Содержание
Сочинение: «Да святится имя Твое!» (рассказ А. И. Куприна «Гранатовый браслет»)
Безусловно, самой поэтичной вещью А. И. Куприна стал «Гранатовый браслет» — прекрасный рассказ о неразделенной великой любви, любви, «которая повторяется только один раз в тысячу лет».
В рассказе «Гранатовый браслет» А. И. Куприн создает несколько символических образов, на которых строится фундамент повествования и которые несут в себе весь идейный смысл рассказа.
«В середине августа, перед рождением молодого месяца, вдруг наступили отвратительные погоды, какие так свойственны северному побережью Черного моря». Это начало рассказа. Описание пасмурной, сырой, в целом очень плохой погоды, а потом ее внезапное изменение в лучшую сторону имеет огромное значение. Если под «молодым месяцем» понимать главную героиню рассказа Веру Николаевну Шеину, жену предводителя дворянства, а под погодой всю ее жизнь, то читателю представлена вполне реальная картина.
«Но к началу сентября погода вдруг резко и совсем неожиданно переменилась. Сразу наступили тихие безоблачные дни, такие ясные, солнечные и теплые, каких не было даже в июле».
Эта перемена и есть та самая возвышенная и роковая любовь, о которой идет речь в рассказе. Следующим символом следует назвать княгиню Веру Николаевну. Куприн описывает ее как независимую, царственно спокойную, холодную красавицу. Символ Красоты.
«…Вера пошла в мать, красавицу англичанку, своей высокой гибкой фигурой, нежным, но холодным и гордым лицом, прекрасными, хотя довольно большими руками и той очаровательной покатостью плеч, какую можно видеть на старинных миниатюрах». Вера Николаевна благородная, удивительная женщина.
Немалое значение отводит Куприн «тучному, высокому, серебряному старцу» генералу Аносову. Именно ему поставлено в задачу заставить Веру Николаевну отнестись к любви таинственного Г. С. Ж. более серьезно.
Своими размышлениями о любви генерал помогает внучке с разных сторон посмотреть на свою жизнь с Василием Львови-
чем. Ему принадлежат пророческие слова: «…может быть, твой жизненный путь, Верочка, пересекла именно такая любовь, о которой грезят женщины и на которую больше не способны мужчины».
Генерал Аносов символизирует собой мудрое старшее поколение. Автором ему доверено сделать очень важный, имеющий огромное значение в этом рассказе вывод: в природе истинная, святая любовь крайне редка и доступна только немногим и только достойным ее людям. За всю свою жизнь Аносов не встретил ни одного подобного примера, но он продолжает верить в возвышенную любовь и передает свою уверенность Вере Николаевне.
Причиной скорой развязки истории, длившейся более восьми лет, стал подарок на день рождения Вере Николаевне.
В роли этого подарка выступил новый символ той самой любви, в которую верил генерал Аносов, и о которой мечтает каждая женщина, — гранатовый браслет. Он ценен Желткову тем, что его носила его «покойная матушка», кроме того, старинный браслет имеет свою историю: по семейному преданию он имеет свойство сообщать дар предвидения носящим его женщинам, и охраняет от насильственной смерти…
Вера Николаевна и на самом деле неожиданно предсказывает: «Я знаю, что этот человек убьет себя».
Куприн сравнивает пять гранатов браслета с «пятью алыми, кровавыми огнями», а княгиня, засмотревшись на браслет, с тревогой восклицает: «Точно кровь!»
Любовь, которую символизирует браслет, не подчиняется никаким законам и правилам. Она может идти наперекор всем устоям общества. Желтков — только мелкий бедный чиновник, а Вера Николаевна — княгиня.
Но это обстоятельство не смущает его, он по-прежнему любит ее, отдавая себе отчет только в том, что ничто, даже смерть, не затушит его прекрасное чувство: «…Ваш до смерти и после смерти покорный слуга».
К сожалению, значение браслета Вера Николаевна поняла слишком поздно. Ее одолевает беспокойство. Княгиня вновь и вновь вспоминает слова генерала Аносова и мучается тяжелейшим для нее вопросом — что это было: любовь или сумасшествие?
