Содержание
- Митрополит Антоний (Сурожский): Самые короткие молитвы
- Митрополит Сурожский Антоний. Молитва
- Упражнение первое
- Упражнение второе
- Упражнение третье
- Упражнение четвертое
- Упражнение пятое
- Молитва и жизнь (Антоний Сурожский)
- Год со старцем архимандритом Иоанном (Крестьянкиным).
- Молитва митрополита Антония Сурожского
- Молитва антония сурожского боже ты
- 7 молитв митрополита Антония Сурожского
- Митрополит Антоний Сурожский о важности и силе вечерней молитвы
Митрополит Антоний (Сурожский): Самые короткие молитвы
Жизнь и молитва неотделимы друг от друга; жизнь без молитвы — это жизнь, в которой отсутствует важнейшее её измерение; это жизнь “в плоскости”, без глубины, жизнь в двух измерениях пространства и времени; это жизнь, довольствующаяся видимым, довольствующаяся ближним, но ближним, как явлением в физическом плане, ближним, в котором мы не обнаруживаем всей безмерности и вечности его судьбы. Значение молитвы в том, чтобы раскрывать и утверждать самой жизнью тот факт, что все имеет меру вечности и все имеет измерение безмерности. Мир, в котором мы живем, – не безбожный мир, это мы так удачно умеем его профанировать, но в существе своем он вышел из рук Божиих, он любим Богом. Цена его в глазах Божиих – вся жизнь и вся смерть Его Единородного Сына, и молитва наша свидетельствует, что мы знаем это, знаем, что каждый человек и каждая вещь вокруг нас священны в очах Божиих: любимые Им, они становятся дороги и для нас. Не молиться – значит оставлять Бога вне всего существующего, и не только Его, но и всё, что Он значит для созданного Им мира, того мира, в котором мы живем.
Нам часто кажется, что трудно согласовать жизнь и молитву. Это заблуждение, глубокое заблуждение. Происходит оно от того, что у нас ложное представление и о жизни и о молитве. Мы воображаем, будто жизнь состоит в том, чтобы суетиться, а молитва – в том, чтобы куда-то уединиться и забыть всё, и о ближнем и о нашем человеческом бытии. И это неверно. Это клевета на жизнь и клевета на молитву.
Чтобы научиться молиться, надо прежде всего сделаться солидарным со всей реальностью человека, реальностью его судьбы и судьбы всего мира: до конца принять её на себя. В этом – сущность акта Божьего в Воплощении. В этом вся полнота того, что мы называем “предстательством”; обычно мы воспринимаем молитвенное предстательство, как вежливое напоминание Богу о том, что Он забыл сделать; в действительности же оно заключается в том, чтобы сделать шаг, ставящий нас в самое средостение трагической ситуации, как сделал его Христос, став человеком раз и навсегда. Мы должны сделать шаг, который поставит нас в центр ситуации, откуда никогда больше мы не сможем выйти; солидарность христианская, Христова, направлена одновременно к двум противоположным полюсам: воплотившийся Христос, истинный человек и истинный Бог, до конца солидарен с человеком, когда тот в своем грехе обращается к Богу, и до конца солидарен с Богом, когда Он обращается к человеку. Эта двойная солидарность делает нас, в каком-то смысле, чуждыми обоим лагерям, и, в то же время, едиными с обоими лагерями. В этом основа – основа положения христианина.
Вы скажете: “Что же делать?” Так вот: молитва рождается из двух источников; либо из восторженного изумления перед Богом и делами Божиими: нашим ближним и окружающим нас миром, несмотря на его тени; либо из чувства трагичности – нашей и особенно других. Один современный мыслитель сказал: “Когда я голоден, это явление физическое; если голоден мой сосед – это явление нравственное.” И вот трагичность, которая стоит перед нами в каждое мгновение: мой сосед всегда голоден; это не всегда голод по хлебу, иногда это голод по человеческому жесту, ласковому взгляду. Здесь-то и начинается молитва: в этой отзывчивости на дивное и на трагическое. Пока есть эта отзывчивость – всё легко; в восторге нам легко молиться, и легко молиться, когда нас пронзает чувство трагизма.
Ну, а в другое время? Так вот, и в другое время молитва и жизнь должны быть одно. У меня нет времени говорить об этом много, но я хотел бы просто сказать вот что: встаньте утром, поставьте себя перед Богом и скажите: “Господи, благослови меня и благослови этот начинающийся день!”, а затем относитесь ко всему этому дню как к дару Божию и смотрите на себя, как на посланца Божия в том неизвестном, что представляет собой начинающийся день. Это означает попросту нечто очень трудное, а именно: что бы ни случилось за этот день – ничто не чуждо воле Божией; всё без исключения – обстоятельства, в которые Господь нас пожелал поставить, чтобы вы были Его присутствием, Его любовью, Его состраданьем, Его творческим разумом, Его мужеством… И, кроме того, всякий раз как вы встречаетесь с той или иной ситуацией, вы – тот, кого Бог туда поставил, чтобы нести служение христианина, быть частицей Тела Христова и действием Божиим. Если вы будете так поступать, то легко увидите, что в каждое мгновение вам придется поворачиваться к Богу и говорить: “Господи, просвети мой ум, укрепи и направь мою волю, дай мне сердце пламенное, помоги мне!”
В другие минуты вы сможете сказать: “Господи, спасибо!” И если вы разумны и умеете благодарить, вы избежите глупости, которая называется тщеславием или гордостью, когда мы воображаем, будто совершили что-то, чего могли бы и не делать. Это сделал Бог; Бог нам сделал замечательный подарок, дав нам сделать это.
И когда вечером вы снова встанете перед Богом и быстро переберете в памяти прошедший день, вы сможете воспевать Ему хвалу, славить Его, благодарить Его, плакать о других и плакать о себе. Если вы начнете таким образом соединять жизнь с вашей молитвой, между ними никогда не будет разрыва, и жизнь станет горючим, питающим в каждое мгновение огонь, который будет разгораться все больше и становиться всё ярче и преобразит постепенно вас самих в ту горящую купину, о которой говорит Священное Писание.
Выступление перед молодежью в Тэзе, 2 сентября 1967 года.
Митрополит Сурожский Антоний. Молитва
11 марта у православных христиан начался Великий пост. Мы предлагаем нашим читателям пройти его с «Фомой». Каждый день на сайте foma.ru вас ждет один день из нашего великопостного онлайн-календаря: события православного календаря, библейское чтение дня и вдохновляющий материал.
Календарь питания:
Горячая пища без масла
Особенности богослужения:
Литургия не служится.
Аудиокалендарь:
Мы все — начинающие. Я хочу поделиться кое-чем из того, что я узнал, частью из собственного опыта, а еще больше из опыта других.
Молитва по своей сути — встреча души и Бога; но для того, чтобы встреча стала реальной, обе личности должны быть действительно самими собой. Между тем мы в огромной степени нереальны, и Бог так часто нереален для нас: мы думаем, что обращаемся к Богу, а на деле обращаемся к образу Бога, созданному нашим воображением; мы думаем, что стоим перед Ним со всей правдивостью, тогда как на деле выставляем вместо себя кого-то, кто не является нашим подлинным “я”. Каждый из нас представляет собой в одно и то же время несколько разных личностей; это может быть очень богатым и гармоничным сочетанием, но может быть и весьма неудачным соединением противоречащих друг другу личностей.
В деле молитвы первая наша трудность — найти, какая из наших личностей должна выступить для встречи с Богом. Это непросто, потому что мы настолько не привыкли быть самими собой, что искренне не знаем, которая из всех личностей и есть это подлинное “я”. И мы не знаем, как его найти. Но если бы мы посвящали несколько минут в день на то, чтобы вдуматься в свои поступки, то, возможно, приблизились бы к открытию этого.
Мы могли бы спросить себя: когда же я был действительно самим собой? Может быть, никогда, может быть, лишь на долю секунды или до известной степени. И вот, в эти пять или десять минут, которые вы можете выделить, вы обнаружите, что нет для вас ничего более скучного, чем остаться наедине с самим собой.
Обычно мы живем как бы отраженной жизнью. Самая жизнь, которая в нас есть, очень часто вовсе не наша, — это жизнь других людей. Если вы решитесь спросить себя, как часто вы поступаете, исходя из самых глубин своей личности, то увидите, что это бывает очень редко. Так вот, в течение этих минут сосредоточенности надо оставить все, что не является жизненно важным.
