ПРИПЕВ: Спаси и помилуй, Господи,
Отца моего духовного!
На многая лета
Дай ему терпения и любви!
Спаси и помилуй, Господи,
Отца моего духовного,
И ради его святых молитв
И нас благослови!
1.Отца моего духовного наверно недостойна я…
Как за него мне, Господи, тебя благодарить?
А у него таких, как я – неисчислимая семья,
И каждому так хочется к нему поближе быть.
ПРИПЕВ:
2. Не зная ни сна, ни отдыха,
Без храма – как без воздуха
Он молится о всех о нас
Молитвою любви.
Пусть мы такие разные,
Но с ним навеки связаны,
И, Бог мой, в жизни будущей
Ты нас не раздели!
ПРИПЕВ:
3. Малейшая неурядица
Нам катастрофой кажется
И мы к Отцу Духовному
Бежим по пустякам…
И хоть бы раз нам, чадушкам,
Спросить: «Ну, как ты, Батюшка?» —
Быть может, в тыщу раз ему
Сейчас трудней, чем нам!
ПРИПЕВ:
4. О, Боже! По милосердию
Ты хочешь всем спасения,
Но, позабыв о Промысле,
Мы ропщем без конца…
Как трудно со смирением
Претерпевать лишения,
Но не лиши нас, Господи,
Духовного отца!
ПРИПЕВ: Спаси и помилуй, Господи,
Отца моего духовного!
На многая лета
Дай ему терпения и любви!
Спаси и помилуй, Господи,
Отца моего духовного,
И ради его святых молитв
И нас благослови! CHORUS: Save and mercy , O Lord,
My spiritual father !
On many summer
Give him patience and love !
Save and mercy , O Lord,
My father’s spiritual ,
And for the sake of his holy prayers
And bless us !
1.Ottsa probably not worthy of my spiritual i …
As for it I , Lord , thank you ?
And he like me — innumerable family
And every so want to be closer to him .
CHORUS:
2. Not knowing no sleep, no rest,
Without the church — as without air
He prays for all of us
Prayer of love.
Suppose we are so different,
But with him forever linked,
And , my God , in the life of the future
You do not have to share!
CHORUS:
3. A moment of confusion
We seem to disaster
And we have a spiritual father
We run over nothing …
And if only just us chadushkam ,
Ask, » How are you , sir ?» —
Perhaps a thousand times he
Now harder than us !
CHORUS:
4. Oh, God ! According to charity
You want all of salvation,
But , forgetting about the fishery,
We grumble endlessly …
How hard is it with humility
Undergo hardships,
But do not deprive us, O Lord ,
Spiritual father !
CHORUS: Save and mercy , O Lord,
My spiritual father !
On many summer
Give him patience and love !
Save and mercy , O Lord,
My father’s spiritual ,
And for the sake of his holy prayers
And bless us !
МОЛИТВА ОТЦА ДУХОВНОГО
…И поистине добрые чудеса случаются с нами, если молится о нас наш духовник.
Сейчас в кругах околоцерковных, среди людей, посещающих храм потому, что это принято, является как бы правилом хорошего тона, стало модным иметь духовного отца. Этак небрежно сказать в разговоре: «Мой духовник мне посоветовал…» Но, увы, даже и те, кто искренне верует, кто, не боясь трудностей, идет по дороге православия, часто не очень хорошо понимают, какую роль в их христианской и человеческой жизни играет священник, призванный быть их духовным отцом.
Кто такой духовник? Если подходить к вопросу формально, духовник — это выбранный вами священник, к которому вы приходите на исповедь, который отпускает вам ваши грехи и, по мере возможности, старается руководить вашей духовной жизнью. К «хорошему» духовнику всегда можно обратиться за советом в трудной жизненной ситуации, он пожурит (а то и накажет) вас, если вы в чем-то не правы, пожалеет и поддержит, когда вам трудно, подскажет, какие книги следует читать в тот или иной период вашего постижения христианства, но… Но что такое настоящий духовный отец, сегодня понимают и чувствуют очень и очень немногие прихожане. В полной мере ощутить присутствие в своей жизни духовного отца, я думаю, в свое время смогли прихожане отца Александра Меня — поэтому-то для каждого из них смерть его стала огромной личной трагедией.
