10. Причины возникновения продовольственного кризиса
Продовольственный кризис складывался из ряда факторов, влияющих на экономику страны как каждый по отдельности, так и совместно.
Прежде всего, с началом Первой мировой войны в России прошел ряд мобилизаций, изъявших из экономики многие миллионы рабочих рук. Особенно болезненно это отразилось на деревне — у крестьян, в отличие от фабричных и заводских рабочих, не было «брони» от отправки на фронт.
Масштабы этого процесса можно оценить, исходя из роста численности российской армии. Если армия мирного времени состояла из 1 370 000 чел., то в 1914 году ее численность возросла до 6 485 000 чел., в 1915 году – до 11 695 000 чел., в 1916 году – 14 440 000 чел., в 1917 – 15 070 000 чел.
Для снабжения столь большой армии требовались огромные ресурсы. Но одновременно и естественно, изъятие столь большого числа рабочих рук из хозяйства не могло не сказаться на его продуктивности.
Во-вторых, в России началось сокращение посевных площадей. Как минимум на первом этапе оно не было напрямую связано с мобилизацией мужского населения в армию, в чем мы убедимся ниже, и должно рассматриваться как отдельный фактор.
Сокращение посевных площадей происходило как по причине оккупации ряда территорий, так и под влиянием внутренних факторов. Их необходимо разделить. Так, Н.Д. Кондратьев отмечает, что «оккупация определилась в более или менее полной форме к 1916 г.», что позволяет произвести оценку выбывших из оборота земель. Цифры таковы: общая посевная площадь в среднем за 1909-1913 гг. – 98 454 049,7 дес. Общая посевная площадь губерний, оккупированных к 1916 году – 8 588 467,2 дес. Таким образом под оккупацию попали 8,7% от общих посевных площадей империи. Цифра большая, но не смертельная.
Другой процесс происходил под влиянием внутренних политических и экономических факторов. Если взять общую посевную площадь (за вычетом оккупированных территорий) в 1909-1913 за 100%, динамика посевных площадей последующих лет предстанет перед нами в следующем виде:
1914 – 106,0%
1915 – 101,9%
1916 – 93,7%
1917 – 93,3%
«Общее сокращение посевной площади под влиянием политико-экономических факторов незначительно и дает к 1917 году всего 6,7%», — констатирует автор исследования.
Таким образом, сокращение посевных площадей само по себе еще не могло стать причиной продовольственного кризиса. Из чего же складывалась недостача продуктов питания, возникшая с 1914 года и стремительно развивающаяся впоследствии?
Немного проясняет вопрос взгляд на сокращение посевных площадей в зависимости от типа хозяйств — крестьянских и частновладельческих. Разница между ними в том, что первые были нацелены преимущественно на прокорм самих себя (в рамках хозяйства и общины), отправляя на рынок лишь невостребованные излишки. Их ближайший аналог — простая семья, ведущая собственное хозяйство. Вторые же были построены на принципах капиталистического предприятия, которое, используя наемную рабочую силу, нацелено на получение прибыли с продажи урожая. Оно не обязательно должно выглядеть как современная американская ферма — это может быть и помещичья латифундия, использующая крестьянские отработки, и зажиточный крестьянский двор, прикупивший дополнительно земли и обрабатывающий их с помощью наемных работников. В любом случае урожай с этой «излишней» земли предназначен исключительно на продажу — для хозяйства он просто избыточен, а сами эти земли обработать силами только хозяйства невозможно.
В целом по России без учета оккупированных территорий и Туркестана динамика посевных площадей по типу хозяйств будет выглядеть следующим образом: крестьянские хозяйства дают для 1914 года 107,1% к среднему показателю за 1909-13 гг, а частновладельческие — 103,3%. К 1915 году крестьянские хозяйства показывают рост посевных площадей — 121,2 процента, а частновладельческие — сокращение до 50,3%.
Аналогичная картина сохраняется почти для каждой части страны, взятой отдельно — для черноземной полосы, для Нечерноземья, для Кавказа. И лишь в Сибири частновладельческие хозяйства не сокращают посевных площадей.
«В высшей степени важно далее подчеркнуть, — пишет Кондратьев, — что сокращение посевной площади идет особенно стремительно в частновладельческих хозяйствах. И отмеченная выше относительная устойчивость посевной площади за первые два года войны относится исключительно за счет крестьянских хозяйств».
То есть крестьяне, лишившись рабочих рук, но хорошо представляя себе, что такое война, затягивают пояса и расширяют посевы — усилиями всей семьи, женщин, детей и стариков. А капиталистические хозяйства, также лишившись рабочих рук (мобилизация сказалась и на рынке рабочей силы), сокращают их. В этих хозяйствах некому затягивать пояса, они просто не приспособлены к работе в таких условиях.
Но главная проблема заключалась в том (и поэтому Кондратьев особенно обращает внимание на возникшее положение), что товарность зерна именно частновладельческих хозяйств была несоизмеримо выше крестьянской. К 1913 году помещичьи и зажиточные хозяйства давали до 75% всего товарного (идущего на рынок) хлеба в стране.
Сокращение именно этими хозяйствами посевных площадей давало существенное сокращение поступления хлеба на рынок. Крестьянские же хозяйства в очень большой степени кормили только сами себя.
Кстати, интересной темой для размышлений мог бы стать вопрос о том, что стало бы с Россией, удайся столыпинская аграрная реформа перед войной.
Наконец, третьим фактором, оказавшим серьезное влияние на формирование продовольственного кризиса, стала транспортная проблема.
В России исторически сложилось разделение регионов на производящие и потребляющие, или, в другой терминологии, на районы избытков и районы недостатков. Так, избыточны по хлебам были Таврическая губерния, Кубанская область, Херсонская губерния, Донская область, Самарская, Екатеринославская губернии, Терская область, Ставропольская губерния и другие.
Недостаточными являлись Петроградская, Московская, Архангельская, Владимирская, Тверская губернии, Восточная Сибирь, Костромская, Астраханская, Калужская, Новгородская Нижегородская, Ярославская губернии и другие.
Таким образом, огрубляя, важнейшие районы избытков лежали на юго-востоке Европейской России, районы недостатков — на северо-западе. Соответственно этой географии складывались в стране и рынки — производительные и потребительские, а также выстраивались торговые пути, распределяющие потоки хлебных грузов.
Основным средством транспорта, обслуживающим продовольственный рынок в России, являлся железнодорожный. Водный транспорт, исполняя лишь вспомогательную роль, не мог соперничать с железнодорожным ни в силу развития, ни в силу географической локализации.
С началом Первой мировой войны именно на долю железнодорожного транспорта пришлось подавляющее большинство перевозок — как огромных масс людей по мобилизации, так и титанических объемов продуктов, амуниции, обмундирования для их снабжения. Водный транспорт ничем не мог помочь на западном направлении в силу естественных географических причин — водных артерий, связывающих восток и запад России, просто не существуют.
С началом мобилизации железные дороги западного района — почти 33% всей железнодорожной сети — были выделены в ведение Военно-полевого управления практически исключительно для военных нужд. Для этих же нужд в западный район была передана значительная часть подвижного состава. Управление железными дорогами было, таким образом, разделено между военными и гражданскими властями.
Никогда и нигде многовластие не доводило до добра. Мало того, что на восточный район легла вся тяжесть снабжения западного мобилизованного района. Из западного района перестал возвращаться обратно подвижной состав. Возможно, он был куда более необходим в прифронтовой полосе — даже наверняка. Но такого рода вопросы требовали единого центра принятия решений, с трезвой оценкой всех плюсов и минусов. В нашем же случае к лету 1915 года задолжность западного района перед восточным достигла 34 900 вагонов .
Перед нами открывается одна из важнейших причин продовольственного кризиса — железнодорожные магистрали, обеспечивая огромные по масштабам военные поставки и испытывая острую нехватку подвижного состава, не могли справиться с нуждами гражданского сообщения.
В реальности из-за неразберихи, отсутствия единого руководства, изменения всего графика движения и мобилизации части подвижного состава перевозки в стране падали в целом. Если принять за 100 процентов среднее количество перевозок за 1911-1913 гг., то уже во втором полугодии 1914 их объем составил 88,5% от довоенного уровня, а специальных хлебных перевозок — лишь 60,5%
«Столь значительные требования войны к железным дорогам, — констатирует Кондратьев, — привели к тому, что основные железнодорожные артерии страны, связывающие главнейшие районы избытков продовольственных продуктов с потребляющими центрами внутри страны, оказались уже к концу первого года войны или совершенно недоступными для частных коммерческих грузов.., или доступ этот был крайне затруднен» .
Рынок продовольствия в России рухнул. Вот где причина возникновения недостатка продуктов питания с первого года войны при излишках хлеба, вот причина лавинообразного роста цен. Здесь же кроется одна из причин сокращения посевных площадей — если нет рынка, нет смысла и выращивать.
Аналогичные проблемы возникли и у промышленности — развалилось частное, а по большому счету и общее снабжение сырьем и топливом. Если у оборонных заводов в этой ситуации оставался шанс остаться на плаву (он исчез в 1916 г., о чем ниже), то для остальных предприятий без общей милитаризации экономики перспективы выглядели крайне безрадостно.
При этом за одной большой проблемой скрывалась не меньшая, если не большая по величине. Стараясь хоть как-то компенсировать недостачу вагонов и локомотивов, а также все падающие грузоперевозки, железнодорожники значительно, сверх нормативов увеличивали использование наличного подвижного состава.
Как это часто бывает при эксплуатации сложных систем, в критических обстоятельствах велик соблазн вывести их на сверхнормативные режимы работы, выжать по максимуму, разогнать до предела, добившись временной компенсации возникших потерь. Вот только система, достигнув определенного порога возможностей, неизбежно и безвозвратно идет вразнос.
Что-то подобное произошло с железнодорожным транспортном в Российской империи. «Возрастает средний суточный пробег наличного товарного вагона и паровоза… Возрастает количество погруженных и принятых вагонов и общий пробег их.., — пишет Кондратьев. — Повышение работы идет вплоть до пятого полугодия войны, до июня-декабря 1916 г., когда наступает перелом к ухудшению».
Дальше — лавинообразный выход из строя подвижного состава, хаос и разруха, которые касаются уже не только хлебных рынков, но и экономики вообще.
