Храм Спаса Нерукотворного д. МурановоСтраница приходаРусская Православная Церковь, Московская епархия (областная), Пушкинское благочиние
Престольный праздник — Спаса Нерукотворного (29 августа).
Настоятель храма — игумен Феофан (Замесов), 1974.
Святыни храма
Икона «Умиление Пресвятой Богородицы», которая когда-то пребывала в Серафимо-Дивеевской обители — одна из первых копий с чудотворной иконы, перед которой молился старец Серафим. В храме также хранятся частицы мощей многих Святых Угодников. Некоторые иконы, когда-то находившиеся в храме, были возвращены. В частности, краеведческий музей города Пушкино передал образ Спаса Нерукотворного, который ранее пребывал в храме Мурановской усадьбы.
Приписан к Страстному храму д. Артемово.
При храме действует Воскресная школа. Имеется благотворительная столовая.
evdrozdov@yandex.ru (49653) 1-81-80, 1-81-44 http://www.muranovo.ru/ Адрес: Россия, Московская область, Пушкинский район, деревня Мураново.Идет
Общая информация
Церковь во имя Спаса Нерукотворного в Мураново была построена Иваном Федоровичем Тютчевым, сыном поэта, в 1878 году. Храм предназначался для пользования семьей Путят-Тютчевых.
21 августа 1878 г. Софья Львовна Путята (урожд. Энгельгардт) подписывает прошение митрополиту Московскому о разрешении в с. Мураново Дмитровского уезда построить, «на собственное иждивение особым зданием каменную домовую церковь во имя Нерукотворного Спаса, принадлежности которой и вообще все содержание я принимаю на свой счет». Будучи вдовой действительного статского советника Н.В. Путяты, по указу от 5 октября 1723 г., она имела право на устройство домовой церкви. Причины устроения домового храма С.Л. Путята объясняла тем, что «имение… находится от приходской церкви в селе Рахманове в дольном расстоянии, а именно шести верстах. Дальность расстояния от села Рахманова, преклонность моих лет и слабость здоровья, а также малолетство моих внуков Тютчевых, делают для нас всех, и в особенности для меня, сообщение с приходской церковью крайне затруднительным, а осенью, зимой и весной и совершенно невозможным. Тяготясь таким положением, и желая доставить себе и близким моим родным великое утешение посещать церковное богослужение, вознамерилась я, с разрешения и благословения Вашего Святейшества построить в сельце Мураново каменную домовую церковь». Предполагалось соорудить в усадьбе каменную церковь (10 кв. аршин внутри) и близ неё деревянную колокольню. Епархиальное распоряжение о дозволении устроить церковь Спаса Нерукотворного датируется 18 октября 1878 г.
Церковь строилась по проекту А.А. Зборжевского. Основной объем церкви составляло здание каменной кладовой (амбара XVIII в.). Этот амбар фигурирует в описи имения 1827 г. Церковь была освящена 17 декабря 1878 года.
Особенно торжественно ежегодно отмечался престольный праздник Спаса Нерукотворного 16 августа (Перенесение из Одессы в Константинополь Нерукотворенного Образа Господа Иисуса Христа), царские дни и дни именин обитателей Мураново — равноапостольной княгини Ольги, Иоанна Рыльского и др. В эти дни служили несколько священников, приезжали гости; для деревенских ребятишек устраивались чаепития, раздавались гостинцы; вечером — иллюминация и фейерверк, часто ставились домашние спектакли. Также ежегодно 15 июля совершалась заупокойная служба и панихида по Ф.И. Тютчеву. 1 августа, в День Всемилостивого Спаса (Происхождение честных древ Животворящего Креста Господня) после Литургии совершался крестный ход на колодец и молебен.
Знаменательно, что, как минимум, дважды Мурановскую церковь посетила великая княгиня Елизавета Фёдоровна, сестра последней императрицы, ныне преподобномученица. Она приезжала сюда в 1909 г. почтить память скончавшегося в этом же году строителя церкви И.Ф. Тютчева, а также на крестины его племянника Николая в 1916г.
После революции последнее богослужение в храме совершалось на Пасху в конце 1920-х годов. В 1930-е годы храм был разорен и передан колхозу, который использовал его под свои нужды.