Выбор духовного отца, пожалуй, самое важное и ответственное решение верующего после принятия крещения. «Следует приискать себе духовного отца, — написано еще в „Домострое“, — доброго, боголюбивого и благоразумного, рассудительного и твердого в вере, который сам может подать хороший пример, а не сребролюбца, не пьяницу, не гневливого, но и не слишком снисходительного…» Совет дельный, но в жизни последовать ему весьма непросто. Десятки храмов окружают нас, и сотни священников ежедневно служат в них. Который из батюшек — твой, единственный, тот, с кем, вверив ему всю душу, предстоит пройти всю жизнь? Как угадаешь? Ведь от правильного выбора духовного отца зависит вся твоя христианская жизнь. Потому что, как говорит тот же «Домострой», выбрав его, нам впредь «следует почитать и слушаться своего духовного отца во всем, и каяться перед ним со слезами, грехи свои исповедуя без стыда и без страха, а наставления его исполнять и епитимьи (наказания. — Авт.)соблюдать по грехам своим… И относиться к нему со страхом и признательностью… поучениям его внимать и подчиняться ему во всем: он учитель наш и наставник… Не следует ни бранить их, ни укорять, ни осуждать, ибо заботятся духовные отцы о наших душах и ответ дадут за нас в день Страшного Суда…»
Выбор непрост… Но знаете, что, с моей точки зрения, может утвердить правильность выбора и навеки связать вас с вашим духовником? Любовь. «Бог есть Любовь», и любовью творится и созидается все в этом мире. Если духовник выбран душой верно, вы будете любить его так же сильно, как любите своих родителей и детей, для вас он станет родным и незаменимым человеком в жизни. А это значит, что и советы его, и поучения, а равно и наказания вы будете принимать с уважением и готовностью и исполнять беспрекословно. «Послушание — паче поста и молитвы», но легким становится это послушание, если батюшке своему вы подчиняетесь с любовью и искренней верой, что все его деяния служат для вашего блага.
У меня есть одна знакомая, с которой у нас много лет был один и тот же духовник. Пару лет назад она уехала жить в другой город, но найти там себе другого духовного отца так и не смогла. Поэтому они с нашим батюшкой стали писать друг другу письма. Эти письма, вернее, некоторые их части, зная, что я журналист, с ее разрешения батюшка позволил как-то прочитать и мне (в то время я как раз писала материал о духовном наставничестве для одного православного издания). Я спросила ее разрешения использовать отрывки из писем в своей статье и получила согласие. И сегодня, как и тогда, мне кажется, что лучше, чем она, о влиянии духовного отца на жизнь христианина, о роли его молитв о нас, за нас, своих чад, сказать трудно.
«Милый мой Батюшка!
Все эти годы мне не хватало ума понять: я живу Вашим мужеством, Вашим умом, Вашими молитвами, Вашими — не своими!.. Ни разу я не задумалась о том, что все это Вы даете мне авансом, авансом на то, что я буду идти вперед и работать. И однажды встану рядом с Вами, ибо сейчас Вы уже не вправе просто жалеть нас, Вы вынуждены искать соратников для этой, все стремительнее раскручивающейся, войны между добром и злом… Возможно, поэтому, даже тогда, когда я поступала совсем скверно, вы всегда давали мне шанс снова подняться на ноги. Правда, однажды я все-таки поняла: на этот раз шанс, возможно, последний. И я испугалась, я вдруг, неожиданно для себя, взмолилась: „Батюшка, не оставляйте меня, мне без Вас никак в жизни!..“ „Я никого не оставляю. Оставляют меня — тем, что делают, как живут“.
Читать: „предают“?..