Примечания:
Н.Д. Кондратьев, «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции». М.: «Наука», 1991. Стр. 158
там же, стр. 121
там же, стр. 121
там же, стр. 122
БСЭ, статья «Сельское хозяйство»
Н.Д. Кондратьев, «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции». М.: «Наука», 1991. Стр. 96
там же, стр. 136
там же, стр. 137
там же, стр. 136
там же, стр. 137
там же, стр. 138
Поделитесь на страничке
Следующая глава >
Продовольственный кризис
Для всей планеты прозвучал предупредительный сигнал: к лету 2008 года цены на продукты питания резко увеличились. С начала 2005-го пшеница и кукуруза подорожали втрое, а рис – в пять раз. Последовали голодные бунты в двух десятках государств, ведь за чертой бедности оказались 75 миллионов человек. Прежде подобные потрясения случались из-за краткосрочных продовольственных перебоев. Теперь ситуация совершенно иная: цены взлетели, когда земледельцы по всему миру собрали рекордный урожай зерновых. Нынешнее подорожание – предвестник серьезной проблемы, затрагивающей мировой рынок продовольствия. Суть этой проблемы такова: уже несколько лет мир потребляет еды больше, чем производит. «Рост производительности сельского хозяйства – лишь один-два процента в год, – предостерег в самый разгар кризиса Йоахим фон Браун, генеральный директор вашингтонского Исследовательского института мировой продовольственной политики. – Этого слишком мало, чтобы поспеть за ростом населения и повышением спроса на продукты питания». Повышение цен говорит о том, что спрос обгоняет предложение. В мире просто не хватает продовольствия. Агфляция, то есть «аграрная инфляция», больнее всего ударила по беднейшему миллиарду населения планеты, поскольку эти люди обычно тратят на еду от 50 до 70 процентов своих доходов.
Специалисты предупреждают: к середине века прогнозируется рост населения Земли до девяти миллиардов, а значит, достижение зеленой революции нужно повторить, то есть еще раз вдвое увеличить производство продуктов питания к 2030 году. Сегодня цены по-прежнему близки к рекордным отметкам. Ученые прогнозируют, что глобальное потепление, из-за которого вегетационные периоды становятся жарче и обостряется нехватка воды, приведет к сокращению урожаев на большей части Земли – а за этим уже маячит грозная тень перманентного продовольственного кризиса. Пути решения проблемы ищут многие ученые по всему миру, в их числе – фон Браун и его коллеги из консультативной группы по международным сельскохозяйственным исследованиям. Это объединение всемирно известных исследовательских центров в свое время способствовало более чем двукратному увеличению среднемировых урожаев кукурузы, риса и пшеницы в период с середины 50-х до середины 90-х годов. Это колоссальное достижение назвали зеленой революцией. Однако сегодня специалисты предупреждают: к середине века прогнозируется рост населения Земли до девяти миллиардов, а значит, достижение это нужно повторить, то есть еще раз вдвое увеличить производство продуктов питания к 2030 году. Темпы роста. С тех самых пор как около 12 тысяч лет назад наши предки перешли от охоты и собирательства к земледелию, численность рода людского увеличивалась пропорционально совершенствованию наших сельскохозяйственных умений. Каждый новый шаг – одомашнивание животных, овладение ирригацией и методом влажной посадки риса – приводил к скачкообразному росту численности мирового населения. Останавливалось производство продуктов питания – переставало расти население. Арабы и китайцы еще в древности обратили внимание на связь между количеством людей и объемом продовольственных ресурсов, однако попытка выявить непосредственный механизм этой связи была предпринята лишь в конце XVIII века одним британским ученым. Томас Роберт Мальтус, математик и священник, был, по мнению его оппонентов, неисправимым пессимистом. Он пришел к выводу, что численность населения Земли растет в геометрической прогрессии, увеличиваясь вдвое примерно каждые 25 лет (если нет сдерживающих факторов). А производительность сельского хозяйства растет в прогрессии арифметической, то есть куда медленнее. И здесь кроется биологическая западня, из которой человечеству никогда не выбраться. «Способность населения к размножению намного превышает способность земли давать человеку средства существования, – писал он в 1798 году в “Опыте о законе народонаселения”. – А из этого следует, что численность населения подвергается строгому и постоянному сдерживанию». Мальтус полагал, что это «сдерживание» может определяться волей людей (контроль над рождаемостью, воздержание, позднее вступление в брак) или не зависеть от нее (войны, голод, болезни). Британский ученый выступал против благотворительной раздачи продовольствия, допуская ее лишь для тех, кто находится в совсем уж беспросветной нищете. Иначе, считал он, благотворитель способствует рождению у бедняков новых детей. В викторианскую эпоху, когда в результате промышленной революции в Англии резко возросло производство продуктов питания, идеи Мальтуса были выброшены на свалку. А зеленая революция и вовсе сделала преподобного посмешищем в глазах экономистов. Начиная с 1950 года человечество переживает период самого бурного роста своей численности. Со времен Мальтуса за мировой обеденный стол уселось еще шесть миллиардов человек. И тем не менее, за счет совершенствования методов выращивания зерновых, большая часть этих людей ела и ест досыта. Китайский бум. В пятнадцатую ночь девятого месяца китайского лунного календаря 3680 жителей деревни Яотьян собрались на площади под брезентовым навесом и приступили к трапезе, состоящей из 13 блюд. Это традиционное застолье устраивается в честь старших. Яотьян окружают сады и бесчисленные корпуса новых фабрик, благодаря которым провинция Гуандун, что на юге Китая, стала одной из самых процветающих в стране. Несмотря на мировой экономический кризис, дела в Гуандуне по-прежнему идут хорошо. А когда дела идут хорошо, в рационе китайцев становится больше свинины. Потребление этого мяса в стране с самым большим в мире населением выросло с 1993-го по 2005 год на 45 процентов, с 24 до 34 килограммов на человека в год. Специалист-консультант по свиноводству Чжен Гуанронг вспоминает, что его отец выращивал за год одну свинью, которую резали к новогодним праздникам. И больше они мяса не ели. Крепко сбитые свиньи черно-белого окраса, которых разводил отец Чжена, были весьма неприхотливы и обходились дешево: эти животные ели практически все: и объедки, и корни растений. Современные китайские свиньи – совсем другое дело. В 1989 году правительство КНР стало предоставлять налоговые льготы крупным автоматизированным хозяйствам. Чжена пригласили на работу в одну из первых в Китае централизованных свиноводческих ферм. На таких предприятиях (в последние годы их число резко возросло) свиней кормят особыми смесями из кукурузной и соевой муки с различными добавками, от которых животные растут быстрее. Среднестатистического китайца, любителя свинины, такое положение дел, безусловно, устраивает. Но при этом под угрозой оказываются мировые запасы зерна. Дело в том, что мясо – крайне неэффективный продукт питания. Ведь чтобы получить, скажем, килограмм свинины, надо потратить изрядное количество зерна на то, чтобы прокормить животное. По мере того как все большее количество зерновых уходило на корм для скота и производство биотоплива, его общемировое ежегодное потребление росло – с 815 миллионов тонн в 1960 году до 2,16 миллиарда в 2008-м. Продовольственный кризис угрожает миру не в первый раз. Из-за голода в Индии в 1943 году погибло до четырех миллионов человек. Даже Китай, второй в мире производитель зерна, не может выращивать его в количествах, достаточных для прокорма всех своих свиней. В основном дефицит покрывается за счет импорта соевых бобов из США, а также из Бразилии, одной из немногих стран, обладающих потенциалом для расширения посевных площадей (для этого часто приходится распахивать сельву). Рост спроса на продукты питания, корм для скота и биотопливо стал одной из главнейших причин уничтожения лесов в тропиках. Более половины новых посевных площадей, распаханных с 1980-го по 2000 год, прежде занимали девственные дождевые леса. Одна только Бразилия с 1990-го по 2005 год на 10 процентов увеличила в Амазонии площадь земель, отведенных под сою. Некоторые из выращенных там соевых бобов, вполне возможно, попадают в кормушки расположенной в Гуанчжоу фермы Личжи, самой большой в провинции Гуандун. Некоторые эксперты предсказывают, что, когда население Китая достигнет полутора миллиардов, а это должно произойти в ближайшие двадцать лет, стране понадобится еще 200 миллионов свиней – просто чтобы выжить. И это только в Китае. Общемировое потребление мяса, как ожидается, возрастет к 2050 году вдвое. А это значит, что нам потребуется гораздо, гораздо больше зерна. Вспышки голода. Продовольственный кризис угрожает миру не в первый раз. 83-летний Гурчаран Сингх Калкат прожил долгую жизнь и помнит бенгальский голод, один из самых страшных в истории человечества. В Индии в 1943 году погибло до четырех миллионов человек. В течение двух последующих десятилетий власти страны были вынуждены импортировать миллионы тонн зерновых, чтобы прокормить свой народ. Потом, как мы знаем, началась зеленая революция. В середине 60-х, когда Индия напрягала все силы, чтобы предотвратить голод во время очередной страшной засухи, американский растениевод Норман Борлоуг с местными коллегами внедрял в индийском штате Пенджаб высокоурожайные сорта пшеницы. Тогда, в 1960-е, Калкат занимал пост заместителя министра сельского хозяйства Пенджаба. «Эти новые семена были просто даром небес», – вспоминает он. К 1970 году фермеры увеличили производительность почти втрое, при этом работать требовалось не больше, чем прежде. «Мы ломали голову, что делать с излишками зерна, – вспоминает Калкат. – Однажды мы на месяц раньше закрыли школы, чтобы сложить урожай в школьных зданиях». Новые карликовые сорта пшеницы с короткими толстыми стеблями и крупными колосьями стали настоящим прорывом в сельском хозяйстве. Они могли давать столько зерна, сколько ни один другой сорт, ранее известный человеку, – только бы вода была в избытке, химические удобрения в достатке да не мешали сорняки и насекомые-вредители. Индийское правительство финансировало строительство каналов, производство удобрений и бурение трубчатых колодцев для полива полей, а также предоставило крестьянам бесплатную электроэнергию, чтобы качать из колодцев воду. Новые сорта пшеницы быстро распространились по всей Азии, побуждая миллионы земледельцев отходить от традиционных методов ведения сельского хозяйства. Вскоре появился и «чудесный рис». Выведенный сорт созревает быстрее – в год стали собирать по два урожая. Сегодня в Пенджабе двойной урожай пшеницы, риса и хлопка – норма. Цена плодородия. Зеленая революция, начатая Борлоугом, не имела