Содержание
- Беслан: имя и его значение
- Что означает имя Беслан
- Нумерология имени
- Беслан: значение имени в буквах
- Талисманы и совместимость
- Беслан
- Русский
- Беслан II
- Живые дети города Беслан
- «Я выжила в аду Беслана», — тяжелая история нашей читательницы
- 15 лет Беслану: судьбы семей, переживших трагедию
- Что случилось в Беслане 1 — 3 сентября 2004 года
- Почему решение ЕСПЧ по делу Беслана важно для каждого из нас?
Беслан: имя и его значение
- 7 Октября, 2018
- Значение
- Александр Соловьев
Беслан — имя осетинского происхождения, оно переводится как «твердый» и «царь львов».
Беслан становится первоклассным специалистом в той области, которую он выбирает для своей карьеры. Олово и цинк считаются металлами данного имени. Номера имени — это два, пять, семь, одиннадцать, четырнадцать, двадцать пять.
Что означает имя Беслан
Беслан редко выделяется из людей, поэтому существует необходимость в освоении своего стиля. Если он научится сочетать вещи в своем гардеробе, то не останется незамеченным.
Он очень серьезно относится к браку. В планах носителя такого имени, как Беслан, только долгосрочные отношения.
Но наличие брака не означает, что свобода будет ограничена. Как только этот человек почувствует, что его свобода под угрозой, появится дисбаланс в отношениях. Избраннице Беслана не стоит акцентировать внимание на обязанностях, иначе он почувствует, что его личное пространство находится под сомнением.
Беслан — имя свободного человека. Любые ограничения личного пространства тяготят его.
Если перед ним станет выбор: семейное благополучие или свобода, то, скорее всего, он выберет последнее. Ему нравится жизнь, и он не может сидеть на месте. Постоянное движение Беслану необходимо. Благодаря этому он легко приспосабливается к новому коллективу и заводит новые знакомства.
Нумерология имени
Число имени — два. Двойка говорит о том, что этого человека будут окружать хорошие друзья. Его талант, умения и стремление к победе — приведут к успеху.
Двойки — отличные друзья, если на вашем пути встретился такой человек, то его следует беречь.
Беслан: значение имени в буквах
Буква «Б» символизирует сильный и стойкий характер. В личной жизни носители имен с буквой «б» являются собственниками. В дополнение к этому их можно назвать стрессоустойчивыми. У таких людей есть огромное стремление жить в роскоши, это достичь им помогает такая способность, как умение зарабатывать деньги.
Буква «Е» говорит о том, что человек очень коммуникабельный проницательный. Он умеет расположить к себе людей. Носитель имени с буквой «е» стремится к роскошной жизни, и если перед ним стоит выбор — роскошь или друзья, то он выберет первый вариант.
Буква «С» несет упрямство и лидерство. Логика — вот на что опирается человек при выборе решений. Носители этой буквы обладают способностью выделяться из массы.
Буква «Л» — это изобретательность и артистичность, именно это можно сказать о владельце этой буквы в своем имени. Такие люди капризны, им необходимо повышенное внимание к своей персоне.
Буква «А» — именно с нее начинается алфавит, она означает лидерство, желание достигать успеха во всех начинаниях. Духовное и физическое равновесие — вот к чему будет стремиться человек, у которого есть эта буква в имени.
Буква «Н» — это сила, воля и решительность. А также ум, критическое мышление и трудолюбие. Именно эти качества характеризуют человека с этой буквой в имени.
Талисманы и совместимость
Беслан — имя, которое имеет ряд камней-талисманов. В их числе: олово, жемчуг, агат, сера, кварц и платина.
Отличная совместимость у Беслана с девушками, чьи имена Дарья, Виктория, Майя, Ксения, Вера, Надежда и Амина.
Беслан — имя сексуальной и противоречивой натуры. Но при этом эта сила находится под контролем.
Беслан очень аккуратен с тратой денег, данную черту многие принимают за скупость. Но это не так, просто он бережет деньги. Беслан легко тратит денежные средства на себя, но при этом ему сложно расстаться с деньгами, если они тратятся на других людей.
Беслан — имя, означающее стабильность. Эти люди сложно переносят изменения, им сложно подстраиваться под изменения обстоятельств. Но когда на Беслана давят, то он замыкается в себе либо перестает общаться с этим человеком или с группой лиц.
Беслан
В Википедии есть страница «Беслан (значения)». |
Русский
Морфологические и синтаксические свойства
падеж | ед. ч. | мн. ч. |
---|---|---|
Им. | Бесла́н | Бесла́ны |
Р. | Бесла́на | Бесла́нов |
Д. | Бесла́ну | Бесла́нам |
В. | Бесла́на | Бесла́нов |
Тв. | Бесла́ном | Бесла́нами |
Пр. | Бесла́не | Бесла́нах |
Бес-ла́н
Существительное, одушевлённое, мужской род, 2-е склонение (тип склонения 1a по классификации А. А. Зализняка).
Имя собственное (личное имя).
Корень: -Беслан-.
Произношение
- МФА: ед. ч. , мн. ч.
Семантические свойства
Значение
- мужское имя ◆ Моего друга зовут Беслан.
Синонимы
- —
Антонимы
- —
Гиперонимы
- имя
Гипонимы
- —
Родственные слова
существительные
- отчество мужчины: Бесланович
- отчество женщины: Беслановна
Этимология
По предположению Дж. Кокова, происходит от тюркск. бей и Аслан.
Фразеологизмы и устойчивые сочетания
- Абазинскийabq: Бислан
- Адыгейскийady: Беслъан (ady)
- Ингушскийinh: Беслан
- Кабардино-черкесскийkbd: Беслъэн (kbd)
- Осетинскийos: Беслӕн (os)
- блесна
- МФА: ед. ч. , мн. ч.
Перевод
Список переводов
Анаграммы
Библиография
Беслан II
падеж | ед. ч. | мн. ч. |
---|---|---|
Им. | Бесла́н | Бесла́ны |
Р. | Бесла́на | Бесла́нов |
Д. | Бесла́ну | Бесла́нам |
В. | Бесла́н | Бесла́ны |
Тв. | Бесла́ном | Бесла́нами |
Пр. | Бесла́не | Бесла́нах |
Бес-ла́н
Существительное, неодушевлённое, мужской род, 2-е склонение (тип склонения 1a по классификации А. А. Зализняка).
Имя собственное, топоним.
Корень: -Беслан-.
- город в России, административный центр Правобережного района Северной Осетии ◆ 1 сентября 2004 в городской школе № 1 в Беслане террористы взяли в заложники больше 1200 человек. По официальной версии, они не шли на переговоры, а потом устроили взрыв, после которого погибли 334 заложника, из них 186 детей. Мы собрали семь фактов о той трагедии, которые должен знать каждый. Беслан. 15 лет, Семь фактов о Беслане, которые должен знать каждый // «tvrain.ru», 31 августа, 2019 г. ◆ В пятнадцатую годовщину захвата бесланской школы № 1 «Медиазона» в сокращении публикует главу из новой книги Ольги Алленовой »Форпост. Беслан и его заложники», в которой журналистка перечисляет главные неувязки в официальной версии событий, ставшие очевидными во время судебного процесса над Нурпашой Кулаевым — единственным террористом, попавшим в руки силовиков живым. «Вопросы без ответов», Глава из новой книги Ольги Алленовой о Беслане // «zona.media», 01 сентября 2019 г.
- истор.: Тулатово, Иристон
- —
- город
- —
Ближайшее родство
- существительные: бесланец, беслановец
- прилагательные: бесланский, беслановский
По предположению Дж. Кокова, происходит от тюркск. бей и Аслан.
- Добавить хотя бы один перевод в секцию «Перевод»
Список переводов
Для улучшения этой статьи желательно:
|
Живые дети города Беслан
Зарина Цирихова, 24 года (на фотографии в центре):
Мы с сестрой, как и все, 1 сентября пошли в школу. Сейчас я понимаю, что тогда даже в воздухе все предвещало беду. Какая-то тишина на душе, мама как-то тревожно себя вела, то есть интуиция подсказывала. 1 сентября вообще не хотелось идти в школу, хотя я очень люблю праздники. Пришли мы на линейку, линейка чуть раньше началась, чтобы в жару мы не стояли. Обратили внимание на то, что в школе как-то было грязно, обычно у нас чисто после ремонта, а тут грязно, занавеси не висят. Мы спустились на линейку и услышали выстрелы. До последнего я думала, что фильм снимают. Стала искать где. Потом, думаю, наверное, шары в небо пускают. Потом, когда появились террористы, я не восприняла. Я видела все, я видела этих людей, но поверить в это не могла. Поэтому так застопорилась и думаю: что дальше, как? Неужели это на самом деле, неужели это с нами?