…И когда, отругав, Вы снова благословили и протянули руку, я припала к ней — припала впервые по-настоящему смиренно, всхлипнув, как наказанный и прощенный ребенок. Я поняла: шутки и игры окончены. Дальше все будет очень всерьез. И в этом всерьез я или уйду от Вас, или очень изменюсь сама…
…Милый мой Батюшка!. Я никогда не оставлю Вас — вот что дает мне силы жить сегодня. Как бы ни было мне больно, я не могу предать Вас. Знаете, в минуты, когда Вы молитесь в алтаре, воздев руки вверх, мне всегда почему-то страшно за Вас — словно Вы стоите на краю. Я физически напрягаюсь: поддержать, если оступитесь, удержать!.. Вам больно в эти минуты? Думаю, да. Большинство из тех, кто Вас знает, считает, что Вы, как никто другой, умеете смотреть на нас сурово. Я и сама так раньше думала. Говорила: „Отец Настоятель как глянет из-под приподнятой недоуменно брови, хочется вытянуться по стойке „смирно!“ и рысью бежать исправляться…“ Только сейчас понимаю: не суровый, а горький у Вас взгляд. Не строгость в нем — боль. Слишком много Вы видите и знаете — про этот мир, про всех про нас. Один знакомый священник однажды пожаловался мне: „За день люди тебе такое расскажут — ночь не спишь, мучаешься, болеешь за них, слезы на глазах…“ У него — слезы, у Вас — этот взгляд.
Это странное чувство — боль за священника, тем более такого, как Вы, Ваше Высокопреподобие. Казалось бы: кто Вы и кто я — мне ли беспокоиться о Вас?.. Но я знаю каждую ноту Вашего голоса, когда Вы служите, я так часто ловлю себя на мысли, что, молясь вслед за Вами, все время нахожусь начеку. Вот дрогнул голос, чуть не хватило дыхания, вот сегодня труднее, чем обычно, Вам подняться с коленей… И тут же кидаюсь к Вам — душой, нежностью, тревогой — помочь…
…Вы ведете нас по жизни, каждый день, в каждой священнической просьбе за наши души отдавая кусочек своей души. Наверное, именно поэтому так страшно во время этой молитвы в алтаре. Откуда-то я знаю: в эти мгновенья Вы открыты и отвечаете перед Господом, просите Создателя за всех нас — своих духовных детей. Да и не только за нас, наверное, за всех, кто в эту минуту стоит в храме за Вашей спиной. Забрав нашу боль и нашу человеческую грязь, Вы просите Его простить нас, словно ручаясь своей душой, своим именем…»
Что добавить к этим словам? Разве что мою твердую уверенность в том, что молитвы духовного отца, с которым вы связаны душой, могут практически все изменить в вашей жизни к лучшему: он поможет вам в ваших бедах и болезнях, он молитвой о вас поддержит вас в самые трудные минуты, он не позволит вам стать в этой жизни хуже, чем вы можете быть. И связь эта — неразрывна.
Не пренебрегайте таким испытанным средством, как молебен в церкви. Подавайте записку «О здравии». Помните, что среди семи таинств Церкви есть одно, посвященное исцелению человека от болезней. Это соборование,или елеосвящение.Традиция елеосвящения берет начало с тех самых времен, когда ученики Иисуса Христа исцеляли больных, помазывая их освященным елеем и совершая над ними молитвы. В наше время семь священников (число их может быть и меньшим) молятся над больным специально, чтобы он был поднят от болезни. Как правило, больной быстро выздоравливает.
Но иногда случается и такое, что вскоре после этого таинства человек умирает. Александр Мень пишет, что это происходит в тех случаях, когда исцеление заключается именно в уходе из этой жизни, когда у измученного организма уже нет сил и возможности поднять себя…
Молитвы священника
На литургии священник подобен Моисею. Он ведет людей за собой, возносит их дух вслед за своим горящим духом к Богу и, не сдвигаясь с места, предшествует молящемуся народу в его духовном движении.