ничего общего с популярным сегодня «зеленым» движением. Новые методы, связанные с применением химических удобрений и пестицидов, с возделыванием огромных полей, засеянных одной сельхозкультурой (так называемое монокультурное земледелие), были полной противоположностью природоохранным тенденциям наших дней. Однако зеленая революция достигла таких успехов, что в 1970 году Норман Борлоуг удостоился Нобелевской премии мира. В сегодняшнем Пенджабе чудес не происходит: рост урожайности практически остановился еще в середине 90-х годов. Усиленная ирригация (в штате вырыто 1,3 миллиона трубчатых колодцев) вызвала резкое падение уровня грунтовых вод; тысячи гектаров некогда плодородной земли потеряны из-за засоления и заболачивания. Сорок лет интенсивной ирригации, внесения удобрений и обработки пестицидами не прошли бесследно для серых глинистых полей Пенджаба. А в некоторых случаях – и для его жителей. Джагсир Сингх, старейшина деревни Бхуттивала (округ Муктсар), где живет шесть тысяч человек, говорит о потерях последних лет: «За четыре года в наших краях умерли от рака сорок девять человек, в основном – молодые люди. Здесь отравленная вода, но мы вынуждены ее пить». Прямых доказательств того, что онкологические заболевания были вызваны пестицидами, нет. Однако исследователи обнаружили пестициды в крови пенджабских крестьян, в воде, которую они пьют, в овощах, которые они едят, даже в грудном молоке местных женщин. Из округа Малва в онкологическую клинику в городе Биканер ездит так много народу, что поезд, который везет их, окрестили раковым экспрессом. Правительство настолько обеспокоено положением дел, что выделяет миллионы на строительство водоочистных установок в самых неблагополучных деревнях. Но этим беды пенджабских крестьян не исчерпываются: из-за высоких цен на удобрения многие из них вынуждены влезать в долги. Результаты одного исследования показывают, что в период с 1988-го по 2006 год в 93 деревнях 1400 крестьян покончили жизнь самоубийством. «Зеленая революция принесла нам только вред», – считает Джарнайл Сингх, бывший школьный учитель из деревни Джаджал. Конечно, не все разделяют это мнение. Раттан Лал, почвовед из университета Огайо, окончивший в 1963 году Пенджабский сельскохозяйственный университет, убежден, что не сами по себе технологии зеленой революции привели к столь плачевным результатам – в большинстве случаев виной всему было неправильное их применение. Речь идет об избыточном использовании удобрений и пестицидов, неоправданно масштабной ирригации и удалении с полей растительных остатков, в результате чего почва лишается практически всех питательных веществ. «Я не спорю, проблема качества воды и понижения водного горизонта весьма серьезна, – говорит Лал. – Но зеленая революция спасла миллионы жизней». С 1970-го по 2000 год производство сельскохозяйственной продукции на душу населения к югу от Сахары снизилось, меж тем как численность этого населения существенно выросла. Сейчас здесь живет четверть самых бедных людей Земли. Что касается роста сельскохозяйственного производства, то в Индии не было голода с тех пор, как Борлоуг привез сюда свои семена. А общемировое производство зерна за эти годы выросло более чем вдвое. Некоторые ученые полагают, что одно только повышение урожайности риса увеличило численность мирового населения на 700 миллионов человек. Многие исследователи и фермеры убеждены: хотя у зеленой революции немало тяжелых побочных эффектов, ее необходимо повторить. На сей раз движущей силой революции должны стать знания в области генетики. Сегодня селекционерам известна последовательность геномов кукурузы и сои, и они используют эти знания так, как и представить было невозможно всего четыре-пять лет назад, говорит Роберт Фрейли, глава технологического управления сельскохозяйственного гиганта Monsanto. С помощью генетической модификации, то есть внедрения полезных генов, принадлежащих другим видам живых организмов, селекционеры получают новые сорта сельскохозяйственных растений, которым потребуется меньше удобрений, они будут обладать более высокой урожайностью и устойчивостью к засухам. Последнее качество стало сегодня особенно актуальным. Континент невезения. Африка, страдающая от истощения почв, нестабильности осадков и роста населения, возможно, являет собой модель будущего, которое ждет Homo sapiens. По многим причинам (прежде всего из-за коррупции и неразвитой инфраструктуры, в том числе транспортной) зеленая революция сюда так и не добралась. С 1970-го по 2000 год производство сельскохозяйственной продукции на душу населения к югу от Сахары снизилось, меж тем как численность этого населения существенно выросла. Сейчас здесь живет четверть самых бедных людей Земли. В крошечном, не имеющем выхода к морю государстве Малави, одном из самых бедных и густонаселенных в Африке, сельское хозяйство сталкивается со всеми типичными для этого континента проблемами. Большинство малавийцев – крестьяне, зарабатывающие на жизнь выращиванием кукурузы. В день они получают меньше двух долларов. В 2005 году, когда в стране в который раз выпало слишком мало дождей, более трети ее 13-миллионного населения оказалось на грани голодной смерти. Президент Бингу ва-Мутарика заявил: он не для того был избран на свой пост, чтобы управлять сборищем попрошаек, и начал действовать. После того как Бингу, как его здесь все называют, не смог убедить Всемирный банк и другие международные организации профинансировать внедрение в Малави некоторых достижений зеленой революции, он решил выделить 58 миллионов долларов из бюджета страны на закупку для крестьян гибридных семян и удобрений. Затем Всемирный банк все-таки пришел на помощь и призвал президента помочь в первую очередь самым бедным. Около 1,3 миллиона семей получили купоны, на которые купили по три килограмма семян гибридной кукурузы и по два 50-килограммовых мешка удобрений по цене в три раза ниже рыночной. Африканское чудо. То, что произошло потом, называют чудом. Хорошие семена, немного удобрений и возвращение дождей, напитавших почву влагой, – и в последующие два года крестьяне собрали сказочный урожай. «От 44-процентного дефицита они перешли к 18-процентной прибыли и вдвое повысили производительность, – рассказывает Педро Санчес, сотрудник Колумбийского университета, консультировавший правительство Малави в рамках этой программы. – На следующий год они получили 53 процента прибыли и стали экспортировать кукурузу в Зимбабве. Поразительные перемены!» Результат оказался настолько впечатляющим, что заставил задуматься о том, какое огромное значение имеют инвестиции в сельское хозяйство для борьбы с бедностью и голодом в таких странах, как Малави. В октябре 2007 года Всемирный банк опубликовал доклад, где честно констатировалось, что сам банк, другие международные организации и правительства африканских стран не сделали все от них зависящее, чтобы помочь беднейшим крестьянам Черного континента. Пятнадцать лет они проявляли невнимание к проблеме инвестиций в сельское хозяйство. Несколько десятилетий Всемирный банк и другие организации выступали против государственных сельскохозяйственных вложений, отстаивая рыночные методы, которые весьма редко оказывались эффективными. Но наконец они резко сменили курс. Грядет ли революция? Программа, реализуемая в Малави, – часть более крупного проекта. Его цель – устроить наконец зеленую революцию в Африке. Педро Санчес и Джеффри Сакс, выдающийся экономист и борец с бедностью, приводят конкретные примеры того, какую пользу приносят такие инвестиции. Речь идет о восьмидесяти деревушках, объединенных примерно в десяток «деревень тысячелетия», которые разбросаны по самым обездоленным, страдающим от голода районам Африки. Заручившись поддержкой нескольких рок- и кинозвезд, Санчес и Сакс ежегодно вкладывают в каждую маленькую деревню 300 тысяч долларов. Это на треть больше, чем ВВП Малави на душу населения, поэтому многие люди, имеющие отношение к программам развития, сомневаются в жизнеспособности проекта. Фелире Нкхома, хрупкая, но весьма решительная женщина, отвечает за реализацию сельскохозяйственных программ в одной из двух малавийских «деревень тысячелетия». Каждая из них объединяет по семь деревушек, где живет в общей сложности 35 тысяч человек. Эти люди бесплатно получают гибридные семена и удобрения, правда, с каждого урожая отдают по три мешка кукурузы школам. Им также выдают противомоскитные сетки и лекарства от малярии. У них есть клиника с полным штатом врачей, зернохранилище и колодцы с безопасной питьевой водой на расстоянии не более километра от каждого дома. Фейсон Типоти, руководящий одной из «деревень тысячелетия», в свое время немало способствовал тому, чтобы его земляки стали участниками знаменитой программы. «Когда Джефф Сакс приехал сюда и спросил, чего мы хотим, мы попросили дать нам лишь удобрения и гибридные семена», – вспоминает Типоти. Жители деревни больше не проводят целые дни, бродя по дорогам и выпрашивая пищу, чтобы накормить своих больных детей с раздувшимися от голода животами. Программа здесь работает успешно. Но в самом ли деле вторая волна зеленой революции с ее традиционным набором (химические удобрения, пестициды, ирригация, использование генетически модифицированных семян) покончит с мировым продовольственным кризисом? Масштабное исследование 2008 года «Международный доступ к сельскохозяйственным знаниям, науке и технологии в целях развития» показало: колоссальное увеличение продуктивности земледелия, достигнутое в последние тридцать лет благодаря научному и технологическому прогрессу, не способствовало улучшению ситуации с питанием значительной части беднейшего населения планеты. В проведении исследования по вопросам продовольствия и сельского хозяйства, инициированного Всемирным банком совместно с ООН, приняли участие около четырехсот специалистов по земледелию со всего света. Вывод, к которому они пришли, таков: необходимо поменять парадигму развития сельского хозяйства и ориентироваться на внедрение более надежных и экологически безопасных методов, которые смогут обеспечить благополучие 900 миллионов фермеров. Истощенная почва и исчерпанные водоносные слои, оставленные нам в наследство зеленой революцией, – повод задуматься над сменой стратегии. Почва, пища, здоровье. До сих пор ученым не удалось найти способ генетически изменить появившиеся во время зеленой революции сорта растений, чтобы они стали менее зависимы от ирригации и удобрений. Роберт Фрейли из Monsanto прогнозирует, что его компания начнет поставлять засухоустойчивую кукурузу на американский рынок до 2012 года. Однако в засушливые годы такая кукуруза, как ожидается, будет давать лишь на 6–10 процентов больше зерна, чем обычная, страдающая от засухи в полной мере. Стоит ли удивляться, что начало формироваться новое движение, представленное пока маленькими, скудно финансируемыми проектами, разбросанными по просторам