Вы рискуете, конечно, что вам будет скучно наедине с собой; ну что ж, пусть будет скучно. В глубине нашего существа мы созданы по образу Божию, и это совлечение всего ненужного очень похоже на расчистку прекрасной древней стенной живописи, которую в течение веков закрашивали лишенные вкуса люди. Сначала чем больше мы расчищаем, тем больше появляется пустоты, и нам кажется, что мы только напортили там, где было хоть несколько красоты. Мы видим убожество, затем промежуточную путаницу, но в то же время можем предугадать и подлинную красоту. И тогда мы обнаруживаем, что мы такое: убогое существо, которое нуждается в Боге, чтобы встретиться с Ним.
Упражнение первое
Итак, каждый вечер в течение недели будем молиться такими простыми словами:
«Помоги мне, Боже, освободиться от всего поддельного и найти мое подлинное “я”».
Горе и радость, эти два великих дара Божиих, часто бывают моментом встречи с самим собой, когда мы становимся неуязвимыми для всей лжи жизни.
Следующая наша задача — исследовать проблему реального Бога, ибо совершенно очевидно, что, если мы решаем обращаться к Богу, этот Бог должен быть реален. Все мы знаем, что такое классный наставник для школьника; когда школьник должен к нему явиться, он идет к нему только как к классному руководителю, и ему никогда не приходит в голову, что классный руководитель — человек, и потому никакой человеческий контакт с ним невозможен.
Другой пример: когда юноша влюблен в девушку, он наделяет ее всевозможными совершенствами; но она может не иметь ни одного из них. Здесь опять-таки не может быть контакта, потому что юноша обращается к кому-то несуществующему. Это верно и в отношении Бога. У нас имеется определенный запас мысленных образов Бога. И очень часто эти образы не дают нам встретить реального Бога. Они не совсем ложны и вместе с тем они совершенно не соответствуют реальному Богу. Если мы хотим встретить Бога, мы должны пользоваться знанием, которое мы приобрели лично, но идти и дальше.
Сегодняшнее наше знание о Боге есть результат вчерашнего опыта, и, если мы будем обращаться лицом к Богу такому, каким мы Его знаем, мы всегда будем поворачиваться спиной к настоящему и будущему, глядя только на свое прошлое. Поступая так, мы пытаемся встретить не Бога, а то, что уже знаем о Нем. Если вы хотите встретиться с Богом таким, каков Он есть в действительности, вы должны приходить к Нему с известным опытом, чтобы он подвел вас ближе к Богу, но затем оставить этот опыт и стоять перед Богом, вместе уже известным и еще неведомым. Что же будет дальше? Нечто совсем простое: Бог, Который свободен прийти к вам, может прийти и дать вам ощутить Свое присутствие; но Он может и не сделать этого; и этот опыт столь же важен, как и первый, потому что в обоих случаях вы прикасаетесь к реальности Божиего права отозваться или не отозваться.
Упражнение второе
Итак, постарайтесь найти свое подлинное «я» и поставить его лицом к лицу перед Богом, таким, каков Он есть. И чтобы дать вам опору в этом усилии, я предлагаю вам в течение одной недели молиться следующими словами:
«Помоги мне, Боже, освободиться от всякого ложного Твоего образа, чего бы мне это ни стоило».
В поисках своего подлинного «я» мы можем испытать не только скуку, о которой я говорил, но и ужас, и даже отчаяние. Эта нагота души приводит нас в чувство; тогда-то мы и можем начать молиться. Первое, чего следует избегать — лжи Богу; это кажется совершенно очевидным, и все же мы не всегда делаем так. Будем говорить с Богом откровенно, скажем Ему, кто мы таковы; не потому, что Он не знает этого; но одно дело — принимать тот факт, что кто-то нас любящий знает все о нас, и совсем другое — иметь мужество и подлинную любовь к этому лицу, чтобы сказать ему все о себе. Скажем Богу откровенно, что у нас нет настоящего желания встретиться с Ним, что мы устали и предпочли бы лечь спать. Но при этом надо остерегаться вольности или просто дерзости: Он — Бог наш. После этого лучше всего было бы радостно оставаться в Его присутствии, как мы бываем с горячо любимыми людьми. Мы не испытываем такой радости и близости с Ним, чтобы просто сидеть и смотреть на Него и быть счастливыми. А если уж нам приходится говорить, то пусть это будет подлинный разговор.
Переложим наши заботы на Бога, и, рассказав Ему все, так, чтобы Он это узнал от нас самих, оставим попечение о своих заботах, передав их Богу. Теперь нам не о чем больше беспокоиться: мы можем свободно думать о Нем.
Упражнение третье
Упражнение этой недели следует, очевидно, присоединить к упражнениям предыдущих недель; оно будет состоять в том, чтобы учиться, поставив себя перед Богом, передавать Ему все наши заботы до единой, а затем оставлять попечение о них; и чтобы получить в этом помощь, будем изо дня в день повторять простую и конкретную молитву:
«Помоги мне, Боже, оставить все мои заботы и сосредоточить мои мысли на Тебе Одном».
Если бы мы не переложили своих забот Богу, они стояли бы между Ним и нами во время нашей встречи; но мы видели также, что следующим движением мы должны оставить попечение о них. Мы должны сделать это, веря Богу настолько, чтобы передать Ему тревоги, которые мы хотим снять со своих плеч. Но что же затем? Мы как будто опустошили себя — что нам делать дальше? Мы не можем оставаться пустыми, потому что тогда мы наполнимся не тем, чем следует, — чувствами, мыслями, воспоминаниями и т. д. Нам нужно, я думаю, помнить, что, беседуя, мы не только высказываемся, но и выслушиваем то, что имеет сказать собеседник. А для этого надо научиться молчать.
Помню, когда я принял священство, одной из первых пришла ко мне за советом одна старушка и сказала: «Батюшка, я молюсь почти непрерывно четырнадцать лет, и у меня никогда не было чувства Божия присутствия». Тогда я спросил: «А давали ли вы Ему вставить слово?» «Ах, вот что, — сказала она. — Нет, я сама говорила Ему все время, — разве молитва не в этом?» «Нет, — ответил я, — думаю, что не в этом; и вот, я предлагаю, чтобы вы выделили пятнадцать минут в день и просто сидели и занимались вязаньем перед лицом Божиим». Так она и сделала. Что же вышло? Очень скоро она пришла снова и сказала: «Удивительно, когда я молюсь Богу, то есть когда говорю с ним, я ничего не чувствую, а когда сижу тихо, лицом к лицу с Ним, то чувствую себя как бы окутанной Его присутствием». Вы никогда не сможете молиться Богу по-настоящему и от всего сердца, если не научитесь хранить молчание и радоваться чуду Его присутствия.
Очень часто, сказав все, что мы имели сказать, и посидев, мы недоумеваем, что же делать дальше. Дальше, я думаю, надо читать какие-либо из существующих молитв. Некоторые находят это слишком легким и в то же время видят опасность принять за настоящую молитву простое повторение того, что когда-то сказал кто-то другой. Действительно, если это просто механическое упражнение, оно не стоит труда, но при этом забывается, что от нас самих зависит, чтобы оно не было механическим. Другие жалуются, что готовые молитвы чужды им, потому что это не совсем то, что выразили бы они сами. В каком-то смысле эти молитвы действительно чужды, но лишь в том только, в каком картина великого мастера чужда, непонятна для ученика или музыка великого композитора — для начинающего музыканта. Но в том-то и дело: мы ходим на концерты, в картинные галереи для того, чтобы формировать свой вкус. И вот почему, отчасти, мы должны пользоваться готовыми молитвами — для того, чтобы научиться, какие чувства, какие мысли, какие способы выражения нам следует развивать, если мы принадлежим к Церкви.
Упражнение четвертое
Каждый из нас — это не только то убогое существо, которое мы обнаруживаем, оставшись наедине с собой; мы еще и образ Божий; и дитя Божие, способное молиться самыми возвышенными молитвами Церкви. Я предлагаю, чтобы к прежнему упражнению мы добавили немного молчания, три-четыре минуты, и закончили молитвой:
«Помоги мне, Боже, видеть мои собственные грехи, никогда не осуждать своего ближнего, и вся слава да будет Тебе!»
Прежде чем начать говорить о молитвах, оставшихся без ответа, я хочу попросить Бога, чтобы Он просветил и меня и вас, потому что это трудная и жизненно важная тема. Это одно из больших искушений, из-за которого начинающим и даже людям, имеющим молитвенный опыт, бывает очень трудно молиться Богу. Так часто им кажется, что они обращаются к пустому небу.
