Содержание
- РОЖДЕСТВО В ДЕРЕВНЕ. Глава 5. С девочками
- РОЖДЕСТВО В ДЕРЕВНЕ. Глава 2 Первая ночь
- Рождество в глухой сибирской деревне
- Рождество в русских деревнях
- Это Рождество мы проведем вместе
- LiveInternetLiveInternet
- Святки и Рождество до революции
- Рождество в деревне
- Святки
- Рождественский вертеп
- Рождество в городе
- Ёлка и Рождество в царской семье
РОЖДЕСТВО В ДЕРЕВНЕ. Глава 5. С девочками
Категория: Наблюдатели, Мастурбация, Инцест, Свингеры
Танька вернулась из гостей только к обеду, да и мы, надо признаться. Спали очень долго, но к приходу Таньки, вместе с которой пришла её та самая подружка Валька — пухленькая смазливая девушка с довольно большими грудями и круглой попкой, мы успели позавтракать, и тётя Вера принялась готовить обед.
Я заметил, что Валька украдкой с интересом рассматривает меня, да и я нередко разглядывал её пухлые подведённые бесцветной блестящей помадой губки, выразительно стреляющие ярко-голубые глазки, слегка курносый носик. Ниже, на обтянутые футболкой груди, опускал глаза только когда все смотрели куда-нибудь в сторону.
После обеда, который снова не обошёлся без выпивки, причём, Валька нисколько не жеманясь тоже пила самогон, а не наливку, дядя Валера начал одеваться.
— Ты куда это навострился? — поинтересовалась тётё Вера.
— Куда-куда? Баню растоплять. Гость в доме. Когда он ещё так всласть-то попарится у себя в городе.
— А, ну коли так… — согласилась тётя Вера. А у меня сразу стало набухать в штанах от предвкушения снова увидеть голыми тётушку, с которой ночью было такое яркое приключение, и свою двоюродную сестру.
Мы с девчонками сидели на диване и болтали о всякой ерунде, дядя Валера занимался баней, тётя Вера хлопотала на кухне, время от времени призывая Таньку, о чём-то с ней подолгу шепталась, после чего та возвращалась в комнату, хитро поглядывая на меня. Было понятно, что тётушка говорила с ней обо мне и, может быть, в продолжение ночного разговора предлагала отдаться.
— Ну, вот, минут пятнадцать, и баня выстоится, — сказал дядя Валера, в очередной раз возвращаясь с улицы. Валька встала:
— Я тогда, пожалуй, домой пойду. Может, вечерком ещё забегу.
— А чо домой? — спросила тётя Вера. — Ваши-то сегодня, поди, баню не топят? Пошли с нами. Воды на всех хватит, а уж пару дак и подавно.
— Правда, Валька, пошли с нами, — подключилась Танька.
— Да я и не знаю… — нерешительно сказала Валька. — Всё равно надо хоть за полотенцем домой сбегать, да бельё чистое взять.
— Так беги давай, да и пойдём вместе.
— А пусть молодёжь потом идёт, — сказал дядя Валера, а мы с тобой в первый жар. Хотя пару там на полдеревни хватит.
— Как скажешь, — согласилась тётя Вера. — Тогда пошли давай. У меня ужин готов, чтобы не остыло всё, пока в два захода-то ходим.
Когда взрослые ушли в баню, Танька внимательно посмотрела на меня:
— На тебя Валька глаз положила. Смотри у меня.
— Ревнуешь? — спросил я.
— Вот ещё! Было бы чего ревновать?
— Ну, мы же с тобой вчера… это… — я не нашёлся, как сказать о том, что мы не просто спали в одной постели, а гладили друг другу интимные места.
— Ну, и что?
— Да ничего, — согласился я, но от тех воспоминаний дружок тут же напрягся.
Довольно долго мы сидели молча, не зная, как снять возникшую неловкость. Тишину нарушила тётя Вера, вернувшись из бани с раскрасневшимся лицом, и обмотанным вокруг головы полотенцем в виде чалмы.
— Идите уж, — сказала она. — Там сегодня пару!
— Мы Вальку подождём, — сказала Танька.
— Тю! Дак она уж давно в бане. Из дому прямо туда и прибежала, думала мы все вместе ушли.
Когда мы подошли к бане, изнутри раздавались громкие шлепки веника и довольное повизгивание Вальки. Видимо, дядя Валера парил соседку. Мы разделись в предбаннике и зашли в баню.
— Двери прикрывайте скорее, — не поворачивая головы, скомандовал дядя Валера, продолжая хлестать веником девушку. В бане было настолько жарко, что я сразу же нагнул голову и не глядя присел на лавку. Танька плюхнулась рядом. Наконец дядя Валера отложил веник, вылил на себя полтаза воды и вышел в предбанник. С полка, задом наперёд стала сползать Валька, выставив напоказ свою красивую попку, легла на спину прямо на пол:
— Ой, совсем меня дядя Валера ухайдакал! Сил никаких нету. Не успел я полюбоваться голым телом Танькиной подружки, как она скомандовала:
— Ну, давай полезай на полок, сейчас я тебя буду ухайдакивать.
— Ой, погодите, дайте мне наружу выползти, — взмолилась Валька, встала на четвереньки и так поползла к выходу, бесстыже выпятив зад и наголо бритую киску.
Когда Танька, в самом начале подкинув на каменку изрядную порцию кипятка, то и дело перекладывая веник из одной руки в другую, потому что жара стояла невыносимая, закончила хлестать меня веником и выскочила в предбанник, оттуда зашли дядя Валера и Валька, а я начал пробираться к выходу.
— Ну, что, ещё разок? Полезай, — сказал дядя Валера и шлёпнул ладошкой по пухлой попке подруги дочери.
— Ой, нет, спасибочки, — сказала та, даже не обратив внимания на шлепок. Я лучше на лавочке посижу, просто посмотрю.
— А у меня смотреть не на что, — засмеялся дядя Валера. — Это вон у Васьки елда так елда. Налюбовалась, поди?
— Нет, даже внимания не обратила, — захихикала Валька. — Ты же меня так упарил, что еле живая с полка-то слезла.
— Ну, ладно, я вчера мылся, так что немного ещё попарюсь да ополоснусь, и домой. А вы тут мойтесь да парьтесь, как следует. Только смотри, не ухадайкайте парня вдвоём-то.
И недвусмысленно расхохотался.
— Не ухайдакаем, дядя Валера. Танька-то у вас ещё целочка.
— Ну, это дело поправимое, — опять засмеялся дядя Валера. — Ты сама-то многим давала?
— Не многим, но давала, — ответила Валька без стеснения.
— Ну, в городе это теперь легко делается.
— Ой, можно подумать, у нас тут в деревне никто не трахается. Это Танька вон только гордую из себя строит.
— И правильно строит, — поддержал дочь дядя Валера. — Чего каждому подворачивать.
— Да я ничего.
— Вот то-то и оно. Придёт срок, так даст, кому надо.
Я посмотрел на Таньку, она отвела взгляд в сторону.
Через некоторое время замолк плеск воды, дверь распахнулась, дядя Валера вышел в предбанник.
— Ну, что тут расселись? Простынуть хотите? Идите давай греться. Танька, мёдом намажьтесь, перед тем как внове париться. Гостя-то как следует намажьте, чтобы на всю жизнь нашу баню запомнил. Да долго-то не канительтесь, мать там с ужином ждёт.
— Васька, полезай на полок, мы тебя сейчас мёдом мазать будем, — скомандовала Танька. — Парился когда с мёдом-то?
— Вчера…
— Ну, тогда не привыкать. Кто намазывал: папа или мама?
— Тётя Вера намазывала.
— Вот, а сейчас мы с Валькой тебя в четыре руки мазать будем. Ложись на живот.
Я лёг, и девушки начали меня натирать медовой водой от головы до пят.
— Поворачивайся на спину, — скомандовала опять Танька.
Я развернулся и попытался прикрыть ладошками предательски торчащий член.
— И как мы тебя натирать будем, когда ты весь скукожился? — спросила Танька. — Убери руки-то. Я позавчера видела, а Валька и не такого видала.