Он ему выстрелил в висок. У того сразу закатились глаза
Их было сначала человек десять, затем все больше становилось. Они были все бородатые, в очках, с автоматами. Бежали на нас. Конечно, был страх. Я сначала выбежала со школы, мне как-то удалось это сделать. Но потом вспомнила, что Розита там, я вернулась. Нас стали загонять в спортзал. Они развесили в виде гирлянд бомбы: по бокам, дорожка из бомб, над нами висели бомбы, на кольцах бомбы были, ящики тротиловые стояли. Запомнила очень хорошо момент, когда увидела, как выглядит смерть. Когда нас стали загонять, моего одноклассника отец – большой очень, он был с нами, его сын один со мной учился, и еще у него был старший сын. Он начал нас всех успокаивать: «Успокойтесь, пожалуйста, все будет хорошо». К нему подошел террорист, схватил его за шею и поставил на колени, тогда они только ростом сравнялись. Схватил и говорит: «Если вы сейчас не закроете свои рты, я его убью». А мы никогда не видели, перед нами никогда не убивали, мы не видели войну. Мы стали друг друга успокаивать. Но это террориста не остановило, он ему выстрелил в висок. У того сразу закатились глаза, он рухнул. Вместо того, чтобы его вынести, его занесли вглубь зала, чтобы мы видели, как кровь растекается. Мы смотрели, он лежал прямо передо мной. Помню хорошо, когда нам сказали: надо вытереть кровь. Вытянули его сыновей, чтобы именно они вытерли кровь. Я помню, он снял с себя рубашку, трет кровь и плачет. Ему было так плохо. Человек повзрослел буквально за два часа, такой был взгляд. К сожалению, из них никто не выжил. Два брата и отец погибли.
Если я приду домой, буду рассказывать, что мы были в заложниках, кто мне поверит?
Естественно, я переживала, думала, что меня дома нет, что я буду говорить, где я? Об этом же никто не знает. Я тогда училась в 8-м классе, я именно так рассуждала: даже если я приду домой, буду рассказывать, что мы были в заложниках, кто мне поверит? Такое не бывает, что детей берут в заложники. Если я маме скажу, она же мне не поверит. На третий день уже было абсолютно все равно, как будет, лишь бы побыстрее все закончилось, лишь бы побыстрее не быть в этой обстановке, не ощущать это все, не видеть страдания близких людей.
Ее сестра на второй день умерла, у нее был сахарный диабет
Среди нас в первый же день мужчин расстреляли. Их поставили, увели, мы поняли, что мы их видим в последний раз. Среди нас были трупы. Юлия Рудик у меня была одноклассница, ее сестра на второй день умерла, у нее был сахарный диабет. Ее не выпускали. Трупы были среди нас, этот запах, запах мочи, запах всего, духота. Постоянная стрельба в потолок, постоянные крики. Они могли кого-то ударить, прикладом. Мы были в напряжении, потому что понимали, что в любой момент мы можем просто взлететь на воздух. И вот эти три дня сидеть в этом стрессе, ждать неизвестно какого исхода. Было уже все равно. Безумно хотелось пить.
Передо мной лежала мать с ребенком, ребенок был мертвый
Когда случился штурм, видно было по террористам, что они не были готовы к этому. Мне кажется, они надеялись, что власти сделают так, как им надо, и каким-то чудом сложится коридор, и они уйдут. Когда случился взрыв, была растерянность, был шум, контузия. Люди, туман. Я не помню, как я вылезла оттуда. Я помню, что после второго взрыва убежала. Передо мной лежала мать с ребенком, ребенок был мертвый. Она ко мне подползает, толкает: «Пойдем». Я ее не знаю, даже не помню, какая-то женщина. Но сам факт, что она оставила ребенка. Я оставила свою родную сестру, я себя за это корю, но я могу найти себе оправдание – это человеческий фактор, страх, он мне не давал соображать. Когда я убегала, я помню, мне Розита сказала: «Зарина, не оставляй меня». Я это услышала после того, как вылезла, до меня дошло, что она мне сказала. Полезла обратно. Я помню, что я очень сильно ударилась, потеряла сознание. Потом как-то меня на носилках вынесли. Я считаю, что это действительно чудо, что мы с сестрой выжили, да, у нас травмы, у сестры пулевое ранение, у меня в голове осколки, мы плохо слышим.
Я не понимала: неужели маленькая школа, полторы тысячи людей, и целый мир, и никто ничего не может сделать?
Вроде прошло 10 лет, но теракт оставил свои последствия. Казалось бы, жизнь продолжается, а все равно жизнь разделилась на до и после. Самое обидное, что до сих пор не знаем правды, что в принципе эта правда по большому счету, кроме пострадавших, уже никому не нужна. Обидно, что за какие-то ошибки наших политиков просто расплатились детьми. Вообще, когда я была в больнице, я к себе никого не подпускала, даже маму. Я не понимала: маленькая школа, полторы тысячи людей, и целый мир, и никто ничего не может сделать? Я не знаю точно, какие там требования были выдвинуты, вроде – четыре президента, вывести войска из Чечни. Я не знаю, как там что происходило, но было ощущение, будто нас предали. Вопрос: почему мы, за что, почему дети? Ведь у нас все было впереди, мы по сути начинали жить, никому ничего плохого не сделали. Почему Беслан? По сей день, мне уже 24 года, тогда мне было 14 лет, чувствуешь на себе какую-то ответственность. Ты понимаешь, что ты, наверное, особенная в чем-то, ты не просто оттуда вышла. Видимо, Господь так захотел, что у тебя есть на земле миссия какая-то, что ты должна, на тебе лежит ответственность перед многими. Почему я ушла оттуда живой, почему моя сестра? Ты живешь, и ты живешь с мыслью о том, что вместо тебя мог быть другой.
Никто ни от чего не застрахован
Дети героически себя там вели. Мы сразу все повзрослели. Мы как-то очень там друг друга поддерживали, на самом деле как одна семья сплотились там. Даже многие взрослые себя так достойно не вели, как дети. Видимо, взрослые понимали все в силу своей взрослости, мудрости, а мы, дети, воспринимали это все, наверное, через розовые очки. Я знаю точно, что после этих трех дней мы стали абсолютно другими людьми. После этого я стала в церковь ходить, я стала верить в Бога, я стала задумываться о чем-то намного серьезнее. Я понимаю, что все временно и никто не знает, что будет завтра. Никто ни от чего не застрахован. Знаю точно, что мы не защищены в нашем государстве. Очень бы хотелось верить, что на Беслане закончились теракты, по крайней мере, тогда хотелось верить, себя успокаивала: пускай мы, моя школа, соседи, люди Беслана весь удар, который предстоит России, приняли на себя. Как время показало, после этого были еще взрывы в метро, еще какие-то, война в Цхинвали. Не прекратилось после этого ничего.
Мои одноклассники любимые часто мне приходят во сне
Мы все часто это вспоминаем. Когда ты встречаешь человека, который с тобой три дня сидел в заложниках, для тебя это родной человек. У меня есть моя семья и есть люди, которые, может быть, я с ними некоторыми лично не знакома, но я их вижу, я очень хорошо всех людей запомнила. Все по-разному это пережили. Мне повезло, по большому счету, у меня из семьи никто не умер, но у меня погибло очень много знакомых, мои одноклассники любимые, которые часто, кстати, мне приходят во сне.
Амина Качмазова, 17 лет:
Я пошла в школу с двумя подругами, Алиной и Лялей Кетовыми, они обе погибли. Они были старше меня на 7 лет, они пошли в свой класс, я в свой. Дальше вы знаете, взрывы. Я была маленького роста, я была почти в самом конце, то есть была близко к выходу из школы. Если бы я сообразила, я имела бы возможность убежать, когда началось это все. Но я была маленькая, я не могла понять. Я даже не знала, что такое взрывы, никогда об этом раньше не слышала. Потом боевики выбежали, кричали, началась паника, и они начали нас гнать в спортзал. Я сначала с потоком людей забежала в котельную – это рядом со спортзалом и там начала кричать, визжать. Одна старшеклассница начала меня утешать, прижала к себе и начала мне говорить: успокойся, все будет хорошо. Потом обнаружили, что мы спрятались в котельной, нас начали выгонять оттуда и говорить, чтобы мы пошли в спортзал. Некоторые смогли спрятаться в каких-то уголочках, через два часа они просто вылезли через окно и оказались на свободе. Я побежала в спортзал, нас всех туда загнали, говорили, чтобы мы не шумели, не кричали. Были по одной стороне люди, по другой, а между людьми был коридор, он назывался «живой коридор», по этому коридору ходили террористы, говорили: выкидывайте свои телефоны. Они это все брали и просто ломали.