Отсюда характер молитв священника. Они не о себе и не о частных нуждах (за исключением прошений на «Рцем вси»). Эти молитвы, от которых до слуха молящихся ныне долетают только возгласы, всегда говорят о «нас», а не обо «мне». «Тебе славу воссылаем», — говорит Богу священник, имея в виду то, что не он от себя воссылает прославление, а «мы все, собранные здесь», воссылаем Богу славу, честь, поклонение и благодарение. Таковы все молитвы литургии: они приносятся Богу священником от лица всех и за всех. Все, кроме одной. Это молитва Херувимской песни.
Эта молитва обращена не к Отцу, что обычно для литургии (приходим к Отцу через Христа во Святом Духе), а лично к Христу. И приносится она священником о себе самом, из глубины своей немощи и личного недостоинства. Это — единственная во всем чине литургии по-настоящему тайная молитва, достойная того, чтобы читать ее всегда шепотом, по памяти, про себя. Желательно — и со слезами.
На этом очень коротком тексте при желании можно было бы построить целый курс пастырского богословия. Здесь есть все, что наполняет внутреннюю жизнь внимательного к себе священника. А именно: не могу служить, не имею права, недостоин, но, тем не менее, должен, обязан и потому дерзаю. Не только я, но и никто вообще не может быть достоин, поскольку все связаны плотскими «похотями и сластями», поскольку и небесным чинам предстоять Богу «велико и страшно». Единственное утешение и оправдание наших служб — то, что Он Сам вочеловечился и стал для нас Архиереем, Сам установил чин этой Пренебесной и Бескровной Жертвы. И не только установил Сам чин, но всякий раз Он Сам и приносит Жертву и приносится в Ней, ибо приносит Себя, а не другого.
И Сам принимает эту Жертву и нам раздает.
Ощущение Христа присутствующим на наших службах вменяется нам в обязанность, но этого, оказывается, мало. Нам вменяется в обязанность большее. Христос не просто присутствует на наших службах (чего, по правде, мы не ощущаем с желаемым постоянством), но Он Сам эти службы совершает. Мы же прислуживаем Ему, помогаем, если можно так выразиться, как и в Херувимской песне мы исповедуем своем пение как «припевание». Пение собственно принадлежит херувимам и прочим бесплотным духам. Нам же остается «припевание», то есть время от времени соучастие в непрестанном занятии иных умных существ.
Итак, молитва Херувимского пения есть действительно тайная молитва, что выражается, кроме прочего, отсутствием после нее громкого возгласа. Громкий же возглас обозначает изначальную практику чтения молитвы вслух и является, по сути, финальным славословием, теряющим смысл при утаенности предшествующего текста.
Но если бы мы захотели построить курс пастырского богословия на молитвенных текстах Требника и Служебника, то не смогли бы пройти мимо еще по крайней мере двух молитв. Это, во-первых, тайная молитва крещения, имеющая читаться после мирной ектении или во время ее, если крещение совершается с диаконом.
Эта молитва очень похожа по смыслу на молитву Херувимской. По силе слов и чувств она, возможно, даже более проникновенна и более располагает к смирению. Дух этой молитвы говорит нам о том, что крещение есть такое же, если не сказать — большее, священнодействие, как и литургия. И действительно, крещение есть единственное таинство, упомянутое в Символе веры. Оно вводит человека в общение с Богом, делая возможными все будущие высоты озарений и освящений. Совершать его надо с той же внутренней собранностью и трезвением, какие характеризуют все лучшее в нашем отношении к Евхаристии. Обратимся к словам молитвы.