— Красавец, — нараспев похвалила моего дружка Валька. — Торчит-то как! Ох, мы его сейчас натрём сладеньким-то…
И они начали натирать моё тело с двух сторон, опускаясь всё ближе и ближе к промежности. Не знаю, которая из девушек, ухватила меня за член и стала натирать его ладошкой по всей длине.
— Ох, хорош боец, — похвалила Валька, и я понял, что это именно она играла моим стволом. — На-ко Танька, ты тоже подержи, только осторожнее, не кончи его раньше времени.
Властная рука сменилась более робкой, а Валька стала натирать мои ноги.
— Ну, всё, хватит. Теперь ты нас по очереди, — сказала Валька. — Танька, ты что ли первая?
Я слез с широкого полка, моё место заняла Танька. Я взял ковшик, в котором была приготовлена медовая смесь, окунул обе ладони и начал натирать сестре плечи и спину, потом тугие ягодицы, бёдра.
— Смотри-ка, умеет, — похвалила меня Валька. Я повернул голову и увидел, что Валька сидит на лавке, широко раздвинув колени и средним пальцем медленно водит вдоль бритого влагалища. Второй раз за два дня я любовался, как женщины ласкают сами себя, а если ещё добавить то, как это делала в первую мою ночёвку в деревне Танька, хоть я тогда ничего и не видел, а только ощущал по движениям её руки, то впечатлений у меня было предостаточно.
— Давай теперь спереди, — сказала Валька. — А то мне тоже хочется.
Танька легла на спину, и я начал натирать медовой водой её плечи, потом груди, от чего член мой встал с новой силой.
Валька поднялась с лавки, подошла ближе, развела Таньке ноги, открыв моему взору заросшую кудряшками киску. Я стал натирать внутренние стороны бёдер, боясь коснуться чуть приоткрытой киски. Ещё пара минут, и на место Таньки улеглась Валька. Я стан натирать её плечи, спину, немного дольше, чем того требовалось, наглаживал попку, потом ноги, после чего Валька повернулась на спину, раскинула ноги. Я гладил её груди, а взгляд то и дело опускался на чисто выбритую киску с двумя сочными лепестками, призывно открывающими вход в норку. Возбуждённый, я действовал уже смелее, и натирая внутренние стороны бёдер несколько раз ребром ладони коснулся этих раскрытых лепестков. Валька от моих прикосновений невольно дёргалась телом, подаваясь мне навстречу. Когда я дошёл до ступней, Валька выдохнула:
— Танька! Как я хочу ебаться!
— А я при чём? — спросила Танька.
— Ты ни при чём, просто очень хочу. Я уже столько времени не кончала.
— А прошлой ночью? — спросила Танька.
— Это ты от своих пальчиков кончаешь так, что чуть сознание не теряешь, а мне просто приятно и всё.
— Просто приятно, а сама так тряслась, что аж кровать скрипела.
— Всё равно это не то. Я мужика хочу. Можно я с Васькой трахнусь?
— А мне-то что? Трахайтесь, — милостиво разрешила Танька. — Мне не жалко. Не мой парень.
— Всё равно, брат же…
— Двоюродный, — уточнила Танька.
— Так можно?
— Мне домой уйти или можно сначала помыться? Вон хотя бы мёд смыть.
— Да сиди тут, хоть поучишься, — сказала Валька и потянула меня наверх. Мой дружок легко скользнул в ждущее его лоно. Валька закинула мне ноги на спину и стала активно подмахивать. Ещё немного, и она громко застонала:
— Ой, хорошо-то как, блиин!..
И затряслась всем телом, крепко обняв меня ещё и руками.
— Танька, я ещё хочу, — сказала она сдавленным голосом, как только немного успокоилась.
— Мне-то что? Трахайтесь хоть всю ночь. А я мыться буду, — с нескрываемой обидой сказала Танька. Но её подруга не уловила этой интонации и с новой силой стала мне подмахивать. Не успела Танька наладить в тазике воду, как Валька снова забилась всем телом и чуть не в полный голос закричала:
— Бляаааать!.. Танька, как хорошо-то!
И расслабилась. Я был готов вот-вот кончить, но Валька вытянула ноги, и перекатилась вместе со мной на бок.
— Всё, хватит. Хорошего помаленьку. Танька, иди на моё место, сейчас тебе целку ломать будем.
— Вот ещё, — буркнула Танька. Но Валька уже слезла с полка и начала подталкивать Таньку. Та не очень сопротивлялась, но на полок залезала неторопливо, будто против воли. То ли она действительно не хотела, то ли просто ломалась для порядка. А может стеснялась заняться сексом при своей развратной подруге. Но всё же забралась на полок, легла на спину. Я стал пристраиваться сверху.
— Танька, ты ноги-то раздвинь да согни в коленях. Вот так.
Я лёг сверху, щекой прижался к щеке своей кузины, она повернула голову в мою сторону, и мы осторожно поцеловались.
— В сексе поцелуй не самое главное, — прокомментировала этот поцелуй опытная Валька. — Тут главное, чтобы член стоял. А у Васьки он как деревянный. Она просунула руку между нашими животами:
— Приподнимись, — скомандовала мне. Я поднялся на вытянутых руках, поднял зад. Валька взялась за моего дружка и стала пристраивать его в нужное место. — Ну, чего замер? Вставляй.
Я стал медленно опускаться на Таньку и почувствовал, как мой дружок втискивается в её плотную норку.
— Не торопись… — опять скомандовала Валька. — У Таньки там ещё не разработано. Она же только пальчиками…
Я медленно ввёл дружка на всю длину, почти целиком вынул наружу, ввёл до упора снова. Танька корчила гримасы то ли от боли, то ли от удовольствия, а потом положила руку себе на лобок и стала натирать промежность. Ещё миг, и она громко застонала и забилась мелкой дрожью по всему телу. Я тоже почувствовал, что вот-вот кончу, вынул дружка из сладкой норки и стал сливать сперму на живот кузине.