Последнее письмо Желткова ставит все на свои места. Он любит. Любит безнадежно, страстно и идет в своей любви до конца’. Он принимает свое чувство как Божий дар, как великое счастье: «Я не виноват, Вера Николаевна, что Богу было угодно послать мне, как громадное счастье, любовь к Вам».
И не проклинает он судьбу, а уходит из жизни, уходит с великой любовью в сердце, унося ее с собой и говоря любимой: «Да святится имя Твое!» И остается людям только символ этой прекрасной любви красивого человека — гранатовый браслет…
Этот рассказ А. И. Куприна обрел вечную жизнь, его будут читать, пока не умрет на земле любовь, а этого никогда не случится.
День длиною в жизнь
» …Я даже больше скажу: я уверен, что почти каждая женщина способна в любви на самый высокий героизм. Пойми, она целует, обнимает, отдаётся — и она уже мать. Для неё, если она любит, любовь заключает весь смысл жизни — всю вселенную! Но вовсе не она виновата в том, что любовь у людей приняла такие пошлые формы и снизошла просто до какого-то житейского удобства, до маленького развлечения. Виноваты мужчины, в двадцать лет пресыщенные, с цыплячьими телами и заячьими душами, неспособными к сильным желаниям, к героическим поступкам, к нежности и обожанию перед любовью. Говорят, что раньше все это бывало. А если и не бывало, то разве не мечтали и не тосковали об этом лучшие умы и души человечества — поэты, романисты, музыканты, художники? Я на днях читал историю Машеньки Леско и кавалера де Грие… Веришь ли, слезами обливался… Ну скажи же, моя милая, по совести, разве каждая женщина в глубине своего сердца не мечтает о такой любви — единой, всепрощающей, на все готовой, скромной и самоотверженной?»
«Но вот в большинстве-то случаев почему люди женятся? Возьмем женщину. Стыдно оставаться в девках, особенно когда подруги уже повыходили замуж. Тяжело быть лишним ртом в семье. Желание быть хозяйкой, главою в доме, дамой, самостоятельной… К тому же потребность, прямо физическая потребность материнства, и чтобы начать вить свое гнездо. А у мужчин другие мотивы. Во-первых, усталость от холостой жизни, от беспорядка в комнатах, от трактирных обедов, от грязи, окурков, разорванного и разрозненного белья, от долгов, от бесцеремонных товарищей и прочее и прочее. Во-вторых, чувствуешь, что семьей жить выгоднее, здоровее и экономнее. В- третьих, думаешь: вот пойдут детишки, — я -то умру, а часть меня все-таки останется на свете… нечто вроде иллюзии бессмертия. В-четвертых, соблазн невинности, как в моем случае. А где же любовь-то? Любовь бескорыстная, самоотверженная, не ждущая награды? Та, про которую сказано — «сильна, как смерть»? Понимаешь, такая любовь, для которой свершить любой подвиг, отдать жизнь, пойти на мучения — вовсе не труд, а одна радость. … Но ты пойми, о какой любви я говорю. Любовь должна быть трагедией. Величайшей тайной в мире! Никакие жизненные удобства, расчеты и компромиссы не должна ее касаться.»Метки: литературные ветра
Отрывок из повести А. Куприна «Гранатовый браслет»
«Вот сейчас я вам покажу в нежных звуках жизнь, которая покорно и
радостно обрекла себя на мучения, страдания и смерть. Ни жалобы, ни
упрека, ни боли самолюбия я не знал. Я перед тобою — одна молитва: «Да святится имя Твоё».
Да, я предвижу страдание, кровь и смерть. И думаю, что трудно
расстаться телу с душой, но. Прекрасная, хвала тебе, страстная хвала и
тихая любовь. «Да святится имя Твоё».
Вспоминаю каждый твой шаг, улыбку, взгляд, звук твоей походки. Сладкой грустью, тихой, прекрасной грустью обвеяны мои последние воспоминания. Но я не причиню тебе горя. Я ухожу один, молча, так угодно было богу и судьбе. «Да святится имя Твоё».