Ты снимаешь с себя майку, ее мочишь под краном, она напитывается водой, приносишь человеку и он ее высасывает
Конечно, была паника, никто не успокаивался. Они сказали: если вы сейчас не успокоитесь, мы застрелим этого мужчину. Они показывают на мужчину. Его застрелили, тогда, конечно, все замолчали, поняли, что эти люди реально готовы убить, и они пришли затем, чтобы убивать. На второй день они раздавали воду самым маленьким, тем, кому 6 лет, до 6 лет. Я маленького роста была, я сказала, что мне 6 лет, и они мне дали воду. Я обманула их. Есть вообще не хотелось, хотелось только воды. Нас пускали в туалет. Там, кто мог, они пили из раковины, из умывальников воду, кому это удавалось, потому что все равно террористы смотрели даже там. Кто-то приносил тем, которые не могли встать, ты снимаешь с себя майку, ее мочишь под краном, она напитывается водой, приносишь человеку и он просто ее высасывает. Все снимали с себя одежду, потому что было очень жарко, было душно от того, что тысяча с чем-то человек. Обувь моя тоже была, не знаю, где – у меня были новые туфли очень красивые, я их не нашла. А потом ночью со 2 на 3 сентября пошел дождь на улице. Конечно, все хотели пить, дождь шел. Мне было так жалко, потому что вода пропадала зря. Я плакала, я хотела на улицу, чтобы попить воды, постоять хотя бы 5 минут и потом зайти обратно. Во вторую ночь мне приснился сон, мы спали иногда ночью, когда удавалось, мне приснился сон, что там моя сестра была родная. Я встала и начала кричать: «Аида, Аида». Меня кто-то успокоил. Это, конечно, мне рассказывали, я этого не помню. Меня кто-то начал успокаивать, потому что они могли меня убить.
Женщина, которая меня спасла, она спутала меня со своей дочерью, как потом она сама говорила, она подумала, что я ее дочь, которая умерла там же
На третий день вообще не пускали ни в туалет, ни капельки воды, ничего. Уже было понятно, что что-то случится. Наша классная была очень героической. Когда она думала, что начнется штурм, выстрелы, она говорила: «Залезайте за мою спину, я вас прикрою». Я не помню, когда начались взрывы, меня, наверное, оглушило волной взрывной. У меня звука вообще не было, я ничего не слышала. В моей памяти это так: никто никуда не бежит, люди лежат мертвые. Я бегу в одну сторону, потом в другую сторону, когда я бегу уже третий раз, я вижу, что идет женщина, она меня зовет: «Иди сюда». Я к ней подхожу, она берет меня за руку, с другой стороны была еще одна девочка, и мы бежим. Потом, как оказалось позже, эта женщина, которая меня спасла, она спутала меня со своей дочерью, как потом она сама говорила, она подумала, что я ее дочь, которая умерла там же. Потом мы пришли в столовую, а потом мы увидели большой чан с водой, все, я уже ничего не помню, я туда чуть не нырнула. Я начала пить. Туда закинули гранату. Спецназовец русский на эту гранату лег, чтобы она взорвалась, мы не пострадали. Он, конечно, умер, герой России. Потом, когда нас вытаскивали оттуда, там такие высокие окна, а я не доставала, меня все толкают – ну давай, вылезай, а я не могу, я не достаю. Я помню, это было так долго, на меня все смотрели с ненавистью. Потом нас передавали как по цепочке от спецназовца к спецназовцу. Последний человек, которого я помню, меня передали мужчине, у него была белая майка, не спецназ, просто осетин-доброволец. Я его не смогла потом найти нигде. Это последнее, что я помню. Потом я, наверное, потеряла сознание. Я помню, я уже в Москве очнулась через три дня.
Я не люблю бомбочки на Новый год, ненавижу
Я хорошо все перенесла. Я такая эмоциональная, я не закрытая в себе. Когда ты говоришь, легче становится. Нужно говорить об этом и все. Наверное, мой секрет счастья, успеха. Люди, которые закрываются, им больно бывает раскрываться. И когда спросишь случайно не то, они начинают рыдать. Конечно, эмоционально и психически это очень повлияло. Бум, и ты испугался. Я не люблю бомбочки на Новый год, ненавижу. Это не весело, когда мальчики зажигают бомбочки и кидают в ноги, это ужасно. Я ненавижу эти бомбочки, этих мальчиков. Фейерверки тоже не очень люблю, мне кажется, это дорого и некрасиво. Это неоправданные затраты. Лучше помочь бездомным или накормить собаку.
Мы отличаемся, потому что мы смотрели в глаза смерти, как говорят
Нам очень помогали, я имею в виду и материальную помощь, и нематериальную. У меня до сих пор есть папки с рисунками детей, с открытками, которые мне присылали. Нас приглашали везде, всегда везде хорошо принимали. Я стараюсь тоже отплачивать добром. Какие-то если ситуации бывают, где нужна моя помощь, я, конечно, вспоминаю все то добро и делаю, что в моих силах. Мы отличаемся, потому что мы смотрели в глаза смерти, как говорят. Когда это происходит, ты понимаешь, что жизнь – это самое главное. Жизнь – это чудо. И жизнь надо использовать и тратить с умом. Мне нравиться общаться с людьми «нетерактниками», которые не были в теракте. Когда я пошла в университет, у меня началось общение с обычными нормальными людьми. Я сначала была закрытая, не подпускала к себе никого, а потом как-то стало лучше. Я влилась в их коллектив, но все равно есть тоненькая невидимая черта. Мы разные. Я учусь у них, они учатся у меня. «Нетерактники» – в Беслане это слово очень популярное, «терактник», «нетерактник».
Лена Гаитова, 22 года (на фотографии – слева):
31 августа мне снился сон, что у нас дома кровать, напротив кровати стоит большой шкаф с зеркалом. Я лежу, прячусь за этой кроватью, вижу – у нас во всех углах сидят дети. Ко мне близко подходят люди с оружием бородатые. Я лежу, закрыла глаза: хоть бы они меня не увидели. Получается, что в любом случае увидят, так зеркало напротив. Хоть бы они меня не увидели, хоть бы не увидели. Только они к краю подошли, меня разбудили: иди в школу, уже пора. И утром мы пошли в школу. По дороге было все нормально. За школой есть магазинчик, мы думали пойти воды купить в магазине. Я говорила: нет, мы опоздаем тогда на линейку. В итоге мы не пошли, и получилось, что мы попали туда.
Мама сидит на диване с фотографией большой и говорит: «Это все, что от него осталось»
Были моменты, когда они начали издеваться над нами: сидите, держите руки наверху. Так прошел первый день. Первый день они были очень насторожены, как будто чего-то опасались, ждали чего-то. А потом более спокойные были. На второй день начали выпускать, все выходили, говорили, что мы идем в туалет, на самом деле искали воду, где попить можно. Мы находили листочки от цветов и ели их, чтобы утолить жажду. Выносили из класса книги, чтобы как-то на себя махать, раздать в спортзале всем. Третий день смутно помню. Когда прогремел взрыв, я просто встала, посмотрела в окно, вижу – мальчик бежит. Я не знаю, о чем я думала, я села обратно. Думаю: чего я сижу? Пошла к подоконнику, только на него залезла, прогремел второй взрыв. Мне стало горячо, что-то посыпалось, я начала это все с себя стряхивать. Сзади была какая-то маленькая девочка, которая тянула меня обратно. Я смотрела на нее, получается, что я до нее не дотягиваюсь, потому что я уже высоко, там высокие подоконники, я все равно обернулась, как-то взяла ее за руку и выкинула через окно. Она не бежала, она боялась, стояла, ждала, пока я вылезу оттуда. Я вылезла, мы вместе с ней побежали. Я после этого ее не видела, не знаю, кто это была. Ранений не было никаких, были маленькие ссадины, ожоги. Все, меня сразу посадили в скорую помощь и отвезли в больницу. В больнице пролежала я четыре дня. Приехала домой. В школе я была с братом старшим. Я приехала домой, дома папа небритый, в черном весь, мама в черном. Я не поняла, что происходит: «Почему вы все в черном?» И мама мне говорит: «Понимаешь, сейчас такое время, что надо. Такое случилось». Они мне не говорили, что случилось, до последнего. Я спрашивала: «Где Алан?» Они говорили: «В больнице». – «Когда мы к нему поедем?» – «Завтра, сегодня уже поздно». Отправили меня в душ, я вышла, мама сидит на диване с фотографией большой и говорит: «Это все, что от него осталось». Он погиб в школе, на 4 года меня старше был.
Чем больше времени проходит, боль не утихает, наоборот, бывает сложнее
Раньше было полегче, потому что мы были поменьше, не понимали всего. То есть мы не понимали, что нас был целый класс, после этого 7 человек из моего класса, мои друзья, их уже нет. Мы понимали, конечно, переживали, но не так, как сейчас. Чем больше времени проходит, боль не утихает, наоборот, бывает сложнее. Потому что сейчас мы больше всего осознаем: если бы, не дай бог, что-то подобное повторилось бы, я бы, наверное, села и не встала. Тогда у детей была смелость, потому что никто никогда не видел такое, а сейчас бы все по-другому было, и переживаешь по-другому.