Леонид Лебедев
РОЖДЕСТВО В ДЕРЕВНЕ. Глава 1
РОЖДЕСТВО В ДЕРЕВНЕ. Глава 2
РОЖДЕСТВО В ДЕРЕВНЕ. Глава 3
РОЖДЕСТВО В ДЕРЕВНЕ. Глава 4
РОЖДЕСТВО В ДЕРЕВНЕ. Глава 5
РОЖДЕСТВО В ДЕРЕВНЕ. Глава 2 Первая ночь
Когда мы с Танькой пришли из бани, стол был накрыт к ужину. Посередине стояла огромная бутылка самогонки и поллитровая бутылка чего-то красного цвета. — Ну, давай, племяш, за знакомство, — сказал дядя Валера, потирая руки. — Да тебе бы только повод, — проворчала тётя Вера. — Детям малиновой наливочки по стопочке, а я, пожалуй, вместе с тобой черёмуховой выпью. Малиновая оказалась настолько крепкой, что я поперхнулся. — Что, не пивал такой? Домашняя, это не то что ваша городская самопальная водка. — Я водку не пью. — И молодец! — похвалила тётя Вера. — Вишь, Танька, городские-то ребята умные, не то, что наши. — Дак городские все наркоманы, — возразила Танька. — И не все, — обиделся я. — Вот Васька же не наркоман, — поддержала тётя Вера. — Не наркоман, — подтвердил я слегка заплетающимся от наливки языком. Потом выпили ещё по одной стопке, взрослые налили по третьей и сильно захмелели. Когда закончили ужин и убрали со стола, тётя Вера посмотрела на часы: — Батюшки светы! Время-то уж к полуночи. Всё, спать, спать, спать. Танька, вы с Васькой тут на диване, мы к себе. — Ма-а-ам! — возразила было Танька. — И нечего мамкать. Ваську на печку что ли? Так этот дылда там только клубочком и поместиться. А диван широкий, места двоим хватит. — Ма-а-ам! — Всё, я сказала. Не с чужим мужиком в постель укладываю. С братом ложишься. Всё, мы тоже спать пошли, стели сама. Дядя и тётя удалились в комнату с ситцевой занавеской на дверном проёме. Пока Танька разбирала диван и стелила простыню и одеяло, я в проёме между неплотно задвинутых штор видел, как тётя Вера снимает платье, бюстгальтер, трусики. Я снова возбудился от увиденного и ещё больше от того, что сейчас лягу в одну постель с красивой девушкой, пусть и моей двоюродной сестрой. — Ну, чо, так и будешь сидеть, или спать ляжешь? — вывел меня из раздумий голос Таньки. Я снял рубашку, брюки и в одних трусах лёг на диван. — Чур, я у стенки, — заявила Танька, выключила люстру, но в свете из спальни родителей мне было отлично видно, как она раздевается догола, потом надевает ночнушку. Ещё через миг Танька стала перелезать через меня и устраиваться у стенки. В комнате родителей тоже погас свет, и буквально через несколько минут раздался мощный храп дяди Валеры. Ещё немного, и нему присоединился негромкий храп тёти Веры. Я долго лежал на спине, боясь пошевелиться. В моём воображении одна возбуждающая картина сменялась другой. Я вспоминал баню, как нечаянно прижимался к попе тёти Веры, как то же самое происходило, когда намыливал спину Таньке, и как мой дружок забрался между её расставленных ног. И фантазировал, как, не приди не вовремя звать на ужин тётя Вера, у нас с Танькой мог бы случиться настоящий секс. А сейчас Танька лежала рядом, и я не решался повернуться к ней лицом, протянуть руку, погладить. — Спишь, — еле слышно прошептал я. — Сплю… — так же почти шелестом листа ответила Танька. Только было я набрался смелости повернуться к девушке, как за тонкой фанерной стенкой храп дяди Валеры вдруг оборвался на полувыдохе, через некоторое время посл ышался шепот: — Вера… А Вера… — Чего тебе? — так же едва слышно прозвучало в ответ. — Знамо, чего. — До утра не потерпеть? — Да какое потерпеть, ты пощупай, как он к тебе просится. Небольшая пауза, еле слышное шевеление, потом голос: — Да уж… -Ну вот, а ты говоришь потерпеть. — А сколько времени? — Да кто его знает? Я уж вроде и выспался, значит, утро скоро. — Детей бы не разбудить. — Разбудишь после малиновой настойки. Как же. — Всё равно. Вдруг проснутся, Васьки неловко. — А ты громко не стонай, и не разбудим. — Если до горячего не достанешь, не буду громко стонать. И тихий счастливый смех, потом шевеление, натужный вздох кровати. — Да не торопись ты… Потом послышались звуки поцелуев, какая-то возня, потом шлепки мудей дяди Валеры по заднице тёти Веры. — Не торопись, а то опять на бобах оставишь… — Да я и не тороплюсь… Сбивчивое дыхание, тихий стон тёти Веры, через минуту ещё один. — Всё, я кончаю, — прошептал дядя Валера, и послышалось, как он прибавил ритм. Ещё чуть-чуть, он громко выдохнул и затих. — А я ещё хочу, — прошептала тётя Вера. — Давай сама. — Опять сама! — Ну, ты же любишь сама, — прошептал дядя Валера, а мне нравится, когда себя сама доводишь. — Хоть обними тогда, за титьку возьмись. — Это я с удовольствием. Ложись на плечо… — Жарко под одеялом, — прошептала тётя Вера, и послышалось, как легло в сторону тяжёлое ватное одеяло, а через минуту — ритмичное хлюпание играющих с возбуждённой киской пальцев. Это подслушивание мастурбации возбудило меня настолько, что я сунул руку в трусы и стал медленно онанировать. А когда тётя Вера тихо застонала, получив оргазм, на мою ладонь легла ладошка Таньки. От неожиданности я испуганно вздрогнул, выдернул было руку из трусов, но ладонь сестры легла поверх моей, и ещё через минуту мы вместе водили по напряжённому от возбуждения стволу. Прошло совсем немного времени, и из спальни родителей снова раздался мощный храп дяди Валеры и сопение тёти Веры. — Ты такое уже слышала? — еле слышно спросил я. — И не раз. — И как ты? — Как мама. — Сама? — А кто ещё? — А сейчас можешь? — А я уже давно себя наглаживаю. Я подсунул руку под подушку сестры, она приподняла голову и легла мне на плечо, я опустил руку и положил её на грудь, скрытую от меня тонкой тканью ночнушки. — Можешь снять? Девушка молча села, стянула с себя рубашку, положила её на подлокотник и снова устроилась на моём плече. Я держал кузину за грудь и чувствовал, ка её рука движется. Наглаживая между ног. Через некоторое время Танька убрала вторую руку с моей и стала наглаживать себя обеими руками, уже ничуть не стесняясь моего присутствия. Кончили мы с ней одновременно. Немного полежали, потом Танька прошептала: — Ну, всё! Спи теперь. Я тоже уже спать захотела. Она отвернулась к стене и вскоре действительно заснула. Я тоже быстро и незаметно для себя отключился, не успев дофантазировать другой вариант сегодняшнего приключения.
Рождество в глухой сибирской деревне
Фрагмент из книги «Сибирские рассказы»
ЛитРес, Амазон, Озон
На прошлогоднее Рождество мы уже ходили христославить, колядовать, а в этот год даже приготовили немудрящие костюмы, гримировались углём, цепляли усы и бороду из пакли. Гурьба мальчишек и девчонок с санками, мешками на плечах, ходит по всей деревне, вваливается в очередную избу и начинает христославить:
Хозяин с хозяйкой,
Слезайте с печи,
Зажигайте свечи!
Открывайте сундучки,
Доставайте пятачки!
Вам для потехи,
Нам — на орехи!
Хозяюшка одаривает всех подарками. И так по всей деревне!
Особенно мы любили колядовать у молдаванки бабы Веры, жившей напротив нас. После высылки она сначала жила на квартире, работала в колхозе на ферме, была тиха и неприметна, очень верила в Бога. Здоровье у неё было неважное, она тянулась из последних сил и мечтала купить свою избушку. По этой причине она отказалась от очередного «добровольного» государственного займа и её хотели посадить. Увезли в Пихтовку, долго мурыжили, и на радость всех соседей всё-же отпустили. Вернувшись, она через некоторое время всё же купила крохотную избушку с большим огородом рядом с нами. По состоянию здоровья ей удалось уйти из колхоза, и она целиком сосредоточилась на своём огороде. Дом и огород у неё были, как ни у кого ухожены, везде чистота и порядок.
Так вот, зайдёшь к бабе Вере в избу с мороза – просто приятно! Чисто, побелено, уютно, в углу печь гудит, потрескивает, на окнах цветные занавески, в другом углу большой вечнозелёный фикус. На подоконниках цветы, полы выскоблены ножом добела, тикают ходики, на стене иконы и всегда горит лампадка. Тихая, добрая и приветливая баба Вера всегда встречала нас с улыбкой, угощала румяными шаньгами с творогом. Зная, что она верующая, мы, чтобы сделать ей приятное, всегда на пороге с охотой истово крестились и кланялись иконам.
К Рождеству абсолютно все в деревне тщательно готовились, даже партийные! С приходом отчима в наш дом мы также стали соблюдать все посты, поэтому перед Рождеством и Пасхой в доме не было мясного и молочного по тридцать-сорок дней. Отчим за этим тщательно следил, хотя сам в Великие посты приходил такой же пьяный, и не прочь был съесть картошки с выжарками или салом. Мы же сидели голодные и праздников ждали и считали дни.
И вот это день наступил! Рано — рано утром, когда ещё не пропел петух, будит нас на печке отчим. Он уже побрит, в чистой рубашке, мать также нарядно одета. Филипп Васильевич говорит:
— С Рождеством Христовым, дети!
А мать добавляет:
— Христос народился!
Оба целуют нас, и все молимся на коленях на образа, даже брат нехотя. Затем идём за стол разговляться. Филипп с матерью выпивают по малой.
И так по всей деревне в этот утренний час в каждом доме! Надолго запомнится Рождество!
Рождество в русских деревнях
Здравствуйте, с вами Алексей Дементьев! Вы слушаете и читаете программу из цикла «Рождественские каникулы с издательством Никея».
