщает – я стараюсь говорить просто и понятно: если вы хотите строить страну вместе с православными (я надеюсь, что вы вынуждено понимаете свою «обреченность» на этот сценарий), то не навязывайте Калиновского в качестве обязательного и конструктивного элемента идеологии нашей общей идентичности. Это также бестактно и провокативно, как навязывать иудеям образ Богдана Хмельницкого.
Всякая среда, культура, идея, и даже государство теряют для меня свое великое значение, если они посягают на мою веру, потому что Писание учит меня, что я должен прежде всего взыскать Царство Божие, и нет мне никакой пользы, если я весь мир приобрету, а душе своей наврежу. Игнорирование и действие наперекор религиозным интересам неокатоличенных белорусов неоднократно оборачивалось трагедией для ВКЛ и Речи Посполитой и просто жестко отворачивало православных от национальных интересов страны проживания в пользу других стран, гарантировавших их религиозные права. Не нужно наступать на одни и те же грабли! Возможно, это обоюдострое замечание, но история не учит только идиотов.
Я, опять же, ничего не имею против Польши, и даже больше скажу: некоторая часть моего сердца там – в том числе и потому, что я делал докторат в Варшаве и имею много приятелей среди поляков. Я скорее полонофил, и уж никак не полонофоб. И даже на вопрос «Кого любишь?» я готов ответить «Люблю и Польшу!», но боюсь, что придется оправдываться уже перед «азиатами»…
Я также против смертной казни (тем более, людей со справкой) и искренне рад тому, что Кастуся, наконец, похоронили согласно обрядам его религии. Попутно замечу, что БПЦ выступает за неприменение смертной казни, за выдачу тел родственникам, а также за достойное захоронение тел умерших.
В заключение я бы вот на что хотел обратить внимание в результатах бесед по теме предыдущего поста.
Я привел список казнённых повстанцев на территории современной Беларуси с указанием вменяемой им вины и услышал в ответ несколько вариантов обвинений уже в свой адрес (по отдельности или в разной комбинации). Я не буду их связывать с конкретными именами, все совпадения случайны:
1. «Вы фсе врети»
2. «Время было такое»
3. «Все так воевали»
4. «Они были пособниками»
5. «Цель того стоила, и без этого было нельзя»
6. «Не так много они и убили»
7. «Если бы не это, то было бы то-то или не было того-то»
8. «Калиновский лично никого не убивал»
9. «Агент, отрабатываешь деньги Кремля»
10. «Калиновского на тебя нет»
11. «БПЦ – враг белорусского народа, гнать, отобрать, поделить»
12. «К черту исторические детали – главное символ: Белорусский Че»
Я даже не буду проводить параллели в истории и методологии героизации Калиновского с героизацией всяких там бандер в некоторых странах постсоветского пространства. Я просто предложу представить, что речь идет не о деяниях Калиновского и его подначальных, а о Ленине-Сталине, и о деньгах не Кремля, а Госдепа и сионистов. Вы по-прежнему настаиваете, что такой образ мышления правилен? Серьезно?? Коммунисты, хотя бы, никого не обманывают и не притворяются. Может, и вы тогда будете как-то выражаться последовательнее и прямее – чтобы ваши знакомые, коллеги, фоловеры, избиратели четче представляли, с кем имеют дело. Вам, друзья, с таким осознанием императива гуманности не в Европу надо, а в некоторые другие регионы планеты.
Священник Александр Дьяченко: Как остаться другом своему ребёнку
Он «стихийный» писатель – завел «Живой журнал», стал записывать туда свои наблюдения, истории, размышления. Его рассказы полюбились читателям, и сегодня священник Александр Дьяченко автор уже четырех книг. С тех пор, как была издана первая, прошло пять лет, за это время он успел стать тестем и дедом. «Батя» поговорил с отцом Александром о том, как научиться понимать подростка, как строить отношения с выросшей дочерью и ее мужем и как оставаться другом своему ребенку.
Священник Александр Дьяченко (настоящее имя – протоиерей Александр Брагар) родился в Москве в семье военнослужащего. Детство и юность прошли в Белоруссии. Окончил Гродненский сельскохозяйственный институт. Дважды был в армии – служил и рядовым, и офицером. Почти десять лет работал составителем поездов на железной дороге. Священником стал в 40 лет. Сегодня отец Александр настоятель храма Тихвинской иконы Божией Матери с. Иваново Александровской епархии, руководитель Миссионерского отдела епархии. Ведёт блог в Живом журнале, где выкладывает свои рассказы, написанные в стиле жизненных зарисовок. Из них составлены сборники «Плачущий ангел», «Преодоление», «В круге света», выпущенные издательством «Никея». Новая книга, вышедшая в 2016 году, называется «Схолии».
Искусство построения отношений…
— Отец Александр, одна из сюжетных линий в вашей новой книжке «Схолии» строится вокруг конфликта в семье с подростком. Как вы считаете, вот в этот сложный возраст нужно больше следить за ребенком, усилить своё внимание в его адрес – или, наоборот, больше доверять? Скажем, можно оставлять подростка в квартире одного на несколько дней?
— Считаю, что между родителями и детьми должны быть, конечно, доверительные отношения. Но по правилу «доверяй, но проверяй». Как говорят, у детей такой принцип: 5 лет – мама всегда права, 12-13 лет – мама иногда ошибается, 18 лет – мама вообще ничего не понимает, 30 лет – всё-таки мама была права. Это очень мудрая поговорка, и в деле воспитания подростка надо исходить из того, что он считает себя взрослым, независимым. Поэтому, безусловно, нужно присматривать, но нельзя следить.
Я знаю один пример, когда мама так следила за дочерью, что, в общем-то, испортила ей всю жизнь, и теперь эта выросшая дочь уже в возраст входит, а семьи своей нет, детей нет. Другой вариант — когда из-за недоверия и постоянных слежек взрослых ребенок начинает назло творить такое!.. В общем, в первую очередь, нужно следить за тем, чтобы остаться с подростком друзьями. Если вы не будете друзьями, то ничего хорошего не произойдет. Как вот в книжке: контакт родителей с дочерью был нарушен.
— Зная, что в книге описана реальная семья, я удивилась, как же так — год у родителей не было общения с ребёнком, мама и папа с дочерью не разговаривали…
— Да, они виноваты, что так произошло. Родители уехали на заработки, а девочка-подросток жила с бабушкой. И получилось, что при старенькой бабушке ребёнок делал, что хотел, а тут приехали родители и говорят: «Как это ты себя ведешь? Так нельзя, давай-ка будем возвращаться на исходные позиции». — «Какие позиции?! Я взрослый человек, что вы из меня снова делаете ребенка!» И всё, конфликтная ситуация.
Священник Александр Дьяченко. Фото: Юлия Маковейчук, pravmir.ru.
Выстраивать отношение с подростком – это целое искусство, тут конкретных рецептов — можно его оставлять одного или нет — дать нельзя. Надо знать этого ребенка, надо знать родителей, что они из себя представляют. Повторюсь, нужно добиться такого состояния, что вы друзья, а для этого стараться поменьше ребенка сваливать «на сторону», не доверять его играм, гаджетам, подсаживать на телевизионные передачи, фильмы, мультики.
Да, тебе некогда, всем нам трудно живётся, но ищи время и занимайся ребёнком. Гуляй с ним вместе, интересуйся, что он там читает, делись тем, что тебе интересно, ходи с ним куда-нибудь, — в планетарий, в кино, в театр. Не живешь ты в большом городе, — в лес сходи, на рыбалку сына возьми. Он дружить с тобой должен, он должен уважать тебя. Если этого не будет, то доверяй — не доверяй, без толку: ты дома не дашь им собраться, так они у соседей соберутся, они найдут, где.