Азии и Африки? Одни называют предлагаемый подход агроэкологией, другие – устойчивым земледелием, но главное, что в основе его лежит новая революционная идея. Нам необходимо перестать гнаться исключительно за повышением урожайности любой ценой, пора задуматься о том, какое воздействие производство продуктов питания оказывает на природу и общество. Вандана Шива, в прошлом физик-ядерщик, а теперь агроэколог – самый суровый из индийских критиков зеленой революции. «Я называю это монокультурным сознанием, – говорит она. – Тех, кто его пропагандирует, интересует только урожай пшеницы и риса, между тем в целом качество продуктовой корзины падает. До зеленой революции в Пенджабе выращивали 250 видов культурных растений!» Исследование, проведенное Шивой, показало: если вместо удобрений, произведенных из природного газа, использовать компост, то в почве повышается содержание органических веществ, что связывает углерод и удерживает влагу – а эти два аспекта имеют ключевое значение для земледелия в условиях меняющегося климата. «Вот какие методы нужно использовать, если вы собираетесь преодолевать продовольственный кризис», – говорит Шива. На севере Малави осуществляется один проект, во многом дающий те же результаты, что и проект «Деревни тысячелетия», но обходится он гораздо дешевле. В рамках программы «Почва, пища и здоровье» крестьян снабжают семенами бобовых и рассказывают, как выращивать арахис, голубиный горох и сою. Эти культуры не только обогащают рацион, но и снабжают почву соединениями азота. Осуществление программы началось в 2000 году с одной больницы в малавийском городке Эквендени, куда часто попадали пациенты, страдавшие от недоедания. Исследователи предположили, что виной тому монокультурное растениеводство: выращивая только кукурузу, владельцы небольших участков земли получали скудный урожай, поскольку почва была истощена, а удобрения стоили дорого. В Энконголвени, одной из «деревень тысячелетия», крестьяне рассказали, как бобовые культуры изменили их жизнь. Вот типичная история: после того как Аким Мхоне включил в севооборот бобовые, урожаи кукурузы на его клочке земли выросли в два раза, а удобрений он стал использовать вдвое меньше. «На вырученные деньги я отремонтировал дом и завел скот», – говорит Мхоне. Исследователи из Канады установили, что за восемь лет, прошедших с начала реализации проекта, дети из более чем семи тысяч вовлеченных в него семей существенно прибавили в весе – убедительное доказательство того, что здоровье почвы и здоровье людей в Малави взаимосвязаны. Вот почему Рэйчел Безнер Керр, координатор проекта, так обеспокоена намерением крупных фондов устроить в Африке новую зеленую революцию. «Меня это очень тревожит, – говорит она. – Земледельцев заставляют полагаться на дорогостоящие технологии, привезенные издалека и приносящие прибыль большим компаниям, а не на агроэкологические методы, для которых нужны местные ресурсы и умения местных жителей». Девять миллиардов едоков. Какая бы модель в конце концов ни победила, задача прокормить девять миллиардов человек, которые будут населять Землю в 2050 году, явно не из легких. Два миллиарда уже живут в самых засушливых районах планеты, между тем ожидается, что в результате глобального потепления производительность сельского хозяйства в этих местностях будет и дальше падать. Какой бы потенциальной урожайностью ни обладали те или иные культуры, для роста им все равно нужна вода. Не стоит забывать и о прогнозах ученых: в недалеком будущем большая часть Земли ежегодно может охватывать засуха. Недавние климатические исследования говорят о том, что периоды особо сильной жары, подобные тому, что в 2003 году погубил посевы и стал причиной смерти тысяч людей в Западной Европе, к концу века могут стать обычным явлением в тропиках и субтропиках. Гималайские ледники, снабжающие водой сотни миллионов человек, скот и поля в Китае и Индии, тают все быстрее и могут полностью исчезнуть к 2035 году. А население растет: каждую секунду в мире становится на 2,5 рта больше. «Как-то раз один китайский демограф показал мне два иероглифа, начертанные над входом в его кабинет, – вспоминает профессор Тим Дайсон, специалист по демографии из Лондонской школы экономики. – Вместе они означали “население”. Оказалось, что один иероглиф обозначает человека, а второй – открытый рот. Объяснение поразило меня до глубины души». Это лишь подтверждает идеи Томаса Мальтуса: человечество не может расти до бесконечности, поскольку не может себя прокормить.
Продовольственный кризис складывался из ряда факторов, влияющих на экономику страны как каждый по отдельности, так и совместно.
Прежде всего, с началом Первой мировой войны в России прошел ряд мобилизаций, изъявших из экономики многие миллионы рабочих рук. Особенно болезненно это отразилось на деревне — у крестьян, в отличие от фабричных и заводских рабочих, не было «брони» от отправки на фронт.
Масштабы этого процесса можно оценить, исходя из роста численности российской армии. Если армия мирного времени состояла из 1 370 000 чел., то в 1914 году ее численность возросла до 6 485 000 чел., в 1915 году – до 11 695 000 чел., в 1916 году – 14 440 000 чел., в 1917 – 15 070 000 чел.
Для снабжения столь большой армии требовались огромные ресурсы. Но одновременно и естественно, изъятие столь большого числа рабочих рук из хозяйства не могло не сказаться на его продуктивности.
Во-вторых, в России началось сокращение посевных площадей. Как минимум на первом этапе оно не было напрямую связано с мобилизацией мужского населения в армию, в чем мы убедимся ниже, и должно рассматриваться как отдельный фактор.
Сокращение посевных площадей происходило как по причине оккупации ряда территорий, так и под влиянием внутренних факторов. Их необходимо разделить. Так, Н.Д. Кондратьев отмечает, что «оккупация определилась в более или менее полной форме к 1916 г.», что позволяет произвести оценку выбывших из оборота земель. Цифры таковы: общая посевная площадь в среднем за 1909-1913 гг. – 98 454 049,7 дес. Общая посевная площадь губерний, оккупированных к 1916 году – 8 588 467,2 дес. Таким образом под оккупацию попали 8,7% от общих посевных площадей империи. Цифра большая, но не смертельная.
Другой процесс происходил под влиянием внутренних политических и экономических факторов. Если взять общую посевную площадь (за вычетом оккупированных территорий) в 1909-1913 за 100%, динамика посевных площадей последующих лет предстанет перед нами в следующем виде:
1914 – 106,0%
1915 – 101,9%
1916 – 93,7%
1917 – 93,3%
«Общее сокращение посевной площади под влиянием политико-экономических факторов незначительно и дает к 1917 году всего 6,7%», — констатирует автор исследования.
Таким образом, сокращение посевных площадей само по себе еще не могло стать причиной продовольственного кризиса. Из чего же складывалась недостача продуктов питания, возникшая с 1914 года и стремительно развивающаяся впоследствии?
Немного проясняет вопрос взгляд на сокращение посевных площадей в зависимости от типа хозяйств — крестьянских и частновладельческих. Разница между ними в том, что первые были нацелены преимущественно на прокорм самих себя (в рамках хозяйства и общины), отправляя на рынок лишь невостребованные излишки. Их ближайший аналог — простая семья, ведущая собственное хозяйство. Вторые же были построены на принципах капиталистического предприятия, которое, используя наемную рабочую силу, нацелено на получение прибыли с продажи урожая. Оно не обязательно должно выглядеть как современная американская ферма — это может быть и помещичья латифундия, использующая крестьянские отработки, и зажиточный крестьянский двор, прикупивший дополнительно земли и обрабатывающий их с помощью наемных работников. В любом случае урожай с этой «излишней» земли предназначен исключительно на продажу — для хозяйства он просто избыточен, а сами эти земли обработать силами только хозяйства невозможно.
В целом по России без учета оккупированных территорий и Туркестана динамика посевных площадей по типу хозяйств будет выглядеть следующим образом: крестьянские хозяйства дают для 1914 года 107,1% к среднему показателю за 1909-13 гг, а частновладельческие — 103,3%. К 1915 году крестьянские хозяйства показывают рост посевных площадей — 121,2 процента, а частновладельческие — сокращение до 50,3%.
Аналогичная картина сохраняется почти для каждой части страны, взятой отдельно — для черноземной полосы, для Нечерноземья, для Кавказа. И лишь в Сибири частновладельческие хозяйства не сокращают посевных площадей.
«В высшей степени важно далее подчеркнуть, — пишет Кондратьев, — что сокращение посевной площади идет особенно стремительно в частновладельческих хозяйствах. И отмеченная выше относительная устойчивость посевной площади за первые два года войны относится исключительно за счет крестьянских хозяйств».
То есть крестьяне, лишившись рабочих рук, но хорошо представляя себе, что такое война, затягивают пояса и расширяют посевы — усилиями всей семьи, женщин, детей и стариков. А капиталистические хозяйства, также лишившись рабочих рук (мобилизация сказалась и на рынке рабочей силы), сокращают их. В этих хозяйствах некому затягивать пояса, они просто не приспособлены к работе в таких условиях.
Но главная проблема заключалась в том (и поэтому Кондратьев особенно обращает внимание на возникшее положение), что товарность зерна именно частновладельческих хозяйств была несоизмеримо выше крестьянской. К 1913 году помещичьи и зажиточные хозяйства давали до 75% всего товарного (идущего на рынок) хлеба в стране.
Сокращение именно этими хозяйствами посевных площадей давало существенное сокращение поступления хлеба на рынок. Крестьянские же хозяйства в очень большой степени кормили только сами себя.
Кстати, интересной темой для размышлений мог бы стать вопрос о том, что стало бы с Россией, удайся столыпинская аграрная реформа перед войной.
Наконец, третьим фактором, оказавшим серьезное влияние на формирование продовольственного кризиса, стала транспортная проблема.
В России исторически сложилось разделение регионов на производящие и потребляющие, или, в другой терминологии, на районы избытков и районы недостатков. Так, избыточны по хлебам были Таврическая губерния, Кубанская область, Херсонская губерния, Донская область, Самарская, Екатеринославская губернии, Терская область, Ставропольская губерния и другие.
Недостаточными являлись Петроградская, Московская, Архангельская, Владимирская, Тверская губернии, Восточная Сибирь, Костромская, Астраханская, Калужская, Новгородская Нижегородская, Ярославская губернии и другие.
Таким образом, огрубляя, важнейшие районы избытков лежали на юго-востоке Европейской России, районы недостатков — на северо-западе. Соответственно этой географии складывались в стране и рынки — производительные и потребительские, а также выстраивались торговые пути, распределяющие потоки хлебных грузов.