В сегодняшней программе мы прочтём фрагменты произведений двух авторов, написанные в разные эпохи. Но объединяет их тема — праздник Рождества в российской глубинке — в деревнях и провинциальных городках вдали от блеска и суеты, как бы мы сегодня сказали — «мегаполисов». У героев этих рассказов, я бы сказал, несколько иная, чем привычная для нас шкала ценностей. Для них праздничным подарком может оказаться самый обычный кусок хлеба. Думаю, послушав сегодняшнюю программу вы согласитесь, что прозвучали очень трогательные сюжеты, от которых на душе становится как-то уютно и по-рождественски светло.
Но сначала несколько слов об первом писателе — Борисе Петровиче Екимове. Публицисте и нашем с вами современнике. Его называют последним «деревенщиком» — автором деревенской прозы, где описаны истории простых жителей обычных русских деревень. И если одни литераторы обвиняют автора в эмоциональной бедности его героев. Мол, они чрезмерно молчаливы, не кричат, не бунтуют. То другие, наоборот, улавливают в молчании едва сдерживаемый крик, пронзительные и честные интонации. В творчестве своём автор ищет праведников — и находит их. Не спроста среди многих заслуженных наград в послужном списке Бориса Екимова значится и Патриаршая Литературная премия. Творчество писателя пронизано истинно христианским духом. Автор искусно противопоставляет скудную материальную жизнь своих героев богатству их внутреннего мира. В сегодняшнем рассказе мы сможем проникнуться праздничным рождественским настроением. Предлагаю вам прочесть фрагмент рассказа Бориса Екимова который называется «За тёплым хлебом».
Борис Екимов — «За тёплым хлебом». Фрагмент 1.
В поселке было теплее, чем в степи. Но Архипа, до нутра промёрзшего за день, познабливало. Старик закурил, отряхнул с плаща и валенок снег, и направился к воротам «Гортопа». Ему дважды приходилось покупать здесь уголь, и порядки были знакомы.
— Здравствуйте, дочушки, — снимая шапку, поздоровался Архип. — С праздничком вас, с Рождеством Христовым. Или вы в городе такие праздники отменили? А я вот к вам пришёл по-деревенски прославить, может, вы мне чего и подадите. — Он тонкую политику вёл, подлаживался и немножко дурачка деревенского из себя строил. — Рождество Твоё, Христе Боже, воссияй миру свет разума…
— С чем пожаловал, деда? Угля нету.
— Как нету? А на дворе?
— Мало что на дворе… Мы же к тебе во двор не лезем, не высматриваем, где что лежит. Нету. Это учреждениям.
Полная женщина, в очках — она возле окошка сидела — догадалась:
— Да ты же и не наш? Ты где живешь? Откуда ты?
— С колхоза.
— Ну вот в колхозе и получай. Ты вывеску видал? Гор-топ. Мы теперь только город снабжаем. Понятно?
— Нету у нас в колхозе угля, не дают. Чего бы я ехал? Нету. Порошины нету. А у меня весь вышел. Чего же нам с бабкой теперь, померзать? Помогите, Христа ради. Вы — девчата хорошие, с праздником я вас поздравил. Поимейте снисхождение к старикам.
— Де-еда… Тебе русским языком говорят: гор-топ. Снабжаем только город. А сейчас и своим не даём. Понимаешь? Обращайся в колхоз. Вас теперь централизованно снабжают, отдельно. А мы ни при чём, понял? И как только подумал Архип о тепле, о покойном домашнем тепле, так сразу окоченел. Казалось, единым махом просёк его до костей и насквозь студёный ветер. Архип сжался, пытаясь сохранить в теле хоть тёплую крупицу. И скорее, скорее поковылял к магазинам, что стояли за площадью, справа. Там можно отогреться.
Он прошёл полпути, когда пахнул ему в лицо сладкий запах свежего пшеничного хлеба. Архип споткнулся и стал, вначале ничего не понимая, он замер и стоял, вновь и вновь вдыхая этот благостный, добрый, почти забытый дух. Надышавшись всласть и опомнившись, Архип пошёл к хлебу, к магазину.
Хлеб выгружали из машины. Старик, глотая слюну, прошёл в магазин, и голова его кругом пошла, опьянённая райским запахом хлеба.
Народу не было. Продавщица в белом резала свежие буханки пополам и в четверть и бросала их на полки, прикрытые стеклом. Архип потянулся к четвертушке. «Я заплачу, дочушка, заплачу…» — пробормотал он и захлебнулся, когда в руке у него очутилась тёплая горбушка. И стыдясь, и; ничего не умея с собой сделать, Архип лишь успел шагнуть в сторону и, разломив четвертушку, начал есть её. Так сладок был этот чистый пшеничный хлеб с упругой, хрусткой корочкой, с ещё горячей ноздреватой мякушкой, так вкусен был и едов, что Архип не заметил, как съел четвертушку. Последний кус проглотил и почувствовал, как тёплый хлеб обогрел нутро и по жилам потёк горячим током. А хотелось ещё. И он снова подошёл и взял четвертушку, оправдываясь перед продавщицей: «Я заплачу, дочушка, не боись, деньги есть. С дороги я, наголодался за день, намерзся… Тёплый, хлебушко…» — дрогнул голос его.
— Ешь, дедушка, на доброе здоровье…
Вторую четвертушку дед Архип ел медленнее, но с ещё большим вкусом. Он жевал и чуял языком и небом, пресную сладость пшеничника, слышал еле заметный и дразнящий дух хмельной кислины и сухарную горчину корочки. Вторая четвертушка тоже кончилась. После неё деда Архипа ударило в пот. Перед продавщицей было стыдно, но хотелось хлеба ещё. Сладкий дух его нагонял слюну.
— Уж прости, дочушка, я ещё съем. Наскучал по свежему хлебушку. Сколько лет-годов тёплого не ел.
Продавщица ничего ему не ответила, поглядела внимательно и ушла в свою каморку и скоро вернулась с полной кружкой горячего чаю. Она и стул принесла, усадила деда Архипа возле подоконника.
— Садись, дедушка. Пей, ешь, отогревайся.
Горячая волна благодарности к незнакомому доброму человеку подступила к сердцу.
— Спаси Христос, моя доча, — тихо сказал Архип, опускаясь на стул. Спаси Христос.
Вы прочитали фрагмент рассказа Бориса Екимова «За тёплым хлебом».
В эфире программа «Рождественские каникулы с издательством Никея» и я, её ведущий, Алексей Дементьев. Сегодня с помощью русских писателей мы погружаемся в атмосферу празднования сочельника и Рождества в российской глубинке. Действие предыдущего рассказа разворачивалось совсем недавно — в начале 80-х годов 20-го века. А теперь предлагаю заглянуть в русскую деревню века 19-го. В одном из сборников цикла «Рождественский подарок» есть рассказ «Сочельник в русской деревне». Его автор — инженер, путешественник и… писатель — Николай Гарин-Михайловский. И вот фрагмент этого рассказа…
Гарин-Михайловский — «Сочельник в русской деревне». Фрагмент 2.
Судьба забросила меня на север, где ни кутьи, ни ёлки нет в сочельник, но в своей семье я продолжаю строго придерживаться обычаев юга, и сочельник для меня дороже всех вечеров в году.
Это была предпоследняя станция. Я не хотел вылезать, сидел в облаках пара, ждал смены и отдавался своим впечатлениям, зажавшись в угол возка.
И я вспомнил невольно оживление в этот вечер в малороссийских деревнях: на улицах толпы парубков и девчат, песни, колядки.
Степенный хозяин налаживал возок, разбирал вожжи, и, кончив всё, ещё раз оправив вожжи и потрогав для чего-то оглобли, подошёл, почёсываясь, ко мне.
— Овсеца лошадкам засыпал… побегут лучше… В избу бы, покамест что… самоварчик…
Я всё вспоминаю Малороссию, колядки, оживление, и ещё бледнее вырисовывается этот великий вечер в этой прозаичной избе. А-а! Я начинаю улавливать следы бледного праздника. Мальчишка с печки выдаёт секрет. Так усердно он, то и дело, оправляет свою красную рубаху, что я, наконец, замечаю. Вон и на старухе тёмный, но новый платок. И сарафан цветной. У молодухи красный, яркий и белая, чистая рубаха. Пол вымыт и выскоблен стол, и не видно тараканов.
Всё-таки праздник.
Подали самовар. Я проголодался, развернул провизию и принялся за еду.