…и секреты воспитания навыков
— Отец Александр, когда девочка из малышки превращается в девушку, что чувствует отец и в чём его можно предостеречь, на ваш взгляд?
— Вспоминаю свои отношения с дочкой: когда она была совсем маленькой, я умилялся, носил её на руках, подкидывал, целовал – для меня это была такая большая живая игрушка, к которой я привык, без которой уже не мог. Проходит время, и ребенок перестает быть игрушкой, он начинает ходить, говорить, — становится уже более-менее взрослым, самостоятельным человечком. Конечно, он еще маленький, еще полностью от тебя зависит. Но здесь уже начинается момент воспитания, многие вещи должны быть заложены в самом раннем детстве, особенно в православной семье. Основные христианские постулаты должны быть привиты ребёнку еще до того, как он войдет в возраст отрочества, чтобы для него это было естественным фоном бытия. Как это заложить? Да очень просто — ты начинаешь с ребёнком общаться, разговаривать, объяснять, призывать к какой-то своей ответственности.
Маленький ребенок воспринимает всё на уровне игры, но очень многое понимает в отношении взрослого. Он тебя уже давно раскусил, и если ты лжёшь, то он сразу это поймёт. Поэтому с ребёнком надо быть предельно честным, и нужно смотреть на маленького человека как бы в перспективе: с 7, 8, 9 лет понимать, что через 10 лет он будет взрослым и вы с ним должны остаться друзьями. То есть ты не должен не то что даже допускать рукоприкладства, а вообще его каким-то образом унижать, оскорблять, ломать как личность.
Помню, дочка в какой-то момент стала не очень хорошо учиться, и я подумал, что надо как-то её заинтересовать. И я ей объявил: дочь, школа – это твоя работа, а поскольку каждый человек, который ходит на работу, получает зарплату, вот и ты за хорошие оценки будешь получать столько-то, а за тройки и двойки штрафоваться. У нас с ней была разработана целая система, и она стала так хорошо учиться! Окончила школу, два института. Я ей недавно говорю, дескать, как хорошо у нас с тобой получилось, как я мудро тогда поступил, поставив тебя в экономическую зависимость. А она отвечает: «Знаешь, папа, сначала мне было интересно какие-то копеечки получать, а потом я просто полюбила учиться».
— А если говорить о православном воспитании, можно ли каким-то образом привить, скажем, навык любви к молитве?
— Не знаю, можно ли привить любовь к молитве, молитва – это дар Божий. Вот навык определённый – это да, но тут ребёнка заставлять нельзя ни в коем случае. Все наши православные традиции прививаются в человеке примером родителей. Если родители что-то делают, то и ребенок это будет делать.
Я помню, как во время поста супруга готовила дочке отдельно скоромную пищу, не спрашивая её, хочет она или нет. Дочь ест, смотрит на нас, — мы едим постовое. Проходит время, она говорит: «Я хочу, как вы». Мы объяснили, что это достаточно сложно. Она: «Всё равно хочу». Хорошо, и она стала поститься вместе с нами, и знаете, больше скажу: для неё пост всегда был очень важным временем, это уже на уровне подсознания, в любые времена и настроения, — как связующая ниточка с Церковью. А что было бы, если бы заставляли её поститься?
Я знаю пример одной православной гимназии, где дети обязательно должны быть на воскресном богослужении, понедельник у них тоже начинается с литургии, и еще в какой-то день у них литургия. Вы понимаете, насколько дети устают! И когда эти дети окончат гимназию, представьте, как они будут относиться к богослужению, — как к обузе! Нет, так нельзя. Всё, что в Церкви с детьми происходит, всё, что мы делам, прививая их к храму, должно приносить радость.
Священник Александр Дьяченко. Фото: Андрей Петров.
«Хочу такого мужа, как папа»
— Говорят, как отец относится к подрастающей дочке, такого же отношения она потом будет ждать и от мужа. Это так?
— Когда моя дочка стала девушкой, она мне как-то сказала: «Папа, я ищу такого, как ты»… Если отец производит на дочь положительное впечатление, если дочь любит своих родителей, она, конечно же, будет ожидать такого же отношения к ней от будущего мужа. И вообще, ребенок, вырастая в семье, начинает вольно или невольно выстраивать те же отношения, какие были у мамы с папой. Хотя тут свой опасный нюанс: если девушка хочет образ отца проявить в своём муже, она может невольно начать его прессинговать. Этого тоже нельзя допускать, не надо ничего ни в ком пытаться менять, женщина должна быть за мужем, должна слушаться мужа, а не отца.
— Вы как-то говорили, что супруг вашей дочери нецерковный человек. Да, с одной стороны, никого не надо насильно менять, с другой стороны, — наверное, можно как-то воздействовать? Дескать, зять, вот я священник, а ты в церковь не ходишь… Расскажите, пожалуйста, о каких-то основных точках взаимодействия «тесть — зять».
— У нас отношения с зятем ровные, спокойные, уважительные. Он очень много работает, постоянно в разъездах, или дома что-то конструирует, сидит за компьютером, чертит, разрабатывает. Поэтому у нас нет возможности общаться близко и долго. А в плане воздействия в религиозном отношении, конечно, мы с ним разговариваем, я могу что-то рассказывать, но очень ненавязчиво.
У меня всегда перед глазами пример из жизни Сергея Иосифовича Фуделя, мне об этом рассказывала Зинаида Андреевна Торопова, она в семье Фуделей прожила много лет. Я застал эту женщину еще живой и здоровой в городе Покрове. Сергей Иосифович умер в 1977 году, с 50-х годов Зинаида Андреевна была с ними, это, получается, более 20 лет человек жил рядом, приходил к ним, пил чай, ел, спал у них дома: она как дочка им была. И как-то я её спрашиваю: вы помните, каким в церкви был Сергей Иосифович? Она говорит: нет, не помню, я же не была тогда в церкви, я пошла в храм только после смерти Сергея Иосифовича. Я говорю: постойте, как же так, вы жили рядом с праведником, с исповедником, который столько лет просидел в тюрьме за веру, что же, он вам ничего не говорил? Она отвечает: вы знаете, он никогда не навязывал мне свою точку зрения… А вот когда этот человек умер, пример его жизни подвигнул её на то, что она стала человеком высокого духовного плана. Так что всему своё время.
— Отец Александр, как родителям поступать, когда молодые ссорятся: заступиться за «своего», помочь разобраться или вообще не вмешиваться?
— Что тут можно сказать? Из жизненных наблюдений: очень часто мужчина хороший, потому что жена у него хорошая. Если хороший священник, значит, у него хорошая матушка. Если человек чего-то добивается в науке, в искусстве, — значит, у него хороший тыл и поддержка того, кто рядом…
Молодые, вступая в брак, будут, конечно, ссориться, но у дочери на свадьбе я встал и сказал: «Дорогая моя, я твоей отец, я вам всегда помогу, я о вас всегда помолюсь, но семья – это ваша семья, вот твой муж, он глава семьи, будь любезна, – слушайся мужа». Я не призываю к домострою, к отношению к мужу как к господину, которому нужно сапоги снимать. Но правильное понимание того, что это твой муж, что это твоя семья, — очень важно. И убежать переночевать к родителям, как это часто бывает, когда молодые начинают между собой ругаться, — это не дело. Если дочь уходит ночевать от мужа к маме — это уже начало развода, это убегание от проблем. Конечно, нам будет жалко своих детей, мы же их любим, нам хочется их защитить. Но если речь не идёт о каких-то совсем ужасных вещах, — то не надо вмешиваться. Пускай они сами отвечают за свою семью и сами свои проблемы решают.