Нередко это происходит оттого, что молитва их — бессмысленное ребячество. Я помню, как один пожилой человек рассказывал мне, что в детстве он много месяцев просил Бога даровать ему изумительную способность, которой обладал его дядя, — вынимать каждый вечер свои зубы изо рта и класть их в стакан с водой, и как счастлив он был позже, что Бог не исполнил его желание. Часто наши молитвы — такие же ребяческие, как и эта, и, конечно, они остаются неисполненными. Когда мы молимся о попутном ветре себе, мы не задумываемся о том, что это может оказаться бурей на море для других, и Бог не исполнит прошение, которое принесет вред другим.
Кроме этих двух очевидных моментов есть и другая сторона вопроса: бывает, что мы молимся Богу о чем-то, что достойно быть услышанным, и встречаем одно молчание, — а молчание перенести гораздо труднее, чем отказ. Если Бог скажет «нет», это будет все же положительной реакцией, а молчание есть как бы отсутствие Бога, и оно ведет нас к двум искушениям: когда наша молитва не получает ответа, мы сомневаемся — или в Боге, или в себе. В отношении Бога мы сомневаемся не в Его могуществе, но в Его любви. Это первое искушение.
И есть другое искушение. Мы знаем, что, имея веру с горчичное зерно, мы могли бы двигать горами (Мф 17:20, Мк 9:23), и когда видим, что ничего не сдвигается с места, то думаем: «Может быть, это значит, что вера моя в чем-то неистинна?» Это опять-таки неверно, и на это есть другой ответ: если вы внимательно прочитаете Евангелие, то увидите, что в нем есть только одна молитва, не получившая ответа. Это молитва Христа в Гефсиманском саду. Но в то же время мы знаем, что если когда-либо в истории Бог принимал участие в ком-то, кто молился, то, конечно, именно в Своем Сыне перед Его смертью; и мы знаем также, что если был когда-либо пример совершенной веры, то это было именно тогда. Но Бог нашел, что вера Божественного Страдальца достаточно велика, чтобы вынести молчание.
Бог не дает ответа на наши молитвы не только, когда они недостойны, но и когда Он находит в нас такое величие, что Он может положиться на то, что мы пребудем верными даже перед лицом Его молчания.
Я помню одну женщину, неизлечимо больную; много лет она жила в ощущении присутствия Божия, а затем внезапно ощутила Его отсутствие; она написала мне тогда: «Пожалуйста, молитесь Богу, чтобы я никогда не поддалась искушению создать себе иллюзию Его присутствия, вместо того чтобы принять Его отсутствие». Вера ее была велика. Она была способна выдержать это искушение, и Бог дал ей испытать Свое молчание.
Упражнение пятое
Я не могу дать вам никакого упражнения; хочу только, чтобы вы помнили, что мы всегда должны хранить неизменной свою веру и в любовь Божию, и в нашу собственную честную веру; и когда такое искушение придет, будем молиться молитвой, состоящей из двух фраз, произнесенных Самим Иисусом Христом:
«В руки Твои предаю дух Мой; не Моя воля да будет, но Твоя».
Я попытался дать вам представление о главных путях, какими мы можем подойти к молитве; но означает ли это, что вы научитесь молиться? Нет, конечно, потому что молитва — это не просто усилие; молитва должна корениться в нашей жизни, и если жизнь наша противоречит нашим молитвам, они никогда не будут реальными.
Другая трудность, с которой мы постоянно сталкиваемся, это мечтательность: тогда молитва наша выражает сентиментальное настроение, а не то, чем наша жизнь является по своей сути. Для этих двух трудностей существует одно общее разрешение: связать жизнь с молитвой так, чтобы это было единое целое. Очень большую помощь окажут при этом готовые молитвы, потому что они представляют собой образец того, как надлежит молиться. Вы можете сказать. что они для нас неестественны, и это верно, в том смысле, что они выражают жизнь людей неизмеримо более великих; но потому-то вы и можете пользоваться ими, стараясь стать такого рода людьми.
Помните слова Христовы: В руки Твои предаю дух Мой (Лк 23:46). Они, разумеется, за пределами нашего собственного опыта; но если изо дня в день мы будем учиться быть такого рода людьми, которые способны произносить эти слова искренне, мы не только сделаем свою молитву реальной, мы сами станем реальными.
Если вы возьмете, например, те пять молитв, которые я предложил вам, если вы постараетесь сделать каждую из них поочередно девизом, лозунгом всего дня, вы увидите, что молитва станет критерием вашей жизни, но и жизнь ваша также будет вашим судьей, обвиняя вас во лжи, когда вы произносите эти слова, или, наоборот, подтверждая, что вы верны им.
* * *
Теперь нам предстоит расстаться. Я был бесконечно рад беседовать мысленно с вами, ибо мы объединены молитвой и нашим общим интересом к духовной жизни. Да будет господь Бог с каждым из вас и среди нас вовек.
И, прежде чем мы расстанемся, я предлагаю читателю произнести со мной одну краткую молитву, которая соединит нас перед престолом Божиим:
Господи, не знаю, чего мне просить у Тебя. Ты Один ведаешь, что мне потребно. Ты любишь меня больше, нежели я умею любить себя. Дай мне зреть нужды мои, которые сокрыты от меня. Не дерзаю просить ни креста, ни утешения, только предстою перед Тобой. Сердце мое Тебе отверсто. Возлагаю всю надежду на Тебя. Ты зри нужды, которых я не знаю, зри и сотвори со мной по милости Твоей. Сокруши и подыми меня. Порази и исцели меня. Благоговею и безмолвствую перед святою Твоею волею, непостижимыми для меня Твоими судьбами. Приношу себя в жертву Тебе. Нет у меня желания, кроме желания исполнить волю Твою. Научи меня молиться, Сам во мне молись. Аминь.
Молитва и жизнь (Антоний Сурожский)
Предисловие
Молитва означает для меня личные отношения. Я не был верующим, затем внезапно открыл Бога, и сразу же Он предстал передо мной как высшая ценность и весь смысл жизни, – но в то же время и как личность. Думаю, что молитва ничего не означает для того, для кого нет объекта молитвы. Вы не можете научить молитве человека, у которого нет чувства Живого Бога; вы можете научить его вести себя в точности так, как если бы он верил, но это не будет живым движением, каким является подлинная молитва. Поэтому в качестве введения к этим беседам о молитве я именно хотел бы передать свою убежденность в личной реальности такого Бога, с Которым могут быть установлены отношения. Затем я попрошу читателя относиться к Богу, как к живому лицу, к соседу, и выражать это свое знание в тех же категориях, в каких он выражает свои отношения с братом или другом. Думаю, что это самое главное.
Одна из причин, почему молитва, общественная или частная, кажется столь мертвой или столь формальной, в том, что слишком часто отсутствует акт богопоклонения, совершающийся в сердце, которое общается с Богом. Каждое выражение, словесное или в действии, может быть помощью, но все это лишь выражение главного, а именно – глубокого безмолвия общения.
Из опыта человеческих взаимоотношений все мы знаем, что любовь и дружба глубоки тогда, когда мы можем молчать друг с другом. Если же для поддержания контакта нам необходимо говорить, мы с уверенностью и грустью должны признать, что взаимоотношения все еще остаются поверхностными; поэтому, если мы хотим молитвенно поклоняться Богу, то должны прежде всего научиться испытывать радость от молчаливого пребывания с Ним. Это легче, чем может показаться сначала; для этого нужно немного времени, немного доверия и решимость начать.
Однажды «Арский Кюре», французский святой начала девятнадцатого века, спросил старого крестьянина, что он делает, часами сидя в церкви, по-видимому даже и не молясь; крестьянин ответил: «Я гляжу на Него, Он глядит на меня, и нам хорошо вместе». Этот человек научился говорить с Богом, не нарушая тишину близости словами. Если мы это умеем, то можем употреблять любую форму молитвы. Если же мы захотим, чтобы сама молитва состояла в словах, которые мы употребляем, то безнадежно устанем от них, потому что без глубины молчания эти слова будут поверхностны и скучны.
Но каким вдохновляющими могут быть слова, когда за ними стоит безмолвие, когда они наполнены духом правым:
Господи, устне мои отверзеши, и уста моя возвестят хвалу Твою (Пс. 50: 17).
Самое подробное описание: молитва антония сурожского боже ты — для наших читателей и подписчиков.
Год со старцем архимандритом Иоанном (Крестьянкиным).
Такую молитву, из книги митрополита Антония Сурожского «Молитва и жизнь», отец Иоанн, по воспоминаниям о нем, давал очень многим.