Основным средством транспорта, обслуживающим продовольственный рынок в России, являлся железнодорожный. Водный транспорт, исполняя лишь вспомогательную роль, не мог соперничать с железнодорожным ни в силу развития, ни в силу географической локализации.
С началом Первой мировой войны именно на долю железнодорожного транспорта пришлось подавляющее большинство перевозок — как огромных масс людей по мобилизации, так и титанических объемов продуктов, амуниции, обмундирования для их снабжения. Водный транспорт ничем не мог помочь на западном направлении в силу естественных географических причин — водных артерий, связывающих восток и запад России, просто не существуют.
С началом мобилизации железные дороги западного района — почти 33% всей железнодорожной сети — были выделены в ведение Военно-полевого управления практически исключительно для военных нужд. Для этих же нужд в западный район была передана значительная часть подвижного состава. Управление железными дорогами было, таким образом, разделено между военными и гражданскими властями.
Никогда и нигде многовластие не доводило до добра. Мало того, что на восточный район легла вся тяжесть снабжения западного мобилизованного района. Из западного района перестал возвращаться обратно подвижной состав. Возможно, он был куда более необходим в прифронтовой полосе — даже наверняка. Но такого рода вопросы требовали единого центра принятия решений, с трезвой оценкой всех плюсов и минусов. В нашем же случае к лету 1915 года задолжность западного района перед восточным достигла 34 900 вагонов .
Перед нами открывается одна из важнейших причин продовольственного кризиса — железнодорожные магистрали, обеспечивая огромные по масштабам военные поставки и испытывая острую нехватку подвижного состава, не могли справиться с нуждами гражданского сообщения.
В реальности из-за неразберихи, отсутствия единого руководства, изменения всего графика движения и мобилизации части подвижного состава перевозки в стране падали в целом. Если принять за 100 процентов среднее количество перевозок за 1911-1913 гг., то уже во втором полугодии 1914 их объем составил 88,5% от довоенного уровня, а специальных хлебных перевозок — лишь 60,5%
«Столь значительные требования войны к железным дорогам, — констатирует Кондратьев, — привели к тому, что основные железнодорожные артерии страны, связывающие главнейшие районы избытков продовольственных продуктов с потребляющими центрами внутри страны, оказались уже к концу первого года войны или совершенно недоступными для частных коммерческих грузов.., или доступ этот был крайне затруднен» .
Рынок продовольствия в России рухнул. Вот где причина возникновения недостатка продуктов питания с первого года войны при излишках хлеба, вот причина лавинообразного роста цен. Здесь же кроется одна из причин сокращения посевных площадей — если нет рынка, нет смысла и выращивать.
Аналогичные проблемы возникли и у промышленности — развалилось частное, а по большому счету и общее снабжение сырьем и топливом. Если у оборонных заводов в этой ситуации оставался шанс остаться на плаву (он исчез в 1916 г., о чем ниже), то для остальных предприятий без общей милитаризации экономики перспективы выглядели крайне безрадостно.
При этом за одной большой проблемой скрывалась не меньшая, если не большая по величине. Стараясь хоть как-то компенсировать недостачу вагонов и локомотивов, а также все падающие грузоперевозки, железнодорожники значительно, сверх нормативов увеличивали использование наличного подвижного состава.
Как это часто бывает при эксплуатации сложных систем, в критических обстоятельствах велик соблазн вывести их на сверхнормативные режимы работы, выжать по максимуму, разогнать до предела, добившись временной компенсации возникших потерь. Вот только система, достигнув определенного порога возможностей, неизбежно и безвозвратно идет вразнос.
Что-то подобное произошло с железнодорожным транспортном в Российской империи. «Возрастает средний суточный пробег наличного товарного вагона и паровоза… Возрастает количество погруженных и принятых вагонов и общий пробег их.., — пишет Кондратьев. — Повышение работы идет вплоть до пятого полугодия войны, до июня-декабря 1916 г., когда наступает перелом к ухудшению».
Дальше — лавинообразный выход из строя подвижного состава, хаос и разруха, которые касаются уже не только хлебных рынков, но и экономики вообще.
Примечания:
Н.Д. Кондратьев, «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции». М.: «Наука», 1991. Стр. 158
там же, стр. 121
там же, стр. 121
там же, стр. 122
БСЭ, статья «Сельское хозяйство»
Н.Д. Кондратьев, «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции». М.: «Наука», 1991. Стр. 96
там же, стр. 136
там же, стр. 137
там же, стр. 136
там же, стр. 137
там же, стр. 138
Продовольственный кризис в 1917. Что это было?
1917. Живая история — совместный проект журнала «Фома» и радио «Вера», посвященный столетию революционных событий.
В течение этого года мы будем говорить о событиях, которые имели место в России сто лет назад – в 1917 году. Попытаемся понять мотивации людей и разобраться в цепочке событий, которые привели, как писали раньше в учебниках, от Февраля к Октябрю.
Слушать:
http://foma.ru/wp-content/uploads/2017/04/68.-Hlebnyie-buntyi.mp3
Читать:
Алла Митрофанова:
В течение этого года мы говорим о событиях, которые имели место в России 100 лет назад в 1917 году, пытаемся понять мотивации людей и разобраться в цепочке событий, которые привели от февраля к октябрю, как писали в учебниках раньше. В этом году мы вспоминаем столетие революции, люди которые проживали эти дни 100 лет назад, они еще не знали, что случится совсем скоро, однако в дневниках можно найти массу свидетельств о том, как нарастало напряжение. Многие писали о том, что в магазинах стало невозможно купить продукты: мука, масло, мясо, всё это куда-то делось, а если и появляется, то хватает не на всех, либо продается по очень высоким ценам. Что это было? Поговорим об этом с доктором исторических наук, профессором Московского педагогического государственного университета, Василием Цветковым, постоянным автором журнала “Живая история”. Добрый вечер, Василий Жанович!
Василий Цветков:
Здравствуйте!
Алла Митрофанова:
На следующей неделе у нас столетие с того момента, как случился февральский переворот сначала в Петрограде, потом в Москве, потом и по всей России установилась новая власть, люди пока еще об этом не знают и пишут в своих дневниках о таких вещах, ну зачастую абсолютно бытовых, например, в Петроградке в дневниках часто можно увидеть такие записи, что на следующей неделе Масленица, но непонятно из чего печь блины, потому что нет муки для хлеба, нет масла, нет молока, нет ничего, и действительно голодные бунты отмечают историки одной из главных причин того, что произошло в феврале в Петрограде – так ли это было, действительно ли настолько серьезной была эта проблема?
Василий Цветков:
Достаточно серьезная, потому что голода не было в полном смысле слова, когда действительно нечего есть. Ужасы голодные, они ещё ожидали Россию. В 21-м году произойдет всё. Но уже на тот момент – 16-17-х годов – ощущался продовольственный кризис, главным образом в крупных городах. А почему так? Потому что они основные потребители хлеба, не только хлеба, муки и хлебобулочных изделий, но и других продуктов тоже: и сахара, и мяса, и молока, и масла. С другой стороны, потребители-то они большие, как говорится, а вот местной какой-то сельскохозяйственной базы у них не было. Поэтому они очень сильно зависели от поставок, от железнодорожных поставок, подвоза в частности с центра России, с юга России, Сибири. И вот получалось так, что в других регионах, там даже был избыток определенный продовольствия, а в Петрограде, к сожалению, его не было. Но такая статистика, я думаю, она очень важна. Норма потребления Петрограда, суточная норма, она составляла 120 вагонов зерна и муки в день – это нормальная норма мирного времени. Что мы видим накануне революции, в феврале 17-го года? Поставки достигают 20 всего лишь вагонов в сутки, т.е. это существенная разница. И подвоз муки он проходил периодически, т.е. были перебои, потом подвозили достаточно много, но эта мука идет до пекарни пока, из этой пекарни дойдет до магазина, пока из этого магазина дойдет до очереди, до потребителя, проходит довольно много времени. И это, конечно, вызывает недовольство. Даже когда была Пасха 16-го года на Пасхальные торжества тоже там вот эти перебои уже ощущались. Очень интересная фраза, которую говорил Челноков, председатель Московской городской думы, Москва ведь тоже испытывала перебои, он так писал: “Мы имеем зерно на той мельнице, на которой нет топлива, муку там, где нет вагонов для ее вывоза, и вагоны там, где нет грузов для их наполнения”. Т.е. это не отсутствие продовольствия само по себе, а именно невозможность доставки своевременной и распределения, что в конце концов привело уже к введению карточной системы.
Алла Митрофанова:
Это было связано с военными действиями, с первой мировой войной, как мы теперь её называем?
Василий Цветков:
Отчасти и с ними тоже, потому что железнодорожные поставки и железнодорожные линии, которые были в России на тот момент, они оказались, к сожалению, не рассчитаны на такого рода загрузки. Ведь тут что надо иметь в виду – многие линии были вообще однопутные, составы, пропуская эшелоны на фронт, ждали своей очереди на узловую станцию. И вот пока не пройдут воинские эшелоны, они не могли выходить на перегон, потому что иначе было столкновение. Потом очень большой износ, износ паровозов и вагонов, ремонтная база была достаточно слабой и не предусмотренной на такого рода нагрузки. Все это вместе взятое определило подобного рода ситуацию. И, конечно, рост населения. Потому что в Москве, например, это при том что это был город миллионер, там уже проживало больше миллиона, 1 700 000 человек, но во время войны увеличивается численность за счёт гарнизона, мобилизованных и беженцев, это очень большой приток людей, которых тоже нужно было не просто размещать, но и кормить. И ещё один фактор, я думаю, надо его обязательно отметить, – это спекуляция. К сожалению, не было со стороны власти проявлено жесткости, и очень часто торговцы просто придерживали хлеб в ожидании повышения цен. Вот этой корысти мы не должны забывать ни в коем случае тоже.
Алла Митрофанова:
Да-да. Я помню, что в дневниках у одной гимназистки было написано, что у нас блинов не будет, ну вот мы пойдем в гости к таким-то, у них блины есть, потому что отец работает на железнодорожной станции, у них там есть какой-то вагон, в котором всегда есть всё необходимое.