Если они любят друг друга, то эта любовь не пропадает, бытовуха не может уничтожить настоящие отношения. Ведь настоящая любовь — это не некое чувство, которое у тебя появилось вначале, а потом прошло, оставив только терпение: как бы выдержать. Ничего подобного, любовь должна возрастать, укрепляться, должно наступить такое состояние, что я без тебя не могу, без тебя мне жизнь не мила. Что мы, действительно, единое тело.
Поэтому нам, родителям выросших детей, нужно быть настолько терпимыми, настолько выдержанными, настолько мудрыми! И стараться максимально не вмешиваться в дела детей, а лучше стараться вымаливать их.
Для чего нужны дедушки и бабушки
— Отец Александр, у вас две маленькие внучки. Поделитесь, как это — вдруг из папы стать дедушкой? Какие ощущения у вас?
— Одна наша прихожанка как-то сказала, что дети – они наши дети, пока не вырастут, а внуки – это до смерти. И вот сейчас у меня такое ощущение, что была одна маленькая дочь, а теперь у меня их две, и плюс ответственность за всю эту семью. Это новое состояние. Когда-то меня моя маленькая дочечка слушалась и любила, могла прижаться, обняться, я её мог на ручках поносить, а теперь я этих двух могу и тискать, и на себе таскать, и прыгают они на мне, — и это моя отрада. Я снова, как будто по спирали, вернулся назад на 25 лет, я снова переживаю те же самые эмоции, те же самые чувства, они мне дают силы, эти ребятишки!
Священник Александр Дьяченко с внучками. Фото из личного архива.
А вот непосредственно отвечают за этих малышей их родители, они воспитывают. Очень часто бабушки с дедушками сетуют: «Ох, родители не то делают и не так». Я всегда отвечаю: «Смиряйтесь, всё равно дитя будет поступать так, как говорят мама и папа, а не дедушка и бабушка. Вы своё вложили в своих детей, вы своё дело сделали, а теперь то, что вы вложили, отражается в ваших внуках».
Для чего нужны дедушки и бабушки? Для того чтобы баловать внуков, в этом отношении мы незаменимы. Но ты должен всегда подчеркивать, что в иерархии ценностей ребенка – родители выше дедушки и бабушки. Ты стоишь в стороне и наслаждаешься, пока эти малыши – малыши. Ты всю свою любовь отдаёшь им, а потом они подрастают и им с дедушкой и бабушкой уже неинтересно, а мы начинаем на них обижаться. А я и тут советую: смиритесь, это же замечательно, что в своё время вы получили любовь маленьких существ, это же такая радость! Они тоже выросли – стали взрослыми людьми, всё, вы своё отработали. Каждое поколение получает своё, и при правильном отношении к ним они вас никогда не забудут.
Священник Александр Дьяченко с внучками. Фото из личного архива.
«Его называли либеральным священником». Как отец Александр Парфенов поплатился местом в епархии за активизм
В Ростове на пять лет отлучили от служения священника Русской православной церкви Александра Парфенова. Он известен в регионе своей активной гражданской позицией: подписывал обращение в защиту фигурантов «московского дела», боролся за сохранение исторического памятника. Официальную причину отстранения Парфенова от служения в епархии не назвали. Но он сам считает, что священник с активной гражданской и политической позицией неудобен.
Embed Поделиться Embed Поделиться Код скопирован в буфер обмена ширина px высота px The URL has been copied to your clipboard
No media source currently available
0:00 0:04:26 0:00
Спасо-Яковлевский Димитриев монастырь – последнее место последнее служения Александра Парфенова. Теперь он ходит в храм как обычный прихожанин. Священника Ярославской епархии отстранили от службы на пять лет в конце 2019 года. Официальную причину он до сих пор не знает.
«Показали этот указ – на 5 лет . Причем решение суда не было выдано, был выдан указ. Чтобы все знали, что я служить не имею права. Ну, вот я и опубликовал в сети фейсбук. Об этом узнала, как минимум, вся страна», – говорит он.
Парфенов считает, что наказание связано с его гражданской позицией. Священник подписывал петицию в защиту фигурантов «московского дела» и боролся за сохранение ростовского исторического памятника – урочища «Гора святой Марии». Живописное место отдано под разработку карьера. Парфенов говорит, ему неоднократно намекали: огласку проблемы надо прекращать.
Официально претензии в епархии ему предъявили лишь за один проступок. Парфенов передал церковные книги из сельского храма, где служил, в светское учреждение – государственный архив.
«Из этого сельского храма, это Казанский храм села Скотиново, я передал на государственное хранение россыпь архивных документов, которая не числилась в описи прихода, которая была найдена моим сыном. И поскольку жизнь там, на селе, как-то замирала, я вот принял такое решение – передать этот документ в музей на хранение», – говорит Парфенов.
Сопредседатель «Партии народной свободы» (ПАРНАС) в Ярославской области Даниил Зубов знаком с Парфеновым несколько лет. Он считает, что история с передачей документов – это лишь формальный повод.
«У него много врагов, особенно в петровском благочинии, это город Петровск Ростовского района, и там у него сразу не задались отношения с местным руководством, где в достаточно грубой форме его пытались осадить, в том числе в социальных сетях, за его деятельность. Его там не раз называли либеральным священником с упреком, с укором, что он увлекся либерализмом. Так что я думаю, какую-то роль безусловно это сыграло», – говорит Зубов.
Подписание петиции в защиту фигурантов «московского дела» стало резонансным поступком. Парфенов говорит, что не подписать обращение не мог.
«Но было очень обидно, потому что молодежь вот этого насилия такого, двойной морали, двойных стандартов, она не понимает. Это может быть понимают советские люди, но не мы. И видно, что людям, которые даже случайно попали вот в этот вот переплет протестный, давали большие сроки, большие. Всегда кипит возмущение и всегда не знаешь, чем помочь», – рассказывает священник.
Клирик московского храма Космы и Дамиана в Шубине Иоанн Гуайта тоже подписал петицию в защиту участников акций протеста против итогов выборов в Мосгордуму. В день митингов он разрешил протестующим укрыться от силовиков в храме. Этот поступок для него не политическая акция, а акт сострадания.
«Не было никакой с нашей стороны политической акции, специально давать прибежище и так далее. Потому что, слава Богу, такое прибежище есть всегда. Безусловно, то, что я видел через окна церковные на нашем переулке, безусловно, было насилие со стороны правоохранительных органов по отношению к этой молодежи. Это недопустимо. Это полное нарушение закона. И безусловно, кто-то должен за это отвечать», – говорит он.
Читай нас в Яндекс-Дзене
Подписаться
По словам отца Иоанна, его поступок никаких нареканий со стороны руководства не вызвал. Официально после подписания обращения от должности не был отстранен ни один священник. Ярославская епархия в прессе заявляла, что Парфенова отстранили за «не должное осуществление» им его прямых обязанностей. Настоящему Времени ситуацию в епархии не прокомментировали. Ростовский священник в отставке сейчас занимается светскими делами – проводит экскурсии по Ростову и собирается писать книгу об истории города.