«Иногда мы не знаем, как и чем помочь близкому человеку, хотя и готовы жизнь свою положить за него. В таком состоянии духа мы можем обратиться к Богу, все предать Ему и сказать: “Боже, Ты знаешь все, и любовь Твоя совершенна; возьми же эту жизнь в Твою руку, сделай то, что я жажду сделать, но не могу”.
Этими словами мы не просим Бога быть несправедливыми и не воображаем, что у нас больше сострадания и любви, чем у Него; мы не просим Бога быть милосерднее, чем Он был бы без нашей просьбы, но мы приносим на суд Божий новое свидетельство и молим, чтобы это свидетельство было принято и благословение Божие обильно низошло на того, кто так много значит в нашей жизни».
Прими для себя как главное дело в жизни — во всем и всегда просить помощи у Бога всесильного и всеблагого, а не барахтаться самой; где «я», там и гордый демон.
Наше дело только:
«Господи, помоги мне, яко немощен есмь!
Господи, спаси! Господи, помоги мне крест мой без ропота донести».
Молитва митрополита Антония Сурожского
Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь
Исследуйте Писания, ибо вы думаете чрез них иметь жизнь вечную; а они свидетельствуют о Мне (Ин.,5:39).
Цель чтения Библии — познание воли Божией
»Чего хочет верующий? — продолжает Н.Н. Неплюев. — Он верит, что Книга Жизни содержит в себе вечную истину правды Божией, главная цель его не может быть иною, как познать святую волю Бога Живаго, во всей ее вечной неизменной стройности. Для него Божественное Откровение содержит все то, что исходящий от Отца Дух Святый благоволил открыть людям ради их духовного воспитания и вечного спасения, чтобы они могли разумно жить, согласно правде воли Отца Небесного».
»При чтении Евангелия, — внушает еп. Игнатий (Брянчанинов), — не ищи наслаждения, не ищи восторгов, не ищи блестящих мыслей: ищи увидеть непогрешительно святую Истину.
Не довольствуйся одним бесплодным чтением Евангелия; старайся исполнять его заповедания, читай его делами. Это Книга Жизни, и надо читать ее жизнию.
Раскрывая для чтения книгу — св. Евангелие, вспомни, что она решит твою вечную участь. По ней мы будем судимы, и, смотря по тому, каковы были здесь по отношению к ней, получим в удел или вечное блаженство, или вечные казни.Бог открыл свою волю ничтожной пылинке — человеку! Книга, в которой изложена эта великая и всесвятая воля — в твоих руках. Ты можешь и принять, и отвергнуть волю Создателя и Спасителя твоего, смотря по тому, как тебе угодно. Твои вечная жизнь и вечная смерть в руках твоих: рассуди же, насколько нужно тебе быть осторожным, благоразумным. Не играй своей участью вечною!»
Молитва перед чтением Священного Писания
Понять Священное Писание без молитвы к Богу о вразумлении невозможно. В этом согласны все святые отцы. Преподобный Исаак Сирин говорит: «К словесам таинств, заключенных в Божественном Писании, не приступай без молитвы и испрошения помощи у Бога, но говори: “Дай мне, Господи, приять ощущение заключающейся в них силы”. Молитву почитай ключом к истинному смыслу сказанного в Божественных Писаниях». Преподобный Ефрем Сирин пишет: «Когда садишься читать или слушать читающего, помолись прежде Богу, говоря: “Господи, отверзи уши и очи сердца моего, чтобы услышать мне словеса Твои и исполнить волю Твою” (Пс. 118: 18). “Уповаю, Боже мой, что Ты просветишь сердце мое” – всегда так моли Бога, чтобы просветился ум твой и открыл тебе силу слов Своих. Многие, понадеявшись на свое разумение, впали в заблуждение и, “называя себя мудрыми, обезумели” (Рим. 1: 22)».
Молитва на Литургии перед чтением Евангелия
Возсияй в сердцах наших, Человеколюбче Владыко, Твоего богоразумия нетленный свет, и мысленныя наши отверзи очи во евангельских Твоих проповеданий разумение: вложи в нас и страх блаженных Твоих заповедей, да плотския похоти вся поправше, духовное жительство пройдем, вся, яже ко благоугождению Твоему, и мудрствующе и деюще. Ты бо еси просвещение душ и телес наших, Христе Боже, и Тебе славу возсылаем, со безначальным Твоим Отцем, и Всесвятым и Благим и Животворящим Твоим Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Зажги в сердцах наших, человеколюбивый Владыка, Твоего Богопознания нетленный свет и открой очи ума нашего для уразумения евангельской Твоей проповеди! Вложи в нас и страх пред блаженными Твоими заповедями, дабы мы, все плотские влечения поправ, проводили духовную жизнь, о всём, что к угождению Тебе, мысля и то совершая. Ибо Ты – просвещение душ и тел наших, Христе Боже, и Тебе славу воссылаем, со безначальным Твоим Отцом, и всесвятым и благим и животворящим Твоим Духом, ныне и всегда и во веки веков. Аминь.
«Господи Иисусе Христе! Отверзи уши и очи сердца моего, чтобы услышать мне словеса Твои и исполнить волю Твою, потому что пришлец аз есмь на земли. Не скрой от меня, Господи, заповедей Твоих, но открой очи мои, и уразумею чудеса от закона Твоего (Пс.118:18,19). Ибо на Тебя уповаю, Боже мой, чтобы просветил Ты сердце мое».
Молитва митрополита Антония Сурожского
«Господи, я сейчас буду читать Евангелие, в котором рассказывается о жизни Господа нашего, Спасителя Иисуса Христа. Каждое его слово – это слово из вечности, это Божие слово мне лично. Благослови меня, помоги мне умом открыться, сердцем быть чутким, и помоги быть бесстрашным. Потому что я непременно набреду на такие места, которые будут требовать перемены моей жизни, перемены моего отношения к людям, к себе самому, и мне будет страшно этой перемены. Помоги мне стать мужественным, дерзновенным, но и мудрым. «
Молитва антония сурожского боже ты
Митрополит Сурожский Антоний
МОЛИТВЫ И ПРОШЕНИЯ, ОСТАВШИЕСЯ БЕЗ ОТВЕТА
В рассказе о хананеянке (Мф. 15: 22-28) мы видим, как Христос, по крайней мере сначала, отказывается ответить на мольбу; это пример молитвы, подвергнутой чрезвычайно тяжелому испытанию. Женщина просит о чем-то совершенно справедливом, она приходит с полной верой и даже не говорит “если можешь”, она просто приходит, уверенная, что Христос может, что Он захочет и что ее дитя будет исцелено. А ответ на всю эту веру – “нет”. Не то чтобы молитва была недостойной или вера недостаточной, просто просительница – не их тех людей, к которым пришел Христос: Христос пришел для евреев, а она язычница; Он пришел не для нее. Но она настаивает, говоря: “Да, я не из тех, но даже и псы едят крошки, падающие от стола господ их”. И она стоит, веря в любовь Божию, несмотря на то, что говорит Бог, веря с таким смирением, вопреки Его доводам. Она даже не взывает к любви Божией, она только ссылается на ее проявление в обыденной жизни: я не имею права на целый хлеб, дай мне только немного крошек… Ясный и категорический отказ Христа испытал ее веру, и молитва ее была исполнена.
Как часто мы молим Бога, говоря: “Боже, если. если Тебе угодно. если Ты можешь. ”, подобно тому отцу, который сказал Христу: “Ученики Твои не смогли исцелить моего сына, но если что можешь, сделай” (Мк. 9: 22). Христос отвечает на это другим “если”: если сколько-нибудь можешь веровать, все возможно верующему. Тогда человек говорит: Верую, Господи! помоги моему неверию. Одно “если” зависит от другого, потому что, где нет веры, там и для Бога нет возможности войти в конкретную ситуацию.
Тот факт, что человек обращается к Богу, уже как будто говорит о его вере; но это так лишь до известной степени; мы верим и не верим в одно и то же время, и вера являет свою меру в преодолении собственных сомнений. Когда мы говорим: “Да, я сомневаюсь, но я верю в любовь Божию больше, чем доверяю собственным сомнениям”, – тогда Бог получает возможность действовать. Но если наша вера живет законом, а не благодатью, если мы веруем, что мир – такой, каким мы его знаем, с его механическими законами, это машина, потому что Бог пожелал, чтобы он был не чем иным, как машиной, то тут нет места Богу. Однако опыт сердца, так же как и современная наука, учит нас, что нет такой вещи, как абсолютный закон, в который люди верили в девятнадцатом веке. Всякий раз, как верой вновь созидается Царствие Божие, открывается возможность и для действия законов Царствия, и Бог может входить в определенную ситуацию, – входить с Его премудростью, Его умением из зла делать добро, не переворачивая, однако, при этом вверх дном весь мир. Наше “если” относится не столько к силе Божией, сколько к Его любви и Его заботе о нас; Божий ответ “если ты можешь поверить в Мою любовь, все возможно” означает, что чудо не может произойти, если не присутствует Царствие Божие – хотя бы только в зачатке.