В предсмертный печальный час я молюсь только тебе. Жизнь могла бы быть прекрасной и для меня. Не ропщи, бедное сердце, не ропщи. В душе я призываю смерть, но в сердце полон хвалы тебе: » Да святится имя Твоё».
Ты, ты и люди, которые окружали тебя, все вы не знаете, как ты была
прекрасна. Бьют часы. Время. И, умирая, я в скорбный час расставания с
жизнью все-таки пою — слава Тебе.
Вот она идет, все усмиряющая смерть, а я говорю -слава Тебе !
Успокойся, дорогая, успокойся, успокойся. Ты обо мне помнишь? Помнишь?
Ты ведь моя единая и последняя любовь. Успокойся, я с тобой. Подумай обо мне, и я буду с тобой, потому что мы с тобой любили друг друга только одно мгновение, но навеки. Ты обо мне помнишь? Помнишь? Помнишь? Вот я чувствую твои слезы. Успокойся. Мне спать так сладко, сладко, сладко».
А вы… могли бы… ТАК?..
terrao
«Я не виноват, Вера Николаевна, что Богу было угодно послать, мне, как громадное счастье, любовь к Вам. Случилось так, что меня не интересует в жизни ничто: ни политика, ни наука, ни философия, ни забота о будущем счастье людей — для меня вся жизнь заключается только в Вас. Я теперь чувствую, что каким-то неудобным клином врезался в Вашу жизнь. Если можете, простите меня за это. Сегодня я уезжаю и никогда не вернусь, и ничто Вам обо мне не напомнит.
Я бесконечно благодарен Вам только за то, что Вы существуете. Я проверял себя — это не болезнь, не маниакальная идея — это любовь, которою Богу было угодно за что-то меня вознаградить.
Пусть я был смешон в Ваших глазах и в глазах Вашего брата, Николая Николаевича. Уходя, я в восторге говорю: «Да святится имя Твое».
Восемь лет тому назад я увидел Вас в цирке в ложе, и тогда же, в первую секунду, я сказал себе: я ее люблю потому, что на свете нет ничего похожего на нее, нет ничего лучше, нет ни зверя, ни растения, ни звезды, ни человека прекраснее Вас и нежнее. В Вас как будто бы воплотилась вся красота земли…
Подумайте, что мне нужно было делать? Убежать в другой город? Все равно сердце было всегда около Вас, у Ваших ног, каждое мгновение дня заполнено Вами, мыслью о Вас, мечтами о Вас… сладким бредом. Я очень стыжусь и мысленно краснею за мой дурацкий браслет, — ну, что же? — ошибка. Воображаю, какое он впечатление произвел на Ваших гостей.
Через десять минут я уеду, я успею только наклеить марку и опустить письмо в почтовый ящик, чтобы не поручать этого никому другому. Вы это письмо сожгите. Я вот сейчас затопил печку и сжигаю все самое дорогое, что было у меня в жизни: ваш платок, который, я, признаюсь, украл. Вы его забыли на стуле на балу в Благородном собрании. Вашу записку, — о, как я ее целовал, — ею Вы запретили мне писать Вам. Программу художественной выставки, которую Вы однажды держали в руке и потом забыли на стуле при выходе… Кончено. Я все отрезал, но все-таки думаю и даже уверен, что Вы обо мне вспомните. Если Вы обо мне вспомните, то… я знаю, что Вы очень музыкальны, я Вас видел чаще всего на бетховенских квартетах, — так вот, если Вы обо мне вспомните, то сыграйте или прикажите сыграть сонату D-dur, N 2, op. 2.
Я не знаю, как мне кончить письмо. От глубины души благодарю Вас за то, что Вы были моей единственной радостью в жизни, единственным утешением, единой мыслью. Дай бог Вам счастья, и пусть ничто временное и житейское не тревожит Вашу прекрасную душу. Целую Ваши руки.
Г.С.Ж.»