Бог в ней именуется «истязующим сердца и утробы», то есть знающим весь внутренний наш мир, такой двоящийся и колеблющийся, такой ускользающий от детального анализа даже за несколько быстро пролетающих часов. В молитве говорится, что перед Богом «вся нага и обнажена», значит, «обнажена» и вся внутренняя жизнь священника. Одетый благодатью, он все же остается простым человеком, мучимым страстями и отягченным условностями исчезающего бытия. Мысль эта высока, и ее не хватает нам в повседневности. Мы редко исповедуем вслух ту простейшую и важнейшую истину, что Бог знает не только дела наши, но и тайные движения сердца нашего. А ведь именно обнажение тайных наших сердечных движений рождает глубокое смирение и сокрушение. «Да не омерзиши мя, ниже лице Твое отвратиши от мене», — молится священник.
Мы, священники, совершаем таинства не только в силу однажды принятого таинства священства, но также и в силу постоянного напряжения внутренних сил, в силу постоянного умоления Бога не отвращать лица Своего от нас. Там, где нет «напряжения и умоления», там сама благодать скрывает свое действие, оставляя человека один на один с сухой механикой обряда.
Чувство недостоинства и личной слабости рождает подобные молитвы, и подобные молитвы движут Бога постоянно «восполнять оскудевающих и врачевать немощных». Где нет воплей о помощи, но есть лишь уверенность в собственной благодатности, там умаляется сама благодать, там благодать угрожает полным отходом от горделивого молитвенника. Имея дело с подобными текстами, мы имеем дело с выражением веры Церкви и с выражением «психологии священства», того внутреннего портрета пастыря, который мы снаружи опознаем в Златоусте, Василии Великом, Григории Богослове. Который можем изнутри постигать, благодаря подобным молитвам.
Дух церковной молитвы — это не только дух обладания небесным сокровищем, но и дух святого страха оттого, что ты лично этого не достоин, и дух страха эту благодать потерять. В таком внутреннем состоянии нужно совершать все вообще службы.
Вернемся к тайной молитве крещения. Вот некоторые из слов, в ней содержащихся.
«Презри моя прегрешения в час сей».
«Омый мою скверну телесную и скверну душевную».
«Всего мя освяти, да не свободу иным возвещая, сам, яко раб греха, неискусен буду».
«Низпосли мне силу с высоты и укрепи мя к службе таинства великого и пренебесного».
Моя бы воля, я бы рекомендовал эту молитву для заучивания наизусть всем ищущим священства. Она абсолютно тождественна по духу смирения молитве Херувимской песни, но выражения ее более сильные, более пронзительные и с большей силой исповедуют смирение священника, приступающего в очередной раз к «великому и пренебесному» таинству.
Это означает, кроме прочего, что крещение носит литургический, всемирный, всеохватный характер, подобный литургическому «о всех и за вся». У нас очень давно уже нет оглашения, нет никого уходящего из церкви на словах: «Оглашенные, изыдите», — хотя множество случайно заходящих в храм людей по уровню отношения к Христу и Его Церкви ниже всякого катехумена. Масштабность проблем такова, что до конца не ясно, с какой стороны браться за их разрешение.
Но если браться со «стороны священника», никогда не ошибешься. И максимально серьезное отношение к таинству, вводящему человека в Церковь, есть лучшая точка опоры для благого переворота не в ту сторону перевернутого мира.
Совершать крещение с той же степенью внутренней собранности, с той же серьезностью и с тем же молитвенным настроем, как и Божественную литургию, есть требование эпохи и требование церковной жизни по существу.
Вторая молитва, которая уподобляется молитве Херувимской, это пятая молитва соборования. Она может быть рассмотрена в контексте первых двух потому, что ярко, неожиданно ярко для такого таинства, как соборование, выражает суть священства. Выучить ее наизусть более проблематично, поскольку мать учения — повторение, а соборование не есть столь часто совершаемое таинство, чтобы многие повторы молитв были возможны. Но все же рано или поздно Требник раскрывает свои глубины взыскующему уму, и сокровища обретаются там, где их не чаяли обрести.
Итак, священник молится, говоря о себе: «Меня, смиренного, грешного и недостойного, во многих грехах сплетенного и страстями сластей валяющегося, Бог призвал во святую и превеличайшую степень священства».