В начальных классах писали письма в будущее. Нам зачитывали эти письма: я вырос, живу там-то, живу в Америке. На самом деле этих детей уже нет
Мне кажется, в Беслане нет таких людей, которые думают или чувствуют по-другому. В Беслане маленькие дети, которые тогда еще не родились, родились потом, им сейчас по 10 лет, даже которым по 6 лет, они прекрасно все знают, что случилось, что в этой школе было, сколько людей погибло, какой это день был. В Беслане все переживают как единое горе, там нет такого: ты там был – тебе не повезло, я там не был – мне повезло. Нет, там в любом случае в эту школу попали чей-то брат, сосед, друг, одноклассник. В любом случае коснулось каждого. Мне кажется, очень сплотило людей, особенно молодежь, особенно детей, которые были там. Мы постоянно бываем вместе, у нас нет знакомых из другого круга, мы очень привязаны друг к другу. Мне кажется, к жизни относимся по-другому. Когда тебе выпал второй шанс, реально у тебя жизнь была на волоске, и выпал второй шанс прожить, ты уже живешь другими мыслями. Мы сейчас обязаны прожить жизнь за тех, кому не удалось пожить вместе с нами, которые остались в этот день там. Вспоминаем, конечно, всегда. Даже если где-то сидим компанией, у нас в любом случае заходит речь за теракт, обсуждаем, вспоминаем моменты, когда мы учились вместе, мечтали. В начальных классах писали письма в будущее, мы писали о себе, кем мы вырастем. Когда мы заканчивали школу 4 года назад, нам зачитывали эти письма: я вырос, живу там-то, живу в Америке. На самом деле этих детей уже нет с нами. Дети после этого очень быстро повзрослели. У нас как таковое детство было до 12, нам было 12 лет, все, что до 12 лет, и стали резко взрослыми, мысли другие. У нас до теракта было 4 параллельных класса, после нас объединили в один, собрали лишь один класс. Потом разъединили на два, во втором классе было много новеньких, из других школ перешли к нам. А в нашем классе были все, кто был в заложниках.
Кристина Дзгоева, 21 год:
Возле школы постояли чуть-чуть. У нас линейка была. Я обернулась – люди в черном. Я не поняла, кто, что. Начали подходить к нам и начали кричать: «Школа захвачена. Никто не сможет убежать». Тогда мы побежали в сторону спортзала. Я не была ни с мамой, ни с сестрой, они отдельно от меня были. Я побежала и потом нашла их в спортзале. Три дня мы сидели вместе. Когда был взрыв, мы отдельно сидели. Потеряли друг друга в тот момент. Когда я бежала из школы, я видела маму, как она лезет через окно. Я ходила по трупам, по людям. Я никого не замечала, кроме мамы, так я вышла, выпрыгнула сама и убежала. Мы сестру не находили. Она меня спрашивала: «Ты не видела?» Я говорю: «Нет». Мне не сказали, что она умерла. Я потом поняла, что ее больше нет. Ей было 10 лет.
Она была веселая, она находила общий язык с детьми, я была совсем другой. Я больше думала о себе. Мне ее не хватает. На кладбище я разговариваю с ней. Иногда легче бывает.
Бывает какая-то боязнь. Неважно, сколько времени прошло, все равно от каждого шороха я боюсь. Я боюсь здесь находиться. В Москве я как-то отвлекаюсь. А здесь возле школы живу. И сейчас опять эти дни.
Розита Цирихова, 20 лет (справа):
В школу мы пошли – я, Лена и еще с нами девочка была, наша подруга. Зарина чуть постарше меня. Она, если честно, не очень хотела идти 1 сентября, она хотела опоздать на линейку. А так как я переходила в 5-й класс, для меня это было все новое – начинаешь классы менять, бегать по классам, а так до 4 класса ты в одном классе только сидишь, по школе не гуляешь особо. И поэтому, когда я проснулась 1 сентября, я хотела пойти туда, успеть, ничего не пропустить. У нас новый классный руководитель, все было новое. Получается, я ее тоже с собой подтянула. Мама говорит: «Сходите вместе. Все-таки Розита переходит в 5-й класс, все новое. Надо». Она тоже собралась, со своей одноклассницей пошла в школу, и мы втроем. Там разделились, каждый класс стоит возле своего, я тоже со своим классом стояла. Стрельба началась. Я повернулась, я сначала думала, что это шарики лопаются. Когда повернулась, увидела, что бегут, началась какая-то суета. Я сначала не поняла, что происходит, что делать. Меня женщина за руку взяла и потащила в сторону спортзала. Там выбили стекло и через это окно нас стали поднимать в школу. Когда я зашла в спортзал, я увидела Лену, она меня позвала к себе. Я к ней села и так мы просидели первый день. Плохо становилось. Сначала давали пить, даже первое время приносили финики, детям раздавали финики, а потом перестали воду выносить, ничего вообще не давали, практически не выпускали, по 10 человек, может быть, как-то.
Розита, куда ты идешь? Сейчас тебя убьют
На второй день я уже видела сестру, как она уходит. Был такой момент, как она выходит из спортзала и рукой мне делает, поцелуй, типа – пока. Тогда тоже не знала, куда она идет, что с ней будет. В зале сначала не удавалось с ней встретиться. Потом уже на третий день так получилось, что я сначала сидела с Леной, но очень сильно пить хотела, к нам подошла женщина со своим сыном, он был моим одноклассником, он погиб, она попросила вместе с ним сходить, чтобы мы попили. Мы идем, мне сестра кричит: «Розита, куда ты идешь? Сейчас тебя убьют». Тянет меня к себе. Я села, но у меня ни сил не было. Я просто сижу, рядом с нами – мальчик, и меня на него положили. Я уже понимаю, что я хочу сильно спать, у меня закрываются глаза.
Смотрю на ногу, у меня в ноге дырка
Я встала на окно и спрыгнула, я даже не помню, как я спрыгнула. Побежала. Куда бежать, я не соображала, просто надо бежать. Села, где гаражи, там такой спуск был, в этом спуске тоже люди сидели, дети в основном. Я присела, на них смотрю: у кого глаза нет, кто-то весь в крови, у кого-то что-то вообще непонятное. Я сижу, думаю: боже мой, хорошо, что у меня все нормально. Потом взгляд опускаю вниз и смотрю на ногу, у меня в ноге дырка. Но мне не больно. Жар сильный, она горит, но не так больно, я даже не заметила эту боль по сравнению с тем, что у меня было с ухом, оно тоже горело, очень сильно мешало, будто там что-то есть. Оттуда меня вытащили уже и повезли в больницу.
Легче не становится. В памяти это всегда есть
Вы знаете, мы можем собраться в компании и обсудить это. Конечно, какая-то обида остается, боль. Боль всегда присутствует, потому что теряешь близких людей. У меня в классе очень много погибло. Со всеми ты дружил, со всеми общался, и уже нет этих людей. Сейчас, конечно, может быть что-то проще вспоминаешь, чем тогда, но все равно боль остается. Легче не становится. В памяти это всегда есть. Травмы, которые получила я там, с каждым годом дают о себе знать. С каждым годом новая болячка, боль – это не дает забыть. Потому что, допустим, у меня со слухом проблемы – это мне мешает, конечно, жить. Я понимаю, как бы было, если бы меня там не было. Сейчас бы я и слышала хорошо. То есть легче не становится. Мне было 10 лет, когда я туда попала – это ребенок. Но я уже не чувствовала себя ребенком. Когда выходили на улицу после этого, у нас тема для разговора была совершенно другая, не детская. Быстро все повзрослели. У меня детство поделилось до теракта, после теракта я вообще другой была. Сейчас я учусь в Москве на 5-м курсе, заканчиваю уже. У меня сестра туда поступила, как-то так получилось, что я попала туда. Но это никак не связано с тем, что я хотела из Беслана убежать. Меня сюда очень тянет, я хочу сюда приехать, но просто, если смотреть на будущее, то работа найдется, но здесь не такая зарплата, которой будет хватать. Поэтому останусь, скорее всего, в Москве. Но, мне кажется, я вернусь сюда.
«Я выжила в аду Беслана», — тяжелая история нашей читательницы
Записала Ольга Севастьянова
«В этой школе училась вся моя семья, а дедушка около 30 лет проработал директором и пристроил к ней спортзал. Он терпеть не мог опаздывать и в тот день вышел на линейку пораньше, хотя мы жили прямо напротив. Мама собиралась к своим ученикам в другую школу, папа должен был вот-вот подъехать: он отправился на работу подписывать документы об увольнении. Мы с младшей сестрой дождались Мадину с цветами и пошли втроем. Мадина — наша кузина, ей тогда было лет 12. На празднике ее 7-й класс поставили у выхода со школьного двора, а мы с Аминой оказались ближе к крыльцу.
Семилетняя Санета с одноклассниками. Через два года Теракт унесет жизни 334 человек, в том числе 186 детей. погибшие покоятся в „Городе Ангелов“.
Выстрелы раздались во время торжественной речи. Во двор забежали человек 30, все в черном и в масках. Помню, подумала, что это опять учения: весной нам показывали, что делать в случае пожара. Мыслей о чем-то страшном не возникло. Откуда им взяться? Мне было 9, и наш городок всегда был очень спокойным.
Боевики стреляли в воздух и кричали, толпа сбилась у дверей. Наверное, людям казалось, что внутри они найдут спасение. Но некоторым, например, Мадине, удалось сбежать. Мама столкнулась с ней на нашей улице, когда выскочила из дома после первых выстрелов. „Где девочки?!“ — „Там!“ Нарядная, на каблуках, мама понеслась к школе. С поднятыми руками кинулась к террористу: „Можно мне туда? Там мои дети!“ Тот стукнул ее прикладом и ответил: „Туда можно всем, а обратно уже никому“.