<…>
«Вот сейчас я вам покажу в нежных звуках жизнь, которая покорно и радостно обрекла себя на мучения, страдания и смерть. Ни жалобы, ни упрека, ни боли самолюбия я не знал. Я перед тобою — одна молитва: «Да святится имя Твое».
Да, я предвижу страдание, кровь и смерть. И думаю, что трудно расстаться телу с душой, но, Прекрасная, хвала тебе, страстная хвала и тихая любовь. «Да святится имя Твое».
Вспоминаю каждый твой шаг, улыбку, взгляд, звук твоей походки. Сладкой грустью, тихой, прекрасной грустью обвеяны мои последние воспоминания. Но я не причиню тебе горя. Я ухожу один, молча, так угодно было Богу и судьбе. «Да святится имя Твое».
В предсмертный печальный час я молюсь только тебе. Жизнь могла бы быть прекрасной и для меня. Не ропщи, бедное сердце, не ропщи. В душе я призываю смерть, но в сердце полон хвалы тебе: «Да святится имя Твое».
Ты, ты и люди, которые окружали тебя, все вы не знаете, как ты была прекрасна. Бьют часы. Время. И, умирая, я в скорбный час расставания с жизнью все-таки пою — слава Тебе.
Вот она идет, все усмиряющая смерть, а я говорю — слава Тебе!..»
Княгиня Вера обняла ствол акации, прижалась к нему и плакала. Дерево мягко сотрясалось. Налетел легкий ветер и, точно сочувствуя ей, зашелестел листьями. Острее запахли звезды табака… И в это время удивительная музыка, будто бы подчиняясь ее горю, продолжала:
«Успокойся, дорогая, успокойся, успокойся. Ты обо мне помнишь? Помнишь? Ты ведь моя единая и последняя любовь. Успокойся, я с тобой. Подумай обо мне, и я буду с тобой, потому что мы с тобой любили друг друга только одно мгновение, но навеки. Ты обо мне помнишь? Помнишь? Помнишь? Вот я чувствую твои слезы. Успокойся. Мне спать так сладко, сладко, сладко».
Женни Рейтер вышла из комнаты, уже кончив играть, и увидала княгиню Веру, сидящую на скамейке всю в слезах.
— Что с тобой? — спросила пианистка.
Вера, с глазами, блестящими от слез, беспокойно, взволнованно стала целовать ей лицо, губы, глаза и говорила:
— Нет, нет, — он меня простил теперь. Все хорошо.
Гранатовый браслет (отрывок)
– …А я хочу сказать, что люди в наше время разучились любить. Не вижу настоящей любви. Да и в мое время не видел!
– Ну как же это так, дедушка? – мягко возразила Вера, пожимая слегка его руку. – Зачем клеветать? Вы ведь сами были женаты. Значит, все-таки любили?
– Ровно ничего не значит, дорогая Верочка. Знаешь, как женился?… Нет! Все к лучшему, Верочка.
– Нет, нет, дедушка, в вас все-таки, простите меня, говорит прежняя обида… А вы свой несчастный опыт переносите на все человечество. Возьмите хоть нас с Васей. Разве можно назвать наш брак несчастливым?
Аносов довольно долго молчал. Потом протянул неохотно:
– Ну, хорошо… скажем – исключение… Но вот в большинстве-то случаев почему люди женятся? Возьмем женщину. Стыдно оставаться в девушках, особенно когда подруги уже повыходили замуж. Тяжело быть лишним ртом в семье. Желание быть хозяйкой, главною в доме, дамой, самостоятельной… К тому же потребность, прямо физическая потребность материнства, и чтобы начать вить свое гнездо. А у мужчин другие мотивы. Во-первых, усталость от холостой жизни, от беспорядка в комнатах, от трактирных обедов, от грязи, окурков, разорванного и разрозненного белья, от долгов, от бесцеремонных товарищей и прочее и прочее. Во-вторых, чувствуешь, что семьей жить выгоднее, здоровее и экономнее. В-третьих, думаешь: вот пойдут детишки, – я-то умру, а часть меня все-таки останется на свете… нечто вроде иллюзии бессмертия. В-четвертых, соблазн невинности, как в моем случае. Кроме того, бывают иногда и мысли о приданом.