Василий Цветков:
Конечно! Вот вам типичный пример отношения к такой ситуации. В одном случае действительно бедствуют, в другом получают прибыль и причем не испытывает никакого зазрения совести по этому поводу. Недовольство населения вызывало не столько отсутствие хлеба само по себе, а перебои, очереди – люди не привыкли к подобного рода положению. До революции, до войны, до первой мировой, очередей не было вообще, т.е. понятие “хвост”, понятие “очередь” появляется как раз во время первой мировой. Люди привыкли к тому, что они приходят в любое время, могут выбрать разные сорта хлеба, разные сорта муки в конце концов, тем более, что Россия всегда гордилась именно своим сельским хозяйством. Накануне войны были огромные урожаи, за счет которых можно было решить бюджетные проблемы. Но вот эти перебои… Ведь что свойственно человеку – он никогда не предполагает, что будет впереди еще хуже, может быть, во всяком случае хуже. Человек исходит из ситуации сегодняшнего дня очень часто, поэтому исходили из того, что вот нет, нехватка, и кто виноват, кто виноват и что делать? – виновата власть, виноваты спекулянты, порядка нет, и это всё способствовало общему недовольству населения, которое использовалось революционерами в том числе.
Алла Митрофанова:
Скажите, а власть не вела какую-то разъяснительную политику по поводу происходящего в крупных городах, в частности Петрограде, в Москве?
Василий Цветков:
Вообще была принята продовольственная программа и началась продразверстка. Сам по себе даже термин появился еще в 16 году. Но беда вот этой продразверстки, которую вводил царский министр Риттих, министр земледелия, заключалась в том, что она была очень неравномерной. На одни губернии наложили совсем невыполнимые обязательства, а в других оставались значительные излишки, т.е. организационный аппарат был не налажен. Кроме того, продразверстка ориентировалась преимущественно вообще практически полностью на нужды фронта. Нужно было обеспечить фронт хлебом. А тыл, ну вот городское самоуправление, Протопопов, министр внутренних дел, он предлагал вообще все банкам отдать, под контролем МВД, конечно, но всем должны были заниматься банки, т.е. не финансовыми, а еще и продовольственными вопросами. Но, пожалуй, вы очень хорошо это отметили, пропаганда, разъяснение в подобного рода перебоев – она была слабой. Ввели карточную систему накануне буквально. В Москве это 21 февраля, там буквально несколько дней до недовольства, в Петрограде – 24 февраля только проект утвердили, что нужно вводить карточную систему, распределения хлеба. И то многие депутаты говорили, что это ни к чему, карточки продовольственные считали немецким явлением: у немцев карточки, правильно, но это у них все распределено, вот у них там каждый грамм на счету, эта такая немецкая щепетильность, а нашему русскому человеку это вроде бы даже и ни к чему, и не нужно. Но волей-неволей пришлось прибегать к этим средствам.
Алла Митрофанова:
Вы знаете, когда речь идет о какой-то разъяснительной работе, то тут, конечно, пресса должна подключаться. И если говорить о событиях 1917 года, опять же дневниковые записи профессора историка академика Михаила Богословского. Смотрите, он пишет: “В “Русском слове” развратнейшее рассуждение о том, что бюджетная комиссия государственной думы деловито работает над подготовкой бюджета, газета порицает комиссию, что она занимается работой, а не выступает с речами о создавшемся положении или текущем моменте, вот до чего, пишет академик, можно дойти до какого извращения понятия, сколько вреда приносят эти развязные газетные неучи и писаки”. Действительно получается, что ситуация она ещё и подогревалась СМИ.
Василий Цветков:
Ну конечно, хотя, тут тоже нужно сделать поправку, что речь идет о читающей публике, потому что читающей публики было много достаточно в столицах. В столицах все революции и происходят, но до периферии, конечно, газеты не то чтобы не доходили, народ особо не читал, они больше доверяли всяким слухам. Но слухи, в свою очередь, они, конечно, подпитывались из прессы. Вообще хорошо отметили эту особенность, что пресса в первые месяцы 17-го года, январь, начало февраля, нельзя сказать, судя по всем статьям, которые там публиковались, что здесь было некое ощущение каких-то серьезных возможных перемен, я имею в виду – перемен к лучшему, скорее даже наоборот подчеркивались всякого рода кризисные явления, такой был пессимистический настрой. Приведу пример официоза, официозная газета “Русский инвалид”, ну эта газета с огромным историческим прошлым, и там накануне февральских событий печатались исключительно официальные документы: приказы о награждениях, о производстве в следующий, и на это все, вот на этом как бы газета и заканчивалась. И как только происходят февральские события, газета, несколько даже полос выделяет всякого рода статьям, причем, таким достаточно восторженным, где описывается “вот у нас произошла революция – как теперь мы хорошо заживем, и какая у нас всех будет прекрасная свобода”. А другие вот такие партийные газеты, “Речь”, например, “Утро в России”, они не столько даже критиковали власть, потому что критика власти всегда грозила цензурными ограничениями, вот, если вы будете на прямую власть критиковать, естественно власть вмешается, а такие косвенные свидетельства о том, что правительство существующее не справляется с тем же продовольственным снабжением. И вот уже упомянутый вами как раз эпизод с масленицей, о чём он свидетельствует? Тоже в общем-то вроде бы это не критика власти, но это показывает, что не в состоянии наладить водоснабжение и контроль за продовольствием. А другие популярные статьи связаны с судьбой думы. Дело в том, что дума доживала последние месяцы, уже в семнадцатом году заканчивался срок ее полномочий, должны были быть новые выборы, в пятую уже государственную думу, и вот шли разговоры о том, сразу, как говорится, государь Император ее прикроет или всё-таки даст ей доработать до конца, и в таком случае, если будет дальнейшая работа, то как должны будут вести себя депутаты. И вот депутаты вроде как должны себя защищать, они должны всячески отстаивать свои позиции, ну подтекст такой, что просто так мы не уйдем, не сдадим. И очень мало было публикаций такого патриотического порядка, которые действительно бы показывали, что вот этой весной, т.е. весной 1917 года действительно начнется сильное наступление, мощное наступление, надо к этому наступлению готовиться, очень много было публикаций, которые создавали некое ощущение какой-то безысходности вот такой…
Алла Митрофанова:
Вы знаете, Василий Жанович, похоже, что СМИ во все времена работают по одному и тому же принципу, и тут, к сожалению, сделать ничего нельзя, изменить что-то невозможно, можно только со своей стороны понять, как на это реагировать, делить на 10, что говорится в газетах, отнестись к этому трезво.
Василий Цветков:
Конечно! Здесь ведь не только с массовой информацией проблема, потому что, ну что, хотеть от газеты опять же в силу того, что ее читают далеко не все, а ведь это же… не век телевидения, да? А очень много было потом уже высказано претензий, ну это уже правда после революции, в эмиграции, многие вспоминали, о том что, например, в приходах православных, батюшки очень редко произносили проповеди на злобу дня, проповеди ограничивались несколькими стандартными фразами о том, что вот надо терпеть, надо переждать войну, ну и всё. Как бы уже то, что говорилось до этого. Т.е. каких-то новых, ожидаемых народом тезисов не озвучивалось, и вот говорили, что надо как-то, чтобы народ верил в близкую победу, что надо не просто терпеть, а терпеть ради этого окончания войны, а там можно будет говорить о парламенте, а там можно будет говорить о всяких свободах. Но надо дождаться конца войны, вот это главный должен был быть лейтмотив.
Алла Митрофанова:
9. 1914-1917 гг.: Продовольственный кризис
О продовольственном кризисе, разразившемся в годы Первой мировой войны в России, нам известно по преимуществу как о перебоях с поставками хлеба в крупных городах, в основном в столице, в феврале 1917 года. Существовали ли подобные проблемы ранее и сохранились ли они позже? Если дальнейшим усилиям Временного правительства по снабжению городов продуктами первой необходимости просто уделяется мало внимания, то работы, посвященные возникновению и развитию продовольственного кризиса в царской России можно пересчитать по пальцам.
Закономерным результатом такого бессистемного подхода является представление о внезапно возникших перебоях в феврале 1917 и полном крахе снабжения и разрухе после Октябрьской революции как о разных, не связанных между собой явлениях. Что, конечно, оставляет широкое пространство для самых крайних, подчас совершенно конспирологических трактовок. Автору доводилось читать ряд работ, где доказывалось, что «хлебный бунт» в Петрограде зимой 1917 года явился результатом заговора, умышленного создания дефицита с целью вызвать народные волнения.
В действительности продовольственный кризис, вызванный рядом как объективных, так и субъективных причин, проявился в Российской империи уже в первый год войны. Фундаментальное исследование рынка продовольствия этого периода оставил нам член партии эсеров Н.Д.Кондратьев, занимавшийся вопросами продовольственного снабжения во Временном правительстве. Его работа «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции» была издана в 1922 году тиражом в 2 тыс. экземпляров и быстро стала библиографической редкостью. Переиздана она была лишь в 1991 году, и сегодня, благодаря массиву приведенных Кондратьевым данных, мы можем составить впечатление о процессах, происходивших в империи в период с 1914 по 1917 гг.
Материалы анкетирования, которое проводило «Особое совещание» по продовольствию, дают картину зарождения и развития кризиса снабжения. Так, по результатам опроса местных властей 659 городов империи, проведенного 1 октября 1915 года, о недостатке продовольственных продуктов вообще заявили 500 городов (75,8%), о недостатке ржи и ржаной муки — 348 (52,8%), о недостатке пшеницы и пшеничной муки — 334 (50,7%), о недостатке круп — 322 (48,8%).
Материалы анкетирования указывают общее число городов в стране — 784. Таким образом, данные «Особого совещания» можно считать наиболее полным срезом проблемы по Российской империи 1915 года. Они свидетельствуют, что как минимум три четверти городов испытывают нужду в продовольственных товарах на второй год войны.
Более обширное исследование, также относящееся к октябрю 1915 года, дает нам данные по 435 уездам страны. Из них о недостатке пшеницы и пшеничной муки заявляют 361, или 82%, о недостатке ржи или ржаной муки — 209, или 48% уездов.
Таким образом перед нами черты надвигающегося продовольственного кризиса 1915-1916 гг., который тем опаснее, что данные обследования приходятся на осень — октябрь месяц. Из самых простых соображений понятно, что максимальное количество зерна приходится на время сразу после сбора урожая — август-сентябрь, а минимальное — на весну и лето следующего года.
Рассмотрим процесс возникновения кризиса в динамике — определим момент его возникновения и этапы развития. Другое анкетирование дает нам результаты опроса городов по времени возникновения продовольственной нужды.
По ржаной муке — базовому продукту питания в Российской империи — из 200 прошедших анкетирование городов 45, или 22,5% заявляют, что возникновение недостатка пришлось на начало войны.