священник Александр ДьяченкоЧудо быть дедушкой. Рассказы о себе и самых близких
Эту книгу мы с бабушкой посвящаем нашим дорогим внучкам – Алисе и Полине
Допущено к распространению Издательским советом Русской Православной Церкви
ИС Р18-810-0374
Предисловие
За последние два десятка лет у нас появился новый литературный жанр – записки священника. Это закономерно: кто, как не священник, ежедневно беседующий со множеством самых разных людей, наблюдающий их жизнь на протяжении месяцев и лет, принимающий их исповеди и духовно участвующий в их судьбах, становится настоящим сердцеведом, знатоком тайных движений души и свидетелем тех спасительных путей, по которым Господь выводит каждого человека из глубин неведения, душевной слепоты, а порой и отчаянья. Он находится в самом центре народной жизни: через него совершаются крещения, дающие человеку новое рождение в Духе, и отпевания, провожающие усопшего в последний путь. Кто, как не он, может поведать и о глубинах национального сознания, и о современных нравах, о человеческих трагедиях, и, конечно, о спасительных чудесах, которые порой случаются по молитвам просящего.
Читать такие книги всегда интересно, увлекательно и полезно: с одной стороны, автор дает в них представление о социальном срезе общества и его психологическом состоянии, с другой – духовным взглядом священника проникает куда глубже поверхностной канвы, устремляясь к человеческому сердцу. Его и без того, как правило, большая семья увеличивается за счет прихожан, его личные духовные и житейские истории ежедневно пополняются новыми сюжетами и откровениями, так что само пространство его бытия расширяется, переливаясь через край собственного существования.
Новая книга протоиерея Александра Дьяченко именно такое свидетельство. Читая ее, мы словно входим в его ближний круг, знакомимся с матушкой, дочкой, матерью и отцом, зятем, а главное, с двумя маленькими внучками – Полиной и Алисой, – наблюдаем их забавные шалости, слушаем детские шутки, удивляемся их открытию мира и ранним проблескам религиозного опыта, отмечаем их взросление, внутренне подключаемся к этим очень теплым, нежным и трогательным отношениям дедушки и внучек, отца и дочери, священника и его матушки, которые здесь, в этой семье, состоящей из нескольких поколений, снова и снова возвращают нам понимание ее непреходящей ценности.
Но и прихожане храма, где служит отец Александр, составляют предмет его переживаний и забот: Виктор, у которого болеет дочка Катенька; Сережа и Аня, у которых никак не получилось родить ребенка; мэр города, чаявший дождаться внуков и получивший просимое по молитвам Церкви; бесплодная Наталья; неудавшийся самоубийца; вымоленные дети; умирающие младенцы – трехмесячный Матвейчик и двухлетний Дениска; страдающий от гемофилии восьмилетний Ванечка, его самоотверженная мать Мария…
Разные люди собираются вокруг священника, который становится для них воистину «отцом»: сельчане и горожане, работяги и бомжи, коммерсанты и военные, преподаватели и студенты, старики и дети.
Удивительны их судьбы и те пути, по которым они приходят в храм Божий, получая здесь утешение и помощь.
В сюжетах, рассказанных отцом Александром, помимо описания человеческих характеров и воспоминаний очевидцев, встает исторический фон русской жизни XX века: гонения на Церковь, Великая Отечественная война, послевоенная разруха и голод. В них всплывают и скорби современных людей – печальное наследие как богоборческой эпохи, так и развала СССР: безработица и алкоголизм, развал семей и брошенные дети, житейская неустроенность и борьба за выживание, женское бесплодие и аборты, смерть невинных младенцев, неизлечимые болезни, преступность, эмиграция, самоубийства, отказ подростков от посещения храма, а умирающих – от покаяния на смертном одре…
И все это человеческое горе стекается к священнику, призванному утешить и умирить растерянных, а то и вовсе отчаявшихся людей, преобразить их страдания в молитву упования и надежды.
Порой автор пересказывает нам истории, услышанные им от его собратьев – других священников и прихожан: это и рассказы, которые по своему жанру можно определить как святочные, это и повествования о чудесах, достойные житийных записей, это и реалистические картины жизни наших соотечественников, узнаваемые, взывающие к пониманию и сочувствию.
Несколько рассказов книги посвящают нас в печальные обстоятельства детей из сиротских домов, попавших туда по вине родителей. Тема детского страдания традиционна для русской словесности. Но тут она вплетена в канву живых историй, рассказанных священниками, опекающими детские приюты, сотрудниками детдомов или же самими детьми. Каждая судьба брошенного ребенка трагична по-своему и одинакова по своему истоку – отсутствию любви и изгнанию Бога из человеческого сердца. Неслучайно вокруг храма, где служит автор книги, есть полный набор, предоставляемый пенитенциарной системой: детская колония, зона для девочек, тюрьма для уголовников-туберкулезников.
Рассказы отца Александра Дьяченко исполнены боли за исковерканные души, поломанные судьбы, но и написаны с любовью к отверженным и «падшим». Тепло этой любви почти физически обдает читателя и не оставляет его без надежды.
Книга называется «Чудо быть дедушкой», и это название прекрасно характеризует и образ автора, и его отношение к миру: это действительно добрый пастырь, дедушка-священник, причем дедушка не только для своих внучек, о которых он записывает свои наблюдения «Дедушкины горошинки», но и для всех нас, словесных овец – прихожан и читателей, людей как церковных, так и не церковных, а лишь нерешительно стоящих у дверей храма, но ищущих любви нелицемерной и упования непререкаемого.
Олеся Николаева
Дедушкины горошинки
Горошинка в самом начале
Сегодня венчал двоих уже пожилых людей. Решили сорокалетие совместной жизни подтвердить венчанием. В конце оба очень расчувствовались и едва сдерживали слезы.
Единственным свидетелем бабушки и дедушки была их маленькая трехлетняя внучка. Золотой ребенок, всю службу простояла не шелохнувшись.
В завершение таинства обычно предлагаешь супругам поздравить друг друга поцелуем. Затем разворачиваешь молодых к многочисленным родственникам и друзьям, а те спешат с поздравлениями.
И сейчас мы повернулись от алтаря, а в храме одна-единственная кроха. К ней я и обратился:
– Подойди, дитя, и поздравь своих дедушку и бабушку. Сегодня у них большой праздник.
Девочка подходит к дедушке, просит его наклониться и что-то шепчет ему на ухо. Дед берет ее на руки и, немного смущаясь, говорит мне:
– Батюшка, она требует поцеловать вас в щечку. Вы не против?
И малышка носиком утыкается мне в бороду.
Видимо, детское сердечко потребовало восстановить справедливость. Батюшку-то никто не поцеловал. Жалко батюшку.
А я подумал: ну вот, это же явный знак – пора собираться в Москву, там мои внучки. Там меня ждут.
Высокая философия
Да, согласен. Дети, если мы с вами нормальные родители и выполняем свой родительский долг, безусловно, наши должники. В той или иной степени мы можем рассчитывать на их ответную благодарность.
Но не внуки. Сейчас я особенно остро понимаю, что внуки – это не обязанность, это награда. Не случайно в чинопоследовании таинства Брака, как Божие благословение, испрашивается: дождаться и увидеть «детей своих детей».
Пускай родители их растят, думают об образовании, заботятся обо всем на свете, нам достается самое сладкое – радость от общения с маленьким человеком. И даже если мы вложим в них всю свою душу, средства, оставшиеся время и силы, они все равно ничего нам не будут должны. Потому, что главное мы сами получаем уже в самом начале: радость от их улыбок, объятий, неумелых, но искренних поцелуев.
Проживешь жизнь, чего-то все добиваешься, суетишься, постоянно чем-то озабочен, неудовлетворен, а не понимаешь, что самое драгоценное в твоей жизни – это момент, когда маленькая детская ручонка подергает тебя за бороду и маленький ротик улыбнется тебе доверчивой беззубой улыбкой.
Мысли вслух
Вчера вечером мы ждали в гости Алису с мамой. Те обещались приехать вечером, а примчались утром. Перед началом соборования я уже знал, что они приехали. Душа так возликовала от предвкушения предстоящей встречи, что соборовал пятьдесят человек на таком же подъеме, как если бы их было всего только пять.