А где же любовь-то? Любовь бескорыстная, самоотверженная, не ждущая награды? Та, про которую сказано – «сильна, как смерть»? Понимаешь, такая любовь, для которой совершить любой подвиг, отдать жизнь, пойти на мучение – вовсе не труд, а одна радость. Постой, постой, Вера, ты мне сейчас опять хочешь про твоего Васю? Право же, я его люблю. Он хороший парень. Почем знать, может быть, будущее и покажет его любовь в свете большой красоты. Но ты пойми, о какой любви я говорю. Любовь должна быть трагедией. Величайшей тайной в мире! Никакие жизненные удобства, расчеты и компромиссы не должны ее касаться.
– Вы видели когда-нибудь такую любовь, дедушка? – тихо спросила Вера.
– Нет, – ответил старик решительно. – Я, правда, знаю два случая похожих. Но один был продиктован глупостью, а другой… так… какая-то кислота… одна жалость… Если хочешь, я расскажу. Это недолго.
– Прошу вас, дедушка.
– Ну, вот. В одном полку нашей дивизии (только не в нашем) была жена полкового командира. Рожа, я тебе скажу, Верочка, преестественная. Костлявая, рыжая, длинная, худущая, ротастая… Штукатурка с нее так и сыпалась, как со старого московского дома. Но, понимаешь, этакая полковая Мессалина: темперамент, властность, презрение к людям, страсть к разнообразию. Вдобавок – морфинистка.
И вот однажды, осенью, присылают к ним в полк новоиспеченного прапорщика, совсем желторотого воробья, только что из военного училища. Через месяц эта старая лошадь совсем овладела им. Он паж, он слуга, он раб, он вечный кавалер ее в танцах, носит ее веер и платок, в одном мундирчике выскакивает на мороз звать ее лошадей. Ужасная это штука, когда свежий и чистый мальчишка положит свою первую любовь к ногам старой, опытной и властолюбивой развратницы. Если он сейчас выскочил невредим – все равно в будущем считай его погибшим. Это – штамп на всю жизнь.
К Рождеству он ей уже надоел. Она вернулась к одной из своих прежних, испытанных пассий. А он не мог. Ходит за ней, как привидение. Измучился весь, исхудал, почернел. Говоря высоким штилем – «смерть уже лежала на его высоком челе». Ревновал он ее ужасно. Говорят, целые ночи простаивал под ее окнами.
И вот однажды весной устроили они в полку какую-то маевку или пикник. Я и ее и его знал лично, но при этом происшествии не был. Как и всегда в этих случаях, было много выпито. Обратно возвращались ночью пешком по полотну железной дороги. Вдруг навстречу им идет товарный поезд. Идет очень медленно вверх, по довольно крутому подъему. Дает свистки. И вот, только что паровозные огни поравнялись с компанией, она вдруг шепчет на ухо прапорщику: «Вы всë говорите, что любите меня. А ведь, если я вам прикажу – вы, наверно, под поезд не броситесь». А он, ни слова не ответив, бегом – и под поезд. Он-то, говорят, верно рассчитал, как раз между передними и задними колесами: так бы его аккуратно пополам и перерезало. Но какой-то идиот вздумал его удерживать и отталкивать. Да не осилил. Прапорщик, как уцепился руками за рельсы, так ему обе кисти и оттяпало.
– Ох, какой ужас! – воскликнула Вера.
– Пришлось прапорщику оставить службу. Товарищи собрали ему кое-какие деньжонки на выезд. Оставаться-то в городе ему было неудобно: живой укор перед глазами и ей, и всему полку. И пропал человек… самым подлым образом… стал попрошайкой… замерз где-то на пристани в Петербурге…»
А другой случай был совсем жалкий. И такая же женщина была, как и первая, только молодая и красивая. Очень и очень нехорошо себя вела. На что уж мы легко глядели на эти домашние романы, но даже и нас коробило. А муж – ничего. Все знал, все видел и молчал. Друзья намекали ему, а он только руками отмахивался. «Оставьте, оставьте… Не мое дело, не мое дело… Пусть только Леночка будет счастлива!..» Такой олух!