Народу было так много, что у главного входа возникла давка. Тогда люди стали выбивать окна, и кто-то закинул меня на руках в школьный коридор. Я хорошо помню этот момент: новые колготки порвались о стекло, пошла кровь, белые туфли испачкались, а единственная моя мысль: „Ну вот, мама расстроится“. Вместе со знакомой женщиной и ее сыновьями мы спрятались в классе на втором этаже, но скоро нас нашел террорист. „Все на выход, — приказал он. — В спортзал“.
В зале я оказалась у прохода, который боевики оставили между людьми. Напротив меня по другую сторону „живого коридора“ сидел боевик — без бороды, с огромным шрамом на шее. Я боялась встречаться с ним взглядом, поэтому смотрела в толпу. Что с Аминой? Где дедушка? И вдруг среди голов заметила знакомую прическу, пышные волосы. Мама! Она тоже меня увидела, поняла, рядом с кем я сижу, и знаками стала показывать на шею: „Галстук, сними галстук!“ В нашем городе действовала пионерская организация, я была командиром отряда. Наверное, мама решила, что кусок ткани разозлит человека с автоматом.
Террористы приказали сдать телефоны, разбили их прикладами. Пообещали расстрелять того, кто свой не отдал, и еще несколько человек вокруг. Пару часов мы боялись пошевелиться, только мотали головами и переглядывались. Но детский плач и крики становились все громче, в конце концов поднялся ужасный гам. Захватчики позволили семьям объединиться. Я пробралась к маме, Амина уже была с ней. Дедушка, как выяснилось, сидел у входа в зал под баскетбольным кольцом, оперевшись на большой сейф — кто-то принес ему, чтобы он устроился поудобнее. Деду было 89 лет, и на второй день боевики даже предложили ему выйти. Он отказался: „Эта школа — мой дом, здесь мои дети, я останусь с ними“. Нам удалось подойти к нему несколько раз за все время, но сесть рядом все же не могли. Когда на 500 квадратных метров загнано больше тысячи человек, людям дорог буквально каждый сантиметр.
На улице становилось жарче. Боевики позволили женщинам принести ведра с водой — намочить одежду и тряпки. Одна попала к нам, я не испытывала жажды, но мама взмолилась: „Дети, пожалуйста, пейте!“ Как будто чувствовала, что скоро давать воду перестанут. Последний раз это случилось ближе к вечеру. Чья-то мокрая кофта оказалась у семьи Агаевых, сидевших рядом. Зифа напоила сыновей, сняла с младшего ботинок, выжала туда влагу и передала нам. Наверное, она заметила мой недоуменный взгляд, потому что сказала: „Сань, ты так не смотри! Они новенькие совсем, я вчера только купила, Георгий их один раз надел. Пейте, пока не впиталась!“
К вечеру воздух стал совсем плотным, полил дождь. Я знала: происходит страшное, но что именно, не понимала. Наверное, к лучшему. „Что это?“ — спрашивала маму, когда террористы развесили на кольцах и тросах между стен бомбы. „Освежители воздуха“. Амина вопросов не задавала. Она всегда была очень тихой, и даже тогда не плакала, хотя было видно, что ей уже очень плохо. Мама устроила сестру на коленях и упрашивала поспать. В документальном фильме „Беслан. Память“ есть момент, где она признается: „Я думала, если Амина умрет, то пусть это случится во сне“. Я же в ту ночь спать не смогла.
Под утро стало совсем невыносимо. Очень хотелось в туалет, мутило от жары, жажды и голода. Цветы из букетов и растения в горшках, которые кто-то принес из соседних кабинетов, мы съели еще вчера. Тогда Зифа — у нее дома осталась новорожденная дочь — предложила нам с Аминой грудного молока. Мне было неловко, но я все равно приложилась к соску. С тех пор называю Зифу второй мамой.
Боевики иногда заходили в зал, кричали, стреляли в потолок, заставляли нас поднимать руки и держать их за головой. Сил не осталось даже сидеть, казалось, что эта пытка длится часами. Чувство времени постепенно исчезло. Все, что происходило потом, я помню отрывками. Вот мама умоляет меня сделать хотя бы пару глотков мочи из какой-то бутылки: „Санечка, воды больше не будет, уж лучше так!“ Вот девушке стало плохо, она задыхается, а соседка засовывает ей в рот руку, держит язык. А вот кто-то хлещет по щекам меня. Мне больно, я злюсь, пытаюсь сказать, но не понимают: я в бреду. Мерещится вода. Прозрачная, прохладная, свежая — сотня, тысяча бутылок!
Не знаю, когда это случилось, наверное, в полдень на третьи сутки. Раздался взрыв, перед глазами вдруг все заволокло белой пылью, чьи-то руки схватили меня и понесли к окну. „Алета, не выкидывай, по спинам стрелять будут!“ — это крикнул маме Валерий Бзиев, единственный непожилой мужчина, которого боевики не расстреляли в первый день — надели пояс смертника. Мама спустила меня с подоконника, накрыла нас с Аминой собой, и зал сотрясся во второй раз. „На выход, — приказал террорист, — а то расстреляем!“ Все поспешили к дверям — прямо по трупам, оторванным головам и рукам, обугленным ногам.
Во дворе уже стояла бронетехника, в небе трещали вертолеты. Террористы поставили маму на подоконник, дали ей в руки какого-то ребенка, но скоро она снова была с нами. А дальше — страшная суматоха. Стрельба, звон стекла, школьный туалет. Унитаз разлетается на мелкие осколки, я чувствую резкую боль в теле. Дышать трудно. Неужели газ? Мама протягивает конец мокрой занавески: „Приложи к носу!“ Потом — школьная столовая, кухня. Рассеченная труба. Вода! Кружка. Набираю и пью — всю до дна, залпом!
Когда рядом появляются незнакомые люди в форме, в голове мелькает: „Неужели опять?“ Меня, как пушинку, перебрасывают из рук в руки, выносят во двор, сажают в белую „Ниву“ и вместе с другими детьми куда-то везут. Неизвестность пугает: „Снова будут мучить?“ Но мы въезжаем на знакомую улицу рядом с больницей, и я вижу двух бредущих вдоль дороги ссутулившихся мужчин. Один из них так похож на… „Папа! Папа!!! Я здесь! Это я!“
Если бы меня спросили о самом ярком воспоминании за 21 год жизни, я бы ответила: глаза отца в тот момент, когда он увидел меня живой. Папа вытащил меня из машины, схватил в охапку, прижал к груди. „Где мама, Амина?“ Я не знала. Но они были в порядке — в тот же день вернулись из больницы, и к нам домой приехали все, кто переживал и молился за нас три дня.
Среди собравшихся родственников не оказалось одного, кто был мне очень дорог, — моего деда. Моего лучшего друга и учителя, человека, с которым у меня с самых первых лет жизни была невероятная, сильнейшая связь. Я каждый час спрашивала, где он, но ответа не получала. По‑детски верила: дедушке удалось выйти из школы, он скоро вернется! С этой мыслью я засыпала и просыпалась, это стало моей самой заветной, страстной мечтой.
Но через несколько недель надежда рухнула. Деда нашли. Мертвым. Опознали по ступне и ботинку — это все, что от него осталось. Он сидел под бомбой.
Санета и ее дедушка, Сабанов Таркан Габулиевич. „Он пристроил спортзал к школе. Спасибо ему за низкие окна, через них кто-то из заложников смог убежать“.
Я все равно чувствую, что он рядом. Два раза дедушка приходил ко мне во сне. Пообещал, что все будет хорошо, и рассказал про маму то, чего я о ней никогда не слышала. Я уже жила в Москве, и позвонила:
— Мам, это правда?
— Да… Откуда ты знаешь?
— Честно? Я ночью видела деда.
Она помолчала, а потом ответила: „Раз дед сказал, значит, и правда все будет хорошо“. Накануне мы говорили о чудесах, что они случаются с теми, кто в них верит. Мы с мамой — точно из таких.
Мы выбрались оттуда живыми — это чудо. Но я долго не могла принять его, не понимала: почему я выжила, а другие — нет. Там остались мои подруги, одноклассники. Каждый раз, когда я, уже подростком, встречала знакомых женщин, у меня мурашки бежали по коже. Они узнавали меня, гладили по щеке: „Какая же ты красавица! Моя доченька тоже была бы…“ А глаза их кричали: „Я хочу увидеть своего ребенка живым!“ От стыда мне хотелось провалиться сквозь землю. Казалось, что я занимаю чужое место, и часто возникала мысль: „Зачем мне дана жизнь? Может, кто-то из тех, кто погиб, прожил бы ее иначе?“
Не знаю, удалось ли мне до конца избавиться от чувства вины, но пока я решила: раз выжила, значит, не зря. Помогли психотренинги. За последние пару лет я прошла два, причем второй — с мамой. Мы вместе прорабатывали болезненные моменты. Амина была маленькой и чуть легче перенесла трагедию, а мама несколько месяцев пребывала в состоянии шока. Отошла во время реабилитации, когда вместе с лучшими психологами из Москвы мы семьей два раза ездили в Германию. Там мы не говорили о случившемся, а наслаждались вкусной едой, отдыхом, общением с близкими.