Потом чуть ли не бегом мчался домой. А они как раз вышли на прогулку. Увидел свою улыбающуюся двузубую Алису – и все, растаял. Забыл обо всем, даже дочку не поцеловал, словно я ее и не люблю. Как же не люблю? Ради них и живу.
Странно все это. Откуда берутся такие чувства? Умом понимаю, что пройдет немного времени и подросшая Алиса забудет деда, так же как и я уже не помню своих стариков.
Наверно, это какая-то неведомая нам внутрисер-дечная химия заставляет так беззаветно любить внуков. По-другому не объяснить.
Подработочка
Моя Алиса на выходные приехала к нам вместе с мамой. Время идет, ребенку уже седьмой месяц, пора оформлять загранпаспорт. А сегодня они решили причаститься и приехали на литургию, где-то за полчаса до выноса чаши. Зашли в храм, и Алиса раскричалась, что-то, видать, ей не понравилось, а может, просто время пришло перекусить. Тогда мама вынесла дитя в притвор, присела на маленькую скамеечку и дала Алисе грудь.
Сейчас изобрели такие одежки, с которыми можно кормить ребенка и мамину грудь совсем не видно.
Сидят они так молча. В притвор заходят несколько молодых людей, посмотрели на моих девчонок, как дочке показалось, сочувственно, и полезли в карманы.
– Смотрю, – продолжает дочка, – кладут деньги в мисочку передо мною и проходят дальше в храм. Огляделась, оказалось, что присели мы на месте, где обычно побирается наша цыганка.
Та пошла в церковь причастить ребенка, а рабочее место оставила без присмотра, вот мои ребята его и оккупировали.
Оказывается, у нас можно быть прилично одетым, ни у кого ничего не просить, и при этом подрабатывать, собирая милостыню. Так моя Алиса в шесть с половиной месяцев заработала свои первые несколько сотен рублей, которые, правда, они с мамой великодушно оставили цыганке.
Вот так всегда
Сегодня Алиса с мамой укатили к себе в Москву. До этих пяти дней нашего непрерывного радостного общения я был «дедушка приезжающий» на часок-другой. А за это время мы так славно подружились. Сколько было вместе всего переползано, сколько спето и станцовано. Вставать самостоятельно научились.
Утром осознал, что уезжает, и на глаза навернулись слезы.
И еще я понял, почему так популярны коллективы поющих ветеранов. После этих дней непрерывных тренировок я вполне сгодился бы для какого-нибудь третьеразрядного ансамбля песни и свистопляски.
Подвиг
Сегодня гостил в Москве у моей дорогой Алисы. Все шло замечательно, пока девочка, улучив момент, не сиганула с дивана вниз головою. Бедная моя внучка, как она кричала! Мама носила ее на ручках, а она не успокаивалась и продолжала плакать. Слышу ее рыдания и чувствую: еще минута-другая, не выдержу и от жалости к ней сам заплачу.
Наконец малышка заснула, и спала, распластавшись на маме, иногда вздрагивая и всхлипывая во сне. Дочка, не шелохнувшись, просидела так целый час. Я тоже сидел рядом с ними и страдал. Наконец Алиса проснулась, посмотрела на меня и улыбнулась. И я снова чуть не заплакал, но только уже от радости.
Скажу со всей ответственностью: какой это тяжелый труд – быть мамой!
Недоуменный вопрос
Бабушка с Алисой отправились в магазин. Сами внутрь прошли, а самокат оставили на крылечке. Из магазина выходят, а самоката нет.
Пришлось идти и покупать новый. Алиса с удивлением рассматривает новинку и недоумевает:
– У меня что же, теперь будет два самоката?
Бабушка, как может, пытается объяснить малышке, что ее транспортное средство, на котором по утрам она, еще сонная, отправляется в садик, умыкнули. Но проблема: дитя никак не сообразит, что означает «украли». Зачем «украли», если можно просто взять и покататься?
Инопланетяне?
Сейчас имею возможность наблюдать за моими внучками. Старшая на самом деле еще очень маленькая, ей всего два года и три месяца. Она вместе с младшей сосет мамину грудь, еще не способна назвать свое имя. Многие словозаменители в ее устах звучат очень смешно. Например, банан – это «нбан», ноги – «гоньги» и т. д. Заигравшись, может и не успеть добежать до горшка.
Но слово «айпад» произносит четко и без всякого акцента. Сама включает и выключает эту штуковину, чего я, кстати, делать не умею. Свободно выбирает интересующую ее игру и играет в нее блестяще, находит и ставит себе мультики. Такое впечатление, будто этот компьютер есть ее органичное продолжение.
Не знаю, что и думать, может, эти дети принадлежат уже какой-то иной цивилизации? Неужели инопланетяне?
Мегаполис
Был в Москве. Люблю я этот город. В нем никому нет до тебя дела, и тебе тоже, есть дело только до самого себя. Вокруг тебя все движется, причем одновременно и во все стороны. Множество народу, пробегающего мимо, задевающего, отталкивающего и не извиняющегося при этом. Все верно, в большой семье, как говорится, «не стой под стрелой».
Выходим из гипермегасупермаркета, раздавившего меня, провинциала, громадьем своих этажей. Идем к машине. Дочь возмущается, ну вот, еще и автостоянку умудрились превратить в овощной рынок. Что делать? Москва хочет есть, а ест она много. Только со стоянки из-за арбузов выезжать действительно трудновато.
Останавливаемся возле автомобиля, дочка укладывает авоськи в багажник, матушка сторожит перманентно в любую сторону готовую сорваться Алису. Я стою рядом и держу в одной руке пакет, а другой прижимаю к себе мою маленькую восьмимесячную Полинку-Пылинку, время от времени целуя ее в макушку.
Вижу женщину, наверно, одних со мной лет, одета она очень просто, в руках привычные авоськи.
Проходит мимо и смотрит на меня. Поравнявшись, улыбается и понимающе кивает в сторону Полинки:
– Самая сладкая?
– Ага, – только и нашелся что ответить.
Сегодня вернулся домой и подумал: за эти дни передо мной промелькнуло множество людей, а я не запомнил ни одного лица, вообще ни одного, ни одного автомобиля, может, два или три здания, не больше. Кроме этой улыбнувшейся мне женщины. Ее лицо, ее глаза, улыбка и слова, попавшие в самую точку.
Постижение истины
Две мои красавицы первый раз в своей жизни наряжают елку. Алиса, как старшая, ей два с половиной года, вешает на елку шары, подготовленные мамой. Младшая Полина, ей ровно год, пока старшая сестра вешает новый шар, старательно снимает предыдущий.
Снимает и подает Алисе. Алиса без всяких признаков раздражения берет у младшей снятый шар и снова цепляет его на елку, а Полинкауже пыхтит, снимая предыдущий. И так до изнеможения.
И знаете, я с ними солидарен. Опытным путем подтверждается вечная истина: в нашей жизни результат ничто, главное – сам процесс.
К закону Ньютона
Вчера днем подошел к окну и увидел играющего во дворе мальчика, ровесника моей Полинки. Два месяца назад ему сделали операцию на сердце. Мы всем приходом молились, чтобы операция прошла благополучно. А потом еще целый месяц после, когда температура из-за возникшего осложнения никак не хотела возвращаться к норме. Малыш уверенно бежал к песочнице, мама за ним едва поспевала.
Я порадовался и попросил:
– Благослови, Господи, это дитя, – и через стекло перекрестил.