Под конец сошлась она накрепко с поручиком Вишняковым, субалтерном из ихней роты. Так втроем и жили в двумужественном браке – точно это самый законный вид супружества. А тут наш полк двинули на войну. Наши дамы провожали нас, провожала и она, и, право, даже смотреть было совестно: хотя бы для приличия взглянула разок на мужа, – нет, повесилась на своем поручике, как черт на сухой вербе, и не отходит. На прощанье, когда мы уже уселись в вагоны и поезд тронулся, так она еще мужу вслед, бесстыдница, крикнула: «Помни же, береги Володю! Если что-нибудь с ним случится – уйду из дому и никогда не вернусь. И детей заберу».
Ты, может быть, думаешь, что этот капитан был какая-нибудь тряпка? размазня? стрекозиная душа? Ничуть. Он был храбрым солдатом. Под Зелеными Горами он шесть раз водил свою роту на турецкий редут, и у него от двухсот человек осталось только четырнадцать. Дважды раненный – он отказался идти на перевязочный пункт. Вот он был какой. Солдаты на него Богу молились.
Но она велела… Его Леночка ему велела!
И он ухаживал за этим трусом и лодырем Вишняковым, за этим трутнем безмедовым, – как нянька, как мать. На ночлегах под дождем, в грязи, он укутывал его своей шинелью. Ходил вместо него на саперные работы, а тот отлеживался в землянке или играл в штос. По ночам проверял за него сторожевые посты. А это, заметь, Веруня, было в то время, когда башибузуки вырезывали наши пикеты так же просто, как ярославская баба на огороде срезает капустные кочни. Ей-Богу, хотя и грех вспоминать, но все обрадовались, когда узнали, что Вишняков скончался в госпитале от тифа…
«Да святится имя твое…» (по рассказу А.И. Куприна «Гранатовый браслет»)
/ Сочинения / Куприн А.И. / Гранатовый браслет / «Да святится имя твое…» (по рассказу А.И. Куприна «Гранатовый браслет»)
Тип: Проблемно-тематический анализ произведения |
Любовь, похожая на сумасшествие; любовь-сумасшествие; любовь, доводящая до сумасшествия… Пожалуй, ярче всего эту метафору воплотили в своих произведениях русские писатели рубежа 19 – 20 веков – Бунин и Куприн.
Рассказ А.И. Куприна «Гранатовый браслет» — полное тому подтверждение. В этом произведении сталкиваются две философии любви. Одна принадлежит княгине Вере Николаевне Шеиной и ее окружению. Куприн показывает, что современная ему аристократия разучилась любить по-настоящему. Искренняя любовь для нее заменилась привычкой, дружеской симпатией, просто необходимостью. Именно такую подмену мы наблюдаем в отношениях Веры Николаевны и ее мужа.
Брат же княгини вообще вычеркнул любовь из своей жизни – он не женат и не собирается жениться. Для него любовь давно перестала быть насущной потребностью. А вот сестра Веры Николаевны страдает от отсутствия любви. Она замужем, но не любит своего мужа. Именно поэтому ходят слухи о ее многочисленных романах, однако и в них Анна Николаевна не находит счастья.
Писатель показывает, как умные, образованные, красивые люди проживают свою жизнь впустую, не имея главного – любви. Эту мысль подчеркивает и описание увядающей осенней природы в начале рассказа – она постепенно впадает в спячку, как и герои рассказа.