14 городов, или 7%, относят этот момент на конец 1914 года.
Опросы по крупам, овсу и ячменю показывают аналогичные пропорции — начало войны приводит к недостатку продуктов примерно в 20 процентах опрошенных городов, по мере того, как первые истерические реакции на начало войны стихают, к зиме замирает и развитие продовольственного кризиса, но уже к весне 1915 года происходит резкий всплеск, стабильно нарастающий далее. Характерно, что мы не видим снижения динамики (или видим крайне незначительное снижение) к осени 1915 года — времени сбора урожая и максимального количества зерна в стране.
Что означают эти цифры? В первую очередь они свидетельствуют, что продовольственный кризис зародился в России с началом Первой мировой войны в 1914 году и получил свое развитие в дальнейшие годы. Данные опросов городов и уездов в октябре 1915 свидетельствуют о перетекании кризиса в 1916 год, и далее. Нет никаких оснований предполагать, что февральский кризис с хлебом в Петрограде явился обособленным явлением, а не следствием все развивающегося процесса.
Интересна нечеткая корреляция возникновения нужды в городах с урожаями, или отсутствие таковой. Это может свидетельствовать не о недостатке зерна, а о расстройстве системы распределения продуктов — в данном случае, хлебного рынка.
Действительно, Н.Д. Кондратьев отмечает, что зерна в период 1914-1915 гг. в стране было много. Запасы хлебов, исходя из баланса производства и потребления (без учета экспорта, который практически прекратился с началом войны), он оценивает следующим образом (в тыс. пуд.):
1914-1915 гг.: + 444 867,0
1915-1916 гг.: + 723 669,7
1916-1917 гг.: — 30 358,4
1917-1918 гг.: — 167 749,9
Хлеб в России, таким образом, был, его было даже больше, чем требовалось, исходя из обычных для страны норм потребления. 1915 год и вовсе оказался весьма урожайным. Дефицит возникает лишь с 1916 года и развивается в 17 и 18-м. Конечно, значительную часть хлеба потребляла отмобилизованная армия, но явно не весь.
Чтобы получить дополнительную информацию о динамике продовольственного кризиса, взглянем на рост цен на хлеб за этот период. Если средние осенние цены на зерно Европейской России за 1909-1913 годы принять за 100 процентов, в 1914 году получаем рост в 113% для ржи и 114% для пшеницы (данные для Нечерноземья). В 1915 году рост составил уже 182% для ржи и 180% для пшеницы, в 1916 – 282 и 240 процентов соответственно. В 1917 году – 1661% и 1826% от цен 1909-1913 годов.
Цены росли по экспоненте, несмотря на избыточность 1914 и 1915 годов. Перед нами яркое свидетельство либо спекулятивного роста цен при избыточности продукта, либо роста цен в условиях давления спроса при низком предложении. Это вновь может свидетельствовать о крахе обычных методов распределения товаров на рынке – в силу тех или иных причин. Которые мы и рассмотрим подробнее в следующей главе.
Примечания:
Н.Д. Кондратьев, «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции». М.: «Наука», 1991. Стр. 161.
там же, стр. 162.
там же, стр. 161.
там же, стр. 141
там же, стр. 147
Поделитесь на страничке
Следующая глава >
Глава 9. 1914-1917 гг.: Продовольственный кризис
О продовольственном кризисе, разразившемся в годы Первой мировой войны в России, нам известно по преимуществу как о перебоях с поставками хлеба в крупных городах, в основном в столице, в феврале 1917 года. Существовали ли подобные проблемы ранее и сохранились ли они позже? Если дальнейшим усилиям Временного правительства по снабжению городов продуктами первой необходимости просто уделяется мало внимания, то работы, посвященные возникновению и развитию продовольственного кризиса в царской России можно пересчитать по пальцам.
Закономерным результатом такого бессистемного подхода является представление о внезапно возникших перебоях в феврале 1917 и полном крахе снабжения и разрухе после Октябрьской революции как о разных, не связанных между собой явлениях. Что, конечно, оставляет широкое пространство для самых крайних, подчас совершенно конспирологических трактовок. Автору доводилось читать ряд работ, где доказывалось, что «хлебный бунт» в Петрограде зимой 1917 года явился результатом заговора, умышленного создания дефицита с целью вызвать народные волнения.
В действительности продовольственный кризис, вызванный рядом как объективных, так и субъективных причин, проявился в Российской империи уже в первый год войны. Фундаментальное исследование рынка продовольствия этого периода оставил нам член партии эсеров Н.Д.Кондратьев, занимавшийся вопросами продовольственного снабжения во Временном правительстве. Его работа «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции» была издана в 1922 году тиражом в 2 тыс. экземпляров и быстро стала библиографической редкостью. Переиздана она была лишь в 1991 году, и сегодня, благодаря массиву приведенных Кондратьевым данных, мы можем составить впечатление о процессах, происходивших в империи в период с 1914 по 1917 гг.
Материалы анкетирования, которое проводило «Особое совещание» по продовольствию, дают картину зарождения и развития кризиса снабжения. Так, по результатам опроса местных властей 659 городов империи, проведенного 1 октября 1915 года, о недостатке продовольственных продуктов вообще заявили 500 городов (75,8%), о недостатке ржи и ржаной муки — 348 (52,8%), о недостатке пшеницы и пшеничной муки — 334 (50,7%), о недостатке круп — 322 (48,8%).
Материалы анкетирования указывают общее число городов в стране — 784. Таким образом, данные «Особого совещания» можно считать наиболее полным срезом проблемы по Российской империи 1915 года. Они свидетельствуют, что как минимум три четверти городов испытывают нужду в продовольственных товарах на второй год войны.
Более обширное исследование, также относящееся к октябрю 1915 года, дает нам данные по 435 уездам страны. Из них о недостатке пшеницы и пшеничной муки заявляют 361, или 82%, о недостатке ржи или ржаной муки — 209, или 48% уездов.
Таким образом перед нами черты надвигающегося продовольственного кризиса 1915-1916 гг., который тем опаснее, что данные обследования приходятся на осень — октябрь месяц. Из самых простых соображений понятно, что максимальное количество зерна приходится на время сразу после сбора урожая — август-сентябрь, а минимальное — на весну и лето следующего года.
Рассмотрим процесс возникновения кризиса в динамике — определим момент его возникновения и этапы развития. Другое анкетирование дает нам результаты опроса городов по времени возникновения продовольственной нужды.
По ржаной муке — базовому продукту питания в Российской империи — из 200 прошедших анкетирование городов 45, или 22,5% заявляют, что возникновение недостатка пришлось на начало войны.
14 городов, или 7%, относят этот момент на конец 1914 года.
Начало 1915 года указали 20 городов, или 10% от общего числа. Дальше наблюдаем стабильно высокие показатели — весной 1915 года проблемы возникли в 41 городе (20,2%), летом в 34 (17%), осенью 1915-го — в 46, или 23% городов.
Аналогичную динамику дают нам опросы по недостатку пшеничной муки — 19,8% в начале войны, 8,3% в конце 1914-го, 7,9% в начале 1915 года, 15,8% весной, 27,7% летом, 22,5% осенью 1915 года.
Опросы по крупам, овсу и ячменю показывают аналогичные пропорции — начало войны приводит к недостатку продуктов примерно в 20 процентах опрошенных городов, по мере того, как первые истерические реакции на начало войны стихают, к зиме замирает и развитие продовольственного кризиса, но уже к весне 1915 года происходит резкий всплеск, стабильно нарастающий далее. Характерно, что мы не видим снижения динамики (или видим крайне незначительное снижение) к осени 1915 года — времени сбора урожая и максимального количества зерна в стране.
Что означают эти цифры? В первую очередь они свидетельствуют, что продовольственный кризис зародился в России с началом Первой мировой войны в 1914 году и получил свое развитие в дальнейшие годы. Данные опросов городов и уездов в октябре 1915 свидетельствуют о перетекании кризиса в 1916 год, и далее. Нет никаких оснований предполагать, что февральский кризис с хлебом в Петрограде явился обособленным явлением, а не следствием все развивающегося процесса.
Интересна нечеткая корреляция возникновения нужды в городах с урожаями, или отсутствие таковой. Это может свидетельствовать не о недостатке зерна, а о расстройстве системы распределения продуктов — в данном случае, хлебного рынка.
Действительно, Н.Д. Кондратьев отмечает, что зерна в период 1914-1915 гг. в стране было много. Запасы хлебов, исходя из баланса производства и потребления (без учета экспорта, который практически прекратился с началом войны), он оценивает следующим образом (в тыс. пуд.):
1914-1915 гг.: + 444 867,0
1915-1916 гг.: + 723 669,7
1916-1917 гг.: — 30 358,4
1917-1918 гг.: — 167 749,9
Хлеб в России, таким образом, был, его было даже больше, чем требовалось, исходя из обычных для страны норм потребления. 1915 год и вовсе оказался весьма урожайным. Дефицит возникает лишь с 1916 года и развивается в 17 и 18-м. Конечно, значительную часть хлеба потребляла отмобилизованная армия, но явно не весь.
Чтобы получить дополнительную информацию о динамике продовольственного кризиса, взглянем на рост цен на хлеб за этот период. Если средние осенние цены на зерно Европейской России за 1909-1913 годы принять за 100 процентов, в 1914 году получаем рост в 113% для ржи и 114% для пшеницы (данные для Нечерноземья). В 1915 году рост составил уже 182% для ржи и 180% для пшеницы, в 1916 – 282 и 240 процентов соответственно. В 1917 году – 1661% и 1826% от цен 1909-1913 годов.
Цены росли по экспоненте, несмотря на избыточность 1914 и 1915 годов. Перед нами яркое свидетельство либо спекулятивного роста цен при избыточности продукта, либо роста цен в условиях давления спроса при низком предложении. Это вновь может свидетельствовать о крахе обычных методов распределения товаров на рынке – в силу тех или иных причин. Которые мы и рассмотрим подробнее в следующей главе.
Примечания:
Н.Д. Кондратьев, «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции». М.: «Наука», 1991. Стр. 161.
там же, стр. 162.
там же, стр. 161.
там же, стр. 141
там же, стр. 147
Глава 10. Причины возникновения продовольственного кризиса
Продовольственный кризис складывался из ряда факторов, влияющих на экономику страны как каждый по отдельности, так и совместно.
Прежде всего, с началом Первой мировой войны в России прошел ряд мобилизаций, изъявших из экономики многие миллионы рабочих рук. Особенно болезненно это отразилось на деревне — у крестьян, в отличие от фабричных и заводских рабочих, не было «брони» от отправки на фронт.