Чудо – это не нарушение законов падшего мира, а восстановление законов Царствия Божия; чудо случается, если мы верим, что закон зависит не от силы Божией, а от Его любви. Хотя бы мы и знали, что Бог всемогущ, но пока мы думаем, что Ему до нас дела нет, чудо невозможно; сотворить чудо значило бы тогда для Бога совершить насилие над нашей волей, а этого Бог не делает, потому что в самой основе Его отношения к миру, даже и падшему, лежит абсолютное уважение к человеческой свободе и правам. Момент, когда мы говорим: “Я верю и именно потому обращаюсь к Тебе”, означает: “Я верю, что Ты этого пожелаешь, что есть любовь в Тебе, что Ты действительно печешься о каждом частном случае”. Когда есть это зерно веры, устанавливаются правильные отношения, и тогда становится возможным чудо.
Кроме таких “если”, которые порождаются нашим сомнением в любви Божией и потому неправильны, существует и еще вполне законная категория “если”. Мы можем сказать: “Я прошу об этом, если это согласно с Твоей волей, или если это будет во благо, или если нет во мне, когда я прошу об этом, тайной лукавой мысли”, и т.д. Все эти “если” более чем законны, так как они свидетельствуют о недоверии к себе; и всякая просительная молитва должна сопровождаться такой оговоркой “если”.
Поскольку Церковь есть продолжение Христова присутствия во времени и пространстве, каждая христианская молитва должна быть Христовой молитвой, хотя это предполагает такую чистоту сердца, какой у нас нет. Молитвы Церкви – это Христовы молитвы, в особенности евхаристический канон, который весь – молитва Христова; но любая другая молитва, в которой мы просим о чем-то, связанном с конкретной ситуацией, всегда обусловлена таким “если”. В большинстве случаев мы не знаем, о чем молился бы в данной ситуации Христос; поэтому мы добавляем “если”, которое означает, что, насколько мы можем видеть, насколько мы знаем Божию волю, мы желали бы, чтобы во исполнение Его воли произошло именно это. Но “если” означает также: “Я вкладываю в эти слова свое желание, чтобы произошло самое лучшее, и поэтому Ты можешь изменить это мое прошение так, как Ты хочешь, приняв мое намерение, мое желание, чтобы совершилась Твоя воля, даже если я и неразумно выражаю, каким именно образом я хотел бы, чтобы она совершилась” (см. Рим. 8: 26). Когда, например, мы молимся о чьем-либо выздоровлении или о возвращении из путешествия в определенный момент по какой-то причине, которая нам кажется существенной, подлинное наше намерение – благо этого человека; но у нас нет на этот счет ясновидения, и наши расчеты и планы могут быть ошибочными. “Если” означает: “Настолько, насколько я могу судить о том, что правильно, пусть будет так; но если я ошибаюсь, то прими не мое слово, а мое намерение”. Старец Оптинский Амвросий обладал такой прозорливостью, которая позволяла ему видеть подлинное благо человека. Однажды монастырский иконописец получил большую сумму денег и собирался ехать домой. Вероятно, он молился о том, чтобы пуститься в дорогу немедленно; но старец сознательно задержал художника на три дня и таким образом спас его жизнь, так как один из работников замыслил убить его и ограбить. Когда он выехал, злодей уже покинул свою засаду, и лишь много лет спустя живописец узнал, от какой опасности спас его старец.
Иногда мы молимся о человеке, которого любим и который в чем-то нуждается, а мы не можем ему помочь. Очень часто мы не знаем, что именно нужно, не находим слов для того, чтобы помочь, даже и самому любимому. Иногда мы знаем, что ничего нельзя сделать, кроме как пребыть в молчании, хотя мы готовы жизнь свою отдать, лишь бы только помочь. В таком состоянии духа мы можем обратиться к Богу, все предать Ему и сказать: “Боже, Ты знаешь все, и любовь Твоя совершенна; возьми же эту жизнь в Твою руку, сделай то, что я жажду сделать, но не могу”. И поскольку молитва – это поручительство, мы не можем истинно молиться за тех, кому мы сами не готовы помочь. Вслед за Исаией мы должны быть готовы услышать слово Господа: Кого Мне послать? и кто пойдет для Нас? – и ответить: Вот я, пошли меня (Ис. 6: 8).
Многих смущает мысль о молитве за умерших; они недоумевают, в чем цель этой молитвы, чего мы надеемся достичь ею. Может ли участь умерших измениться оттого, что за них молятся, может ли молитва убедить Бога быть несправедливым и даровать им то, чего они не заслужили?
Если вы верите, что молитвы за живых помогают им, почему вы не считаете возможным молиться и за умерших? Жизнь едина, ибо, как говорит евангелист Лука, Бог не есть Бог мертвых, но живых (20: 38). Смерть – это не конец, но определенная стадия в человеческой судьбе, и судьба эта не застывает, как камень, в момент смерти. Любовь, которую выражают наши молитвы, не может быть напрасной; если любовь имеет власть на земле, но не имеет власти после смерти, это трагически противоречит слову Писания о том, что крепка, как смерть, любовь (Песнь Песней 8: 6), и опыту Церкви, который свидетельствует, что любовь сильнее смерти, ибо Христос победил смерть в Своей любви к человеческому роду. Неверно думать, что связь человека с жизнью на земле оканчивается в момент его смерти. В течение свой жизни человек сеет семена. Семена эти прорастают в душах других людей, влияют на их судьбу, и плод, родившийся из этих семян, поистине принадлежит не только тем, кто принес его, но и тем, кто сеял. Написанные или произнесенные слова, изменяющие жизнь человека или судьбы человечества – слова проповедников, философов, поэтов или политических деятелей, – остаются на ответственности тех, кому они принадлежат, ответственности как за дурные, так и за хорошие последствия. Участь этих людей неминуемо зависит от того, какое влияние они оказывают на тех, кто живет после них.
Влияние жизни каждого человека продолжается до Страшного суда, и вечная, окончательная участь человека определяется не только тем кратким временем, которое он прожил на земле, но также и результатами его жизни, ее добрыми или плохими последствиями. Те, кто, как плодородная земля, принял посеянное семя, могут оказать влияние на участь ушедших, молитвенно прося Бога благословить человека, преобразившего, изменившего их жизнь, давшего смысл их существованию. Обращаясь к Богу в акте непрекращающейся любви, верности и благодарности, они вступают в то вечное Царство, для которого нет границ времени, и могут влиять на участь и состояние ушедшего. Не несправедливости просим мы у Бога; мы молим Его не просто простить человека, несмотря на все, что он сделал дурного, но благословить его за то благо, что он сделал, о чем свидетельствуют другие жизни.
Наша молитва – это акт благодарности и любви постольку, поскольку наша жизнь есть продолжение чего-то, чем жил тот человек. Мы не просим Бога быть несправедливым и не воображаем, что у нас больше сострадания и любви, чем у Него; мы не просим Его быть более милосердным, чем Он был бы без нашей просьбы, но мы приносим на суд Божий новое свидетельство и молим, чтобы это свидетельство было принято и благословение Божие обильно низошло на того, кто так много значил в нашей жизни. И это важно понять: цель такой молитвы – не убедить Бога в чем-то, а принести свидетельство, что человек этот жил не бесплодно: не любя и не пробуждая любви.
Всякий, кто каким бы то ни было образом был источником любви, имеет защиту перед судом Божиим; но на оставшихся лежит долг принести свидетельство о том, что он для них сделал. И здесь снова дело не просто в доброжелательстве или эмоциях. Святой Исаак Сирин говорит: не своди свою молитву к словам, сделай всю свою жизнь молитвой к Богу. Поэтому если мы хотим молиться за своих усопших, жизнь наша должна подтверждать молитву. Недостаточно время от времени пробуждать в себе определенные чувства к ним и тогда просить Бога сделать что-то для них. Важно, чтобы каждое семя добра, правды, святости, посеянное ими, принесло плод, потому что тогда мы можем встать перед Богом и сказать: он посеял добро, в нем были качества, побуждающие меня поступать праведно, и эта частица добра не моя, а его, и, в каком-то смысле, она – его слава и искупление.