А вот из трехмесячной поездки в Швейцарию я вернулась через 11 дней, не выдержала вдали от родителей. Они до сих пор удивляются, как я решилась уехать в Москву. Я и сама не верю, на первом курсе каждый день плакала — так сильно скучала! Но постепенно поняла: жизнь дает удивительные возможности, ими надо пользоваться. Я перестала пасовать перед трудностями („Сань, после того, что ты пережила, чего бояться-то?“). Учусь не жить прошлым и будущим, наслаждаться каждым днем. Делаю все с любовью, как просит мама, воспринимаю многое из того, что со мной происходит, как чудо, и безмерно благодарна людям, с которыми знакома. И для меня все это по‑настоящему важно.
Единственное, что не изменилось, — привычка всюду носить с собой бутылку воды. Но с ней я не борюсь. Пусть будет».
Сергей Ениколопов психолог, эксперт по психологии агрессивного поведения:
«Чувство вины выжившего — известный феномен. Преодолеть его трудно, и многие пытаются это сделать, рассказывая о произошедшем. Ни в коем случае нельзя их в этом ограничивать, но стоит поощрять разговор не об эмоциях, а о фактах. Это поможет переработать опыт. Помощь психолога нужна не только после трагедии, но и в дальнейшем, потому что личность постоянно развивается. У нашей героини впереди много важных жизненных этапов, произошедшее наверняка даст о себе знать еще не раз. Как ей общаться с родственниками погибших? Как со своими собственными: воспринимать их ласку как нереализованную любовь к своим детям и относиться к ней с пониманием».
15 лет Беслану: судьбы семей, переживших трагедию
Трагедия коснулась каждого жителя Беслана
Воспоминания заложников после трех дней в аду и их близких очень зыбкие. Они преследуют, не отпускают все эти годы. Но наши собеседники в один голос твердят, что жертв дикой трагедии забывать нельзя, недопустимо. 333 человека, 186 из которых дети — их души навсегда остались в стенах спортзала, вокруг остова которого продолжается жизнь. Сбивчиво, срывающимся или, наоборот, железным тоном очевидцы рассказали нам то, что никогда не должно повториться.
СЕСТРИНСКАЯ ЛЮБОВЬ
«Девочки, пора в школу! Я соберу вашего брата и следом…» — торопит дочек Эльза Цабиева. У мамы радость: старшая, Алана, идет в пятый класс, а младшая, Залина, в третий. Хоть сестры бежали вприпрыжку, на линейку чуть-чуть опоздали. Каждая встала к своему классу, а через три минуты начался захват… «В спортзале повсюду висели бомбы, сотни людей, теснота… — рассказывает «СтарХиту» Залина Плиева. — Как упала на корточки, так и не сдвинулась с места. Лишь ближе к вечеру кто-то из соседей передал сестренке, где я. Кое-как Алана перебралась ко мне. Мы не отпускали друг друга все три дня, не ели, выпили по паре капель воды, которая была самым большим сокровищем в эти страшные часы. К моменту штурма были уже абсолютно обессилены. Когда террористы засуетились, надели газовые маски и прозвучал взрыв, кажется, многие заложники даже не чувствовали себя. Громкий хлопок, и все разлетелись в разные стороны. Меня отбросило метра на четыре точно. Больше сестренку живой не видела…»
Сейчас Залине 23
В день освобождения, 3 сентября, на Залину рухнул кусок потолка. «Я потеряла сознание, — продолжает девушка. — Очнулась не сразу, подняться не смогла, вокруг трупы. Полежала еще минут 15 и вдруг увидела террориста, испугалась, сделала вид, что умерла. Потом он исчез. Зашевелила ногами, так меня заметили добровольцы, вытащили из-под обвала и положили на носилки. До сих пор картинка перед глазами: один свободный врач, а рядом с ним человек тридцать взрослых и детей. Кричат: «Возьми его, он умирает! Нет, возьми моего ребенка». Но доктор взглянул на меня, схватил и отправил в операционную. Проснулась я уже в палате, узнала, что у меня травмы, а потом и то, что сестра больше никогда не подержит меня за руку».
Алана стала одним из ангелов Беслана.
«Слава Богу, мама не успела пойти с нами, — говорит наша героиня. — Иногда поражаюсь, как родители пережили. Наверное, благодаря годовалому брату вся семья взяла себя в руки. Порой родители винят себя — мол, зачем отпустили, почему не помогли. Никто ни от чего не застрахован. Родные здоровы, все в порядке. Ну как в порядке? Живем рядом со школой, окна выходят на спортзал. Здесь мертвая тишина. Только в нашем подъезде домой не вернулись восемь детей». Утром перед линейкой Алана (слева) оставила дома брошь… Теперь эта брошь стала семейной реликвией
Залина верит, что сестра охраняет семью. «Она приснилась один раз, — вспоминает заложница. — Попросила не беспокоить ее — родители каждый день, как на вахте, бывали на кладбище. Послушались, стали реже ходить на могилу. Я не раз спрашивала маму: «Могли ли мы куда-то переехать?» А она: «Если бы Алана была жива, ни дня бы здесь не остались!» Человек же привыкает ко всему: раны заживают, но шрамы остаются. Никогда ничего не забуду, да и не хочу, мы должны помнить! Жду, когда достроят храм в дань трагедии, зайду туда и поставлю свечу. Мне кажется, там будут обитать души погибших детей, среди которых моя Аланочка…»
В школе мертвая тишина
СНОВА РЯДОМ
Когда боевики захватили школу, Таймураз Царахов подумал, что дали праздничный салют. Потом услышал крики, выстрелы… И тут пришло осознание: случилась беда. Среди заложников оказались его дети — 12-летний Эльбрус и 9-летняя Виктория. «Как обычно, дочка с сыном оделись и отправились на построение, — рассказывает «СтарХиту» мужчина. — Приговаривали: «Нам сегодня надо еще на линейку в музыкальную школу!» Вика помнит отрывками, как стояла рядом со своим классом, что капризничала: «Хочу к маме и папе!» А Эльбрус успокаивал: «Что ты ревешь?» Еще рассказывала мне, как уже в зале сын уступил приятелю место, где было побольше пространства, ведь тот плохо себя чувствовал, и пообещал товарищу: «Я тебя разбужу, если нас выпустят!» Сам же встал возле окна, под бомбой… Наверное, моего мальчика одного из первых и накрыла волна. А тот паренек вышел без единой царапины. Как дочка спаслась? Помогла женщина — вытолкнула ее из окна! И мы до сих пор не знаем, кто она!»
Таймураз теперь видит в каждом мальчишке своего Эльбруса
После ликвидации боевиков убитый горем отец стал искать своих детей. «Дочку направили во Владикавказ с осколочными ранениями, — продолжает Таймураз. — Один из соседей сказал, что видел сына — ему делают операцию. Несколько раз узнавал у медперсонала: «С ним все нормально?» Меня успокаивали: «Риска нет!» Но оказалось, на столе врача лежал не мой малыш… Искал его месяц: то в Москве, то в Ростове-на-Дону, до последнего отказывался верить, что сына уже нет. Повторял: найду живым своего мальчика. Увы, ДНК показало, что надежды нет».
Через два года после трагедии в двери семьи Цараховых постучалась вновь беда.
«Супруга зациклилась на мысли, что сын зовет ее на небеса, — говорит наш герой. — Так и случилось. Переходила дорогу, насмерть сбила машина. Похоронил недалеко от Эльбруса. Чувствую ли я сына? Иногда кажется, что да, но такого не может быть, как… Его нет уже 15 лет». Вика решила стать врачом, чтобы спасать жизни
Таймураз нашел силы жить дальше, а не существовать, как многие родители в этом городе черных платков. «Работаю, — делится мужчина. – Имел возможность переехать в Канаду или Швейцарию, но не стал. Дочка окончила медакадемию, учится в ординатуре. Конечно, мечтаю о внуках. Говорю Вике: «Тебе 24, выходи замуж!» А она все об учебе и утешает: «Окончу, тебя никогда не оставлю!»
С ЧИСТОГО ЛИСТА
«Потерять единственного ребенка и жить с этим — вот настоящий ад. Я сама умерла. Нудная рутина, муки совести, часы на кладбище, самоедство. Время не лечит…» — не сдерживаясь, делится Лариса Сокаева. Тем первым сентября они с дочерью стали заложниками среди тысячи земляков. Альбина сжимала маму. А когда взрослым не разрешали пить, девочка прикасалась к губам, чтобы дать ей чуть-чуть воды, которую проносила в зал во рту… Сегодня маленькой, но сильной малышке исполнилось бы 27.