Но есть в «Гранатовом браслете» и другой взгляд на любовь. Его воплощает невзрачный, на первый взгляд, герой, из разряда «маленьких людей». Господин «Г.С. Ж» — мелкий служащий на почте. Как сам он признавался, в жизни его ничего особенно не интересовало — «ни политика, ни наука, ни философия, ни забота о будущем счастье людей…»
Но внезапно эта «серая» жизнь озарилась божественным светом – Любовью к княгине Шеиной. Желтков прекрасно понимает, что никогда не сможет даже приблизиться к своей возлюбленной – настолько велика разница между ними. Но мы видим, что этого герою и не нужно. Он несказанно счастлив тем чувством, что поселилось в его сердце. Благодаря ему жизнь «маленького человека» Желткова наполнилась смыслом, связью со всем миром и Богом: «Я бесконечно благодарен Вам только за то, что Вы существуете… я в восторге говорю: «Да святится имя Твое».
Эта «высшая» любовь обрушилась на Желткова совсем внезапно – он случайно увидел Веру Николаевну в ложе цирка. И в ту же минуту понял: «…я ее люблю потому, что на свете нет ничего похожего на нее, нет ничего лучше, нет ни зверя, ни растения, ни звезды, ни человека прекраснее Вас и нежнее». Для этого героя в княгине Шеиной «как будто бы воплотилась вся красота земли…»
Поначалу Желтков не знал, что ему делать со своим чувством. Сбежать, уехать в другой город? Но он отлично понимал, что не сможет убежать от своего чувства, от своего сердца. Именно поэтому герою ничего не оставалось, как только принимать ниспосланную ему свыше любовь, и наслаждаться теми редкими вещами, которые напоминали ему о Вере Николаевне. Так, он признается княгине, что у него есть «…платок, который, я признаюсь, украл. Вы его забыли на стуле на балу в Благородном собрании. Вашу записку, — о, как я ее целовал, — ею Вы запретили мне писать Вам. Программу художественной выставки, которую Вы однажды держали в руке и потом забыли на стуле при выходе…»
Для Желткова его чувство было божьим даром, он испытывал огромную благодарность за него и к создателю, и к Вере Николаевне. Именно поэтому герой решился, в порыве чувств, подарить княгине самое дорогое – гранатовый браслет. Это не очень, в сущности, красивое украшение – семейная реликвия Желткова: «Он был золотой, низкопробный, очень толстый, но дутый и с наружной стороны весь сплошь покрытый небольшими старинными, плохо отшлифованными гранатами… Когда Вера случайным движением удачно повернула браслет перед огнем электрической лампочки, то в них, глубоко под их гладкой яйцевидной поверхностью, вдруг загорелись прелестные густо-красные живые огни».
Мне кажется, что этот браслет символизирует любовь героя и сущность этого человека, в котором под непритязательной внешностью таится огромный потенциал любви.
В конце концов, Желтков принимает решение уйти из жизни. Он понимает, что мешает Вере Николаевне, компрометирует ее имя в обществе, усложняет ее отношения с мужем. Кроме того, Желтков, мне кажется, решает, что самое лучшее всегда с ним и он унесет это с собой.
На прощание герой оставляет княгине свое благословение — в виде сонаты Бетховена, которая наполнена любовью и светом: «И в уме ее слагались слова. Они так совпадали в ее мысли с музыкой, что это были как будто бы куплеты, которые кончались словами: «Да святится имя Твое».
Вера Николаевна смогла оценить чувство нелепого «Г.С. Ж». Она поняла, что в его душе жила огромная любовь, которой Бог отметил этого человека. Однако все окружение княгини считало Желткова сумасшедшим, чуть ли не опасным маньяком, которого следует изолировать от общества.
Думаю, такое разное отношение к этому чувству связано с внутренним миром героев. В княгине Шеиной еще была жива способность любить, она еще помнила об этом свойстве человеческой души. В этом понимании с ней был солидарен и старый генерал Амосов. А муж и брат Шеиной давно утратили способность к этому чувству, их сердца и души окончательно омертвели.
Сам Куприн считал чувство Желткова истинной любовью, столь редкой в его время. Он описал его в своем произведении, напоминая людям об этой истинной потребности души, которая помогает полнокровно жить и быть счастливым.
Беру!
0 человек просмотрели эту страницу. Зарегистрируйся или войди и узнай сколько человек из твоей школы уже списали это сочинение.