Вдруг слышу, как у меня зазвонил скайп. Обычно на связь мои путешественники – сейчас они отдыхают на море – выходят совсем поздно вечером. Бегу, включаю и вижу Полинку. Та видит меня, улыбается и кричит:
– Дедушка!
Потом на экране появляется матушка:
– Прости, что беспокоим в неурочное время. Это все Полинка. Играла себе спокойно и вдруг требует: «Баба, а давай позвоним дедушке!»
Я подумал: интересно получается, хочешь, чтобы тебя вспоминали твои дети, не забывай благословлять и чужих.
Устами младенца…
Ко мне из столицы приехали сразу четверо моих девиц – бабушка, дочь и обе внучки. С одной стороны, это замечательно, но с другой – совершенно никакой личной жизни, постоянно кого-то мою, с кем-то гуляю, кого-то трясу на руках.
В Москве, где живут мои красавицы, народ очень воспитанный и интеллигентный. Даже когда папа моих внучек прокатил Алису на попе в новых штанах по ржавой горке, окружающие сделали вид, что ничего не заметили. Жалко, конечно, такие замечательные штаны испортили, но что делать, приходится носить, других все равно нет. Вот и приехала в гости ко мне моя старшенькая с огромным рыжим пятном сзади на штанах. Зато теперь любая ржавая горка нам, как говорится, по плечу.
У нас в поселке народ много проще. Вчера подходит к матушке девчушка, маленькая, лет шести, показывает на Алису, а вернее, на ржавое пятно и укоризненно заявляет:
– А попа-то у вас грязная.
Матушка начинает виновато оправдываться:
– Что делать? Не усмотрели.
– Так вы штаны-то постирайте, – не успокаивается ребенок.
Матушка вечером, правда, без особой надежды, взяла да и постирала. А сегодня они радуют нас своим первозданным цветом.
И правду говорят: устами младенца глаголет истина.
Перевертыши
Звонит сегодня дочка и рассказывает, как ездила на службу причащать обеих наших внучек.
– Ты что, одна ездила?
– Да, а что тут такого? Детей в машину посадила – и в храм к причастию.
– Это понятно. А в храме-то как с обеими одновременно управлялась?
– Очень просто. Первой причастила Полинку и положила ее на пол. А потом уже и Лису.
– Положила на пол?! А кроме тебя в храме был еще кто-нибудь?
– Конечно, причастников собралось очень много.
– И никто не вызвался подержать Полинку?
– Нет.
– А что же они делали?
– Как – что? Папа, как будто ты не знаешь?! Стояли, скрестив руки на груди, и ожидали своей очереди. Наверно, молились.
Дочь говорила это совершенно спокойно, без всякого раздражения и видимой обиды на окружающих. Став москвичкой, она привыкла рассчитывать только на собственные силы. Издержки большого города? Людей оставляет любовь? Только бы ее она не оставляла.
Внучки уехали
Проводили родненьких. Обнимали, махали ручками и крестили вслед отъезжающей машине.
Поднимаемся к себе, матушка идет впереди и причитает:
– Ну вот, никто теперь не будет скакать и прыгать.
– Да, и над ухом орать тоже не будет.
– Некого мне теперь обнимать и целовать, – продолжается матушкино причитание.
– Матушка, – стараюсь отвлечь ее от горестных мыслей, – а как же я? Я-то остался.
Матушка поворачивается, смотрит на меня внимательно, пытаясь уловить подвох, и, устало махнув рукой, теперь уже молча, продолжает подниматься вверх по лестнице.
Собственное мнение
Матушка с нашей младшей внучкой Полинкой, ей год и месяц, рассматривают фотографии, что висят на стенах в коридоре. Раньше они делали то же самое, но только со старшей Алисой, сейчас ей два с половиной. Всех Лиса узнает, а папу со свадебной фотки упрямо называет «дядей».
Бабушка ей уже сто раз повторила:
– Лиса, это не «дядя», это твой папа. Но та продолжает упорствовать и настаивает на своем варианте.
Пришло время изучать фотографии нашей Полинке. Бабушка с Полей, Лиса играет в детской.
– Это у нас кто? Правильно, это наша Полиночка. Так, а это наша Алиса.
Дошли до свадебной родительской фотографии.
Бабушка:
– А это наша мама, видишь, какая она у нас красивая. А рядом с ней твой папа.
В то же мгновение из детской, как бы между прочим, раздается спокойное, но непоколебимое:
– Это дядя!
О том, как все тайное становится явным
Заметил на матушкином мобильнике новую фотографию нашей младшенькой внучки. Давно уже я их не видел. Планировал на сырной седмице съездить повидаться, не получилось. И до того захотелось ее поцеловать, ну сил никаких нет! Матушка отвернулась, я и чмокнул. А телефон сенсорный, сразу какой-то блютуз и выскочил. Убрать окошко не вышло, и я свое получил.
Так что в наше время чувства лучше не проявлять. И с гаджетами этими ухо следует держать востро.
Загадочная женская душа
Вчера с зятем встречали наших девчонок. Те прилетели из Черногории. Младшая полуторагодовалая Полинка за месяц совершенно отвыкла от папы, не говоря уже про бородатого деда, от одного вида которого она и раньше приходила в ужас.
Там в Черногории малышка могла спокойно ухватиться за руку незнакомого ей черногорца и отправиться гулять с ним вдоль побережья.
Здесь же, в аэропорту, папа попробовал было взять ее на руки, так дочь раскричалась на все Домодедово. Правда, здесь еще и дед усугубил обстановку. Подкрался сзади и поцеловал дитя в затылок. Возможно, это и повлияло на настроение ребенка, но я не об этом.
Вечером их семейство, отправившись гулять, уже в Москве, у себя в районе, набрело на неподвижно лежащего человека. Посмотрели, не нужна ли помощь. Оказалось, нет, пьян в дымину. Ладно, пошли дальше, вдруг спохватились: нигде нет Полинки. Побежали назад искать и обнаружили лежащей на земле рядом с пьянчужкой.
Вот и терзайся дедушка в догадках.
С ЛЮБИМЫМИ НЕ РАССТАВАЙТЕСЬ! СВЯЩЕННИК АЛЕКСАНДР ДЬЯЧЕНКО
Несколько лет назад я написал было текст с таким же названием. Потом понял, что написал, поддавшись чувствам, слишком резко и осуждающе. Стер. Но мысли на эту тему меня никогда не покидают. Потому что это моя ежедневная жизнь. Вот, попытался вновь ее озвучить.
- Поделиться
Открыть в полный размер
У нас в поселке жила семья, муж с женой, обоим где-то под 40, и двое их детей: девочка лет 17 и мальчик порядка 10. Семья была на виду, держала небольшой продуктовый магазинчик. В церковь они не ходили. Одно время он попивал, но одумался: говорят, жену любил, боялся потерять. Он ездил на «девятке», а жена – на подержанной иномарке. Как-то сломалась у Татьяны машина, и ее отогнали на ремонт в соседний с нами городок.
Через пару дней в обеденный перерыв он заехал к ней на работу, и они вместе отправились ее забирать. Машину вел муж. Пока стояли и ждали на красный свет светофора, что как раз рядом с тамошней церковью, их машинку сзади слегка стукнули, и она, выкатившись на перекресток, угодила под грузовик. Татьяна сидела рядом с водителем, не пристегнувшись ремнем безопасности, и, по инерции вылетев через лобовое стекло, сильно ударилась об асфальт и погибла. Правда, сразу после аварии она еще дышала, и сердце билось вполне исправно. Говорили, будто ее можно было спасти, «скорая» вовремя доставила ее в больницу. Но то ли никого из хирургов не оказалось на месте, то ли главная наша российская беда вмешалась и не позволила скальпелю попасть туда, куда нужно, но женщина умерла прямо на операционном столе.