— Кусочек! — протянул с печки бутуз, соблазнённый моей едой.
Старуха неохотно поглядела на ящик стола, где лежал хлеб.
— Не след бы в этакий праздник по два раза… ну да мал ещё… отрежь, что ль.
Молодуха взяла нож, достала хлеб и, отрезав кусочек, отнесла бутузу.
— У нас, у хохлов,— проговорил я,— в этот вечер песни, парни, девки ходят по улицам, кутью едят.
— Нет, у нас нет этого заведения…— ответила вполоборота хозяйка и обратилась к бабе, лежавшей на печке: — Намедни Власьиха приходила.
С печки раздался тяжёлый вздох.
— Плакали уж мы с ней, плакали.
Хозяйка вытерла нос, помолчала и промолвила:
— Не смотрела бы.
Она ещё помолчала и прибавила:
— Последнее, кажись, отдала бы, чтоб слёз не видать.
— У них что ж. Нужда?
— Чего не нужда? У людей праздник, а у них в избе, ты скажи, ни кусочка, ни полена, ни света.
— Что ж они, одинокие?
— Детные… Детей-то ещё с осени услали Христовым именем кормиться, а сами уж тут как-нибудь. И от тех-то ни письмеца, ни весточки, а холода-то, вишь, какие… одежонка какая… долго ль…
— Храни Господь.
Вошедший, лет девятнадцати, парень, присел на кровать.
— Ночь-то до-о-лгая… на пустое брюхо-то чего, чего не передумаешь…
— Что ж, у вас неурожаи, что ли?
— Настоящего это неурожаю нет…— заговорил вошедший хозяин.— А так идёт да идёт: и земля выпахалась, да и сеять — хуже купли хлеб приходится. А тут ещё хворь пошла… Вот и дела тут наши мужицкие все… Лошади готовы.
Я встал, вынул из кармана деньги, подошёл к хозяйке и попросил её передать старикам и солдату.
Хозяйка нерешительно взяла деньги и не сразу ответила.
— Спаси тебя Христос,— долетел ко мне её взволнованный голос в то время, когда я исчезал в своих шубах.
В голосе ли старухи, во всей ли этой обстановке было что-то приподнятое, но какая-то волна и меня подняла, и, чтоб успокоиться, я ещё сосредоточенней занялся своим одеванием.
Когда я поднял глаза, я смутился от того, что увидел: и лежавшая на печке с испитым лицом баба плакала, и хозяйка вытирала глаза, смотря в то же время радостно, серьёзно вперёд; ребятишки притихли, пригнули головы, и в избе воцарилась какая-то особенная, торжественная тишина.
Ещё сильнее меня охватил великий праздник этой светлой избы, и, взволнованный, я подумал, что был неправ, унижая силу впечатления русского крестьянского сочельника перед малороссийским.
Это был фрагмент рассказа Николая Гарина-Михайловского «Сочельник в русской деревне. Очень надеюсь, что сегодняшние произведения смогли создать светлое и праздничное настроение. Не теряйте его. Ну а я с вами прощаюсь. Рождественские каникулы с вами проводил Алексей Дементьев. Всего доброго и до встречи в эфире радио «Вера»!
Это Рождество мы проведем вместе
Кейн,правее поставь — в очередной раз повторяет Тереза. День сегодня начался с десяти часового подъёма от Эмили,а самый неожиданный сюрприз мне преподнесли Кейн и Оли вошедшие в мою комнату с блюдцем холодной воды и оглушительный колонкой. Братец воспользовался с удовольствием таким моментом ,почти довел меня до конвульсии и истерических криков,но я вовсе на него не сержусь. Сейчас ему все вернулось бумерангом,Тереза и Эмили решительно принялись за грядущий праздник. По указаниям женщин парни переносят коробки и украшения ,которые мы достали из гаража Джека. Пока Тереза послала старших из мужчин за продуктами мы дружно украшаем дом к Рождеству,жду не дождусь наступления завтрашнего дня.
-Юни- оборвала Тереза.
Я повернулась к брюнетке,которая недовольно цокнула в сторону парней.
-Мм
-Украсишь ёлку?
Боже, это самое лучшее ,что я когда либо слышала. Для многих людей украшение ёлок означает,доверие и верность. Такая честь представляется ,только членам семьи или родственникам,но я им вовсе не являюсь.
-Конечно- вымолвила я подходя ближе к коробке с игрушками.
Елка- живая и огромная в размерах, сразу вспомнила прошлые годы во Флориде. Когда мы с Оли весело собирали по инструкции и украшали елочку,да прошлое Рождество не сравниться с этим. Интересно мистер Грэг и миссис Вудсон по прежнему будут готовить фирменную индейку? Эмили развешала над камином носки с изображением Санты и снеговика,к завтрашнему утру там будут лежать подарки .На одном из носков было вышито моё имя,золотые блестки сверкали переливом от яркого падающего света. Не знаю ,чем меня покорил этот носок,но эмоции были готовы выплеснуться наружу и станцевать Джигу-Дрыгу,как безумный шляпник.
Я улыбнулась и мечтательно представила ,что же мне подарит Санта?
-Эй..старушка,подвинься. Я тоже хочу украсить елку- воскликнул Оли,подталкивая меня в сторону. Я коротко кивнула и отошла на шаг.
-Юни ,ты чего грустная такая?- обеспокоено поизнес брат преодолевая расстояние в два шага. Я оптимистично улыбнулась и толкнула его в бок.
-Просто задумалась ,а ты бы лучше приступил к задуманнному- я кивнула в сторону Терезы и Эмили- времени у тебя в обрез,пока дамочки забыли о твоём существовании ,действуй.
Брат фыркнул
-Итак,с чего начнем?- я достала из коробки серебристую балерину и повертела в руках- ну как тебе,Оли? По моему симпатичная.
LiveInternetLiveInternet
Цитата сообщения bufetchudes Christmas village
bufetchudes_буфет чудес расскажет вам об одной рождественской традиции популярной в США. В то время как у советских граждан была традиция в каждый Новый год ставить под ёлку Деда Мороза со Снегурочкой, американцы же расставляли фигурки Christmas village: различные здания, маленьких человечков. Они могли построить целые миниатюрные города, создать отдельный волшебный мир! Итак…
Рождественская деревня (Christmas village или Putz) — это декоративная миниатюрная деревенька, чаще всего она изображается во время Рождественского сезона. Массовое производство картонных рождественских деревень стало популярным в Соединенных Штатах в начале и середине 20-го века, в то время как фарфоровые версии (особенно те, которые созданы компанией «Department 56») стали более популярными в конце века.
Происхождение
Традиция рождественских декоративных деревенек уходит корнями в праздничные традиции пенсильванских немцев. Ранее в колониальной Америке в Моравских домах строили вертеп, или Putz, у основания елки. Термин происходит от немецкого глагола putzen, что означает «очистить» или «украсить». Эти вертепы (рождественские ясли) вскоре стал сложнее, и часто включали опилки или землю для обозначения дорожек, ведущих к яслям; камни и свежий мох означали гроты и пещеры, а также палки и ветви представляли собой миниатюрные деревья. Эти детали были дополнением к резным деревянным фигуркам, которые олицетворяли Святое Семейство, животных, пастухов и т.д.
В начале 19 века, Putz размещали под елкой, но также их ставили на камин, прикроватные тумбочки и другие видные места в доме. Сцены могли включать в себя разные истории из Библии. Особенно популярной темой для Putz была история Ноева ковчега.
К середине 19-го века, фигурки и элементы сцен стали усложняться. Во многих домах, оформление Putz занимало больше времени и энергии, чем украшение рождественской ёлки.
Массовое производство
После Второй мировой войны, несколько японских компаний начали массовое производство картонных или бумажных домов, церквей и других зданий. Эти небольшие домики обычно имели отверстия сзади или внизу, через которые помещались лампочки для обеспечения освещения. Здания были с крошечными цветными целлофановыми окнами, их крыши были посыпаны слюдяной пылью, чтобы создать видимость снега. Так как эти домики были сделаны из недорогого материала и были широко распространены по всему США, они стали очень популярными рождественскими украшениями.