В 1950-х годах здание церкви возвращено музею и служило фондохранилищем.
В 1998 г. директор музея-усадьбы «Мураново» В.В. Пацюков обратился к митрополиту Московской области с просьбой возобновить богослужения в храме. Распоряжением Владыки храм был сделан приписным к церкви в честь Страстной иконы Божией Матери в деревне Артёмово. С июня 1998 г. перед храмом стали совершаться молебны.
Первая Божественная Литургия была совершена в Мурановском храме на престольный Праздник Спаса Нерукотворного 29 августа 1998 г. Сразу же начались ремонтно-восстановительные работы. На сегодняшний день внутренний интерьер церкви почти полностью воссоздан. Проделаны значительные работы по налаживанию гидроизоляции и устройству дренажных систем.
Осенью 1999 г. командующий Главным штабом ВВ РФ генерал-полковник Б.Н. Мансин передал в дар храму образ «Спаса Нерукотворного» — икону, которая на протяжении 10-ти лет не раз спасала его во время боевых действий в горячих точках нашей страны и за её пределами.
К 2000-летию Рождества Христова в Мурановской усадьбе рядом с храмом была полностью воссоздана утраченная в 1920-е годы колокольня. Осталось только три фотографии старой звонницы, однако стараниями опытных специалистов был создан проект, и колокольня обрела своё второе рождение. Сейчас её украшают девять колоколов, отлитых на Урале. В общине храма есть профессионально обученные дипломированные звонари.
Рядом с усадьбой расположен святой источник «барский колодец». Своё название он получил оттого, что все поколения обитателей усадьбы брали воду только из этого родника. Стараниями церковной общины это святое место было благоустроено — воздвигнуты храм-часовня и купальня. Трижды в году сюда шествуют Крестные ходы и совершается освящение воды: на Праздник Крещения Господня, в день чествования икон Божией Матери «Живоносный источник» и Казанской иконы Божией Матери, а также в Праздник Спаса Нерукотворного.
Совместно с сотрудниками музея-усадьбы «Мураново» общиной храма была издана книга, рассказывающая об истории усадебной церкви и о духовной жизни обитателей усадьбы.
Богослужения в храме Спаса Нерукотворного совершаются не только в субботние и воскресные дни, но, по возможности, и в будни. Рядом с храмом имеется небольшое хозяйственное подворье, где содержатся лошади, коровы, козы и прочая живность. Церковная библиотека насчитывает около 1500 книг духовного содержания. В усадебном храме регулярно проводятся встречи с потомками великих русских поэтов, с именами которых связан музей-усадьба «Мураново»: Евгения Абрамовича Баратынского и Фёдора Ивановича Тютчева.
Община нуждается в священнических облачениях
Братья и сестры! Каждый раз идя в храм, мы с вами встречаемся со священником. Для уставного богослужения, ему необходимы облачения семи цветов. В нашем приходе 15 храмов, в каждом из которых должны быть комплекты этих облачений. Просим всех, кто не безразличен к жизни нашей общины, принять участие в этом богоугодном деле и помочь в приобретении или пожертвовании греческих богослужебных священнических облачений.
— Золотой (жёлтый) всех оттенков (Царский цвет).
Дни памяти пророков, апостолов, святителей, равноапостольных, прочих служителей Церкви, а также благоверных царей и князей и на Лазареву субботу (иногда также служат в белом).
Золотые ризы используются на воскресных богослужениях, а также в большинство дней года, если не совершается чья-либо память.
— Белый (Божественный цвет).
Праздники: Рождества Христова, Богоявления, Сретения, Преображения и Вознесения, на Лазареву субботу (иногда также служат в жёлтом), бесплотных небесных сил, а также при начале пасхального богослужения. Белые облачения, символизируют свет, воссиявший от гроба Иисуса Христа при Его Воскресении.
Белые ризы используются при совершении таинства крещения, венчания и на заупокойных богослужениях, а также при облачении новопоставленного в священный сан.
— Голубой (цвет Высшей чистоты и непорочности).