Татьяну многие знали и, я слышал, любили. Потому и не удивился, когда увидел, как много людей пришло в храм на отпевание. На ее мужа было страшно смотреть. Он даже ходил как робот, не сгибая ног в коленях и шаркая, точно старик. В дни похорон мне с ним удалось поговорить. Я сказал ему: если она тебе дорога, знай, что любовь не умирает, – и просил молиться о жене и еще – держать себя в руках, ни в коем случае не позволять себе снова начать пить. Теперь он единственный в семье кормилец и для своих детей папа и мама в одном лице.
– Докажи свою любовь к жене заботой о детях, – говорил я ему, – ей это будет в радость.
Он клятвенно обещал исполнять всё, о чем я его просил. После похорон я его уже больше не видел.
И еще я обратил внимание. Несмотря на то, что проводить Татьяну в последний путь пришло очень много людей, потом в поминальных записках я почти не встречал ее имени. Выходит, пришел народ на поминки, поел, попил, а потом взял и вычеркнул человека из памяти. На отпевании плакали, а во время сорокоуста я один ее и поминал.
Месяца через три случайно узнаю: муж Татьяны, распивая на берегу возле речки с друзьями, вдруг решил покончить с собой. Мол, чувство вины замучило. Пошел и нырнул вниз головой. Речку нашу в половодье воробей вброд переходит, так что бедолага просто свернул себе шею. Слава Богу, позвонки сломались так, что поддались лечению, но все равно с полгода он провалялся на больничной койке и долго потом еще не работал.
Об этой беде мне рассказала его дочь; она пришла помолиться о матери, смотрю: а пальтишко на ней совсем не по сезону. Подошел к ней. Спрашиваю:
– А живете на что?
– Я работаю, батюшка.
Она устроилась в детский сад музыкальным работником. Зарплата, конечно, маленькая, но, благо, бабушка делится своей пенсией.
– А пальто или куртка зимняя – хоть что-нибудь теплое у тебя есть?
Девочка пожимает плечами:
– Мама хотела купить, не успела.
Сколько было у Татьяны друзей, а о детях ее никто не вспомнил. Так горько стало. Представил, что передо мной не какой-то человек мне чужой, а мой собственный ребенок, перебивающийся впроголодь. Пошел, вывернул карманы, собрал все, что было, и отдал ей.
– Купи себе что-нибудь теплое. И вообще, приходите, не стесняйтесь. Уж чем-чем, а едой и одеждой мы вам всегда поможем.
Слезы.
На следующий день ее бабушка подходит ко мне в храме и громко так шепотом:
– Никогда, слышите, никогда больше так не делайте! Мы не нищие и в вашей помощи не нуждаемся!
Предложил прийти домой, пособоровать неудавшегося самоубийцу. Отказался. Разговаривать со мной не хочет. Теперь во всех его бедах виноват Господь Бог. Словно не он за рулем сидел, а Христос его машиной рулил. Раз авария случилась возле церкви – значит, Бог и виноват. А если бы Татьяна погибла возле пожарки, то виноватым был бы министр МЧС. А то, что убить себя собирался, так это все от «великой любви».
***
Любовь. В машине радио включишь – по всем каналам или про курс доллара, или про любовь. И так весь день. Домой приедешь – тебе по телевизору под эти же песни еще и танцуют. Какую книжку, журнал ни возьми – самая частая тема «любовь». Все это, конечно, красиво, но я вот что думаю: нет на земле любви, не земная это птица. Слишком высоко она парит, и мало кто с ней пересекается. Годами наблюдая в храме за людьми, я все чаще и чаще прихожу к этому выводу.
Ушел человек из жизни, родные плачут. Думаешь: эти точно станут приходить на панихиды. Ведь если над мертвым телом так убиваются, то о бессмертной душе непременно побеспокоятся. Но боль утраты когда-то притупляется, и до храма доходят единицы.
Давно замечаю: дети если и зайдут помянуть родителей, то, за редким исключением, всего-то раз-другой. На каждом отпевании я прошу не забывать о любви, этом единственном чувстве, что, полагая начало на земле, имеет продолжение в вечности. Точно не слышат.
Мужья о женах и наоборот, за редким исключением, почти не молятся. Если много лет прожили вместе, будут страдать, тосковать, но в церковь почему-то не идут.
Помню одного пожилого мужчину, который после смерти жены приходил на все литургии и панихиды все 40 дней. На моей памяти это был единственный человек, который так молился о своей любимой, – больше я таких случаев не знаю.
- Поделиться
Открыть в полный размер Земные чувства обычно заканчиваются краем могилы, а любовь продолжается в вечности. Сейчас они оба упокоились у нас на кладбище под одним общим памятником. Бывая рядом, всегда подхожу к их могиле. Разве можно пройти мимо тех, кто любит?
А если супруги молодые и вместе пожили всего ничего, то порой забывают еще до 40 дней. Смотришь: две-три недели прошло, а уже с другой живет. Всеми силами стараясь забыть ту, о которой обещал мне молиться всю жизнь.
Иоанн, апостол любви, говорит, что Бог есть любовь. А если нет в тебе благодати, то и любви в тебе нет и быть не может, как бы ты ни доказывал обратное. Любовь, как и Царство Небесное, дается в награду и усилием достигается.
Почему же мы, тем не менее, все время говорим о любви? Потому что уверены, будто имеем ее. Говорим, что любовь – чувство святое и оправдываем этим чувством порой самые бессовестные поступки. Почему он бросил жену, да еще и с детьми? Потому что «полюбил» другую. «Полюбил» – тогда все свято.
Когда я еще работал на железной дороге, то у одной работницы, женщины одинокой, погиб единственный 12-летний сын. Наша смена тогда работала в ночь. Кто-то позвонил и попросил ей сообщить. Весть о гибели мальчика передавалась от одного участка к другому, пока не отыскала несчастную. Почему-то я отчетливо запомнил ту ночную смену. Моя рация была включена, и я слышал, как оператор просил найти мать и рассказать, что ее мальчик утонул. Я слушал переговоры и все думал об этой женщине.
Вот, пока еще она пребывает в неведении. А узнает обо всем минут через пять. И эти пять минут ее жизни бесценны, потому что это последние минуты, когда она еще счастлива. Наверняка даже сама не подозревая, что счастлива. Может, именно в этот момент она недовольна зарплатой, или рабочим графиком, или плохими оценками сына. Сейчас ей расскажут, и ее жизнь разделится надвое – на до и после этого известия. И она поймет, что на самом деле еще минуту назад была счастлива.
Я недавно передачу смотрел, посвященную композитору Александре Пахмутовой. Девочкой 22 июня 1941 года она участвовала в детской музыкальной олимпиаде, в одном из концертных залов Сталинграда. Играла музыка, и дети были в восторге. Потом кто-то из взрослых вышел на сцену и объявил, что началась война и что концерт отменяется. Война – это на самом деле беда, но зачем было прерывать концерт? Разве немцы уже подходили к городу? Пускай бы дети еще играли, пару лишних часов детства им бы не помешали.
Помню, через полгода мы стояли с этой женщиной и вместе ждали рабочую электричку. И вспоминаю, как она, заливаясь, хохотала над каким-то пустым анекдотом. Тогда я еще про себя отметил: «Она способна вот так смеяться через полгода после смерти сына». Тогда для меня это было откровением.