Масштабы этого процесса можно оценить, исходя из роста численности российской армии. Если армия мирного времени состояла из 1 370 000 чел., то в 1914 году ее численность возросла до 6 485 000 чел., в 1915 году – до 11 695 000 чел., в 1916 году – 14 440 000 чел., в 1917 – 15 070 000 чел.
Для снабжения столь большой армии требовались огромные ресурсы. Но одновременно и естественно, изъятие столь большого числа рабочих рук из хозяйства не могло не сказаться на его продуктивности.
Во-вторых, в России началось сокращение посевных площадей. Как минимум на первом этапе оно не было напрямую связано с мобилизацией мужского населения в армию, в чем мы убедимся ниже, и должно рассматриваться как отдельный фактор.
Сокращение посевных площадей происходило как по причине оккупации ряда территорий, так и под влиянием внутренних факторов. Их необходимо разделить. Так, Н.Д. Кондратьев отмечает, что «оккупация определилась в более или менее полной форме к 1916 г.», что позволяет произвести оценку выбывших из оборота земель. Цифры таковы: общая посевная площадь в среднем за 1909-1913 гг. – 98 454 049,7 дес. Общая посевная площадь губерний, оккупированных к 1916 году – 8 588 467,2 дес. Таким образом под оккупацию попали 8,7% от общих посевных площадей империи. Цифра большая, но не смертельная.
Другой процесс происходил под влиянием внутренних политических и экономических факторов. Если взять общую посевную площадь (за вычетом оккупированных территорий) в 1909-1913 за 100%, динамика посевных площадей последующих лет предстанет перед нами в следующем виде:
1914 – 106,0%
1915 – 101,9%
1916 – 93,7%
1917 – 93,3%
«Общее сокращение посевной площади под влиянием политико-экономических факторов незначительно и дает к 1917 году всего 6,7%», — констатирует автор исследования.
Таким образом, сокращение посевных площадей само по себе еще не могло стать причиной продовольственного кризиса. Из чего же складывалась недостача продуктов питания, возникшая с 1914 года и стремительно развивающаяся впоследствии?
Немного проясняет вопрос взгляд на сокращение посевных площадей в зависимости от типа хозяйств — крестьянских и частновладельческих. Разница между ними в том, что первые были нацелены преимущественно на прокорм самих себя (в рамках хозяйства и общины), отправляя на рынок лишь невостребованные излишки. Их ближайший аналог — простая семья, ведущая собственное хозяйство. Вторые же были построены на принципах капиталистического предприятия, которое, используя наемную рабочую силу, нацелено на получение прибыли с продажи урожая. Оно не обязательно должно выглядеть как современная американская ферма — это может быть и помещичья латифундия, использующая крестьянские отработки, и зажиточный крестьянский двор, прикупивший дополнительно земли и обрабатывающий их с помощью наемных работников. В любом случае урожай с этой «излишней» земли предназначен исключительно на продажу — для хозяйства он просто избыточен, а сами эти земли обработать силами только хозяйства невозможно.
В целом по России без учета оккупированных территорий и Туркестана динамика посевных площадей по типу хозяйств будет выглядеть следующим образом: крестьянские хозяйства дают для 1914 года 107,1% к среднему показателю за 1909-13 гг, а частновладельческие — 103,3%. К 1915 году крестьянские хозяйства показывают рост посевных площадей — 121,2 процента, а частновладельческие — сокращение до 50,3%.
Аналогичная картина сохраняется почти для каждой части страны, взятой отдельно — для черноземной полосы, для Нечерноземья, для Кавказа. И лишь в Сибири частновладельческие хозяйства не сокращают посевных площадей.
«В высшей степени важно далее подчеркнуть, — пишет Кондратьев, — что сокращение посевной площади идет особенно стремительно в частновладельческих хозяйствах. И отмеченная выше относительная устойчивость посевной площади за первые два года войны относится исключительно за счет крестьянских хозяйств».
То есть крестьяне, лишившись рабочих рук, но хорошо представляя себе, что такое война, затягивают пояса и расширяют посевы — усилиями всей семьи, женщин, детей и стариков. А капиталистические хозяйства, также лишившись рабочих рук (мобилизация сказалась и на рынке рабочей силы), сокращают их. В этих хозяйствах некому затягивать пояса, они просто не приспособлены к работе в таких условиях.
Но главная проблема заключалась в том (и поэтому Кондратьев особенно обращает внимание на возникшее положение), что товарность зерна именно частновладельческих хозяйств была несоизмеримо выше крестьянской. К 1913 году помещичьи и зажиточные хозяйства давали до 75% всего товарного (идущего на рынок) хлеба в стране.
Сокращение именно этими хозяйствами посевных площадей давало существенное сокращение поступления хлеба на рынок. Крестьянские же хозяйства в очень большой степени кормили только сами себя.
Кстати, интересной темой для размышлений мог бы стать вопрос о том, что стало бы с Россией, удайся столыпинская аграрная реформа перед войной.
Наконец, третьим фактором, оказавшим серьезное влияние на формирование продовольственного кризиса, стала транспортная проблема.
В России исторически сложилось разделение регионов на производящие и потребляющие, или, в другой терминологии, на районы избытков и районы недостатков. Так, избыточны по хлебам были Таврическая губерния, Кубанская область, Херсонская губерния, Донская область, Самарская, Екатеринославская губернии, Терская область, Ставропольская губерния и другие.
Недостаточными являлись Петроградская, Московская, Архангельская, Владимирская, Тверская губернии, Восточная Сибирь, Костромская, Астраханская, Калужская, Новгородская Нижегородская, Ярославская губернии и другие.
Таким образом, огрубляя, важнейшие районы избытков лежали на юго-востоке Европейской России, районы недостатков — на северо-западе. Соответственно этой географии складывались в стране и рынки — производительные и потребительские, а также выстраивались торговые пути, распределяющие потоки хлебных грузов.
Основным средством транспорта, обслуживающим продовольственный рынок в России, являлся железнодорожный. Водный транспорт, исполняя лишь вспомогательную роль, не мог соперничать с железнодорожным ни в силу развития, ни в силу географической локализации.
С началом Первой мировой войны именно на долю железнодорожного транспорта пришлось подавляющее большинство перевозок — как огромных масс людей по мобилизации, так и титанических объемов продуктов, амуниции, обмундирования для их снабжения. Водный транспорт ничем не мог помочь на западном направлении в силу естественных географических причин — водных артерий, связывающих восток и запад России, просто не существуют.
С началом мобилизации железные дороги западного района — почти 33% всей железнодорожной сети — были выделены в ведение Военно-полевого управления практически исключительно для военных нужд. Для этих же нужд в западный район была передана значительная часть подвижного состава. Управление железными дорогами было, таким образом, разделено между военными и гражданскими властями.
Никогда и нигде многовластие не доводило до добра. Мало того, что на восточный район легла вся тяжесть снабжения западного мобилизованного района. Из западного района перестал возвращаться обратно подвижной состав. Возможно, он был куда более необходим в прифронтовой полосе — даже наверняка. Но такого рода вопросы требовали единого центра принятия решений, с трезвой оценкой всех плюсов и минусов. В нашем же случае к лету 1915 года задолжность западного района перед восточным достигла 34 900 вагонов .
Перед нами открывается одна из важнейших причин продовольственного кризиса — железнодорожные магистрали, обеспечивая огромные по масштабам военные поставки и испытывая острую нехватку подвижного состава, не могли справиться с нуждами гражданского сообщения.
В реальности из-за неразберихи, отсутствия единого руководства, изменения всего графика движения и мобилизации части подвижного состава перевозки в стране падали в целом. Если принять за 100 процентов среднее количество перевозок за 1911-1913 гг., то уже во втором полугодии 1914 их объем составил 88,5% от довоенного уровня, а специальных хлебных перевозок — лишь 60,5%
«Столь значительные требования войны к железным дорогам, — констатирует Кондратьев, — привели к тому, что основные железнодорожные артерии страны, связывающие главнейшие районы избытков продовольственных продуктов с потребляющими центрами внутри страны, оказались уже к концу первого года войны или совершенно недоступными для частных коммерческих грузов.., или доступ этот был крайне затруднен» .
Рынок продовольствия в России рухнул. Вот где причина возникновения недостатка продуктов питания с первого года войны при излишках хлеба, вот причина лавинообразного роста цен. Здесь же кроется одна из причин сокращения посевных площадей — если нет рынка, нет смысла и выращивать.
Аналогичные проблемы возникли и у промышленности — развалилось частное, а по большому счету и общее снабжение сырьем и топливом. Если у оборонных заводов в этой ситуации оставался шанс остаться на плаву (он исчез в 1916 г., о чем ниже), то для остальных предприятий без общей милитаризации экономики перспективы выглядели крайне безрадостно.
При этом за одной большой проблемой скрывалась не меньшая, если не большая по величине. Стараясь хоть как-то компенсировать недостачу вагонов и локомотивов, а также все падающие грузоперевозки, железнодорожники значительно, сверх нормативов увеличивали использование наличного подвижного состава.
Как это часто бывает при эксплуатации сложных систем, в критических обстоятельствах велик соблазн вывести их на сверхнормативные режимы работы, выжать по максимуму, разогнать до предела, добившись временной компенсации возникших потерь. Вот только система, достигнув определенного порога возможностей, неизбежно и безвозвратно идет вразнос.
Что-то подобное произошло с железнодорожным транспортном в Российской империи. «Возрастает средний суточный пробег наличного товарного вагона и паровоза… Возрастает количество погруженных и принятых вагонов и общий пробег их.., — пишет Кондратьев. — Повышение работы идет вплоть до пятого полугодия войны, до июня-декабря 1916 г., когда наступает перелом к ухудшению».
Дальше — лавинообразный выход из строя подвижного состава, хаос и разруха, которые касаются уже не только хлебных рынков, но и экономики вообще.
Примечания:
Н.Д. Кондратьев, «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции». М.: «Наука», 1991. Стр. 158
там же, стр. 121
там же, стр. 121
там же, стр. 122
БСЭ, статья «Сельское хозяйство»
Н.Д. Кондратьев, «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции». М.: «Наука», 1991. Стр. 96
там же, стр. 136
там же, стр. 137
там же, стр. 136
там же, стр. 137
там же, стр. 138
http://users.livejournal.com/_lord_/1421216.html