Богородичные праздники: Благовещение, Ризоположение, Успение, Рождество Пресвятой Богородицы, Покров, Введение, дни памяти Богородичных икон.
— Фиолетовый.
Крестопоклонная неделя Великого поста; Происхождение (изнесение) честных древ Животворящего Креста Господня; Воздвижение Креста Господня.
Фиолетовый цвет имеют епископские и архиепископские мантии, а также наградные скуфии и камилавки.
— Красный.
Цвет праздников и дней памяти мучеников. Великий Четверг.
При Пасхе — радость Воскресения Христова. В дни памяти мучеников — цвет крови мучеников.
— Зелёный (цвет животворения и вечной жизни).
Праздники и дни памяти преподобных, подвижников, юродивых, праздник «Вход Господень в Иерусалим», День Святой Троицы.
— Чёрный.
Цвет поста и покаяния. Великий пост.
Чёрный употребляется преимущественно в дни Великого поста, в воскресные и праздничные дни которого, допускается употребление облачений с золотой или цветной отделкой.
Спецназ отца Феофана
Отец Феофан смотрит пристально. «Веришь ли в Господа нашего Иисуса Христа?» — «Верую». Берет икону: «Тогда целуй!» Губами чувствую лик Спасителя. Батюшка держит при Софринской бригаде специального назначения взвод бездомных людей. Лечит от алкоголизма и распущенности покаянием, дисциплиной и трудом во имя церкви и всех живых существ.
— Оставь всю прошлую жизнь там, — Николай машет рукой куда-то в сторону станции, — нет ее, кончилась.
Николай — правая рука отца Феофана (Замесова), по совместительству и водитель, и телохранитель. Ровесник, служил когда-то в погранвойсках. Судя по мощной высоченной комплекции и кулакам, мог бы попасть в десантники. Но вероятно, в комиссии решили, что на боевой машине рядом с ним не хватит места расчету.
Чуть раньше наша сутулая группа выслушала лекцию этого великана. О том, что нам крупно повезло, Господь выбрал нас и призывает жить праведно. И о том, что если нет страха духовного перед искушением водкой, должен быть страх животный. При этом лектор показал слушателям здоровенный кулак. Денег за работу не заплатят, но будет ночлег, благодатное окормление и духовное обогащение.
Нас распределили по объектам. Кто-то попал на храм у станции, кто-то в Мураново. Нашу пятерку направили к источнику у «афганского» парка. Здесь откуда-то из недр земли бьет чистейшая родниковая вода. Постоянно кто-то подходит испить ее и набрать в баклажки с собой. Или зайти окунуться в купальню, затем подняться в часовню, поставить свечку — кому за здравие, кому за упокой… Мы облагораживаем небольшой парковый участок. Монумент в виде каменной глыбы говорит о том, что парк — знак памяти воинов-интернационалистов. Николай хочет обустроить здесь детскую площадку и посадить по периметру двести сосен, разводить кроликов и павлинов для детворы. У меня в руках тележка, ношу чернозем для цветов и песок для бордюра. С нетерпением жду саженцев. «Представляешь, — говорит Николай, — пройдет двести лет, нас не будет, а сосны вымахают и будут радовать других».
Землю нагружает ветеран взвода Владимир по кличке Афган. Ему пятьдесят, невысокого роста. Кроткий человек, контуженный в Афганистане. У него редкая привычка: соглашается с любым утверждением собеседника. Идем на службу, спрашиваю: «Володя, до Муранова по дороге направо?» Он: «Направо». Проходим сто метров, говорю: «По-моему, все-таки до Муранова по дороге налево». Афган кивает: «Налево-налево».
Как я попал сюда… Это случилось у храма. «Неформат» для социального патруля, на меня смотрели как на загулявшего «неформала». Социальный работник, бросив взгляд, вдруг неожиданно начал: «Хватит хипповать, я вот вчера напился со своей бывшей женою…» От меня шарахались знакомые. Никто «не вписывал». Оставалась только церковь. Как когда-то мне сказал Тенгиз Абуладзе: «Зачем дорога, если она не ведет к храму». И я пошел по ней. Замечательный Александр Иванович, помощник настоятеля храма на Гороховом поле, бывший летчик, выдал мне бумагу, с которой я мог доехать до нужной точки в Муранове, в «афганский» домик батюшки.