«Она запомнилась солнечной, всегда с улыбкой, — говорит «СтарХиту» Ацамаз Сокаев, троюродный брат. — После теракта мама Альбины несколько лет не убирала со стеллажа игрушки. Говорила: «Зачем?» Никто и не спорил… Мой отец вместе с сестренкиным ходил на опознание. Ужас! Детей различали по крестикам, кольцам, браслетам… Так и нашли Альбину». В этому году девочке исполнилось бы 27 лет
Наверное, девочка стала настоящим ангелом-хранителем семьи. В 2006 году у Ларисы и Владимира Сокаевых появился на свет сын. Назвали Георгием, в честь мальчика, который нравился Альбине в школе. «Ему часто рассказывают о сестре, — продолжает Ацамаз. — Мальчик дал силы безутешным родителям».
Лариса вновь стала мамой благодаря ЭКО
Но не все порадовались материнству Ларисы. «Я встретила одну бывшую заложницу, у нее погибла дочь. Она живет одна. Детей нет. Женщина из тех, кто считает рождение или усыновление предательством памяти погибшего ребенка. «Теперь ты счастлива?» — резко спросила она меня. Я отшатнулась: «Как ты можешь так говорить?» Лишь когда нашему солнышку исполнилось восемь, смогла признаться: да, счастлива. Но пришла к этому счастью через страшную боль».
КАК ЗА КАМЕННОЙ СТЕНОЙ
Каждую годовщину Александр Озиев плачет. Он не смущается, ведь трагедия забрала дорогих его сердцу людей — двоюродного брата и тетю:
«Такое ощущение, что их родные не так сильно переносят утрату. Но этого не может быть! Наверное, они поставили барьер и обходят стороной воспоминания, а я в них тону».
Больше всего Саша тоскует по своему брату Вадиму. Все детство они провели в одном дворе. Правда, учились в разных школах. «В тот день я сам был на празднике, и когда пробежала волна про теракт, не придал этому значения, честно говоря. Ведь тогда мы еще не осознавали, что такое смерть, а потом она вошла в каждый дом, — говорит «СтарХиту» Александр. — После случившегося перестаешь верить в Бога. Дети не могли согрешить настолько, чтобы заслужить подобный ужас. Теперь я атеист. Только моя голова и руки виновны в чем-то, сам себя наказываю, когда делаю необдуманные вещи».
Несмотря на то, что Александр не верит в высшие силы, чудо в их семье определенно произошло. Через какое-то время его дядя Сергей, отец Вадима, сам попал в теракт… и выжил. «Он оказался рядом с заминированной машиной на рынке во Владикавказе, — продолжает Александр. — Рассказывал, как после взрыва подумал, что на его плече мороженое, а оказались чьи-то мозги. Врачи быстро доставили дядю в больницу, ухо и глаз отказали тогда, но сейчас слух и зрение восстановились!»
Сергей потерял старшего сына Вадима и супругу. Они остались вдвоем с младшим Владимиром
О трагедии Беслана в семье Озиевых лишний раз вслух не говорят. «Чувствую только грусть. Думаю, какой Вадим был добрый, за ним — как за каменной стеной, — делится парень. — Я таких людей больше не встречал. Помню, его мать с завода приходила, он сразу к ней: «Устала? Что-то болит?» У Вадима остался младший брат — Володя. Крутится, работает, а дядя дома сидит… Знаете, сколько таких потерянных уже 15 лет после тех сентябрьских дней, когда Бог отвернулся от Осетии?»
МАТЬ БЕСЛАНА
Под сто пятнадцатым номером в алфавитном списке погибших числится 9-летняя Алана Доган. Она вместе с мамой и годовалой сестренкой Миленой оказалась на том же деревянном полу под прицелами боевиков. «Когда раздались автоматные очереди, в панике мы с Аланой потерялись, — рассказывает «СтарХиту» Анета Гадиева. — Меня завели в зал последней. Была только одна мысль: «Где же дочка?» Вдруг учительница крикнула: «Анета, она здесь!» Увидев меня, Алана заплакала: «Не ходи сюда, тебя застрелят!» — а сама ползла ко мне сквозь людей. Обняла ее, стало не так страшно. Милена плакала от жары, голода и жажды. Она вдавилась в меня, словно снова хотела залезть обратно в живот. Так мы и просидели сутки в уголке».
От любимой старшей дочки остались лишь фотографии и некоторые вещи
На второй день на переговоры к террористам в школу пустили бывшего президента Ингушетии Руслана Аушева. Он договорился о том, что матерей с грудными детишками освободят!
«Просила, чтобы малышку понесла старшая дочь, умоляла оставить меня в обмен на нее, — продолжает Анета. — Но никто не слушал… Так мы с Милой живы, а Алана…» Анета не боится вспоминать те ужасные дни. Выговорится, становится чуть легче…
В память о дочке, которую не удалось спасти, Анета стала сопредседателем комитета «Матери Беслана». «Я как будто до сих пор во 2 сентября 2004-го, — делится заложница. — И вроде хочется отключиться, а не можешь. Двигаешься, что-то делаешь, потом снова накатывает. Мы пытаемся активизировать процесс расследования, ведь дело до сих пор не раскрыто. Наш долг не молчать, не давать стереть трагедию! Мы помогаем всем жертвам. Организуем поездки тем, у кого навсегда испорчено здоровье, добиваемся льгот…»
«Их должны помнить»: как живут родственники моряков, погибших на подлодке «Курск»
Ежегодно тысячи людей собираются, чтобы почтить память своих ангелов
Женщина верит: в трудном деле ее выручает погибшая дочь. «Если говорить о земных мечтах, хочу, чтобы Милену не касались беды, чтобы она чувствовала себя уверенно и любила жизнь, — говорит наша героиня. — Есть еще небесные грезы — желаю встретиться с Аланой, воскрешения и соединения двух миров…»
Что случилось в Беслане 1 — 3 сентября 2004 года
1 сентября 2004 года группа террористов беспрепятственно захватила школу №1 г. Беслана (республика Северная Осетия-Алания). Точное количество нападавших не установлено, официальное следствие говорит о 32 боевиках, из показаний свидетелей следует, что террористов могло быть в два с половиной раза больше.
В заложниках оказались 1128 человек, большинство из которых были дети.
С 25 по 31 августа 2004 года силовые структуры Северной Осетии, а также федеральные силовые структуры, получали информацию о возможной террористической атаке на осетинские образовательные учреждения, приуроченной к 1 сентября. За несколько часов до захвата министру внутренних дел РФ Нургалиеву поступила оперативная информация о готовящемся теракте в одной из школ Беслана, расположенном вблизи административной границы Северной Осетии и Ингушетии.
Тем не менее, школы Беслана в тот день практически не охранялись, сотрудники ГИБДД, которые должны были нести службу на посту около школы № 1, были переброшены для охраны федеральной трассы в целях обеспечения безопасного проезда президента Северной Осетии Александра Дзасохова. Школу № 1 охраняла невооруженная женщина – сотрудница местного РОВД. Она также оказалась в заложниках.
В 9.20 1 сентября появилась первая информация о захвате заложников. Практически сразу властям (как республиканским, так и федеральным) стало известно об огромном количестве заложников. В 11 часов 1 сентября прокуратура Правобережного района РСО-А (к которому территориально относится Беслан) возбудила уголовное дело по факту захвата более 600 человек. Тем не менее, 1, 2 и 3 сентября, вплоть до начала силовой операции, количество заложников, о котором сообщали все официальные структуры и государственные СМИ, варьировалось между 120 и 354. Позднее выяснилось, что информационным освещением контр-террористической операции в Беслане занимались двое командированных из Москвы сотрудников – сотрудник пресс-службы президента России Дмитрий Песков и сотрудник ВГТРК Петр Васильев. Информационная тактика по намеренному занижению количества заложников вызвала агрессию террористов и повлияла на их отношение к людям.
Вечером 1 сентября в Беслан прибыли заместители директора ФСБ Николая Патрушева — генералы Владимир Проничев и Владимир Анисимов, а также генерал Александр Тихонов, возглавляющий Центр специального назначения ФСБ РФ (группы «Альфа» и «Вымпел»). Именно генералы ФСБ взяли на себя реальное руководство оперативным штабом контр-террористической операции в Беслане. Однако официально штаб состоял из осетинских чиновников, большинство из которых даже не знали, что входили в этот штаб, и не принимали никаких решений. Возглавлял штаб президент Северной Осетии Александр Дзасохов, а потом начальник местного УФСБ Валерий Андреев. Позже на следствии и в суде они дали показания об истинной роли генералов ФСБ в руководстве оперативным штабом и контр-террористической операцией.
Несмотря на то, что террористы, захватившие заложников, пытались установить контакт с оперативным штабом, выдвигали свои требования и, значит, были готовы вести переговоры и отпускать заложников (2 сентября в школу был допущен бывший президент республики Ингушетия Руслан Аушев: ему позволили вывести из школы 24 заложника), переговоры с ними велись формально. Переговорщик Зандионов, который был уполномочен их вести, не знал (показания на суде) ни о требованиях террористов, ни о количестве заложников, ни о том, что террористы ведут переговоры с Аушевым. Также он не знал об освобождении Аушевым части заложников, о договоренностях с террористами о вывозе из школы тел мертвых заложников. С кем из террористов вел переговоры официальный переговорщик, следствие так и не установило. Записи этих переговоров следствию переданы не были.