Частое повторение слов о своей «грешности и недостойности» способно приносить противоположные плоды. Вместо подлинного смирения эти повторы приносят некое «смиреннословие», рождают псевдосмиренный православный сленг, столь раздражающий там, где нет на поверку никакого особенного смирения и покаяния. Молитва вносит некую новую ноту. Она называет нас «валяющимися в страстях сластей», и это действительно встряхивает душу.
Далее священник исповедует ту истину, что Бог ввел его «во святая святых, во внутренние завесы» (то есть в алтарь), куда «приникнуть святые Ангелы желают». Ангелы действительно со страхом приходят туда, где мы, священники, зачастую привычно и по-домашнему ведем себя, — в святой алтарь. Ангелы любят эти святые места ради того, что там «слышится евангельский голос Господа Бога», там можно зреть «святое возношение», то есть Бескровную Жертву.
В эту молитву нужно вчитываться и вчитываться. Вся она составлена одним порывом глубокого понимания и исповедания сути священства. Священник сподоблен «священнодействовать пренебесные Тайны, приносить Дары и Жертвы о наших грехах и людских неведениях, ходатайствовать о словесных овцах, да многим и неизреченным человеколюбием Господь грехи их очистит». Священник просит Господа услышать его так, как Он слушает его в литургии. Служение литургии ставится в залог того, что Бог будет слушать просьбы пастыря «на всякое время и место; в сей час и в сей святой день».
Таким образом, литургия ставится во главу угла всего пастырского мышления и действования. Все виды предстояния, ходатайства, умоления и упрашивания Бога находят завершение в литургии. Оттуда рождается и смелость священника, именуемая дерзновением. Эта смелость смешана с осознанием внутреннего недостоинства, и это самое обстоятельство придает ей подлинную ценность и истинность. «Не могу, но обязан», «недостоин, но Ты меня удостой», «сделай Ты то, что никто, кроме Тебя, не сделает». Это — сердцевина священнодействий, выраженная в тайных молитвах пастыря. В этом смысле крещение требует такого же молитвенного настроя, что и Евхаристия. А все прочие таинства питаются тем дерзновением, которое священник приобретает, служа службу служб — Божественную литургию.
На этих скупых и поэтичных текстах, ценность которых неизмеримо превосходит ценность многих пространных книг, можно действительно выстраивать курс пастырского богословия. Тем более что тексты эти созданы не для одностороннего умственного изучения ради сдачи зачета, а ради постоянной молитвенной практики и пастырской деятельности.
Молитвы за духовного отца
Молитва за здравие духовного отца Господу Богу
Спаси, Господи, и помилуй отца моего духовнаго , даруй ему душевное спасение и телесное здравие, огради его молитвами святых Ангел, отгони всякаго, чающаго ему зла.
Господи, не осуди, не истяжи его ради греховной моей жизни, умножи в нем дарования духовныя, открой ему, Господи, вся моя прегрешения, исполни его мудростию, молитвою и любовию.
Ради святых его молитв даруй моим грехам прощение, жизни исправление, в добродетелех преуспеяние, ниспосли ему милости Твоя богатыя.
Сподоби его, Господи, в день сей (в ночь сию) без греха сохранитися, побори его враги плотския и бесплотныя, и от видимых и невидимых враг избави его,
изми его от человека льстива и от мужа неправедна, соблюди паству его до кончины его издыхания, чтобы в покаянии нам придти к тихой и безмятежной жизни.
Господи, помяни, посети, укрепи и сохрани его на многия, многия лета.
О Сладчайший Иисусе!
Ты безмерно свят, безмерно праведен, безмерно милосерд, освяти Твоею святынею отца моего духовнаго, оправдай его своею праведностию, покрый Твоим милосердием, исцели его от болезней.
Господи, Ты соединил нас на земли, не разлучи нас и в Небесном Твоем Царствии и святыми его молитвами прости вся моя согрешения, прости и всех его духовных чад, яко Благ и Человеколюбец.
Аминь.