…Наступает время обеда. За столом уже сидит старейшина «взвода» Распальцованный. Дяде Саше пятьдесят пять. Наколотые перстни на пальцах — как резюме. Можно узнать, что сидел семь лет в «одиночке». Сначала кое-что осмыслил, подумал о жизни. Потом стал нервничать, что там происходит, может, переворот. Все просьбы начальство игнорировало. Словно его и в помине нет. Вечерами Распальцованный надевает очки на шнурке, открывает ежедневник и что-то аккуратно, шевеля губами, записывает. Как-то при нас он говорил по мобильнику: «Но я же вам все дела передал, рулите сами, преемники». Кто-то заметил — «труба-то молчит». Дядя Саша хотел казаться большей величиной, чем есть на самом деле. Когда я упрекнул его за ужином, почему не оставляет соседям положенных на всех сладостей, огрызнулся: «Положенец, что ль?» Еще раз включает «Евангелие от Матфея» Пазолини. Фильм дал посмотреть отец Феофан. Поправляя очки, поднимает палец, говорит: «профессионал». Это об актере — вычитал, что играют и любители.
— Я тоже снимался в кино, — вставляет Володя-Афган, — угадай, с кем?
Все уже слышали: как только на съемки приезжал Ален Делон, тут же в массовку ставили Афгана…
И мне подвернулась работа реквизитором на сериале о зоне. Привели массовку бездомных с трех вокзалов. Одели в робы, выстроили в ряд. Снимаем расстрел. Второй режиссер (в отсутствие главного) командует бойко: «Все смотрят сюда! Запомните, с каждым будет то же самое! Мотор-р!» Массовка, протрезвев, с испугом протирает глаза. И видит, как на возвышении стоит самодовольный Хозяин. В руке вальтер с холостым патроном. Два «зэка» (солдатики из массовки) выволакивают третьего с мешковиной на голове (у меня мешок для дубля). Мосфильмовские спецы у режиссерского пульта ждут выстрела, держа руку на кнопке. Толкнув речь, начальник стреляет в затылок. Нажимается кнопка, из мешковины брызжет кроваво-красный фонтан. «Отлично!» Съемочная группа аплодирует. У массовки усталое лицо. Понуро возвращается к трем вокзалам пропивать гонорар. Легко представляю среди нее таких, как Афган, но не таких, как наша троица.
Входят Макар с Сашей-Хохлом. На меня: «Ты зачем переключил «Шансон»?» Отвечаю: «Мне хотелось послушать «Эхо Москвы». «Мы т-теперь все время п-попадаем на «Б-бизнес ФМ», — заикается Макар. Идем к приемнику. Наша комната, как склад старьевщика, с запашком. Бродяга не страдает вещизмом, не стирает белье, просто скидывает.
Все трое учились в вузах. Технарь Александр Совцов, Саша-Хохол, настоящий трудяга. Он из крепкой луганской семьи. Сам поджарый, крепенький. Любит рассказывать, как дед прожил до ста двух лет с газетой и стопкой горилки. («Газета свежая была?» — интересуюсь у него. «Как и всё — свежая».) Детей (а их было девять человек) отличал по сельхозработам. Чисел не помнил. «Ванька родился на посевной…» В Москве Хохол потрудился на Теплом Стане. В новом офисном здании проводили канализационную трубу к центральной системе. Напортачили с наклоном трубы не от дома, а, наоборот, к нему. Так что все отходы жизнедеятельности служащих возвращались домой. Тревогу забили женщины офиса. Саше-Хохлу пришлось перекапывать под трубой.
Последняя работа была в Салтыковке. Москвич на небольшом участке хочет построить дом. Квартиру на Цветном бульваре сдает, денег хватает. Саша загорелся, стал руки потирать, предвкушая работу. Но хозяин, узнав, что работник — музыкант, каждый день просил поиграть на баяне (специально привез) перед вагончиком. И на следующее утро протягивал работнику тысячу, посылая в магазин. И каждый день тот играл ему, прерываясь лишь затем, чтобы принять сто грамм и поберлять (закусить) перед песней. Такая работа надоела быстро. «Мне пятьдесят восемь лет, — сокрушается он, — могу и слесарничать, и кирпичи класть, штукатурить… А вместо этого лабаю, как баянист на второй день свадьбы в деревне».