Дзасохов, Аушев и Михаил Гуцериев (влиятельный олигарх ингушского происхождения) по собственной инициативе начали вести переговоры с представителем чеченских сепаратистов Ахмедом Закаевым о вовлечении в процесс освобождения заложников Аслана Масхадова. На тот момент Масхадов являлся избранным президентом независимой Ичкерии. Закаев и Масхадов дали согласие на участие в переговорах, если им гарантируют беспрепятственный проход к захваченной террористами школе. Информация о переговорах с Закаевым и Масхадовым появилась вечером 2 сентября. 3 сентября в 12 часов дня Александр Дзасохов выступил перед родственниками заложников и сказал, что в переговорный процесс должны войти новые лица. Они должны были прибыть в Беслан вечером.
Ровно через час в 13.03 и в 13.05 3 сентября в спортзале школы № 1 прозвучали два взрыва, после чего началась силовая операция по уничтожению террористов. Следствие утверждает, что причиной первых взрывов в спортзале был подрыв самодельных взрывных устройств (СВУ), которыми террористы заминировали спортзал. При этом выводы трех официальных экспертиз, которые должны были ответить на вопросы о том, какие именно СВУ, какой мощности и где именно взорвались, кардинально противоречат друг другу. В материалах следствия имеются выводы саперов 58-й армии о том, что СВУ, установленные террористами, взорвались много позже под воздействием высокой температуры — т. е. от пожара.
Беслан. После освобождения школы. Фото: EPA
Заложники, члены парламентской комиссии Северной Осетии и член федеральной парламентской комиссии, депутат от партии «Родина» Юрий Савельев (бывший ректор знаменитого питерского Военмеха, доктор технических наук, специалист в области физики и горения взрывов) выдвинули следующую версию. Причина первых взрывов – обстрел спортзала бесланской школы из огнеметов «Шмель» и реактивных противопехотных гранатометов, состоящих на вооружении спецназовцев ЦСН «Альфа» и «Вымпел». Эта версия подтверждена многочисленными свидетельскими показаниям и вещественным доказательствами. Под давлением фактов следствие признало, что в ходе силовой операции по уничтожению террористов спецназ ФСБ применял огнеметы, гранатометы, а также танки 58-й армии и боевые вертолеты. Однако следствие настаивало на том, что оружие массового поражения не применялось для стрельбы по спортзалу, его использовали исключительно против террористов, в то время, когда в школе уже не было живых заложников.
Следствие также утверждало, что заложники погибли от первых взрывов в спортзале. Однако экспертизы по установлению причин гибели заложников проводились «по наружному осмотру тел», что является грубейшим нарушением закона. Таким образом, остались неизвестными точные причины смерти заложников.
Также официальная версия следствия о том, что все заложники погибли от первых взрывов, опровергается официальным протоколом осмотра места происшествия (школы), проведенным следствием 4 сентября 2004 года. По версии следствия (и по показаниям заложников) террористы заминировали только спортзал школы № 1. Другие помещения школы заминированы не были. Заложники изначально содержались в спортзале. После первых взрывов выжившие заложники были перемещены террористами в другие помещения школы. После штурма в спортзале было найдено 116 тел погибших заложников. В других, не заминированных помещениях школы, было найдено 208 убитых заложников. То есть большинство заложников погибли не от первых взрывов, а в ходе штурма, когда применялись огнеметы, гранатометы и танки. Данные факты подтверждаются не только показаниями свидетелей, в том числе сотрудников полиции Правобережного района, но и видеосъемкой.
Широко распространенная информация о том, что после первых взрывов террористы стали стрелять в спины побежавших заложников, ничем впоследствии не подтвердилась.
Военные оказывают первую помощь освобожденной заложнице бесланской школы, 2004 год. Фото: EPA
Из тел заложников пули не извлекались и баллистические экспертизы не проводились, однако, подробная, практически поминутная видеосъемка бесланской школы и прилегающей к ней территории, сделанная в ходе штурма, свидетельствует об отсутствии доказательств прицельного огня по заложникам, самостоятельно покидающим взорванный спортзал.
После первых взрывов в спортзале пожара не было. Огонь стал распространяться в ходе последовавшего обстрела школы, как со стороны террористов, так и со стороны спецназа ФСБ РФ (на вооружении у которого были ГМ-94, способные спровоцировать возгорание). Первые очаги пожара в спортзале можно было потушить из огнетушителя (показания саперов 58 армии), однако руководивший штурмом школы генерал ФСБ Тихонов категорически запретил сотрудникам МЧС Северной Осетии выезжать на тушение пожара. Тушить пожар в спортзале начали только через четыре часа, когда огонь фактически уничтожил как следы первых взрывов (в том числе на крыше спортзала), так и тела заложников. Большая часть из 116 заложников, найденных в спортзале, обгорели до такой степени, что установить настоящую причину их смерти (пуля, взрыв или огонь) стало невозможным.
Информация о том, что первые взрывы стали полной неожиданностью для оперативного штаба, и что спецназ ФСБ бросился на штурм школы спонтанно, не соответствует действительности.
Два часа после первых взрывов школу обстреливали дистанционно, пытаясь уничтожить террористов оружием массового поражения (гранатометами, огнеметами, танками). Непосредственная зачистка школы от террористов силами спецназа «Альфы» и «Вымпела» началась только в 15.10, когда генерал Тихонов отдал соответствующую команду (зафиксировано материалами следствия и суда).
Все эти годы потерпевшие (заложники и родственники погибших) пытались заставить следствие расследовать факты, опровергающие официальную версию событий. Информация, кропотливо собранная потерпевшими, свидетельствовала о том, что первостепенной задачей власти 1-3 сентября 2004 года было именно уничтожение террористов, а не спасение заложников. Потерпевшие безрезультатно прошли бесчисленное количество судебных инстанций в России, но услышали их только в Европейском суде по правам человека.
Годовщина трагедии в бесланской школе. Фото: EPA
Почему решение ЕСПЧ по делу Беслана важно для каждого из нас?
Потому что суд, наконец, четко сказал: у заложников есть право на жизнь, и никто не может его отменить, обосновав «мерой крайней необходимости», никак не доказав при этом, что «крайняя необходимость» в действительности была. Не доказав, что заложников в Бесланской школе нельзя было спасти другими способами, и единственное, что можно было сделать — стрелять по школе из огнеметов, гранатометов и танков.
Основные моменты решения ЕСПЧ.
Предотвращение теракта
Пункт 491 решения. Суд пришел к выводу, что, по крайней мере, за несколько дней до захвата бесланской школы власти располагали информацией о подготовке террористами, базирующимися на территории Малгобекского района Ингушетии, террористической атаки на образовательные учреждения 1 сентября. Власти имели достаточный уровень контроля над ситуацией и могли принять меры для снижения террористической угрозы. Однако, меры, которые были приняты, были явно не достаточны и несоразмерны этой угрозе и не способствовали ее предотвращению. Российские власти не сделали все возможное для предотвращения теракта в Беслане и тем самым нарушили право на жизнь своих граждан (статья 2 Европейской конвенции).
Расследование обстоятельств шутрма и причин гибели заложников
Пункт 516: Следствие не смогло собрать и зафиксировать достаточные данные об обстоятельствах штурма первой школы, что привело к фатальной (невосстановимой) неполноте официальных данных об обстоятельствах трагедии. Это в свою очередь способствовало необъективному и неполному расследованию трагедии, что является серьезным нарушением обязательств государства в соответствии со Статьей 2 Конвенции (права на жизнь).
О подготовке контр-террористической операции и функционировании оперативного штаба
Пункт 574: Суд пришел к выводу, что российские власти не смогли обеспечить должный эффективный уровень руководства оперативным штабом, ответственным за планирование и организацию спасения заложников. Таким образом, российское государство нарушило право на жизнь своих граждан.
О применении гранатометов, огнеметов, танков (оружия неизбирательного поражения) в ходе штурма школы
Пункт 527: Суд пришел к выводу, что официальное следствие не смогло адекватно расследовать необходимость и последствия применения оружия неизбирательного поражения в ходе штурма школы, а также убедительно доказать, что это оружие использовалось только для уничтожения террористов и ни один заложник не погиб от его применения.
Пункт 599: Суд пришел к выводу, что российское государство не смогло законодательно четко обеспечить приоритет права на жизнь своих граждан при силовом реагирования в ходе контртеррористических операций. Это выразилось в безнаказанности (отсутствии юридических последствий) для тех, чьи решения и действия по применению силы были не обоснованы или неадекватны с точки зрения фундаментального обязательства государства соблюдать и гарантировать право на жизнь своим гражданам.
Пункт 608: Суд пришел к выводу, что силы специального назначения ФСБ РФ широко и неизбирательно применяли в ходе штурма школы оружие массового поражения: огнеметы, гранатометы, танки, а также огромное количество стрелкового оружия.
Пункт 609: Суд пришел к выводу, что спасение заложников — главная цель контртеррористической операции. Массовое применение оружия неизбирательного поражения государственными спецподразделениями прямо противоречит достижению этой цели и в данном случае никак не может считаться «мерой крайней необходимости».