Современные деревни
В 1970-е годы, керамические или фарфоровые Рождественские деревни стали продаваться в магазинах и начали быстро набирать популярность. «Department 56» была одной из первых компаний, которая начала производить эти здания и остается самой известной. Другие компании, такие как «Lemax», также делали аналогичные деревни, также существует много деревенек других брендов.
Серия сообщений «Новый год и Рождество»:
Часть 1 — Рождественские проекты
Часть 2 — Рождественский леденец — candy cane!
…
Часть 9 — Новогодние и рождественские ретро открытки
Часть 10 — Шар на елку. Декупаж. Проба пера.
Не знаю как вас, а меня рождественские домики просто завораживают! Это хорошо, что времени всегда не хватает, иначе весь мой дом был бы в маленьких сказочных домиках. В этом году обязательно найду время, чтобы сделать такую избушку.
Если снабдить ее петелькой, получится елочная игрушка. А можно сделать несколько таких домиков, целую рождественскую деревню, и поставить под елку…
Сказка… Начнем? Самое сложное в этой идеи — деревянный шпон, которым нужно будет облицевать домик. Работать с ним приятно и удобно, но надо приобрести его заранее в любом строительном или рукодельном магазине.
Прежде всего понадобится шаблон. Его нужно скачать, увеличить до нужного размера, распечатать, вырезать и согнуть по пунктирным линиям.
Затем нарезать шпон полосками чуть больше длины стен домика. На рисунке показан еще шаблон елочки. Уж очень соблазнительно поставить ее рядом с домиком.
Собираем наш домик, ставим его на заранее приготовленную подставку и начинаем аккуратно приклеивать шпон к “каркасу”.
Внутреннюю часть дом красим коричневым акрилом, внешнюю грунтуем Gecco.
Пока домик сохнет, покрываем пудрой для эмбоссинга заготовки елочки.
Крыша представляет собой два прямоугольника из картона, ширина их чуть больше ширины стен дома. Домик предварительно красим в коричневый цвет акриловой краской. Вставляем окна из прозрачной целофанновой упаковки и зубочисток. Крышу грунтуем Gecco, и пока он не подсох, покрываем белым флоком — искусственным снегом.
Пока краска высыхает, можно заняться рождественским веночком. Пластмассовое колечко, цветочный мох и жидкий жемчуг.
Склеиваем елочку, покрываем ее краской и искусственным снегом.
Если захотите затопить в домике печку, используйте светодиод и батарейку. Лучше скрепить их скотчем.
И не забудьте про подарочки для всей семьи, друзей и знакомых!!!
Заходите в гости!
И еще несколько идей рождественских деревенек
Домики из цветного картона
Бумажные домики
Креативный венок
Материал подготовлен с помощью:
Святки и Рождество до революции
Как встречали Рождество до революции? Какие обычаи характерны для Рождества? Чем отличалось Рождество в деревне, в городе? И как отмечали Рождество в царской семье, в императорском дворце?
В царской России, которая жила по юлианскому календарю, Рождество отмечалось 25 декабря, а уже за ним следовало празднование Нового года – 1 января. Считалось, что Рождество наступает и пост заканчивается с появлением первой звезды на небе.
У рождественского праздника всегда были две составляющие – церковная и мирская. Весь народ постился, каялся, молился, зажиточные давали милостыню бедным. А тем временем в городах и крупных сёлах разворачивались шумные ярмарки. Туда шли обозы со съестными припасами. В магазинах и лавках люди закупали снедь для праздничного стола и подарки для близких.
Рождество в деревне
Красочное, с наивными народными обычаями и неколебимой верой в чудо было Рождество в деревне. Бездонное небо, усыпанное звёздами, сияло над белыми крышами избушек, наполовину занесённых снегом. Золотой свет струился из окон церкви, сверкал иней на деревьях, окружающих её. Под Божьим кровом собрались и стар и млад. В тесноте да не в обиде целыми семьями пришли встречать Христа.
До появления звезды люди постились. Перед Всенощной было принято угоститься кутьёй – кашей на воде, приправленной сочивом – соком из маковых, конопляных или ореховых зёрен, и узваром – компотом из сухофруктов с мёдом. При этом блюда ставили на сено, или сено прятали под скатерть – в напоминание, что Христос родился в яслях. Кутью упоминает ещё летописец Нестор в «Повести временных лет» за 997 год.
Канун Рождества назывался Сочельником или Святым вечером. Далее, с Рождества до Крещенья, длились Святки.
Святки
Стоит отметить, что Церковь дни Святок завещала блюсти свято – запрещено таинство брака, хмельные гулянья, шумные игры. Но это не всегда соблюдалось.
Как свидетельствуют этнографы, до революции было принято ходить с изображением Рождественской звезды из фольги или в виде разноцветного фонаря на шесте, и славить Христа. Этим занимались молодёжь и дети. Они пели духовные стихи, описывающие события Рождества. А порой разыгрывали небольшие сценки или целое театрализованное действо.
Колядовать и славить – вообще-то понятия разные. Колядовать – петь языческие дохристианские песенки, к примеру, «Овсенька, коляда, ты где была?». А славить – значит, петь «Рождество твое, Христе Боже наш».
Кстати, «Овсеньку» в прошлом году мне исполнили колядующие школьницы, вряд ли понимая, о чём поют. Но Церковь всегда выступала против языческих элементов в праздновании Рождества.
Преподобный Иоанн Вышенский в конце XVI века призывал: «Коляды из городов и сел учением выгоните, не хочет ибо Христос, чтобы при его Рождестве дьявольские коляды имели место, но пусть их в свою бездну занесет. «Щедрый вечер» из городов и сел в болота загоните, пусть с дьяволом сидит, а не позорит христиан».
Поэтому развлечения люди стремились христианизировать. Рождественский вертеп – лучший пример этого.
Рождественский вертеп
В некоторых деревнях России было принято делать целый кукольный театр, с помощью которого разыгрывался евангельский сюжет. Вертеп представлял собою ящик, порой двухэтажный, изображающий собой «небо» и «землю». И набор кукол, среди которых Мария с Богомладенцем, Иосиф, ангелы, добрые волхвы, Дьявол, злодей Ирод и его Смерть. В Малороссии среди кукол встречались праведники Аарон и Давид, а также мирские грешники – Шинкарка, Мельник (который считался колдуном), Скоморох, Плясовица (дочка Ирода).
Спектакль с зарифмованными монологами включал в себя поклонение ангелов и волхвов Христу. Визит волхвов во дворец Ирода и его повеление убить младенцев. При этом Ирод не щадит и собственного наследника. В конце действа Дьявол и Смерть увлекают Ирода в «ад» – прорезь в полу ящика. При этом царь произносит трагический монолог нечестивца, который зрит свою погибель и боится Страшного Суда.
Также спектакль включал несколько дополнительных сцен – например, Рахиль не отдаёт Ироду своего сына, но его всё равно отнимают. При этом народные сценаристы не учитывали, что библейская Рахиль жила задолго до Христа. Или комические споры между Мужиком и Барином, или Наполеоном и его Слугой. Пляску Цыгана с медведем и тому подобные развлекательные моменты на потребу публике.
Сегодня традиция Рождественских вертепов возрождается, и в интернете можно увидеть афиши из разных городов, приглашающие на такие представления.
Рождество в городе
Город встречал Рождество не менее весело, чем деревня. Дня за три до праздника на площадях вырастал лес ёлок. Люди выбирали лесных красавиц на свой вкус. В игрушечных рядах глаза разбегались от блеска и пестроты – здесь были святочные маски, рождественские херувимы, крошечные церквушки с блестящими слюдяными окошками, золочёные орехи, стеклянные и восковые шары, бенгальские огни, хлопушки – безобидные в отличие от сегодняшних китайских петард, и сотни других мелочей.
Мещане и мастеровые закупали продукты на рынке и в лавках, дворяне в гастрономиях. Купцы, крепкие своим благочестием, и погулять любили на славу – чтоб запомнилось. Устраивали купцы и благотворительные ёлки. Так дочь чаеторговца В.Сабашникова, Маргарита вспоминает, как её мать старалась сделать Рождество настоящим праздником для московских оборванцев. Рядом с Сухаревской площадью специально снимали дом: «Там собирались дети бедняков. После популярной в народе игры с Петрушкой зажигали свечи на большой ёлке. В соседней комнате раздавали подарки. Каждый ребёнок получал ситец на платье или косоворотку, игрушку и большой пакет с пряниками».