Алексею Макарову, Макару, сорок два. Голова бритая, как яйцо, с пятнами сукровицы от побоев. В походке чувствуется выправка. Военное училище бросил, круто вошел в бизнес. Получал в двадцать раз больше офицерской зарплаты. Торговал всем — от мочевины до оружия. Как-то взял фуру сока, посмотрел на пакет, а срок годности заканчивается через пять дней. «Однако ж не лето», — почесал репу Макар. И позвонил дружку: «У меня сок, махнемся?» Тот подогнал фуру пива. Оказалось, что срок годности бартера вообще три дня. Долго по телефону друг смеялся над другом.
Деньги позволили жить на широкую ногу. Макар увлекся балериной, спонсировал бенефис. На представление пришел с ее сестрой изрядно «тепленький». Перед финальной сценой очнулся. Смотрит, партнер поднимает бенефициантку над головой, держит путь за кулисы. В тишине раздался глас Макара: «Ты куда п-понес мою жену, п-пидор!» После звонкой пощечины сестры раздались аплодисменты. Потом у Макара возникли проблемы с органами. А как он оказался в нашей «обители»? Макар собирался на родину, в Киров, к больной маме. На вокзале зазевался, ему в банку пива подсыпали клофелин. Очнулся без денег, документов и записной книжки. В отделе полиции, куда пришел сделать заявление, еще и получил, сказали «проваливай».
Мне довелось познакомиться с тремя бродячими офицерами. Одного — Кэпа (капитана «погранцов») встретил на арбатском митинге. Стоял с пузырем, слушал выступающих. На прощание сказал: «Если кто обидит, скажи мне, здесь все знают Кэпа». Второго увидел возле урны на Рогожском Валу. На нем был военно-морской китель. Собирал пивные банки. Служил на атомном крейсере «Акула». Списали из-за пьянки, точнее, из-за жены. «Знал, что погуливает, когда я под водой», — рассказывает, отхлебывая из полупустой банки. Но развелись уже в Москве. Он работал вахтовым методом, по полгода вне дома, но уже на суше. После отдыха попрощался с супругой, уехал в аэропорт и опоздал. Когда вернулся, на его постели лежал другой…
В магазин Кэп не ходит, питается улицей. Медленно ходит, старается реже дышать. Считает, что когда человек спешит, клетки быстрее делятся и отмирают. «Сестра зовет в Казань, — вздыхает он. — Приезжай, братик, у меня две квартиры, дача, детей тоже нет, будем пить вместе». С третьим, бывшим радистом, ехал в соцпатрульной машине. Спросил его: «А что, азбукой Морзе уже не пользуются?» Он ответил: «Еще как!» И всю дорогу слал мне шифровки: «Точка — тире — тире — и точка…»
— Зараза, от которой сердце кипит, — читает Руслан Анодин, самый молодой из нас, — а мозг бездействует, пять букв. Раздаются ответы: «водка», «спирт».
— Нет, — говорит Руслан, — демон… подходит.
— У меня был такой, демон, сосед по нарам, — произносит Гоша-Вотяк, (родом из удмуртского городка, сидел за кражу у новоселов). — Достал тупыми разговорами всех, а меня тем, что долбил ночью хлеб, засыпая крошками.
Вотяк не выдержал, ночью зеленкой написал на лбу едока «демон». На следующий день сосед пошел к окошку двери камеры. Голову просунул, охранник смотрит на него и тычет пальцем в лоб: «Де-мон у тебя на лбу написано». «Необходимый для христианина орган, — продолжает Руслан, — четыре буквы». Ну, не мозг же, безумный христианин все равно христианин. Важнее все-таки душа. Освещается ли она у нас новым светом? И какое она имеет отношение к органам?