У Православной Церкви очень определенные взгляды на смерть и погребение. Погребальная служба начинается словами Благословен Бог наш… ; нужно понять, как это много значит, ибо слова эти произносятся вопреки смерти, вопреки тяжелой утрате, вопреки страданию. Служба построена на основе утрени – службы славословия и света; близкие стоят с горящими свечами в руках, символом воскресения. Главная мысль службы в том, что мы действительно стоим перед лицом смерти, но смерть больше нас не пугает, когда мы смотрим на нее через Воскресение Христа.
В то же время служба передает двойственность смерти, две ее стороны. Принять смерть невозможно, она чудовищна; мы созданы для того, чтобы жить; и все же в мире, который грехом человеческим стал чудовищным, смерть – это единственный выход. Если бы наш мир греха был зафиксирован как неизменный и вечный, это был бы ад; смерть – единственное, что позволяет земле, вместе со страданием и грехом, вырваться из этого ада.
Церковь видит обе стороны; святой Иоанн Дамаскин написал об этом с предельным, обнаженным реализмом, потому что христианин не может впадать в романтизм, когда речь идет о смерти. Умереть значит умереть, и в этом смысле, говоря о кресте, мы должны помнить, что это орудие смерти. Смерть есть смерть со всем ее трагическим уродством и чудовищностью, и все же, в конечном счете, смерть – единственное, что дает нам надежду. С одной стороны, мы жаждем жить; с другой стороны, если мы в достаточной мере жаждем жить, мы жаждем умереть, потому что в этом ограниченном мире полнота жизни невозможна. Несомненно, смерть – это тление, но тление, которое в сочетании с благодатью Божией ведет к такой мере жизни, которой иначе мы никогда не имели бы. Смерть – приобретение, – говорит апостол Павел (Флп. 1: 21), ибо, живя в теле, мы разлучены со Христом. Когда исполнится известная мера жизни – независимо от прожитого времени, – мы должны сбросить эту ограниченную жизнь, чтобы войти в жизнь беспредельную.
Православное отпевание подчеркнуто сосредоточено вокруг открытого гроба, потому что Церковь продолжает видеть человека в его целостности, как тело и душу, о которых она одинаково заботится. Тело приготовлено к погребению; тело – это не изношенная одежда, сброшенная для того, чтобы освободилась душа, – как любят говорить благочестивые как будто люди. Тело для христианина – нечто гораздо большее; с душой не может случиться ничего, в чем не приняло бы также участия тело. Восприятие этого мира – и не только его, но и мира божественного, частично происходит через тело. Каждое таинство – дар Божий, сообщаемый душе посредством физических действий; крещальные воды, масло миропомазания, хлеб и вино причащения – все взято из материального мира. Мы не можем сделать ничего хорошего или дурного иначе, как в союзе с телом. Тело существует не только для того, чтобы душа родилась, созрела и затем ушла, покинув его; с первого дня и до последнего тело было соработником души во всем и вместе с душой составляет целостного человека. Оно навсегда остается как бы отмеченным печатью души и общей жизнью, которую они провели вместе. Связанное с душой, тело связано также через таинства с Самим Иисусом Христом. Мы причащаемся Его Крови и Тела, и таким образом тело по собственному праву соединяется с миром божественным, с которым оно соприкасается.
Тело без души – просто труп и не имеет отношения к тому, о чем здесь идет речь, а душа без тела, даже душа святого, идущая “прямо на небеса”, еще не испытывает того блаженства, к которому призван человек в конце времен, когда слава Божия воссияет в душе и теле.
Как говорит святой Исаак Сирин, даже к вечному блаженству нельзя принудить человека без согласия тела. Такое высказывание о важности тела особенно поражает у св. Исаака, одного и величайших подвижников, одного из тех, о ком иные могли бы сказать, что всю свою жизнь он провел, умерщвляя тело. Но, по выражению апостола Павла, подвижники умерщвляли тело греховное (Рим. 6: 6), чтобы из тления пожать вечность, а не убивали тело ради того, чтобы душа освободилась из плена.
Поэтому мертвое тело является предметом попечений Церкви, даже если это тело грешника; и все внимание, которое мы уделяем ему при жизни, не может сравниться с благоговением, проявляемым в погребальной службе.
Точно так же тело связано с душой и в молитвенной жизни. Каждое извращение, каждое излишество, каждая вульгарность, которым мы сами подвергаем все тело, унижают одного из членов этого содружства так, что наносят ущерб и другому. Это можно выразить иначе: унижения, которым мы подвергаемся извне, можно преодолеть молитвой; унижения, которым мы сами себя подвергаем, разрушают молитву.
Отличительная особенность христианской молитвы в том, что это молитва Христа, приносимая Его Отцу из поколения в поколение, все в новых и новых обстоятельствах, теми, кто по благодати и приобщению является присутствием Христа в этом мире; это продолжающаяся, непрестанная молитва к Богу о том, чтобы свершилась воля Божия, чтобы все происходило согласно Его мудрому и полному любви замыслу. Это означат, что наша молитвенная жизнь есть в то же время борьба против всего, что не Христово. Мы подготавливаем почву для своей молитвы всякий раз, как сбрасываем с себя что-то, что не Христово, что недостойно Его; и только молитва того, кто, как апостол Павел, может сказать: Уже не я живу, но живет во мне Христос (Гал. 2: 20), есть подлинная христианская молитва.
Однако вместо того, чтобы молиться об исполнении воли Божией, мы часто пытаемся убедить Бога устроить все так, как нам хочется. Может ли такая молитва не быть посрамленной? Как бы хорошо мы ни молились, мы в каждую минуту должны сознавать, что можем ошибаться в самых лучших своих чувствах и мыслях. Как бы искренни, как бы правдивы ни были наши намерения, какими бы совершенными они нам ни казались, каждая молитва может в какой-то момент пойти по неправильному пути, и потому, когда мы сказали Богу все, что собирались, надо добавить, как Христос в саду Гефсиманском: Впрочем, не как Я хочу, но как Ты (Мф. 26: 39). С такой же настроенностью мы можем прибегать и к предстательству святых: мы приносим им свои благие намерения, но предоставляем им самим сформулировать наши желания в соответствии с волей Божией, которая им ведома.
Просите и дано будет вам (Мф. 7: 7). Слова эти – камень преткновения для христианского сознания; мы не можем ни принять их, ни отвергнуть. Отвергнуть их значило бы отказаться от бесконечной Божией доброты, но мы еще не в достаточной мере христиане для того, чтобы их принять. Мы знаем, что отец не подаст камня вместо хлеба (Мф. 7: 9), но на самих себя не смотрим как на детей, которые не сознают своих подлинных нужд и не знают, что для них хорошо, а что плохо. Между тем именно в этом заключается объяснение, почему столько молитв остается без ответа. Его можно найти также в словах святого Иоанна Златоустого: “Не огорчайся, если не получаешь сразу того, о чем просишь: Бог хочет даровать тебе большее благо через твое постоянство в молитве”.
“Может быть, молчание Бога – это всего лишь трагический аспект нашей собственной глухоты?”
Истинно также говорю вам, что если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного (Мф. 18: 19). Это утверждение иногда используют как камень, которым бросают в христиан, потому что очень часто несколько человек усердно молятся вместе о чем-то и все же не получают просимого. Но возражения рушатся, как только мы поймем, что это “вместе” было чисто земным, согласие – простой коалицией, а не единством, и вера в то, что Бог может сделать все, что захочет, понималась так, как понимали это друзья, утешавшие Иова.
Кажущаяся неправда слов все, чего ни попросите в молитве с верою, получите (Мф. 21: 22) находит ответ в гефсиманской молитве Христа, а также отчасти у апостола Павла (Евр. 11: 36-40): Другие испытали поругания и побои, а также узы и темницу. Были побиваемы камнями, перепиливаемы, подвергаемы пытке, умирали от меча, скитались в милотях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления; те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли. И все сии, свидетельствованные в вере, не получили обещанного, потому что Бог предусмотрел о нас нечто лучшее, дабы они не без нас достигли совершенства.
Без сомнения, во всех этих обстоятельствах эти люди очень много молились, – молились, быть может, не об избавлении, ибо они готовы были жизнь свою положить за Бога, но о помощи; и все же им не было дано всего, чего они могли ожидать. Когда Бог видит, что у нас достаточно веры, чтобы выдержать Его молчание или чтобы принять муки – нравственные или физические – для большей полноты свершения Его Царствия, Он может молчать, и ответ на молитву будет дан лишь в конце концов, но совершенно иначе, чем мы этого ожидали.