Один из петербургских богачей заказал “»Искусственную елку вышиною в 3,5 аршина, которая была обвита дорогой материю и лентами. Верхушка елки была испещрена ленточками разных цветов; верхние ветви ее были увешаны дорогими игрушками и украшениями: серьгами, перстнями и кольцами; нижние ветви цветами и конфетами и разнообразными фруктами. Комната, где находилась елка, была освещена большими огнями; повсюду блистала пышность и роскошь. После угощения детей заиграла музыка. По окончании вечера пустили детей срывать с елки, все то, что висело на ней.
Детям позволялось влезать на дерево; кто проворнее и ловчее, тот пользуется правом брать себе все, что достанет, но так как елка была высокая, и не многие отваживались влезать, то им помогали их сестрицы; они подставляли стулья и указывали на самые заманчивые для них вещи. Елка эта стоила около 50000 рублей”.
Немало авторов из дворянской и купеческой среды оставили красочные описания подготовки к Рождеству, базара, церковной службы и последующего веселья на улицах, и в домах.
Купец Н.Варенцов: «Во время моего детства посты соблюдались строго, если можно считать за строгость отсутствие мяса, рыбы, молочных продуктов и животного масла, заменяемых вкусными кушаньями, где вместо мяса и рыбы были грибы; молоко заменялось миндальным, подаваемым к чаю, к кашам и другим сладким блюдам». «…за неделю до Рождества Христова радивые хозяйки начинали убирать свои квартиры, в это время превращавшиеся по виду, как будто было нашествие Батыя: вся мебель сдвинута со своих мест, сняты образа, зеркала, картины. Комнаты наполнялись суетливой прислугой, все вытирали и выметали скопившуюся пыль и грязь».
Так духовное и телесное очищение сочеталось с уборкой жилища.
Часто мать и отец, чтобы сделать сюрприз, украшали ёлку в отсутствие детей. Под деревце клали подарки. Но порой это занятие поручали детям.
А.Толстой в повести «Детство Никиты» пишет: «В гостиную втащили большую мерзлую елку. Пахом долго стучал и тесал топором, прилаживая крест. Дерево наконец подняли, и оно оказалось так высоко, что нежно-зеленая верхушечка согнулась под потолком. От ели веяло холодом, но понемногу слежавшиеся ветви ее оттаяли, поднялись, распушились, и по всему дому запахло хвоей. Дети принесли в гостиную вороха цепей и картонки с украшениями, подставили к елке стулья и стали ее убирать. Но скоро оказалось, что вещей мало. Пришлось опять сесть клеить фунтики, золотить орехи, привязывать к пряникам и крымским яблокам серебряные веревочки. За этой работой дети просидели весь вечер, покуда Лиля, опустив голову с измятым бантом на локоть, не заснула у стола».
Школьники и гимназисты, если они проживали в стенах учебного заведения, на Рождественские каникулы приезжали домой. На несколько дней прекращали свою работу культурные и общественные учреждения.
И.Шмелёв не раз писал о московском Рождестве: «А звезд все больше. А какие звезды!.. Форточку откроешь – резанет, ожжет морозом. На черном небе так и кипит от света, дрожит, мерцает. И звон услышишь. И будто это звезды – звон-то! Морозный, гулкий – прямо серебро. Такого не услышишь, нет. В Кремле ударят – древний звон, степенный, с глухотцой. А то – тугое серебро, как бархат звонный. И все запело, тысяча церквей играет.
Ко всенощной. Валенки наденешь, тулупчик из барана, шапку, башлычок – мороз и не щиплет. Выйдешь – певучий звон. И звезды. Калитку тронешь – так и осыплет треском. Мороз! Снег синий, крепкий, попискивает тонко-тонко. По улице – сугробы, горы. В окошках розовые огоньки лампадок. А воздух… – синий, серебрится пылью, дымный, звездный. Сады дымятся. Березы – белые виденья. Спят в них галки. Огнистые дымы столбами, высоко, до звезд. Звездный звон, певучий – плывет, не молкнет; сонный, звон-чудо, звон-виденье, славит Бога в вышних – Рождество».
Немало авторов из дворянской и купеческой среды оставили красочные описания подготовки к Рождеству, базара, церковной службы и последующего веселья на улицах, и в домах.
Купец Н.Варенцов: «Во время моего детства посты соблюдались строго, если можно считать за строгость отсутствие мяса, рыбы, молочных продуктов и животного масла, заменяемых вкусными кушаньями, где вместо мяса и рыбы были грибы; молоко заменялось миндальным, подаваемым к чаю, к кашам и другим сладким блюдам». «…за неделю до Рождества Христова радивые хозяйки начинали убирать свои квартиры, в это время превращавшиеся по виду, как будто было нашествие Батыя: вся мебель сдвинута со своих мест, сняты образа, зеркала, картины. Комнаты наполнялись суетливой прислугой, все вытирали и выметали скопившуюся пыль и грязь».
Так духовное и телесное очищение сочеталось с уборкой жилища.
Часто мать и отец, чтобы сделать сюрприз, украшали ёлку в отсутствие детей. Под деревце клали подарки. Но порой это занятие поручали детям.
А.Толстой в повести «Детство Никиты» пишет: «В гостиную втащили большую мерзлую елку. Пахом долго стучал и тесал топором, прилаживая крест. Дерево наконец подняли, и оно оказалось так высоко, что нежно-зеленая верхушечка согнулась под потолком. От ели веяло холодом, но понемногу слежавшиеся ветви ее оттаяли, поднялись, распушились, и по всему дому запахло хвоей. Дети принесли в гостиную вороха цепей и картонки с украшениями, подставили к елке стулья и стали ее убирать. Но скоро оказалось, что вещей мало. Пришлось опять сесть клеить фунтики, золотить орехи, привязывать к пряникам и крымским яблокам серебряные веревочки. За этой работой дети просидели весь вечер, покуда Лиля, опустив голову с измятым бантом на локоть, не заснула у стола».
Школьники и гимназисты, если они проживали в стенах учебного заведения, на Рождественские каникулы приезжали домой. На несколько дней прекращали свою работу культурные и общественные учреждения.
И.Шмелёв не раз писал о московском Рождестве: «А звезд все больше. А какие звезды!.. Форточку откроешь – резанет, ожжет морозом. На черном небе так и кипит от света, дрожит, мерцает. И звон услышишь. И будто это звезды – звон-то! Морозный, гулкий – прямо серебро. Такого не услышишь, нет. В Кремле ударят – древний звон, степенный, с глухотцой. А то – тугое серебро, как бархат звонный. И все запело, тысяча церквей играет.
Ко всенощной. Валенки наденешь, тулупчик из барана, шапку, башлычок – мороз и не щиплет. Выйдешь – певучий звон. И звезды. Калитку тронешь – так и осыплет треском. Мороз! Снег синий, крепкий, попискивает тонко-тонко. По улице – сугробы, горы. В окошках розовые огоньки лампадок. А воздух… – синий, серебрится пылью, дымный, звездный. Сады дымятся. Березы – белые виденья. Спят в них галки. Огнистые дымы столбами, высоко, до звезд. Звездный звон, певучий – плывет, не молкнет; сонный, звон-чудо, звон-виденье, славит Бога в вышних – Рождество».
А в парках заливали катки, которые посещали люди всех возрастов. На катках не только занимались спортом или просто проводили время, здесь устраивали балы и маскарады с музыкой и фейерверками.
Князь В.Мещерский вспоминает: «Стариками, старухами, зрелыми и незрелыми овладела лихорадочная страсть покупать коньки, надевать их, скакать в Таврический сад, падать раз двадцать в минуту. Нашлись люди, которые по утрам после чая или кофе вместо чтения газет или служебных занятий надевали коньки и летали по всем комнатам под предлогом приготовления к Таврическим катаниям».
Состоятельные люди посещали театры, чего многие не позволяли себе в пост.
Что примечательно – мемуаристы из купеческих семей не упоминают о гаданиях как рождественской забаве – в этой среде помнили, что гадание – грех. А в дворянских семьях пренебрегали этим увлечением как занятием простонародья.