По версии Руси, причиной скитаний стала душевная травма. Отец ударил мать, сын отца, тот и выгнал молодца. Мытарь не отличается умеренностью и целомудрием. Воистину религиозное поклонение испытывает перед наркотиками. Чуйская долина стала для Руси райским садом. С дружками, обветренный травой, сбежал из рая в… Питер. Шел по Невскому, курил, завернул к спортбару. Тут и остановился автомобиль с юной красавицей. «Она протянула мне деньги, сказала: «Парень, возьми вискаря, отметим победу любимой команды». Увидев ее, остолбенел, словно мешком пыльным стукнули. «Принес, сдачу оставила мне, предложила покурить в баре». Юля, девятнадцать лет, футбольная фанатка… Руся очумело смотрел на тонкие в колечках пальцы, на втягивающие дым губы бантиком, на лукавый прищур глаз… Ему стало душно, вышел подышать воздухом. «Тут словно кто-то внутри меня шепнул: «Иди, родимый, иди, она не для тебя, у нее, наверное, крутой папик». И повинуясь голосу, пошел к Московскому вокзалу… В столице забомжевал. Теперь очень хочет увидеть незнакомку. «Поищи в нете, — советую ему, — подробно опиши ее, главное — машину».
— В Питер, в Питер! — со слезами говорит он. — Не люблю Москву я…
В выходной идем в православную школу. Мать Раиса комментирует Священное Писание, заставляет и нас читать Библию. На этом уроке выступает Руслан.
— Иосиф был любимчиком папы, — уверенно начинает он. — Братаны завидовали ему. И однажды подогнали его египетским барыгам, а те своему фараону. Так он оказался в тюрьме. Ждал приговора вместе с хлебодаром и виночерпием.
Евангелие от Руслана — авантюрно-криминальное чтиво (Томас Манн и Марио Пьюзо отдыхают). У матери Раисы все равно недовольный взгляд. Двое слушателей (с дальнего ручья), развалившись в кресле, спят пьяные. Она останавливает экуменистски настроенного Руслана.
— Я вижу, вам занятия не нужны, — говорит мать Раиса. — Поговорю с отцом Феофаном.
Конечно, надеть крестик из рук батюшки — еще не причаститься. Воцерковление приходит не сразу. Но все равно вижу, как большинство из нас искренне идет на службу. И каждый хочет сказать Ему о своем.
Меня перевели на источник у парка. Мои обязанности: рано утром подмести вокруг часовни и купальни, зажечь лампадки, помолиться и вывезти тележку с лопатой. Николай напутствовал, чтобы не забывал: «Тело должно работать на душу, а не наоборот»… Наступило мое блаженное время. Окружив себя духовной литературой, подолгу сижу в беседке. Мне хочется писать на белых листах простым карандашом со стеркой. Чувствую, как возвращается Слово… Утром нагим спускаюсь в купальню (Николай сказал, чтобы вообще не вылезал, сердце выдержит). После очищения поднимаюсь по ступенькам в часовню. Подлив масла, зажигаю лампадки (не по инструкции — все) и три свечи в центре. Как обычно, проезжает женщина на велосипеде. В клетке сарая крольчиха бьет кролика, дети не видят. Ходят павлины. У парка останавливаются машины, разночинные люди идут за водой. Заполненную дюжину баллонов просят подвезти на тележке к машине. С удовольствием помогаю, суют «чаевые». Знакомлюсь с конструктором самолетов МиГ, районным прокурором и военнослужащей бригады. Лена — сержант, у нее маленький сын, она готовит ему только на родниковой. «Раньше, конечно, бригада была другая, — признается она, — наши были во всех точках». Делюсь «чаевыми» с Макаром. Он уходит… Через час приходят трое. Распальцованный, Кок и Волчонок со звериным оскалом. Усадив меня, схватив за плечи, тройка начинает допрос с пристрастием. Ночью из четырех храмовых ящиков исчезли деньги прихожан. Свои заработал на тачке, говорю им. «Дружок признался, — щерится Волчонок, сжав кулак, — после второго удара сдал тебя». Наглым образом подставили. Получив по полной, не оговорив себя, оттолкнув Распальцованного с заточкой, в ущерб благочестию своему, рванул в сторону дороги. (Спаситель сказал: несчастья Господь посылает нам, любя нас.) Повезло, за спиной в полушаге упала лопата. Потом Распальцованный принес мазь. Запоздалое признание ошибки. Макар, конечно же, не клеветал. Доброжелательны были все, кроме Волчонка. При встрече признаюсь отцу Феофану, что благодаря ему прошла внутренняя балансировка. Не совсем свободное от комплексов и пристрастий, мое «Я» пока еще не обрело гармонию с миром, но преображение началось.