Апостол Павел говорит (Евр. 5: 7), что молитва Христа в Гефсиманском саду была услышана и Бог воздвиг Его из мертвых. Он говорит здесь не о непосредственном ответе Бога, Который мог бы пронести чашу мимо, о чем и молил Христос, но о том, что Бог дал Христу силу принять Его волю, пострадать, совершить дело Свое, и именно абсолютность Его веры дала возможность Богу сказать “нет”. Но эта же абсолютность веры Христа сделала возможным, что мир был спасен.
Многие из наших молитв – молитвы просительные, и люди склонны думать, что прошение – это низшая степень молитвы; затем следует благодарение, затем славословие. На самом же деле как раз благодарность и хвала – выражение менее глубоких взаимоотношений. На нашем уровне полуверы легче возносить славословия или благодарить Бога, чем доверять Ему настолько, чтобы просить Его о чем-то с верой. Даже люди полуверующие могут обратиться к Богу с благодарностью, когда случится что-то для них приятное; и бывают такие минуты приподнятости, когда каждый способен петь Богу. Но гораздо труднее иметь такую нераздельную веру, чтобы просить Бога всем сердцем и всем помышлением с полным доверием. Не надо смотреть пренебрежительно на просительные молитвы, потому что способность приносить их – это испытание реальности нашей веры.
Когда мать сыновей Зеведеевых пришла просить Христа два лучших места в раю для своих сыновей, она пришла с полной верой, что Господь может дать то, о чем она просит; но она думала, что Христос властен исполнить ее просьбу просто по праву хозяина поступать, как Он захочет, а это не соответствовало Его учению: Суд Мой праведен, ибо не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца (Ин. 5: 30). Мать сыновей Зеведеевых ожидала, что Господь по Своему произволу исполнит ее желание, окажет ей особую милость потому, что она первая пришла просить об этом. Отказ Христа подчеркнул, что то, о чем мать просила, было бы положением, обусловленным гордостью, тогда как все Царство основано на смирении. Молитва матери определялась ветхозаветным отношением к пришествию Мессии.
7 молитв митрополита Антония Сурожского
Владыка Антоний Сурожский не писал молитвы специально — но порой, когда в многочисленных беседах и проповедях он обращался к пастве, у него вырывались слова молитв — словно приоткрывалась завеса его непрестанного и сокровенного разговора с Богом. В этой уникальной книге собраны фрагменты живого обращения к Богу известного православного пастыря и проповедника.
Господи, я знаю, что Ты тут — и я тут, по Твоей милости Ты мне даешь стоять перед Собой, даже если я не ощущаю Твоего присутствия, но я знаю, что Ты тут, и это для меня предельное счастье, и благословение, и радость. И я с Тобой буду говорить, буду все Тебе говорить, всю душу изливать, все мысли, все чувства, буду искать Твоей воли во всем, и не уйду, не уйду, Господи, даже если Ты годами не дашь о Себе знать.
***
Владычица! Какое это чудо! Я недостоин к Тебе подойти, а Ты мне позволяешь быть в Твоем присутствии! Ты здесь! Господи, Ты здесь! Я могу молчать в Твоем присутствии, потому что без слов совершается глубинное общение между нами и без слов Твоя благодать пронизывает мое сердце, проникает мой ум, преображает меня, делает меня иным.
Господи, Господи! Ты нам повелел прийти, Ты послал Своих ангелов нас призвать, Ты послал пророков, Ты нам дал Евангелие, Ты нас Сам звал и звал, и мы на этот зов откликнулись — но смотри, в каком виде мы пришли! Растратили всю первозданную нашу красоту, все растратили, лохмотья покрывают грязное, оскверненное тело, душа изныла — ничего от нас не осталось, — как же нам войти, Боже, в Твое Царство? Как переступить этот порог чистоты? Даже как мытарь я не могу сказать: «Помилуй мя», потому что поздно, измениться я больше не могу… Как войти мне в область святую, в область Божию?
Господи, хоть мое сердце и каменное, хоть колеблются мои помраченные мысли, хоть моя воля устремлена ко злу, хоть моя плоть сейчас горит — я хочу Твоей победы во что бы то ни стало, любой ценой; победи меня, покори меня, разбей меня — но спаси!
***
Господи! Соедини нас с Собой так же тесно, так же совершенно, как веточка, привитая на жизнь подающее дерево, соединяется с ним. Даруй нам быть заедино с Тобой, Господи, так, чтобы Твоя жизнь вливалась в нас, Твое Божество пронизывало нас, Твоя святость наполнила нас, Твоя чистота стала нашей чистотой.
***
Господи, благослови меня войти в новый день, который до этого никогда не существовал, который, как белоснежная равнина, лежит передо мной. Дай мне вступить в эту равнину и проложить след, который не был бы кривым и недостойным меня и Тебя. Благослови меня; ночью я спал, как будто я был мертв, а теперь я словно воскрес и вступаю в новую жизнь.
Митрополит Антоний Сурожский
Предисловие
Молитва означает для меня личные отношения. Я не был верующим, затем внезапно открыл Бога, и сразу же Он предстал передо мной как высшая ценность и весь смысл жизни, – но в то же время и как личность. Думаю, что молитва ничего не означает для того, для кого нет объекта молитвы. Вы не можете научить молитве человека, у которого нет чувства Живого Бога; вы можете научить его вести себя в точности так, как если бы он верил, но это не будет живым движением, каким является подлинная молитва. Поэтому в качестве введения к этим беседам о молитве я именно хотел бы передать свою убежденность в личной реальности такого Бога, с Которым могут быть установлены отношения. Затем я попрошу читателя относиться к Богу, как к живому лицу, к соседу, и выражать это свое знание в тех же категориях, в каких он выражает свои отношения с братом или другом. Думаю, что это самое главное.
Одна из причин, почему молитва, общественная или частная, кажется столь мертвой или столь формальной, в том, что слишком часто отсутствует акт богопоклонения, совершающийся в сердце, которое общается с Богом. Каждое выражение, словесное или в действии, может быть помощью, но все это лишь выражение главного, а именно – глубокого безмолвия общения.
Из опыта человеческих взаимоотношений все мы знаем, что любовь и дружба глубоки тогда, когда мы можем молчать друг с другом. Если же для поддержания контакта нам необходимо говорить, мы с уверенностью и грустью должны признать, что взаимоотношения все еще остаются поверхностными; поэтому, если мы хотим молитвенно поклоняться Богу, то должны прежде всего научиться испытывать радость от молчаливого пребывания с Ним. Это легче, чем может показаться сначала; для этого нужно немного времени, немного доверия и решимость начать.
Однажды «Арский Кюре», французский святой начала девятнадцатого века, спросил старого крестьянина, что он делает, часами сидя в церкви, по-видимому даже и не молясь; крестьянин ответил: «Я гляжу на Него, Он глядит на меня, и нам хорошо вместе». Этот человек научился говорить с Богом, не нарушая тишину близости словами. Если мы это умеем, то можем употреблять любую форму молитвы. Если же мы захотим, чтобы сама молитва состояла в словах, которые мы употребляем, то безнадежно устанем от них, потому что без глубины молчания эти слова будут поверхностны и скучны.
Но каким вдохновляющими могут быть слова, когда за ними стоит безмолвие, когда они наполнены духом правым:
Господи, устне мои отверзеши, и уста моя возвестят хвалу Твою (Пс. 50: 17).
СУЩНОСТЬ МОЛИТВЫ
Евангелие от Матфея почти с самого начала ставит нас лицом к лицу с самой сущностью молитвы. Волхвы увидели долгожданную звезду; они немедля пустились в путь, чтобы найти Царя; они пришли к яслям, пали на колени, поклонились и принесли дары; они выразили молитву в ее совершенстве, то есть в созерцании и трепетном поклонении.
В более или менее популярной литературе о молитве часто говорится, что молитва – это захватывающее путешествие. Нередко можно услышать: «Учитесь молиться! Молиться так интересно, так увлекательно, это открытие нового мира, вы встретитесь с Богом, вы найдете путь к духовной жизни». В каком-то смысле это, разумеется, верно; но при этом забывается нечто гораздо более серьезное: что молитва – это путешествие опасное, и мы не можем пуститься в него без риска. Апостол Павел говорит, что страшно впасть в руки Бога Живого (Евр. 10: 31). Поэтому сознательно выйти на встречу с Живым Богом – значит отправиться в страшное путешествие: в каком-то смысле каждая встреча с Богом это Страшный суд. Когда бы мы ни являлись в присутствие Божие, будь то в таинствах или в молитве, мы делаем/совершаем нечто очень опасное, потому что, по слову Писания, Бог есть огонь. И если только мы не готовы без остатка предаться божественному пламени и стать горящей в пустыне купиной, которая горела, не сгорая, это пламя опалит нас, потому что опыт молитвы можно познать лишь изнутри и шутить с ним нельзя.