Когда человек говорит тебе о любви, то, скорее всего, ему от тебя что-то нужно. Может, он даже сам не понимает, что именно. Может, ему просто хорошо с тобой. Мы эгоисты. В любом случае человек будет думать о себе, о своем благополучии и удовлетворении, а любовь все-таки подразумевает другое. Любить, в моем понимании, значит быть способным ради любимого чем-то жертвовать, ну хотя бы тем же комфортом. И вообще любовь жертвенна. Иногда в разговоре я указываю собеседнику на распятие и спрашиваю:
– Крест на груди – это символ. Как вы думаете, символ чего?
Мне часто отвечают: крест – это символ смерти, – и никогда, что крест – символ любви.
***
- Поделиться
Открыть в полный размер
Однажды звонит мне молодая женщина, по голосу лет 30. У них дача где-то здесь, в наших местах. А звонит: мама у нее умерла. Незадолго до смерти покойная хотела прийти к нам на службу – болезнь не позволила. Умирая, просила дочь обязательно отпеть ее в нашем храме.
– Ну, раз человек об этом просил – отпоем обязательно.
– Батюшка, а сколько стоит у вас отпеть?
Я сказал ей, какое мы просим пожертвование. В ответ молчание. Продолжаю:
– Если для вас это много, тогда сколько сможете.
– Нет, батюшка, мы люди обеспеченные и у нас вопрос о деньгах не стоит. Просто то, что вы сейчас озвучили, это унизительно мало. Поймите, моя мама стоит значительно дороже!
Она именно так и сказала: «стоит».
– Позвольте, я пожертвую ну хотя бы раз в пять больше. Мне даже, знаете, не по себе. Я сама нотариус, и что же получается: моя самая дешевая услуга стоит дороже, чем отпеть мою маму?!
Сколько помню, мы всегда старались обходиться по минимуму. Ведь и потребностей у нас куда меньше, чем в больших городах. Но мне в голову не приходило привязать размер пожертвования за отпевание к стоимости человеческой души. А сколько она «стоит», наша душа? Кто способен назвать ее реальную «цену»? Душа богача дороже души бедняка? Смешно, а человек задело.
– Вы меня, пожалуйста, простите, я не собирался обидеть ни вас, ни вашу маму. Конечно, вы имеете право сделать пожертвование, а мы будем молиться.
Спустя двое суток я отпевал усопшую в храме. И, как мог, старался сгладить возникшую между нами неловкость. После отпевания дочь усопшей, та, что звонила мне накануне, подошла к свечному ящику и спросила:
– Так сколько, вы говорите, я вам должна?
Ей ответили, она рассчиталась. Сказала спасибо и ушла.
Прошло всего два дня, и вот уже на пожертвовании никто не настаивает. Значит ли это, что за два дня мама в глазах самых близких людей «подешевела» в пять раз? Тогда я подумал: сколько же она будет «стоить» через 40 дней? А через год? Не сравняется ли ее «цена» с самой маленькой свечкой, что ставят у нас на канон?
Но было же это желание в первые минуты после маминой смерти сделать для нее, такой единственной и горячо любимой, что-то выходящее за пределы рационального мышления. Это и есть то самое, что отцы называют «намерением». «Господь, – говорит святитель Иоанн Златоуст, – и намерения целует». Они на самом деле стоят того, чтобы их поцеловали.
***
Но там, где жизнь заканчивается могильным холмиком, прекрасные порывы неизменно упираются в здравый смысл: а зачем? На самом деле, зачем переплачивать там, где от тебя и так ничего не требуют? Для людей, у которых весь мир имеет стоимостное выражение, это вопрос непраздный.
Но прежде чем поставить свечу на подсвечник, даже самую маленькую, нужно войти в храм. Только войти потом будет трудно. Память о намерении не исчезнет и останется тревожить совесть.
Когда-то, много лет назад, мы только начинали восстанавливаться, и нам нужны были деньги, очень нужны. Случись бы это тогда, я бы, наверно, расстроился. Сейчас нет. Время прошло, и я понял, что восстановленный храм не самоцель. Главное – это сам процесс восстановления, причастность к нему. И еще я заметил, что далеко не каждому позволяют в нем поучаствовать.
Бывает, примчится человек в церковь с какой-то сиюминутной проблемой. Потом она решается, и он в порыве благодарности хочет немедленно рассчитаться с Господом. Находит настоятеля и предлагает, например, подарить звонницу или купить в храм икону за совершенно непозволительные деньги. Раньше я такому предложению только бы радовался, а сейчас прошу немного подождать, хотя бы пару недель. За это время страсти в его душе поулягутся, и он начнет рассуждать спокойно. Если желание не исчезнет, можно разговаривать дальше, если исчезло – значит, это не тот человек.
Представляю: зайдет потом такой «благодетель», посмотрит на иконы, написанные за выморочные деньги, и скажет себе: «Ну кто тебя за язык тянул? А поп хитрец, подловил в минуту слабости». И будет последнее хуже первого. Пускай храмовый иконостас напишется на пару лет позже, чем бы хотелось, но именно теми, кому это предназначено.
***
История с гибелью Татьяны случилась много лет назад, и я не думал, что она получит такое неожиданное продолжение. К нам в храм вместе с родителями все эти годы иногда приходила очаровательная девчушка лет семи. Я вообще люблю детей, а этот ребенок, в отличие от других, еще и умела задавать вопросы. Даже повзрослев и отдалившись от храма, она продолжала просить меня о встречах и на разговор, точно прилежная ученица, приходила с тетрадкой для записей. Наверное, ей нравилось и то, что мы разговаривали с ней на равных. Во всяком случае, спорить со мной она не стеснялась.
В последнюю нашу встречу она рассказала о своем друге. Он старше ее и уже учится в институте.
– Мой друг очень несчастен. Я пыталась говорить с ним о Боге, а он взял и закрыл мне рот ладонью. Для него Бог – существо жестокое и беспощадное. Недавно он рассказывал мне историю своей семьи. Батюшка, я его слушала и плакала. И тоже начинаю верить в то, что и вы, и родители меня обманываете! Бог нас не любит, иначе он бы не сделал его сиротой, убив маму, кстати, прямо возле церкви, не сломал бы в тот же год позвоночник его отцу и не заставил бы их с бабушкой и сестрой фактически голодать.
Я знаю, вы мне не ответите, потому что вам нечего ответить. Наверно, зря я это затеяла, и все-таки прежде чем окончательно снять с себя крест, я решила прийти сюда в последний раз и дать вам шанс.
Маленькая и решительная, словно изготовившийся к бою воробышек, она сидела, опершись на стол стиснутыми кулачками, и ждала.
– Я понимаю твоего друга: если он перестанет обвинять Бога, ему придется винить отца. А отец – это единственное, что у него осталось. А тебе, раз ты ставишь вопрос так принципиально, я дам ответ.
И беспощадно, в деталях рассказал, как погибла Татьяна; как пытался, забыв о детях, покончить с собой его папа; как, оставшись без средств к существованию, отказалась от нашей помощи его, уже покойная, бабушка.
Моя собеседница, сама не ожидая, попала в одну самых болевых моих точек, потому что я никогда не забывал эту семью. Она сидела напротив меня с широко открытыми от удивления глазами и молчала. Потом, потрясенная, так же молча встала и вышла из храма.
Мой маленький друг, я знаю: решение снять крест ты приняла еще задолго до нашей встречи. Хотя твои многочисленные друзья не «заморачиваются» и продолжают его носить, правда, я не припомню, чтобы когда-нибудь видел их в храме. Ты неравнодушный ищущий человек, ты настоящий человек. И знаешь, я не сомневаюсь: придет время, ты снова будешь его носить. Потому что ты ищешь истину, а кто ищет, тот обязательно ее находит.
Поверь мне, это не я сказал.