…В Москве иду к храму на Гороховом поле. От Александра Ивановича узнаю, что Руслан так и не добрался до Питера, никак не мог побороть страсть неотступную, бомжует в столице. Ищет жертву и Волчонок. Меня остановил на Чистых прудах. Ощерился: «Слушок прошел, что ты подался к мусорам, смотри, Москва город маленький». Макару помогли, купили билет до Кирова, звонил ему, он рассказал, что заполнил два кулера пивом, тупо смотрит в комп. В «Одноклассниках» его нашел какой-то сын из Бишкека. Макар не может вспомнить, когда он там был, просит сына написать про мамины родинки… Саша-Хохол взял в руки баян, играет «Подмосковные вечера» на даче покровителя. Говорит, наступил полный «сибимоль». Конец его рабочего века.
Отец Феофан
(Настоятель прихода о. Феофан(Замесов). Фото сайта http://muranovo.ru/)
Знакомство
«Ба-бах!» Входная дверь бревенчатой избы оглушительно распахнулась, широко омахнув нас с провожатым веером прохлады. На крыльцо, явно не по своей воле, а несомый неведомой силой вылетел мужичонка. Грязноватые длинные волосы врастрёп, сбитая вкось гимнастёрочка, жидковатая бородёнка и безумные от страха глаза, говорили, что мужичок пребывает в крайней грусти. Следом, в широкий шаг, неотвратимо настигал его хозяин домика, настоятель местного прихода, отец Феофан. Батюшка был впечатляющ: полы рясы развивались параллельно земле, глаза, казалось, искрились белыми молниями. Ухватив «казачка» левой рукой, правой, настоятель принялся охаживать бедолагу по загривку, по спине, в бока. Слух мой изредка выхватывал из гневного львиного рыка лишь отдельное: «…будешь ещё?…я тя, собаку…из-под икон брать…другой раз башку срублю…». Закрепив свою «проповедь» парой финишных тумаков, батюшка придал «крестнику» столь значительное ускорение, что тот буквально растаял в ближайших зарослях акации.
«Батюшка, вот, привёл сибиряка. Потрудиться хочет», — как ни в чём не бывало, обратился к священнику мой провожатый.
«Помню. Благословляю. Проводи, Вячеслав, определи, где жить.», — чуть сипловатый голос настоятеля уже был спокоен и ровен.
По пути к избушке трудников, Вячеслава поведал мне, чем «казачок» разгневал настоятеля. У мужичков-трудников вышло курево и Андрей, тот самый «казачок», с товарищем не придумали чего умней, как позаимствовать немного денег из кружки для пожертвований. За это Андрей-«казачок» и был бит батюшкой.
«Крутоват ваш батюшка!», признал я, уже стоя на крыльце своего будущего «общежития»
«Не передумал ещё остаться у нас?», улыбнулся Вячеслав. И уже без улыбки добавил: «Ему положено! Он мужик боевой, увидишь ещё!»
Из первых рук
Вечером, в трапезной я стал свидетелем продолжения «воспитательного процесса». Батюшка лютовал! Подвальные своды многократно отражали гневный сиплый бас, и, казалось, вековая кладка готова дрогнуть под его натиском. Сидящие за столом – человек восемь рабочих; их старший, уже знакомый мне Вячеслав; пара-тройка прихожан и пяток солдат, на едином вдохе пережидали окончания бури. Когда второй пакостник, «подельник» Андрея, попытался что-то пискнуть в своё оправдание, в его сторону с такой силой просвистел стакан, что рассыпался не в осколки – в пыль, «бинькнув» о стену.
(Трапезная прихода. Фото автора.)