Приближение к Богу всегда бывает открытием и красоты Божией, и расстояния, которое лежит между Ним и нами. «Расстояние» – слово неточное, ибо оно не определяется тем, что Бог свят, а мы грешны. Расстояние определяется отношением грешника к Богу. Мы можем приближаться к Богу, только если делаем это с сознанием, что приходим на суд. Если мы приходим, осудив себя; если мы приходим, потому что любим Его, несмотря на нашу собственную неверность; если мы приходим к Нему, любя Его больше, чем благополучие, в котором Его нет, тогда мы для Него открыты и Он открыт для нас, и расстояния нет; Господь приходит совсем близко, в любви и сострадании. Но если мы стоим перед Богом в броне своей гордости, своей самоуверенности, если мы стоим перед Ним так, как будто имеем на это право, если мы стоим и требует от Него ответа, то расстояние, отделяющее творение от Творца, становится бесконечным. Английский писатель К. С. Льюис высказывает мысль, что в этом смысле расстояние относительно: когда Денница предстал перед Богом, вопрошая Его, – в тот самый миг, когда он задал свой вопрос не для того, чтобы в смирении понять, но чтобы принудить Бога к ответу, он оказался на бесконечном расстоянии от Бога. Бог не двинулся, не двинулся и сатана, но и без всякого движения они оказались бесконечно отдалены друг от друга·.
Когда бы мы ни приближались к Богу, контраст между тем, что есть Он и что представляем собой мы, становится ужасающе ясным. Мы можем не сознавать этого все то время, что живем как бы вдали от Бога, все то время, когда Его присутствие и Его образ остаются тусклыми в наших мыслях и в нашем восприятии; но чем больше мы приближаемся к Богу, тем острее выступает контраст. Не постоянная мысль о своих грехах, а видение святости Божией позволяет святым познать свою греховность. Когда мы смотрим на себя без благоуханного фона Божия присутствия, грехи и добродетели кажутся чем-то мелким и, в каком-то смысле, несущественным; только на фоне Божественного присутствия они выступают со всей рельефностью и обретают всю свою глубину и трагичность.
Всякий раз, когда мы приближаемся к Богу, мы оказываемся перед лицом либо жизни, либо смерти. Эта встреча – жизнь, если мы приходим к Нему в надлежащем духе и обновляемся Им; это гибель, если мы приближаемся к Нему без благоговейного духа и сокрушенного сердца; гибель, если мы приносим гордость или самонадеянность. Поэтому перед тем как отправиться в так называемое «захватывающее путешествие молитвы», нельзя ни на минуту забывать, что не может случиться ничего более значительного, более в трепет повергающего, чем встреча с Богом, на которую мы вышли. Мы должны сознавать, что в этом процессе потеряем жизнь: ветхий Адам в нас должен умереть. Мы крепко держимся за ветхого человека, боимся за него, и так трудно не только в начале пути, но и годы спустя, почувствовать, что мы полностью на стороне Христа, против ветхого Адама!
Молитва – это путешествие, которое приносит не волнующие переживания, а новую ответственность. Пока мы пребываем в неведении, ничего не спрашивается с нас, но как только мы что-то узнали, мы отвечаем за то, как употребляем свое знание. Пусть оно дано нам в дар, но мы ответственны за каждую частицу истины, нами узнанную, и как только она становится нашей собственной, мы не можем оставлять ее бездействующей, но должны проявлять ее в своем поведении. И в этом смысле от нас требуется ответ за всякую истину, нами понятую.
Только с чувством страха, богопочитания, глубочайшего благоговения можем мы приступать к риску молитвенного делания, и мы должны дорасти до него в своей внешней жизни как можно более полно и определенно. Недостаточно, устроясь удобно в кресле, сказать: «Вот, я приступаю к богопоклонению, перед лицом Божиим». Мы должны понять, что если бы Христос стоял перед нами, мы держали бы себя иначе, и должны научиться держаться в присутствии невидимого Господа, как держались бы в присутствии Господа, ставшего для нас видимым.
Митрополит Антоний Сурожский о важности и силе вечерней молитвы
Мы войдем в ночной покой, но пpежде – вспомним тех, кто вступает в ночь, полную тpевоги.
Большинство из нас вступает в ночь покоя; мы отложим тяготу дня, усталость, тpевоги, напpяжение, озабоченность. Мы отложим все это на поpоге ночи и войдем в забытье. В этом забытии мы беззащитны; в течение этих ночных часов Один Господь может покpыть нас Своим кpылом. Он силен огpадить наши сеpдца пpотив того, что может подняться из наших еще не очищенных, не пpосвещенных, не освященных глубин. Он силен огpадить наши мысли, наши сновидения, спасти наши тела.
Мы войдем в ночной покой, но пpежде – вспомним тех, кто вступает в ночь, полную тpевоги.
В больнице или в комнате больного есть люди, котоpые не уснут, потому что им больно, потому что им стpашно, потому что они в тpевоге за любимых, из котоpых одни несут вместе с ними бpемя их болезни, а дpугие осиpотеют с их смеpтью.
Есть люди в одиночестве тюpьмы; некотоpые из них молоды, и где-то за стенами есть девушка, котоpую они любят, есть их дети, их товаpищи, есть свобода, была надежда – а тепеpь ничего не осталось.
Есть и такие тюpьмы, где ночи ужасны, где сейчас начнутся допpосы; они тянутся долгие часы в сеpдцевине ночи; кого-то будут бить, кто-то подвеpгнется пыткам. Они веpнутся в свои камеpы обессиленными и вступят в день, в котоpом им не будет отpады, один стpах пеpед гpядущей ночью. Сейчас над ними замыкается ночь, стpах окутывает их тело, их душу.
Кpоме того, есть во всех гоpодах ночь шумная, ночь кабаков, ночь азаpтных игp, ночь пьяницы, ночь, в котоpой юноши и девушки потеpяют чистоту; ночь, когда супpуги, позабыв любовь, охваченные только желанием, будут гpубы дpуг с дpугом.
Есть люди, котоpые потеpяют честь, и кому стыдно будет пpоснуться утpом.
Есть и те, кто пользуется всем этим, кто спаивает, кто соблазняет, кто отpавляет наpкотиками, те, кто смеется демонским смехом, не понимая, что pешается их вечная участь.
Тех – да сохpанит Господь; но этих – да помилует их Бог!
И есть в этой ночи те, кто будет пpедстоять пеpед Богом: мать у изголовья pебенка; жена, муж возле умиpающего супpуга; есть все те, кто посвятит ночь молитве. Есть в ней мальчик, котоpый в одиннадцать лет ушел из Москвы, сказав матеpи: «Бог зовет меня молиться в лесу»; пpошло уже пять лет; он один в лесной чаще, сpеди снегов лютой pусской зимы.
И сколько, сколько дpугих! В этой ночи не уснет вpач, и сиделка будет боpоться со сном. Есть целый миp жизни и стpадания, и надежды, и смеpти… и pадости, и Божественого пpисутствия; все это есть в этой ночи.
Пpежде чем пpедаться отдыху, поблагодаpим Бога за все, что Он нам посылает, и попpосим, чтобы пока мы, забывши все, будем спать, Он помнил стpаждущие тела – как больного, так и пpоститутки; pебенка и стаpика; заключенного, котоpого допpашивают, как и того, кто его подвеpгает допpосу; того, кто пользуется чужой слабостью, как и того, кто сломлен в своей слабости; того, кто стоит пеpед Богом в своей пламенной боpьбе между жизнью и смеpтью миpа. Пусть Он помянет всех в Своем Цаpстве, и пусть пpидет миp, и пpощение, и милость. Пусть самый ужас станет не концом, а новым началом. Пусть Тот, Кто пеpед лицом пpедательства познал пpедельный ужас в Гефсиманской ночи, вспомнит всех тех, для кого эта ночь не станет ночью покоя и отдыха. Пусть помянет Он и нас, pанимых и беззащитных: мы пpедаемся в Его pуку с веpой, и с надеждой , в pадости о том, что в меpу своих сил мы любим Его, и что мы любимы Им вплоть до Кpеста и Воскpесения. Аминь.
Митрополит Антоний Сурожский. Молитва и жизнь.