Ёлка и Рождество в царской семье
Обычай наряжать ёлку и веселиться вокруг неё ввела жена великого князя Николая Павловича, в будущем императрица Александра Федоровна, уроженка Пруссии. Произошло это в начале XIX века. До этого, по указу Петра Первого, украшали дома и ворота ветвями хвойных деревьев. Вместо игрушек использовали орехи, фрукты, даже овощи.
Ёлка – германская городская традиция, постепенно захватившая весь мир. Разумеется, Рождество праздновали и до этого. Но с ёлкой оно стало особенно красочным, вечно-зелёное дерево символизировало вечную жизнь.
Императорская семья отмечала Рождество иногда в Зимнем дворце, иногда в Гатчино или в Царском селе.
Что объединяло эти праздники, кроме поздравлений, подарков и танцев? Стремление порадовать ближних – не только родных, но и подчинённых. В разных залах наряжались ёлки для придворных, для слуг, для охраны. Всем преподносили подарки.
Собственно праздник начинался со Всенощной службы в дворцовой церкви. На богослужении присутствовали лишь императорская чета с детьми. Затем все направлялись в зал, где ожидала ёлка (или ёлки).
В годы правления Николая I ёлочки ставили для каждого из членов семьи. Царь лично ездил выбирать рождественские подарки. Детям преподносили лакомства и игрушки.
Николай I в письме к сыну Николаю упоминает: «Надеюсь, что мои безделки на Рождество тебя позабавили; кажется, статуйка молящегося ребенка мила: это ангел, который за тебя молится, как за своего товарища». Свою свиту Николай I и его жена радовали лотереей, в ходе которой разыгрывались сувениры. Это были произведённые на императорской Александровской мануфактуре настольные лампы, чайные сервизы, вазы.
Подарки для взрослых подбирались с учётом их вкусов и увлечений. Хотя существовал базовый набор сладостей и фруктов, достаточно скромный: конфекты, мандарины, яблоки, чернослив.
Император Александр II продолжил дворцовую традицию ёлок. Вот как описывает празднество для семьи и приближённых дочь поэта Ф.Тютчева, фрейлина Анна: «24 декабря (1855). Сегодня, в Сочельник, у императрицы была ёлка. Это происходило так же, как и в предыдущие годы, когда государь был ещё великим князем, — в малых покоях. Не было никого приглашённых; по обыкновению, присутствовали Александра Долгорукая и я; мы получили очень красивые подарки. Была особая ёлка для императрицы, ёлка для императора, ёлка для каждого из детей императора и ёлка для каждого из детей великого князя Константина. Словом, целый лес ёлок. Вся большая «золотая зала» была превращена в выставку игрушек и всевозможных прелестных вещиц. Императрица получила бесконечное количество браслетов, старый Saxe, образа, платья и т.д. Император получил от императрицы несколько дюжин рубашек и платков, мундир, картины и рисунки».
В период правления Александра II возросла угроза терроризма. Это нашло своё отражение в выборе подарков для царя и царевичей. Супруга вручила Александру II пистолет смит-вессон и патроны к нему. А сыновьям – по английскому ножу.
Дети из царской семьи были не избалованы. Их учили не только управлению государством, но и ремёслам, рукоделию. Карманных денег до совершеннолетия выдавали мало. Поэтому царевичи и царевны стремились сами смастерить или нарисовать что-нибудь для близких. Так княжна Ольга Александровна преподнесла Александру II собственноручно вышитые крестиком домашние туфли и радовалась, когда отец носил их.
Рассказывает Великая княжна Ольга Александровна: «После веселых минут, проведенных в банкетном зале, пили чай, пели традиционные песни. Около полуночи приходила миссис Франклин и уводила не успевших прийти в себя детей назад в детские. Три дня спустя елки нужно было убирать из дворца. Дети занимались этим сами. В банкетный зал приходили слуги вместе со своими семьями, а Царские дети, вооруженные ножницами, взбирались на стремянки и снимали с елей все до последнего украшения. Все изящные, похожие на тюльпаны подсвечники и великолепные украшения, многие из них были изготовлены Боленом и Пето, раздавались слугам. До чего же они были счастливы, до чего же были счастливы и мы, доставив им такую радость!»
На Рождество и Новый год в 1870-х гг. устанавливались, как правило, пять елок. Во время Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. ставили одну ёлку, поскольку считали неуместным шумно праздновать, когда на фронте гибнут солдаты. Атмосфера во дворце зависела от международной политики.
В 70-е годы великие князья отмечают в своих дневниках, что были организованы ёлки для детей дворцовых слуг. В частности этим занимался Великий князь Сергей Александрович. При Александре III Рождество отмечалось в Гатчине. Там во дворце обычно ставили 8-10 елок в Желтой и Малиновой гостиных.
При последнем императоре церемониал праздника не изменился. В декабре 1895 г. Николай II впервые встречал Рождество в Зимнем дворце мужем и отцом. Он записал в дневнике 24 декабря: «В 6 1/2 пошли ко всенощной и затем была общая Елка в Белой комнате… Получил массу подарков от дорогой Мама и от всех заграничных родственников». Затем 25 декабря: «В 3 ч. поехали в придворный манеж на Елку Конвоя и Сводного батальона. Как всегда были песни, пляски и балалайки. После чаю зажгли маленькую елку для дочки и рядом другую для всех женщин, Алике и детской». 26 декабря «В 2 1/2 ч. отправились в манеж на Елку второй половины Конвоя и Сводного батальона. После раздачи подарков смотрели опять на лезгинку и пляску солдат». 27 декабря была «Елка офицерам».
Рождественские праздники для императора не были днями отдыха. Он должен был наносить официальные визиты. Например, в 1907 году Николай II посетил шесть ёлок в одном только Царском Селе – в военном госпитале, школе нянь Государыни Императрицы Александры Федоровны, казармах Гвардейских Инвалидных рот, рождественские елки для дворцовой охраны, офицеров и рядовых.
А.Спиридович, начальник императорской охраны, в своих мемуарах описывает одну из таких встреч для военных. В центре помещения был установлен помост с гигантской ёлкой, украшенной гирляндами электрических лампочек. На ветвях висели банты, леденцы, пряники, засахаренные орехи. Справа от дерева в несколько рядов стояли столы с грудами подарков: будильников, серебряных ложек, кружек, сахарниц, всевозможной интересной домашней утвари, пакетов с пряниками, лесными орехами и конфетами. Слева от дерева развернули ковер и поставили на него кресла, создав импровизированную гостиную для императорской семьи. Тут же присутствовал оркестр балалаечников и хор Собственного Его Величества конвоя.
Ровно в два часа приехал Николай II со всеми своими детьми и Великой княгиней Ольгой Александровной. Императрица была нездорова и поэтому вместо нее подарки раздавала Великая княгиня. Прозвучала команда «Смирно!» Царь медленно обошел все подразделения, иногда подавая руку или перекидываясь несколькими фразами с офицерами… В это время военные по очереди подходили к столу с подарками и вытаскивали наугад бумажки с написанными номерами. Царевны, царевич Алексей и офицеры находили подарки с такими же номерами и приносили Ольге Александровне, которая передавала их выигравшим. Те целовали руку Ее Высочества, отдавали ей честь и быстро следовали к выходу, салютуя по пути Императору.
Раздача подарков очень развлекала Царевича. Особенно счастлив он был, когда кто-то выигрывал будильник. Офицеры заводили будильники, и те звенели к великой радости мальчика.
Затем началось выступление музыкантов. Особенный успех имела старинная песня казаков с быстрым ритмом, сопровождаемая грохотом тарелок, тамбуринов и громким свистом. Слушая их, Царевич растерял весь интерес к будильникам. Он был весь во внимании, глаза блестели, щеки раскраснелись от эмоций. Он был очарователен в своей белой форме и маленькой белой меховой шапке…
Так отмечали рождение Сына Божьего в дореволюционной России. Некоторые из этих традиций стали новогодними, некоторые забылись. Изменились подарки, открытки, развлечения. Но Рождество навсегда осталось светлым праздником, озарённым благодатью и согретым любовью к Богу и ближним.