В ту же ночь, под кружку крепкого чаю, от своих новых товарищей узнал я многое про отца Феофана: «Лют наш батюшка и на расправу скор, но справедлив!», «Никто не знает, спит ли когда…», «В 32 года его настоятелем сюда определили, а приход тогда чахлый был.», «Так он за четыре года возродил тут многое, отстроил часовни, святые источники, церкви ставит…», «Окормляет Софринскую бригаду ВВ, из Чечни с ними не вылазит».
(Молебен в Софринской бригаде МВД. Фото сайта http://muranovo.ru/)
«Он «белый монах», понял? В миру, то есть. Послушание ему такое!» Рассказывали взахлёб, вперебой. Кто степенно в пол-голоса, кто на «басЫ», но как один с любовью, с уважением крайним. А народец разный в трудниках. Есть и лихой. Бывалый. Тёртый. Но порядков своих никто с собой приносить не смей. Порядок один – по слову настоятеля. Казалось, и птицы не поют на приходе без благословения батюшки. По великому ли делу, по малому ли слышишь: «Если батюшка благословит!», «А батюшка благословил ли?»
«Сфера влияния»
Позже многое увидел и я. Узнал приход в Муранове, потрудился на восстановлении святых мест подмосковных. Храмы, часовни, святые источники; храм-часовня Святого великомученика Никиты в глуши леса, на месте монашеского скита; парк памяти детям Беслана…
(Парк памяти детям Беслана. Фото автора)
Труды и труды, работы и работы, десятки километров пройдены за месяц, тонны песка, кирпича и брёвен перелопачены. До всего есть дело настоятелю, всё под отеческой опекой его.
(восстановление храма-часовни Св. мч. Иоанна Воина в д. Матьянково на месте, закрытого в 1937 году. Позже оно было разрушено до основания в 1959 г. Фото автора)
Узнал я, увидел и почувствовал и отношение батюшки к своим подопечным. Для меня, дальнего, занесённого сюда из Сибири, невдомёк было, что известен отец Феофан далеко за пределами своего прихода. Со всего Подмосковья едут к нему те, о ком поёт Шевчук: «Про-о-опавший без вестиии…я назову тобой доро-о-огууу!» Запойные, в пост-наркоманской ломке, сидельцы, бомжи – все находят у батюшки работу, кров и стол. В одном из телевизионных интервью, которые мне довелось увидеть уже через много лет на канале «Союз», настоятель мурановского храма говорил о своих подопечных так: «Для нас очень важно, что это место созидается руками тех людей, которые, казалось бы, никому не нужны, выкинуты за борт жизни… И вдруг, оказывается, они нужны здесь! И они понимают, что каждый человек нужен Богу!»
(Домик трудников. Бывшая баня Боратынских-Тютчевых. Фото автора)
Одни, оправившись, обретя веру, находят силы вернуться в люди, других позже вновь растворяет дурная жизнь. Первых, по счастью больше. О жизни на приходе, о работе трудника, о распорядке жизни «по монастырскому уставу», расскажу, если доведётся, в другой раз.
Пастырь
Увы, за месяц трудов на приходе, ни словечком не довелось перекинуться с батюшкой. Для него я один из многих. А вопросов к батюшке множество, один торопливее другого. Как же успевает всё, где силы черпает? Чуть свет приходим в трапезную – он уже там, готов читать утреннее правило. Вечером, уставшие, возращаемся пешим ходом затемно из соседних деревень – батюшка уже во главе стола, принимает доклады о работах. Всегда, чуть прикрыв глаза, вполголоса, надорванным голосом отдаёт короткие дельные распоряжения. Не похвалит никогда, не выделит среди прочих. Порой наломаешься за день, топором намашешься, кирпича-раствора перелопатишь горы, ждёшь – похвалит настоятель, выделит твою работу. Ан не нет, в трапезной вечером и не глянет в твою сторону. По глупости обижались мы. Умный человек разъяснил: «Дурни, батюшка гордыню вашу лечит. Учит смирению!»
Не сразу, но дошли до меня эти слова. Потому, когда пришло время собираться домой, золотом на сердце легли слова отца Феофана: «Пора? Тогда с Богом. Спаси Господи за Ваш труд! Приезжайте ещё к нам!»